Пришей мое тело к душе

Шей, шей, шей. Пришей мое тело к душе. Йолу не видит, Йолу ослеп давно, за ворот черного одеяния иглой приколота нить. Йолу шьет, белыми пальцами ощупывает узор, белые, слепые глаза движутся, мутному молоку в них плавать и быть. Йолу молчит, Йолу улыбается, ловит вкус, запахи, на звук — пару монет. От иглы его на шелке растут цветы, журавли летят, пусть и краски в них нет. Йолу в черное облачен, в мрак облачен, мраком одет. Только в волосах, в пламенных волосах ярко-рыжий цвет. Йолу никто не боится, не трогает, но и не выдерживает пустой взгляд. Йолу нравится девушка — так говорят. Быстроногая Ала — лисий взгляд, колокольчик-смех. Ала в дом приглашает каждого, каждый уходит счастлив и пьян, шепчут старухи — «грех!» Ала любит плясать — не угонишься в танце за ней. Каждый день — музыка, веселье, радость из открытых ее дверей. Вот, в город пришла весна: вишни, сливы цветут, сладок воздух, сладок песни звук. Йолу слушает, улыбается, не берет ничего — как что знает! — из протянутых рук. Йолу приходит ночью — черной — в цвет одежд. Входит в дом, обувь снимает, стряхивает с подола грязь и воду, весну, запахи и пыль новых надежд. Музыка звучит и по ней Йолу идет. Колокольчики в комнатах звенят, как весна, как веселье, душа — Ала ждет, Йолу идет не спеша. Ночь рассветет, осветится днем — Йолу исчезнет из дома с ней. А пока — т-ш-ш-ш, — ласковее, нежнее шей! Ала, выпил ли гость твой чашу до дна? Нечего делать тут без дела и без вина, ночь по весне еще холодна. Из пустых, распахнутых, пьяных глаз вытекает душа, спина, плечи, кожа белая Алы хороша, хороша! К праху прах, к тлену — тлен, а рука в руке. Ала тканью глаза повязала, льдинка на языке. Лишь другой душой, нет, двумя, прикрепляется к телу душа — Ала губы кусает и ждет — Йолу шьет неспеша.