ebriosorum

      Егоршин в бешенстве и буквально каждое движение его тела, каждое острое слово, брошенное в горячем споре, каждый мимолетный взгляд выдает в нем это нечеловеческое напряжение и почти животную ярость, заставляющую сейчас кидаться на Рихтера. Володя не помнит, когда эти двое успели повздорить, но им особо много времени и не нужно, достаточно лишь зацепиться языками в каком-нибудь незначительном споре, а дальше события будут развиваться подобно снежному кому. Изменения во внешнем виде Руслана не заметны изначально, это нужно уловить сначала почти интуитивно, на каком-то подсознательном уровне. Калинин знает, невролог от наглости диагноста может буквально задохнуться, а поэтому расстегивает сразу три верхние пуговицы на рубашке, вместо привычных двух. Его прическа сразу же становится неопрятной и по мальчишески взлохмаченной, но Володе, честно, она нравится даже больше обычной. Егоршин начинает необычайно часто нервно стучать ногой по полу и сам даже того не замечает. И Руслан может спорить так до потери сознания, даже когда Рихтер уже не заинтересован в споре и чувствует свою неоспоримую победу. И его может остановить только мягкое, почти невесомое прикосновение Володи. Невролог разворачивается и сразу же сталкивается взглядом с таким ласковым и успокаивающим мгновенно лицом Калинина. Его искрящийся и по-доброму насмехающийся взгляд заставляет покраснеть и смущенно опустить глаза куда-то вбок. Егоршин даже не успевает уловить в душе малейшие угрызения совести, когда чувствует несильный толчок в свое бедро. Руслан поднимает непонимающий взгляд наверх и видит напротив веселые и озорные, не сулящие ничего приличного, огоньки в глазах Володи. Тот многозначительно улыбается и, показав взглядом в сторону подсобки, еще раз приглашающе подталкивает невролога бедром. Егоршин хмурится, делая максимально сосредоточенное выражение лица, отходит чуть в сторону. Намек в целом понят, осталось лишь подобрать время для удачного исполнения. Но Калинин ждать вообще не привык, а поэтому выходит сразу же. Оля даже ухом не ведет, а уковылявший в свою пещеру Рихтер уже не обращал никакого внимания на коллег. Невролог стоит еще пару минут, пустым взглядом изучая стену напротив, а затем, не в состоянии больше терпеть, тенью выскальзывает из ординаторской, не привлекая к своей особе большого внимания.       Дверь подсобки поддается не сразу и Руслану приходится приложить небольшое усилие; дверь жалобно скрипнула и как-то слишком резко распахнулась через пару мгновений ударившись о какое-то препятствие – после раздается болезненный вскрик. У Егоршина сердце неприятно ёкает, а как только он заходит, в глаза сразу же бросается скрючившаяся фигурка Володи. Невролог немедленно захлопывает эту проклятую дверь и взволновано лепечет:       – Это я тебя так? Очень больно? Калинин выпрямляется, демонстрируя разбитую губу и усмехается как-то печально:       – Ты на всех будешь кидаться сегодня?       – Прости, Вов, ну я же не специально – Руслан как-то грустно опускает взгляд и будто ниоткуда достает салфетку, после аккуратно обхватывая хирурга и приближая его лицо к себе. Володя прямо-таки застывает на месте, даже приоткрывает рот слегка, наблюдая за просто упомрачительной картиной. Егоршин наклоняется немного и осторожно, почти невесомо касается ранки на чужом лице, настолько сосредоточено, что даже прикусывает губу. Этот момент кажется таким волшебным и удивительным, буквально нереальным, фактически невозможным и сбивающим с толку, а поэтому Калинин сначала немного двигается вперед, чувствуя, как невролог резко замирает в ответ, но почему-то передумывает и отстраняется назад, усмехаясь по-доброму:       – Я здесь немного не за этим Руслан как-то раздраженно выдыхает, но все-таки тоже отходит назад, опираясь спиной о противоположную стену и еще более недовольно проговаривает:       – И за чем же? Володю слегка задевает слишком претензионный тон Егоршина, но парень возвращает на лицо привычную улыбку, утерев кровь, уже почти капающую с подбородка и все-таки двигается ближе:       – Сколько можно спорить с Рихтером? Ты же знаешь, что это бесполезно. Руслан фыркает и раздраженно отводит взгляд, после чувствуя мягкое прикосновение к своей шее:       – Что ты де…       – Ты так преображаешься во время споров – Калинин сначала невесомо касается шеи, а потом опускает ладони ниже, медленно застёгивая третью пуговицу сверху и поглядывая так игриво. Егоршин сглатывает достаточно громко и кадык его нервно и быстро дергается. В голове проскакивает совершенная чуждая для обычной размеренной жизни простого врача мысль, которая почему-то заседает где-то глубоко, но и не особо активно маячит на подкорках сознания. А Володя еще будто специально подлизывается, сверкает деловито глубоко карими глазами, заражает каким-то своим личным безумством, которым, по итогу, оказываются больны оба.       – Или ты это делаешь для другого? – хирург хмыкает и проводит всей пятернёй по неопрятным волосам коллеги, с целью то ли поправить их и привести в более менее приличный вид, то ли еще больше растрепать и устроить на голове Руслана настоящую неразбериху, которая сейчас скорее была внутри. В любом случае – второй вариант получился у него много удачнее. Но Калинин вдруг хмурится резко и с каким-то более упорным настроем продолжает поправлять прическу Егоршина, на этот раз работая уже двумя руками. Невролог специально внимательно наблюдает за серьезным и по особому сосредоточенным взглядом Володи, ставя себе странную цель все-таки поймать его глаза на своем лице и… Дальше он не подумал, что будет делать и это даже возможно играет с ним плохую шутку, возможно даже переворачивает его сознание, или заставляет ту самую незначительную мысль-мушку перерасти во что-то большее и липким мёдом проникнуть в каждую клеточку мозга. Калинин сталкивается с ним взглядом и именно в этот момент Руслан, ощущая странную тяжесть и необычайно приятную горечь в горле, перехватить мягким, словно выученным движением запястье Володи и аккуратно опустить ее вниз. Взгляд цвета крепкого и настоявшегося виски с новой силой загорается безумством, а глаза цвета июльской зелени, затмеваются более эстетичной, ядовитой оболочкой, с приятными такими крапинками токсина. Хирург не сдерживается и еще раз, от возникшего напряжения, буквально искрящегося в воздухе, прикусывает губу; чуть подсохшая ранка открывается и из нее с новый силой льется кровь. Тут уже терпение Егоршина трещит по швам, ощущая подгоняющее чувство вседозволенности, раздувается, тесня своими размерами все остальные чувства, притупляя их, и разрывается наконец, отдаваясь глухим взрывом в голове и траурными салютами на душе. Калинин первый чувствует это и резко двигается ближе, непозволительно и по смелому опасно для такого хрупкого и раздувшегося эго Руслана. Володя сталкивается своими губами с чужими и, вдохнув глубоко, словно перед погружением в бездну, упорно углубляет поцелуй. Руслан поддается не сразу, не соображая сначала ничего особо и заполняя пустоту внутри тупой смиренностью, но та самая мысль превращается вдруг в слишком надоевшую, от которой хочется избавиться побыстрее, а поэтому парень отвечает грубо, чувствуя, как соленый привкус крови распространяется по рту, и, щекоча нёбо, стекает в горло. Безумство надавливает с новой силой и Егоршин отталкивает последние здравые мысли на задний план. Здесь и сейчас ему хорошо. И даже самая правильная мысль о том, что Калинину просто скучно, что для него все это просто очередная игра, очередное испытания для своего нарциссизма, отходит в сторону, затираясь и превращаясь в обжигающий горечью пепел. А тупую боль, отбивающую глухой ритм в душе после и расползающееся одиночество под кожей, пускающее корни и отравляющее своим токсином, сейчас особо и не волнует.