Ты сам на это подписался

Стоит передо мной такой наглый, уверенный, будто делает мне одолжение, находясь здесь. Совершенно расслабленный и спокойный, сунул руки в карманы и даже не смотрит на меня. Словно, да, я тут, но мне все равно. Темными глазами оглядывает комнату, пробегается по высоким потолкам, оглядывает мой рабочий стол, заваленный бумагами, большие зашторенные окна и чуть задерживается на кожаном диване. Смотрит как-то скептически и все-таки оглядывает меня. Парень мельче меня раза в два, с виду вообще дохляк, а гонора столько, что вот-вот польется из ушей. Вообще, он довольно красивый, в моем вкусе. Не коротышка, но рост не высокий, вроде совсем тощий в сравнении со мной, можно одной рукой хребет переломить, но плечи широкие, а задница ладненькая круглая упругая, успел заценить, еще когда заезжал к нему домой. Волосы темные, кудрявые, но не пушатся как у одуванчика, спадают вдоль четко очерченных скул. Так и хочется запустить ладонь ему волосы и сжать на затылке. Оттянуть назад, заставить посмотреть в глаза с покорностью, заставить бояться меня, ведь бояться есть чего. Но этот паршивец лишь ухмыляется, смотрит с высоты своего роста, надменно и властно. Как точно не положено смотреть жалкому человечишке на главу одного из величайших домов Темного мира. Одет он бедно, видно, что семья не богатая даже по человеческим меркам. Джинсы явно велики, на бедрах держатся только за счет ремня, кофта старая, в катышках, протертая в нескольких местах и заштопанная заплатками. - Сними толстовку,- говорю спокойно жестко, и на секунду он вздрагивает. Брови едва ползут вверх, но тут же собирается и улыбается едко. Смотрит презрительно, но выполняет приказ.- Ты же понимаешь что я могу тебя не просить? Могу заставить тебя упасть на колени и обкончаться щелчком пальцев? Могу заставить тебя бояться, трястись и скулить словно щенок,- выплевываю это ему в лицо, пока он не спеша снимает верх, но остается в футболке. И только когда заканчивает, возвращает взгляд к моему лицу, продолжаю.- Знаешь почему я этого не делаю? Потому что хочу чтобы ты до конца своей короткой жизни помнил, что все, что будет происходить в этой комнате не принуждение. Ты сам сюда пришел и сам остался. Злится. Вот теперь по настоящему. Сжимает челюсть до выпирающих желваков, а кофту в руках стискивает так сильно, что костяшки белеют, а не такие уж тонкие, как казалось, запястья демонстрируют жилки. - Футболку тоже сними,- говорю с легкой ухмылкой, потому что рад его выбесить. Все еще злится, но слушается. Кидает снятую тряпку прямо на пол, не боится испачкать. И в пару движений скидывает футболку туда же в кучу. А он не такой дохляк, как я думал, я бы даже сказал жилистый. Обычно подобные мне, дети ночи, предпочитают более тонких человеческих особей, но этот, со слабой прорисовкой мышц под бледной кожей, мне нравится. Сладкий. Поднимаюсь с кресла и направляюсь к нему. Невысокий даже для человека, даже не доходит мне до плеча. Но пахнет вкусно: дешевым мылом, сладкой кровью и еще чем-то, что я пока не могу распробовать. Думаю это его человеческий запах. Приятно. Кожа ровная, чистая, совсем белая на фоне моей смуглой, и я с восторгом представляю, как будет смотреться моя большая ладонь на его маленькой заднице, как приятно будет оставить на ней синяки от пальцев, а шею разукрасить яркими бордовыми засосами. Член дергается в штанах от одной только мысли, но пока не касаюсь его, терплю. - Почему на тебе нет укусов вампиров? Отпечатков хвоста суккубов? Или еще чего-нибудь подобного?- обхожу его, кружу: хищник осматривает свою жертву. - Потому что я не шлюха! И подстилаться под таких выродков как ты… Давится воздухом на полуслове, потому что слишком легко сдавить горло, не позволить дышать. Легким взмахом руки могу убить и выбросить на помойку уже никому не нужный мусор. Но я перекрываю воздух ровно настолько, чтобы пухлые губы распахнулись в жалких попытках вдохнуть, чтобы испуганно дернулся, чтобы глаза расширились, а тонкие пальцы вцепились в мое запястье. Словно муравьишка, дрожащий за свою жизнь под тяжелым сапогом. Много лет эти жалкие существа правили миром, а теперь существуют лишь для того, чтобы удовлетворять наши потребности. На удивление полезные слабые глупые существа. Кровь, сердце, душа, печень, мясо, скелет, даже эмоции - почти все может пригодиться в Ночном мире. - По осторожнее, малыш. Только от меня зависит, вернешься ли ты домой,- выдыхаю это ему в лицо и возвращаюсь в кресло.- Раздевайся. Он дышит рвано, сердце сбилось с привычного ритма. Кашляет несколько раз и совершенно не слушает меня, просто пытается дышать. - Раздевайся или уходи. Тогда я приглашу к себе твою сестренку. Дергается как от пощечины, но теперь слушается. Дрожащими пальцами расстегивает ремень, но не успевает коснуться пуговицы, так как джинсы сами падают до лодыжек. Ноги у него тоже поразительно красивые, ровные, длинные, стройные, как у девочки, но не безволосые. А жаль. - Дальше,- холодно требую я, когда зависает на резинке трусов. Смотрит зло, буквально пропитывает воздух горячей ненавистью, но делает, что говорю. Белая тряпка легко скользит по ногам и отправляет к прочей одежде. Носки откидывает сразу за ней. Вот теперь как надо. Абсолютно голый. И сквозь горький аромат ненависти просачивается легкой дымкой пряный запах смущения. И это до безумия вкусно. - Руки по швам. Убирает ладони от паха, вытягивает вдоль бедер, но в глаза не смотрит, прячется за длинными прядями. Красивый настолько, что хочется чуть-чуть подпортить. Просто чтобы не зарывался больше, чтобы не смотрел на меня так надменно. Оставить небольшой шрам на косых мышцах, укус на бедре или пару глубоких царапин на этих идеальных ногах. Член ожидаемо не стоит, но даже сейчас могу подметить, что явно не маленький, для человеческой особи, конечно. В паху тоже не бритый, и это немного расстраивает, но не настолько, чтобы заострить на этом внимание или остановить веселую игру. Переминается со стопы на стопу, то ли от холода, то ли от неловкости, но больше прятаться не пытается. - Язвить и шутить настроение отпало?- усмехаюсь я. - Могу анекдот рассказать, если Вам скучно,- ядовито выплескивает он, а я делаю зарубку на подкорке, что точно его сегодня отшлепаю. - Повернись, дай полюбоваться твоей задницей. Поворачивается без комментариев. Все-таки понимает, что иногда стоит придержать язык за зубами. Просто, видимо, не всегда получается. А задница, как я и думал, отменная. Крепкая, упругая и гладкая как у младенца. Черт! А эти ямочки на пояснице и вовсе сводят с ума. Так и хочется провести по ним большим пальцем, кажется, он будет смотреться там идеально правильно. Какой же сладкий мальчик попался мне в руки. - Наклонись вперед и раздвинь булки. Дай посмотреть на твою дырочку. Вздрагивает, напрягается и не спешит выполнять приказ. Пряный аромат даже застилает горечь. Делает пару вдохов-выдохов и все-таки наклоняется вперед. Разводит ладонями задницу, а на мягких половинках тут же образовываются красные пятна от пальцев. Черт! - Ноги шире и в пояснице прогнись. Вот так, молодец. А там он абсолютно гладкий, ни единого волоска. И дырочка тугая, розовая и совершенно точно не пользованная ни одним членом. А мой собственный уже готов порвать серую ткань простых серых деловых брюк. - Ты знаешь кто я? - Нет,- голос все такой же уверенный, твердый, пренебрежительный, хотя поза более чем смущающая. - Я глава одного из сильнейших домов Темного мира. Дома демонов,- вздрагивает, чуть ведет плечами и оборачивается, но тут же отводит взгляд. Нас осталось мало, но те кто есть, сильнейшие из мира существующих.- А ты знаешь, чем питаются демоны? - Нет. - Эмоциями людей. Гнев, страсть, любовь, похоть, смущение, возбуждение - мы усиливаем их многократно и выпиваем до капли. Но с людьми трахаемся довольно редко. Рассказать почему? - Даже если скажу нет, ты ведь все равно расскажешь, верно? - Я бы на твоем месте не бесил того, чей член скоро окажется в твоей заднице. - И почему вы трахаетесь с людьми очень редко? - Потому что люди совершенно не выносливые, слабые, а их организмы так хрупки. Выходят из строя уже после двадцати четырех часов беспрерывного секса, а то и раньше.- его руки на ягодицах дрогнули.- А для нас это только прелюдия. Но я постараюсь тебя не убивать. Честное слово,- хихикнул я, но он кажется шутку не оценил.- Подойди. Выпрямляется даже с облегчением и подходит ближе. На бледных щеках виднеется явный румянец и это заводит не хуже хорошо оттопыренной попки. Значит не такой сухарь, каким хочет казаться. Значит все-таки нервничает, боится. - Ты ведь почистил себя, как я тебе сказал? Краснеет еще сильнее, а в глазах вспыхивает уже привычный огонь, и это говорит ярче тысячи слов. - Иди на диван,- разворачивается и тут же получает смачный шлепок по заднице. Чуть ахает больше от неожиданности и поглядывает на меня сердито, через плечо. Но к месту идет уверенно.- Коленями на диван, грудью на спинку,- иду за ним, но не спешу, позволяю себе вдоволь насладиться этой задницей. - Давай, ты же умеешь уже. Спину прогни, ноги шире. Еще. Еще. Вот так хорошо. Теперь то, что надо. Поза блядски не приличная, прекрасно демонстрирует мне и округлую задницу, и узкую дырку, и яйца, и все еще вялый член. Но мы ведь еще даже не начали. - А теперь мы поиграем в одну игру. Думаю, тебе понравится. С характерным щелчком открываю тюбик смазки и резко, без предупреждения ввожу в узкое отверстие. Горлышко имеет каплевидную форму, приносит ему лишь легкий дискомфорт от неожиданного вторжения, и он лишь шипит, но даже не пытается отстраниться. -Хороший мальчик, - глажу по заднице свободной рукой и резко ввожу добрую половину смазки внутрь. Выгибается и стонет так резко, что вот вот захрустят позвонки, а голос сорвется на жалобный писк. Едва ли не мурашками покрывается с ног до головы, потому что смазка холодная, потому что скользнув внутрь начинает быстро таять о горячие стенки кишечника, потому что, растаяв, тут же теряет гелевую текстуру и стремится вытечь из тут же поджавшейся дырочки. - А теперь правила игры,- задница напряжена и от этого ее гладить в разы приятнее, и я этим пользуюсь: глажу, мну, развожу в стороны.- Сейчас я выпорю тебя за каждый неодобрительный взгляд, за каждое неуважительное слово. Буду пороть, пока твоя задница не покраснеет, а ты будешь считать. Хоть капля упадет на диван - начинаем сначала. Собьешься со счета - начинаем сначала. Попросишь остановиться - начинаем сначала. Ясно? - Да,- голос дрожит, и я вижу как судорожно сжимается отверстие, поблескивая смазкой. Ласково поглаживаю мягкие половинки, чуть сжимаю, щипаю, заставляю их порозоветь, и только потом бью. Не сильно, не для того, чтобы причинить вред. Только чтобы ощутил расползающееся жжение и огонь, охватывающий нежную кожу. А он только шипит в сгиб локтя, едва вскидывает голову и сильнее стискивает плотную кожу дивана. - Давай, мальчик мой. Ты же не хочешь расстроить своего господина. Тебе это ой как не понравится. - Один,- хрипит он сквозь зубы, а я слышу недовольство в голосе и мысленно отмечаю, что за это подарю ему еще один шлепок. Второй шлепок обрушивается на вторую половинку, которая тут же краснеет, проявляет на себе след моей крупной ладони. И я жадно тискаю ее, разгоняю тепло по коже. Парень едва успевает сосчитать, как еще два удара обрушиваются на его попку. И он уже даже не шипит, скулит, словно щенок и вжимается в спинку, уводит задницу от меня и поджимает ее так сильно, что на пухлых ягодицах выступают ямочки. - Хочешь начать сначала? Тут же слушается и возвращается в исходную. Ворчит что-то себе под нос, но я слишком увлечен, чтобы обратить внимание. - Три, четыре. - Хочешь попросить меня прекратить? - Нет. Продолжайте,-практически рычит, злится, но терпит. - Пять… Выгибает спину - Шесть…. Вскрикивает. - Семь… Еще, еще и еще. Не останавливаюсь пока его задница не начинает гореть алым, а жар не начинает чувствоваться даже через мои брюки. Член уже до боли стоит, желает втиснуться в тесное нутро, но я продолжаю, пока не звучит цифра “двадцать пять”. Он едва стоит, покачивается на совершенно не устойчивых коленях и дышит тяжело. По спине к пояснице катятся редкие бисеринки пота, волосы взмокли. Но больше всего радует то, что не смотря на боль, ее яркий, пусть и не удушающий запах, я чувствую сладость. Словно жженая карамель где-то на периферии сознания. Многие в моем мире любят запах боли. Он острый, терпкий, щекочущий нервы. Но я люблю его лишь как дополнение к более яркому чувству. Возбуждение. Оно может быть ярким, приторно-сладким или с горчинкой. Может душить своей насыщенностью, а может лишь окрашивать симфонию других более ярких ароматом. И сейчас в нем я чувствую целый клубок эмоций: боль, ненависть, злость, страх, возбуждение - и это настолько прекрасно, что я наслаждаюсь этим, тону в его чувствах и сам не замечаю, как запускаю ладонь в мягкие волосы, чуть оттягиваю назад, заставляю посмотреть в глаза. Только сейчас понимаю, что они совершенно не темные, как мне показалось сначала. Синие, словно глубокое море или бесконечно далекое небо, а смотрят с такой же яростью, как и десятки минут назад у двери. Губы распахнуты, припухли от постоянных покусываний, а щеки залил яркий румянец, почти сливающийся по цвету с его задницей. Свободной рукой сдавливаю челюсть, заставляю открыться шире и впиваюсь в его рот жадно. Даже не целую, просто пропихиваю нечеловечески длинный язык ему в рот и начинаю трахать. Он тут же захлебывается, цепляет за руку, пытается отстранится, но куда ему тягаться силой с демоном. Кажется даже дышать нормально не может, только жалко задыхаться, улавливать крупицы воздуха сквозь поцелуй. Слюны слишком много, потому что поцелуй больше животный. Она скапливается в уголках губ, стекает по подбородку, а дальше растирается моими пальцами по шее. Освобождаю его рот, только когда начинаю чувствовать, что сопротивления почти нет, а от нехватки кислорода у него явно начинает кружиться голова. Кусаю его губы, о ласке не идет и речи. Кусаю не сильно, хотя острые клыки легко могут вспороть нежную кожу. И парнишка даже не сопротивляется. Только дышит очень часто и позволяет мне делать все, что захочу. Отпускаю его челюсть. Рукой следую ниже, хватаю горло и чуть сжимаю. Не хочу душить, только чтоб снова уловить трепет в юном теле. Оглаживаю ключицы, задерживаюсь на плоской груди и чуть играю с сосками. Так же грубо и беспощадно, как и целую снова, проталкивая язык в его рот. Он дергается, а запах возбуждения все сильнее затапливает комнату, а когда спустившись по плоскому, чуть подкаченному животу, обхватываю его член, и вовсе понимаю, что у парнишки уже давно стоит. Сжимаю у основания, поглаживаю головку большим пальцем, а парень как-то болезненно стонет мне в рот. Толкаю его обратно на спинку дивана и возвращаюсь к заднице. Со своей задачей парнишка точно не справился. Смазка уже вовсю течет из тугого кольца мышц, струиться по бедрам и скапливается небольшой лужицей у колен. И это зрелище так восхитительно смотрится на фоне алых ягодиц, что я вовсе готов потерять рассудок. Беспомощно рычит, когда я сильнее оттягиваю ягодицы и заставляю мышцы приоткрыться за счет натяжения. Пара крупных капель тут же соскальзывает по яйцам, но я успеваю подхватить их пальцами, с лету засаживую в тугую дырочку сразу два. Он шипит, выгибается и болезненно стонет. А я, не давая привыкнуть, начинаю трахать его ими, вдалбливать по самые костяшки, оглаживать бархатные стенки. И сам не замечаю, в какой момент он начинает подаваться навстречу. А когда внутри я задеваю заветную точку, его и вовсе подкидывает и уже совершенно не сдерживаемый стон разлетается по кабинету. Не думал я, что этот вечер будет таким веселым. - Чувствуешь? Сейчас станет еще лучше. Мои пальцы толще и длиннее его раза в два, поэтому, когда входит третий, он уже и вовсе вскрикивает от ярких поступательных движений. Выдергиваю пальцы с громким хлюпающим звуком и с удовольствием наблюдаю, как смазка еще быстрее начинает затоплять стройные бедра. - Смажь меня,- приказываю я и киваю на полупустой тюбик. Парнишка едва не соскальзывает коленями с дивана, но слушается, хоть руки изрядно трясутся. Пока пытается справиться с колпачком, раздеваюсь быстро. Я широкий, крупный, накаченный, кое где тело покрыто боевыми шрамами, но те почти затянулись и исчезли. А парнишка медленно скользит взглядом по рельефу мышц, а когда натыкается на немалых размеров стояк и вовсе пугается. - Нет,- он мямлит задушено и вжимается в спинку дивана. Лицо становится белым, неприкрытый страх проскальзывает в запахе и даже член чуточку опадает..- Нет,- повторяет словно бреду.- Я… Вы порвете меня. Демонстративно закатываю глаза и без труда ставлю его обратно на колени. Он сопротивляется пытается вырваться, но я легко выкручиваю руки и кладу измазанную в смазке ладонь на свой стояк. Дергается, пытается отстранится, а я, та еще сволочь, наклоняюсь к его уху и шепчу с самодовольством: “Скажи спасибо своему папочке за то, что сейчас будет. Не надо было занимать деньги, если не можешь отдать”. Дергается сильнее, уже откровенно психует, шепчет себе под нос ругательства и слова ненависти. Мне не требуется много усилий, чтобы его ладонью провести по своему стояку. Также не требуется много усилий, чтобы удержать вертящиеся из стороны в сторону бедра на месте. А вот войти, когда партнер напряжен и скован страхом сложно. - Малыш,- склоняюсь к уху, едва покусываю мочку,- ты должен расслабиться,- следую поцелуями ниже, оставляю пару крупных засосов на шее.- Тебе понравится, поверь,- целую плечи, чуть прикусываю сонную артерию. И он успокаивается. Не знаю почему, но, кажется, верит мне и замирает. Дышит глубоко и обмякает в моих крепких объятиях. Головка входит туго, хотя растянул я его достаточно хорошо. Едва протискивается в узкую дырочку под тихие шипения парня. Но, отдаю ему должное, он не зажимается, иначе обоим причинил бы дискомфорт. И не двигается, только дышит задушено. Когда головка протискивается, становится легче. Дальнейшее проникновение только вопрос времени. Я действую аккуратно, медленно, ведь не хочу его порвать. Не хочу перебивать этот сладкий аромат возбуждения, боли, ненависти и совсем чуточку страха грубым запахом человеческой крови. - Черт,- в какой-то момент шипит он.- Я больше не могу. Я переполнен. Снова начинаю покрывать поцелуями тонкую шею, вылизываю длинным языком каждый изгиб. Особенно сладко ощущается пульсирующая артерия у основания шеи. И я против воли рычу, когда крупные яйца наконец шлепаются об измазанный смазкой ягодицы парня. Дышит затравленно. Словно сейчас умрет, и я даю ему время привыкнуть. В это время играю с покрасневшими сосками, чуть ласкаю опавший член, перебираю в руках яйца, оглаживаю бедра, чуть сжимаю ягодицы и чувствую как успокаивается. Напоминает мне Черного кота, что млеет от ласк готовый разурчаться, но стоит чуть не по шерсти - сожрет. Начинаю двигаться медленно, не спеша. Выхожу практически до конца, а потом проникаю до основания. Все медленно и очень аккуратно. Вначале он напрягается, дышит рвано, но уже скоро привыкает, начинает неспешно подаваться вперед. А когда я нахожу вновь его простату, он выгибается и стонет… крышу срывает окончательно. С каждым толчком начинаю вбиваться в него все яростнее, а стоны рвущиеся из груди становятся все громче. А от симфонии запахов в комнате начинает кружится голова. Сам не осознаю, но в какой-то момент резко покидаю его тело и опрокидываю на спину. С готовностью раздвигает ноги, а я закидываю их на плечи и сгибаю парня в немыслимой позе. Кажется могу сломать, но он не протестует, растяжка просто потрясающая. Вбиваюсь в его узкое, такое мелкое в сравнении с моим тело яростно, резко, до синяков сжимая узкие бедра в своих руках. И с удовольствием наблюдаю, как румянец на щеках расползается по всему лицу, перетекает на шею и уши. Уже давно не закусывает губы и не сдерживается. Стонет так, что наверняка слышно во всем особняке, и только подается навстречу. Задница выше головы, а все еще может двигаться. Черт! Но больше всего поражают его глаза. Люди бояться смотреть в глаза демоном и не беспочвенно. В нашем мире это считается неуважением. А этот… этот невозможный пацан смотрит уверенно, с вызовом и не скрываемым удовольствием. Мол, давай, покажи все, на что ты способен. И я цепляюсь за этот взгляд, уже не могу отвернуться. Кончает быстро, ярко. Сжимает тонкие пальцы на моих плечах и даже не стонет, воет и все так же не отводит темный взгляд от моих алых глаз. А я даже не останавливаюсь. Чувствую, как тугие стенки плотнее сжимаются на моем члене, знаю, что сейчас стал в разы чувствительнее, и даже не думаю снизить темп. Не знаю сколько раз он кончил, прежде чем мы снова меняем позу. Кажется три или четыре, но в последний оргазм он даже не выбрызгивает семя, кончает на сухую. Ставлю его в коленно локтевую… Хотя, это слишком громко сказано. Падает просто лицом в диван и даже задницу не может держать, ноги разъезжаются, как у олененка на льду. Стоит на коленях только за счет моих рук на его бедрах. Вхожу легко по накатанной, но вместо того, что начать вколачиваться, тяну на себя. Усаживаю на своем члене и, придерживая за живот, начинаю толкаться. Теряюсь во времени и даже не замечаю, когда стоны превращаются в хрипы. И он уже даже не подмахивает, кажется отрубился. Но когда кончаю глубоко в его задницу, вдруг вскидывает голову и дышит задушено. - Больно. Больно,- повторяет он и пытается слезть с меня, но я не даю. Вжимаю сильнее в свои бедра и с чувством вонзаю клыки в шею.- Сука! Лишь когда оргазменные судороги отпускают, а волна удовольствия, прокатившись по всему телу, отходит, аккуратно опускаю его на диван. И картина передо мной более чем возбуждающая: волосы взмокшие, шея раскрасневшаяся засосами, на плечах виднеется несколькими легких укусов и один багровеющий, текущий алой кровью, на бедрах виднеются проявляющиеся синяки, а задница багровеет после порки. Но больше всех впечатляет бывшая узенькой дырочка, сейчас алая, распухшая, растраханная, а из нее сперма толчками выплескивается на диван. Собственный член дергается, готовый ко второму раунду, но я решаю отступить. Укрываю его, попавшей под руку дорогущей накидкой из драконьей кожи и отхожу. В комнате витает сладкий запах возбуждение человека, секса и спермы, и мне более чем хорошо.