х х х Me and you We were made to break I know the truth But it’s much too late х х х
Раскладывая вещи в уже привычной для них с Блейном спальне, Куинн не может перестать мысленно перебирать воспоминания. Они множество раз бывали в коттедже Андерсонов и почти год делили одну комнату на двоих. Конечно, сама спальня ничем не изменилась — те же белые занавески, что пропускали по утрам солнечные лучи, та же маленькая лампа, к которой всегда тянулся Блейн перед сном. Та же кровать, только вот в этот их приезд Куинн будет спать на ней одна. Сначала она была резко против этой затеи. Официально они ещё не расстались, никому не сказали, но и Куинн, и Блейну было ясно, что это конец. Блейн уходил к Курту Хаммелу, а Куинн потихоньку пыталась это принять. Вместе ехать на день рождения тёти Блейна, делать вид, что они всё ещё пара, провести вместе четыре долгих дня? Нет. Но в итоге она согласилась, потому что уговорил Блейн, потому что сказал, что пока не может и не хочет говорить родителям и тёте тоже. Потому что Курта брать было слишком рано, а один он бы не справился с собственной семьёй. Но Куинн не чувствовала себя обманщицей. Не ощущала вины перед матерью Блейна или этой спальней. Даже если они больше не вместе, Куинн была частью этой семьи и этого дома и заслужила своё место, заслужила их улыбки и объятия. Её одолевала печаль лишь потому, что терять своеобразной семью, ставших за год родными людей было тяжело. Поправляя складки на одеяле, Куинн думает, что эта спальня не видела огня страсти или злости. Между ними с Блейном вообще не было огня, только в хорошем смысле. Были нежность, забота, понимание и честность. Разговоры в саду, шутки за семейным обедом, напевание по утрам и плетение косичек из светлых волос — воспоминания о них с Блейном безмолвно и неторопливо качают Куинн, словно волны. Блейн был… Она не знает, как закончить предложение. Теперь их любовь казалась ей странной: неправильной, ненастоящей и обречённой. Где-то в глубине души Куинн всегда ждала конца, знала, что он придёт. Они с Блейном никогда не принадлежали друг другу, даже в самые интимные моменты она знала, что это не навсегда. Но Куинн и не хотела, чтобы Блейн признавался ей в любви, писал сонеты и горел от страсти. Чем бы это ни было, это было идеально, они были идеальны. Блейн был... родным.х х х
Спустя несколько часов, проведённых за праздничным обедом, поздравлениями и светскими беседами, Куинн поднимается в свою спальню, куда Блейн ускользнул с полчаса назад. — Как ты? — пронзает тишину нежный вопрос, и Блейн оборачивается на знакомый голос. — Нормально, вот пишу потихоньку, — отвечает он со вздохом и поворачивается к письменному столу. Как бы ни была важна эта поездка, у него есть диплом, что сам себя не напишет. Он разминает шею, из-за чего слышится тихий хруст и ещё один вздох. — Работа помогает избавиться от эмоций. Блейн вздрагивает и трёт пальцами веки. «И это тоже», — думает он. — Ты сам когда-то сказал, — аккуратно уточняет Куинн, садясь на кровать. — Знаю, наверное, тебе нужно побыть одному, но я всё же… Я не хочу быть одна, Блейн. Эту боль легче разделить. Блейн разворачивает стул и всматривается в глаза Куинн, понимая, что избегать их — не лучшая тактика. Он не знает, легче ли разделить эту боль или закопать всё так глубоко, чтобы не вспомнить до конца своих дней. Но последний год Куинн была его партнёром во всех преступлениях, и он привык ей доверять. — Что ты хочешь делать? — спрашивает он, вновь доверяя Куинн и надеясь, что это вновь придаст ей спокойствия. — Я хочу размять тебе плечи, потому что ты опять сутулился, — после некоторого молчания отвечает Куинн так быстро, что Блейна смешит внезапная перемена настроения. Внезапная, но нужная и приятная. В ответ девушка немного застенчиво улыбается, и Блейн выдыхает, чтобы встать и сесть у её ног перед кроватью. Он расслабляет плечи, ожидая прикосновения знакомых рук и стараясь не думать, что это возможно последний её массаж. Куинн аккуратно прикасается к правому плечу и некоторое время гладит кожу большим пальцем так, как это часто делает Блейн. У неё получается обмануть саму себя, и ей хватает смелости опустить обе ладони на его плечи. Нежно разминая мышцы, касаясь косточек и впадин, Куинн вновь понимает, что хочет слышать голос Блейна, а не тянущую тишину. — Ты ведь не любишь нас обоих? — легко слетает с её губ вопрос, будто на самом деле она спросила, понравился ли ему обед. — Нет, — выдыхает Блейн тяжело. — Я люблю тебя, просто… не так. — А его? — Ещё слишком рано для любви, Куинн. — Но иногда всё ясно с самого начала, — улыбается Куинн и останавливается пальцами на небольшом узелке мышц над ключицей. Хорошенько промяв его и расслабив, она в последний раз проходится ладонями по всей коже и заканчивает массаж. Ничего, кроме искреннего желания, не управляет ей, когда она тянется вперёд и обнимает Блейна за плечи, сталкиваясь висками. — Я не хочу тебя терять, — говорит она и качает головой, когда Блейн делает вдох, чтобы ответить. — Пожалуйста. Ты не должен меня любить, просто… не уходи. Не бросай меня. Можешь не быть моим парнем, не любить меня… но, пожалуйста, не переставай быть родным. Блейн впитывает тяжёлую тишину между ними вместе с теплом рук Куинн. Он не признался в этом, но на самом деле он хотел взять её в эту поездку, чтобы испытать последний раз. Последние объятия, последние слова. Чтобы прочувствовать их расставание, а не скомкать концовку, тем самым осквернив всё, что ей предшествовало. — Я ухожу, Куинн, — тихо повторяет он фразу, которая несколько недель назад стала точкой невозврата. — Но это не конец Куинн и Блейна, поверь мне. Я не выгоняю тебя, мы… да, мы прощаемся, но… с тем, что между нами было, а не друг с другом, понимаешь? Куинн крепче сжала его в объятиях, и другого ответа ему не требовалось. — Ты нужна мне, — выдыхает Блейн так, будто смог наконец признаться в тайне, которую скрывал годами от всего мира. И как всегда, доверие Блейна вернуло Куинн безмятежное спокойствие. Ощущение, что она может отпустить свои страхи и разрушить воздвигнутые стены. — Поцелуешь меня? — Только если хочешь, Куинн.