Орёл

      Судьба, думает Тим, забавная штука. Именно когда ты меньше всего этого ожидаешь, она подкрадывается и кусает тебя за зад.       Это было неизбежно, без сомнений, что они встретятся снова. Ты не можешь избежать кого-то, если вы водитесь в одних кругах, работаете с одними людьми, не важно, как сильно ты стараешься. Рано или поздно, обстоятельства нагоняют тебя, и вдруг ты стоишь лицом к лицу с человеком, которого совсем не ожидал, или не хотел видеть. Так случается каждый раз, и факт того, что это происходит с ним, не должен быть большой неожиданностью. Но он, почему-то, всё ещё остаётся таковым.       Тим приехал в Лондон на съёмки, у них три дня на эту локацию. И из всего населения великой столицы Британии ему пришлось столкнуться с одним человеком, который, ну, Гэри Олдман.       Не то что бы он не думал об этом, конечно. Он даже допускал мысль о том, чтобы наведаться к нему в гости, возможно, если подвернётся случай.       Не факт, что он это сделает. Что он скажет? "Эй, Газ, давненько не виделись, я подумал, что могу заскочить к тебе. Как жизнь?"       Он не может это сделать. Принудительная спонтанность, пресная ложь. Не нужно вопросов, он прекрасно знает, как у Гэри жизнь в последние годы. Он следил за ней на экранах, в газетах, журналах. Следил за фильмами, жёнами, скандалами. Он всё ещё просматривает газеты, ища новости о Гэри, и каждый раз, когда видит о нём хоть строчку, сердце немного подпрыгивает. Он всегда заставляет себя относиться к этому спокойно, делает вид, что это не более чем профессиональный интерес к коллеге актёру.       Но это не так и никогда не будет.

***

      А сейчас он находит себя лицом к лицу с Гэри, блять, Олдманом, обыкновенно облокачивающимся на гримёрный фургон, курящим сигарету. Взлохмаченные волосы, губы сложены в веселой улыбке. Он осматривал Тима. — Навороченный костюм, приятель. Возни, наверное, полно с этим париком каждое утро.       Тим рассеянно проводит ладонью через кудри. Из всех возможных приветственных речей эта была оригинальна, нечего сказать. — Почему ты здесь? — спрашивает он, чувствуя себя вне реальности. Камни под его ногами, дым в воздухе — всё кажется таким сюрреалистичным рядом с Гэри. — Судьба, должно быть, — говорит Гэри, элегантно пожимая плечами. — Судьба, — скептически отвечает Тим. — Или, может, я пришёл, чтобы посмотреть на тебя, — признаётся Гэри.       Тиму это не надо. Ему это совсем, совсем не надо. — Мне... надо быть на площадке, — говорит он лениво.       Улыбка Гэри гаснет, но немедленно возвращается. — Конечно. Встретимся позже? Я буду в городе, в "Ритце".       Гэри развернулся на каблуке и ушёл, хрустя камнями под ногами. И он пропал, вот так.       Как он может всё ещё производить такой эффект на Тима, спустя всё это время? Каждый раз, когда они встречаются, между ними летают искры. Между ними химия. Вот почему они так хорошо выглядят вместе на экране.       И вне экрана, напоминает его подлый мозг.       Гэри красив. Он великолепен в возрасте, думает Тим. Его лицо немного сглажено по краям, а в волосах видна седина, но он всё ещё самый красивый мужчина, которого знает Тим.       "Ритц"... Тим знает, что пойдёт, он не может не пойти. Будущее установлено, и его не изменить. Какую монетку он теперь не подбросит, она выпадет орлом.

***

      Тим входит в бар отеля, который оказался ярко освещённым и хорошо проветриваемым, совсем не таким, как он представлял. Он заметил Гэри у бара, крутящего пальцами. Он выглядит нервничающим, и каким-то образом Тиму становится хорошо от этой мысли. Когда он подходит, Гэри замечает и улыбается, приглашает его присесть. — Я не думал, что ты придёшь. — Я тоже.       Тим заказывает пиво, осторожно глянув на напиток Гэри. Гэри криво улыбнулся. — Не беспокойся, это просто газировка.       Щёки Тима вспыхнули от стыда, и это его раздражает. У него есть право проверить. — Так... значит, ты завязал? Совсем?       Он ненавидит, с какой надеждой это было сказано, но он просто хочет знать точно.       Гэри вздохнул. — Хотелось бы сказать "да", мужик. Но я не могу быть на сто процентов уверен. То есть, сейчас я думаю — больше никогда. Но я могу измениться. Всё может измениться.       Тим понимает, думает он, но он ничего не может поделать с тяжёлым ощущением внутри. — Ага, — выговорил он.       Значит, ничего не поменялось, и правда. Гэри всё ещё Гэри, Тим всё ещё Тим, и нет никаких причин вещам быть иначе. Он знал это, да, но ему всё равно больно.       Гэри прочистил горло, подбирая слова. — Я, эм, я слышал, вы с Никки развелись недавно. — Да. Она нашла себе другого. — Это жёстко, приятель.       Тим пожал плечами. — Такое случается. Не везёт с женщинами, все дела.       Гэри фыркнул. — Мне ещё расскажи.       Они сидят в неприятной тишине, украдкой кидая друг на друга взгляды, быстро отводят глаза, чтобы не пересечься.       Гэри смеётся грубым, задушливым смехом. — Между нами никогда не было так... неловко. — Нет. Не было.       И Тим вспоминает, как они впервые обменялись взглядами, подмигивания, товарищеский дух. Это было на съёмках "Тем временем", хотя в то время Гэри считал себя натуралом и не хотел, чтобы его убеждали в обратном.       Они стали намного ближе во время съёмок "Розенкранц и Гильденстерн мертвы". Тим может вспомнить, когда именно. Они развалились в повозке Игрока между дублями, свесив ноги через край. Гэри поймал его взгляд и смешно хлопнул ресницами, тогда Тим понял, что влюбился. Это было такое приятное возбуждение, трепет нахождения частичку себя в ком-то другом, зная, что они видят частичку себя в тебе.       Они целовались, робко, изумлённо, и Гэри был почти в образе... милый, наивный, невинный Розенкранц, Тиму было почти плохо от его развращения. Почти.       Гэри опустил свой напиток. — Хочешь пойти куда-нибудь? — Куда пойти?       Гэри пожал плечами. — Какое-нибудь место. Мой номер. Не могу долго сидеть в барах, — ворчит он.       Тим отводит глаза. — Не думаю, что это хорошая идея.       И нет, это не его вина, что Гэри вдруг стал выглядеть таким удручённым, точно не его. — Почему нет? — это почти скулёж, почти мольба. И это его тоже почти убивает.       В глубине горла Тим издаёт раздосадованный звук. Он не хочет здесь находиться, глядеть в лицо соблазна, зная, что это закончится чем-то постыдным, они слишком напуганы, слишком боятся.       Они были такими... счастливыми, об этом слове он думает. Сумасшедшими. Дикими. Они хотели рассказать всему миру, кричать с крыш: "Мы влюблены!". И они делали это, но по-своему. Тим всё ещё улыбается всякий раз, когда вспоминает те фотографии. Тим Рот я тоже думаю что ты сексуальный!, и его собственное послание, написанное на лбу чёрным маркером: Гэри Олдман. Давай. Сделаем. Это.       Его приглашение, которое увидел весь мир. Неважно, что они "делали это" сотню раз раньше, неважно, что никто даже не подумает, что они это всерьёз. Это было весело и дико, и они смеялись вместе часами.       Под конец, это всё развалилось. Между привычкой Гэри и ярым желанием большой "нормальной" семьи, Тим решил, что его не собираются использовать, и уехал к своей семье в Штаты. Он знал, что это верное решение, и у него не было никаких сожалений.       Не считая одного огромного, в котором он бы хотел, чтобы ничего из этого никогда не происходило.       Тим вздыхает. Он слишком устал для этого. Он знает, что в нём не осталось веры ни для чего. Ни в Гэри, ни в себя, ни в любви.       Однако, он пришёл.       Он позвал, я пришёл, это точно, думал Тим с презрением.       А что теперь? Уходить? Сделать вид, что никогда не было Гэри Олдмана, и никогда не было Тима Рота, и никогда они не были двумя сторонами одной монеты? Он не может так сделать.       Он знает, что не может. — Слушай, Тим, я ебалай, я знаю. Я сделал кучу ошибок и не могу обещать, что не сделаю ещё, но, чёрт возьми, я... ну, ты знаешь.       Он не может уйти. Не когда глаза Гэри глядят на него с мольбой о любви и принятии и...       Тим смотрит на него, действительно смотрит, видит слабость и дикую нужду, и медленно понимание осеняет его — это то, чего он хочет, он хочет быть здесь, хочет быть везде, где есть Гэри, потому что Гэри не целый без него, а он хочет, ему необходимо, чтобы Гэри был целым.       Ему не нравится признаваться, что где-то в нём тоже есть дыра в форме Гэри.       Две стороны одной монеты. Годами выпадал орёл, потому что вторая сторона пропадала. Пора изменить это. — Пошли тогда, — сказал он.