Not all wild horses have four legs

      Интервью Карла выходит в эфир на выходных, и Маркус не может гордиться ещё сильнее. Приходят электронные письма, и галерея хочет продлить и расширить выставку. Они даже задают несколько вопросов о картинах Маркуса… что мгновенно превращает обычную уверенность ковбоя в смущённую благодарность, которую просто обязан сцеловать Коннор, поддразнивая «Хватит притворяться, ты выпендриваешься».       Договорённости заключены, и скоро там будет выставлена ещё одна его работа вместе с Личностью, Надеждой и Свободой. Карл гордится своим мальчиком в два раза сильнее, чем сам Маркус.       Учитывая все обстоятельства, жизнь прекрасна. Хорошо подходящая фраза «усердно работаем, и также отдыхаем» никогда не звучала для Коннора настолько правдоподобно: по утрам он обычно занят работой, но остальную часть дня он проводит с друзьями, самим Маркусом или даже навещает Изабель в её магазине или Кэру и Лютера на их ранчо.       В один из таких дней Кэра рассказывает ему полную историю о том, как Маркус познакомил их двоих. Коннор слышал об этом от Адама, но мальчику было семь лет, поэтому он на самом деле не смог рассказать много, и в любом случае Кэра намного лучший рассказчик.       Она приехала в округ Аллеган, сбежав из дома — ей было 16 лет, когда она шла по улице почти без денег и без места для ночлега. Она встретила восемнадцатилетнего Маркуса, едущего вдоль дороги на чёрном коне. Поскольку он был, ну, Маркусом, он разумеется спросил, не потерялась ли она и не нужна ли ей помощь — в том числе из-за следов слёз на её лице и опущенных плеч.       — Нет, если ты не можешь заставить свою лошадь ударить меня в живот, — сказала она, заставив этим его быстро спешиться и преградить ей дорогу.       — Это тебя убьёт, маленькая леди, — ответил он. Она посмотрела на него взглядом «отвали, ты не намного старше меня», но он не отступил, даже когда его лицо смягчилось и он вздохнул. — Если ты действительно не хочешь этого ребёнка, я сам отвезу тебя в Саут-Хейвен и доставлю в больницу. Я останусь с тобой, и ты сможешь расположиться у меня дома, пока восстанавливаешься. Обещаю. Но если ты просто напугана, одинока и хочешь где-то остаться на ночь, то у меня есть друзья, которые живут дальше по этой дороге, они тебя примут.       — Ерунда! — комментирует Адам. — Как он узнал, что ты беременна?       Кэра с теплотой улыбается своему младшему брату: — Просто он Маркус. Он видит людей.       Коннор должен прикусить нижнюю губу, чтобы скрыть свою нежную улыбку: — Я бы не поверил, если бы не наблюдал лично. Пожалуйста, продолжай.       — Мы идём вместе, и он спрашивает об отце… и я просто говорю, что он, вы знаете… просто ещё один парень. Просто какой-то мудак, который скрылся, как только появился маленький розовый «плюс». Затем он приводит меня в дом Роуз, и первое что я вижу — этот гигант, — она слегка посмеивается, кратко встречаясь с Лютером взглядом — он тоже не сдерживает улыбку. — Имейте в виду, к девятнадцати годам Лютер уже был метр восемьдесят, а я… я остановилась на 160!       Они все смеются над этим. И Коннор, смущённый присутствуем Алисы, догадывается, что она должна была слышать это раньше, потому что улавливает кажущиеся её любимыми части.       — Конечно, сначала я его боялась, но Маркус, благослови его сердце, сказал мне: «не беспокойся, ты, вероятно, не в его вкусе… на сколько я знаю, никто не в его вкусе, поверь мне, я пытался.»       Снова раздается смех, самый громкий от самого Лютера — Коннор слегка краснеет от своих мыслей, потому что… ну, визуальный образ невольно появляется в голове. Но Кэра просто улыбается и продолжает свою историю: — Поэтому я осталась на ночь. А потом на день. А потом я начала говорить с Лютером… и он начал перечислять… как там было, дорогой?       Лютер усмехается, пытаясь вспомнить: — Знаешь, я тебя понимаю. Дети доставляют хлопоты… Ты должна кормить их грудью, помогать им отрыгивать, укачивать их, менять им подгузники, обнимать их, заставлять играть… а затем они вопят, плачут, хватают твои пальцы, становятся капризными… — он трясет головой и поворачивается к Алисе. — И я клянусь Богом, улыбка твоей мамы становилась всё ярче и ярче с каждым словом.       Кэра гладит Алису по голове и продолжает: — А потом он сказал: но когда они начинают расти… им исполняется примерно двенадцать месяцев и они говорят «мама»… разве это не что-то… — Кэра и Лютер делают паузу, потому что они знают, что на этом моменте всегда откуда-то доносится «awww» — Коннор будет отрицать, что издает такой звук до конца своих дней. Кэра позволяет ему сохранить лицо: — На следующий день Лютер отвез меня в клинику, но… я не смогла. Мой страх появился из-за мысли, что я буду одна… что мой ребёнок останется один… но я больше не была одинока. Поэтому я развернулась, схватила Лютера за его огромную руку и попросила отвезти меня домой. Мы становились все ближе и ближе, пока однажды он не назвал меня «любовью», а я не ответила «да, дорогой?»; и с тех пор мы вместе.       Коннор молча удивляется таким необычным отношениям, но ничего не спрашивает, потому что это не его дело… впрочем, после испытанного в столь юном возрасте, Кэре, вероятно, хватило всего на несколько жизней вперёд. Они явно очень счастливы и влюблены, вот и всё. Алиса наверняка вырастет более зрелой по сравнению с другими детьми, учитывая, насколько её родители открыты в объяснениях и ответах на вопросы.       — Так, я родилась благодаря тому, что Маркус привел тебя сюда? — спрашивает Алиса, скрывая смех за крошечной рукой, что заставляет её маму с любовью покачать головой.       — Ты родилась, потому что я осознала, что мир не такой тёмный и ужасающий, как кажется напуганной одинокой маленькой девочке, и что можно жить хорошей, наполненной любовью жизнью, вместе с хорошими людьми, — история всегда заканчивается вопросом Алисы, и ответ Кэры один и тот же. — И только один человек действительно заставил меня это увидеть, — она переплетает пальцы с Лютером, и они смотрят друг на друга, как они всегда это делают. Все вокруг знают, что время истории завершено.       Они возвращаются к своим ежедневным делам, и после того как все попрощаются, Коннор следует за Норт к грузовику.       Карл вновь на прогулке с лошадьми — в последние несколько дней он чаще находился на свежем воздухе, что сотворило настоящее чудо с его здоровьем. Ра, кажется, немного раздражен из-за седла, но Маркус подбадривает и хвалит его на каждом шагу.       Сердце Коннора наполняется теплотой не только из-за его любимого ковбоя, но и из-за Карла: Норт была права в его первый день здесь; этот человек восхитителен, и Саймон был прав, когда сказал ему, что Карл — отец для всех них, любящий и мудрый и, чёрт, как кто-то может не любить загадочного старого художника? Он мудрый и заботливый, но также склонный к остротам; если подумать, то Коннору легко представить Карла и Хэнка закадычными друзьями, которые сеют хаос, будучи подростками. Улыбка на его лице такая широкая, что щеки начинают болеть.       — Воу, сбавь обороты, детектив! — замечает Норт рядом с ним. — Начинает казаться, что ты хочешь заняться ездой, которая спасёт лошадь.       Он ожидал поддразнивание, но энергичное похлопывание по спине застаёт его врасплох и выводит из равновесия: — Н-Норт!!! — он стонет: она очень сильная.       — Ох, чёрт, прости! — на самом деле это уже стало частью их рутины: механик постоянно забывает о своей силе, и парни чаще, чем хотелось бы подвергаются похлопываниям по плечу, которые заставляют простых смертных рыдать. Только Карл остаётся свободным от этого наказания: все помнят быть с ним мягче, и когда он уязвим, и когда он источает спокойную, почти скрытую власть. Коннор уходит, качая головой: — Ты такая грубая, Норт!       Она показывает ему язык и поворачивается, чтобы уйти припарковать грузовик.       Он подходит к ограждению, когда Маркус делает последний круг с Ра.       — У Вас отлично получается, Карл.       Карл знает, что он ничего не делает, но небольшая тренировка лучше, чем её отсутствие, полагает он, и с любовью смеётся, гладя тёмную гриву мустанга:       — Ра очень терпелив со мной… но, думаю, он жаждет свободы, — говорит он, жестом побуждая сына спустить его. — И я вижу другую дикую лошадь, бегущую для прогулки с тобой, — добавляет он, как только Коннор оказывается в поле зрения, и, к смущению молодого человека, в пределах слышимости.       Маркус умудряется не бормотать, а вместо этого просто протягивает «Карл…» тоном, в равной степени забавляющимся и отчитывающим — его отец, очевидно, нисколько не страдает от этого, и просто нежно закатывает глаза.       Коннор, демонстрируя безупречную дипломатичность, полностью игнорирует насмешки в пользу того, чтобы спросить о здоровье:       — Здравствуйте, Карл. В настроении для прогулки сегодня?       — Ты знаешь этого ребёнка, он не позволит лошадям забыть мое имя, — Маркуса похлопывают по спине, как одну из лошадей. Единственная причина, по которой он не мстит — это то, что он занят снятием седла и поводьев с Ра.       Но, ох, он находит время, чтобы как следует поприветствовать детектива-стажёра, когда заканчивает. С всё ещё перекинутым через плечо седлом, он поворачивается к Коннору с лукавой улыбкой и весельем в глазах разного цвета.       — Хей, привет, — он говорит просто, и этого Коннору достаточно, чтобы притянуть его за талию.       Когда он целует Маркуса, его даже не беспокоит щетина.       — Как прогулка?       — Они были рады, что им позволили резвиться дольше, но бедняга Ра всё время был сварливым, — Маркус отходит от Коннора, чтобы начать толкать инвалидное кресло Карла, пока они вместе направляются внутрь: — Я дам ему ещё немного овса, и думал о хорошей, продолжительной пробежке. Присоединишься?       Если честно, Коннор очень хотел научиться ездить как Маркус, без ограничений и беспокойства, только он, лошадь и ветер в его волосах, но… он просто не уверен, что готов.       — Я бы хотел, но…       — В последние дни у тебя отлично получается, — мягко уговаривает Маркус. — Говорю тебе, ещё несколько прогулок, и Пузырь будет готов снять седло для тебя.       — Ты приехал сюда насладиться природой, сынок… — добавляет Карл, протягивая руку, чтобы нежно похлопать Коннора по предплечью. — Поверь мне, лучший способ сделать это — позволить Маркусу увлечь тебя прочь в какой-нибудь лес.       Эта мысль действительно приносит довольно волшебную картину в сознание обычно расчётливого и серьезного детектива. Только они вдвоём, среди зелени, подальше от всего и всех…       — Теперь вы просто сговорились против меня, — шутит он, но в конце концов кивает Маркусу в знак согласия.       Вместе они слегка поздно обедают, после чего Маркус и Коннор уходят с лошадьми, и их больше не видят до самого ужина. Детектив очень горд тем, что ему удалось почти не отставать. Может, он всё-таки скоро попробует обойтись без седла.       — Маркус, можешь выйти завтра чуть позднее? — Саймон говорит в какой-то момент. — Я займусь цыплятами; завтра должен быть большой заказ, так что я их накормлю, соберу яйца, загружу грузовик и уеду.       Маркус просто кивает, накладывая себе еще еды: — Окей. Тогда я сделаю твою утреннюю работу вместо тебя, чтобы ты не занимался этим дополнительно к поездке. Можешь ещё привезти мне сено на обратном пути.       Коннор никогда не перестанет улыбаться смотря на их безупречное взаимное сотрудничество. Он ловит взгляд Джоша с другой стороны стола и видит, что он тоже улыбается.       — Так вы, парни, справитесь, если я отвезу байк в автосервис и выручу Изу утром? — спрашивает Норт. — Она одна, и ей предстоит большой ремонт…       — Да, мы справимся. Я могу проверить нуждается ли что-нибудь в мелком ремонте, когда вернусь с пастбища, пока тебя не будет, — Джош заверяет её, подмигивая, и она показывает ему язык.       — Будь осторожен с моими малышками.       Он делает вид, будто возмущен: — Эй, я всегда осторожен!       — Всегда? А как насчет того раза…       Остальная часть ужина — это дружеские препирательства и забавные истории. Коннор даже делится некоторыми своими, в основном о Хэнке и очень своеобразных временах его стажировки в полиции.       — Знаешь, папа… — говорит он Хэнку, когда они ведут свой ежедневный разговор по скайпу, — я действительно буду скучать по ним.       — Ну, малыш… до них всего два с половиной часа на машине, — указывает его отец с понимающим выражением лица. — Нет причин не ездить туда-обратно время от времени, если оно того стоит.       Коннор колеблется. Он слегка щелкает языком и пожимает плечами:       — Когда общение на большом расстоянии удавалось хорошо?       — Эй. Мы с Карлом по-прежнему близкие друзья, спасибо большое, — Хэнк знает, что его мальчик имел в виду не это, но между ними особая связь, поэтому он не испытывает угрызений совести, когда добавляет: — Можешь поспорить, если бы я только играл за другую команду, в те дни меня бы такое не остановило. Братан имел горячий зад в своё время…       — Папа!!!       — Серьёзно, я уверен, что у меня есть фотографии…       — Папа, пожалуйста, слишком много информации!       Коннор смеётся так сильно, что его грудь трясётся с каждым вздохом, а улыбка, из-за которой болят щеки, в равной степени весёлая и раздражённая. Миссия выполнена. Как только смех стихает, лицо молодого человека смягчается и становится более нежным: — Тем не менее, я тоже скучаю по тебе.       — Ты вернёшься через несколько недель, и будет казаться, что ты никогда не уезжал, — уверяет Хэнк. — Надеюсь, ты готов к этому.       — Я просто буду обнимать Сумо и прятаться первую неделю.       И он лишь отчасти шутит. Детройт может быть довольно подавляющим после долгого отсутствия. Но он всё равно с нетерпением ждёт встречи со своей семьей, по другому и быть не может.       Они прощаются, и Коннор почти засыпает, когда звук за дверью чуть не заставляет его подпрыгнуть. Он встаёт с постели, используя все свои навыки скрытности и опыт, чтобы дотянуться до дверной ручки, бесшумно хватает её, чтобы быстро распахнуть дверь, и…       — Привет, — Маркус стоит там, по пояс раздетый и красивый, будто он вообще не имеет никакого отношения к тому, что так напугал Коннора.       — Маркус! — он яростно шепчет. — Ты едва не довёл меня до сердечного приступа, чёрт возьми! Надеюсь, у тебя есть причина красться здесь, или…       Обняв Коннора за шею, Маркус наклоняется вперед и целует Коннора глубоко и медленно, словно он хочет провести так вечность.       — Хорошо… — говорит Коннор, немного задыхаясь, когда они в конце концов отрываются друг от друга. — Это довольно веская причина.       Маркус смеётся в губы, снова ныряя вперед.       — Не то, чтобы я жалуюсь… — Коннор прерван новыми поцелуями, — но… — ещё один, просто прикосновение к краю губ, потому что он слегка отступает, даже когда губы Маркуса преследуют его, — чем это вызвано?       Ковбой, кажется, что-то вспоминает и оживляется. Он поворачивается к двери, чтобы пойти и подобрать что-то, что осталось прислоненным к ней снаружи. Коннор тем временем отмечает, что Маркус снова в нижнем белье, а его руки в пятнах краски — тоже обычное явление.       — Я закончил твой портрет, — гордо объявляет он, показывая Коннору холст.       Это… определенно его черты лица, но в остальном это мог быть лучник из фантастического романа. Или божество из скандинавской мифологии, зная то, что знает Коннор. Очевидно, Бальдр был самым быстрым воином и самым метким лучником среди асов. Странно видеть себя в плаще с капюшоном и с длинными распущенными волосами, но такое изображение так же лестно, как и любое другое. Коннор поражён. И дело не только в мастерстве, которое потребовалось для того, чтобы портрет выглядел так, будто наблюдатель смотрит сквозь залитое дождём стекло. Фигура Бальдра молодая, почти изящная, и всё же тени вокруг его глаз угрожающи, а хватка на луке надежна и непоколебима.       Это то, что видит в нём Маркус — красота и сила, сосуществующие в идеальном балансе, обманчивое ангельское лицо, скрывающее пламенную энергию, на которую он способен.       Большинство людей останавливаются на его мальчишеских чертах и ​​не вглядываются дальше, недооценивая его. Но не Маркус — он видит, действительно видит Коннора, а не просто смотрит, и любит его за все аспекты его личности. Одна эта картина заставляет его чувствовать себя более красивым и уверенным, чем тысячи комплиментов.       — Это… это потрясающе, Маркус, — он говорит правду. Он мог бы снова поцеловать его.       Ох, секунду. Они вместе. Он может снова его поцеловать.       Так он и поступает. Целовать Маркуса — одно из его любимых ночных занятий.       Ещё лучше — целовать его, пока руки Макруса скользят под его футболку. Коннор отступает, когда его парень делает шаг вперёд, и он не борется с гравитацией, когда его колени ударяются о кровать — он слишком отвлечен вкусом рта другого, чтобы заботиться об этом, и позволяет себе упасть на матрас, наслаждаясь тем, как Маркус следует за ним, и отрывается от его губ только потому что Маркус шепчет «Руки вверх».       Коннор поднимает руки и позволяет Маркусу с ухмылкой стянуть футболку через голову… только чтобы замереть, когда его парень снова наклоняется вперед, почти с волчьим оскалом.       — Маркус, подожди…       К его чести, Маркус замирает на месте.       — Это слишком быстро? — спрашивает он шёпотом — его дыхание дрожит, он явно очень сильно увлекся, но он не пытается продолжать, пока они разговаривают. Он прислоняется головой к груди Коннора. — Скажи мне отвалить, и я сделаю это, без вопросов.       Не в первый раз Коннор чувствует прилив нежности к парню перед ним — всегда настолько готов поставить нужды других выше своих собственных: — Скажи, что ты уйдешь ещё раз, и я дам тебе по лицу, — он угрожает, поднимая подбородок Маркуса одной рукой, чтобы он посмотрел на него. — У меня просто… проблема с доверием, я не…       — О, я бы не стал просить об этом, тем более так рано. Я просто знал, что Норт пронесла защиту в твою комнату, она должно быть прямо там в…       — Нет! — спешно поправляет его Коннор, и понимая как это прозвучало, краснеет. — Я имею в виду, да, и это тоже, спасибо… — он торопливо исправляет путаницу в контексте возившегося с ящиком Маркуса, к которому он наклонился, чтобы открыть, — но… мне… не совсем комфортно…       Теперь Маркус начинает действительно понимать: Коннор опускает взгляд между ними, обращая внимание на то, как Маркус стоит на кровати на коленях между его ног: — Снизу? — спрашивает он, не совсем понимая, почему Коннор так расстроен, когда кивает. — В этом всё дело? Это легко исправить, любимый, секунду. — Он кладет обе руки на плечи Коннора, чтобы опереться на него, и перемещает свои колени на бёдра другого, успешно перемещаясь.       — Ты… не против?       Вопрос звучит так поражённо, что почти разбивает Маркусу сердце. Привыкший к кому-то требовательному и невнимательному, как Гэвин, мать его, Рид, Коннор искренне удивлен тем, что его желания ставятся на первое место в постели. Для Маркуса непостижимо каким-либо образом не удовлетворить своего партнёра и не учесть его желания, и он спрашивает себя, насколько мудаком был этот парень Гэвин и как это не вызвало тревогу у Маркуса сразу, как он увидел его. Но они сейчас здесь, Коннор с ним; и он твёрдо намерен показать ему хорошее времяпрепровождение.       Он наклоняется вперед, чтобы прошептать ему прямо в ухо со всей соблазнительностью, которой, как говорит Норт, он не обладает: — Дело не в том, что я «не против», милый… скорее в том, что я думал о том, чтобы заездить тебя до звёзд с тех пор, как я увидел, как ты смотрел на меня на том быке.       Кажется, это имеет желаемый эффект, потому что голос Коннора ниже и Маркус определённо чувствует что-то под собой, когда другой издаёт смешок и дразняще шепчет в ответ: — Разве в песне поётся не «save a horse, ride a cowboy»?       — Я всегда находил эту песню глупой… — говорит Маркус, ненадолго останавливаясь, чтобы укусить Коннора за шею, и наслаждается звуком выдоха, вырывающегося изо рта другого, когда прикусывает и посасывает мягкую кожу там. — Если ты действительно хочешь спасти лошадь, тебе нужно позволить ковбою ездить верхом…       С такой логикой не поспоришь.       Маркус настаивает на том, что ему не нужна особая подготовка, не с тем, к чему его тело привыкло каждый день, поэтому они быстро разбираются с защитой и избавляются от одежды; затем он быстро оказывается на коленях у Коннора, словно он с самого начала должен был быть там.       — Маркус, ты уверен? Ты не должен…       Маркус чувствовал бы себя более виноватым из-за того, что затыкал Коннора поцелуями, если бы его парень не отвечал взаимностью с таким энтузиазмом каждый раз. И ох… Коннор кусается. Он едва контролирует себя достаточно, чтобы лениво провести руками по шее другого, затем по груди; а затем, очень медленно, упереться одной рукой в худые бедра Коннора и выровняться с его призом.       — Всё ещё нормально? — он смотрит в глаза Коннору, прежде чем опуститься, и начинает только тогда, когда Коннор кивает и говорит ему: — Давай.       Коннор старается сделать всё, чтобы дать Маркусу достаточно времени чтобы приспособиться и позволить ему установить темп, но его парень кажется очень настойчив в том, чтобы точно показать как быстро и сильно он может ездить. Он вплетает руку в волосы Коннора и как бы тянет его, что на самом деле никак не влияло на него… видимо до сегодняшнего дня; другой рукой Маркус хватает его за запястье и направляет руку Коннора к своему бедру: — Тебе не нужно быть нежным со мной, — он благоговейно шепчет в губы — что уже сбивает с толку Коннора, он не думал, что можно ездить на члене с благоговением. — Я не хрустальный, я не сломаюсь, — и все же сладкие, приглушенные тона, которыми Маркус выдыхает, когда они двигаются вместе, не говорят ни о чем, кроме обожания. — Я езжу на мустанге, чтобы заработать себе на жизнь, покажи мне, что у тебя есть, городской мальчик.       Проклянув уязвимость, Коннор ускоряет темп и дает Маркусу именно то, что он хочет, почти рыча предупреждение «Осторожнее с желаниями», когда он наклоняется вперед, чтобы укусить янтарное плечо — кожа Маркуса такая же восхитительная, как он её представлял. Он решает позволить своим желаниям вести его и прижимает ковбоя к себе, чтобы целовать, лизать и кусать кожу его груди.       Маркус, как обнаруживает Коннор, очень отзывчивый любовник. Он задыхается, стонет, выгибается и крепче сжимает его плечи — Коннор совершенно уверен, что у него останутся милые красные следы от ногтей, когда всё закончится, но ему всё равно, ему было бы всё равно, даже если бы он попытался побеспокоиться об этом, не с этим ковбоем на коленях, скачущим на нём, как будто завтра не наступит… его собственные руки скользят по телу Маркуса, но одна остановилась прямо на его лопатках, чтобы направлять его вверх и вниз, хотя на самом деле в этом не было необходимости; другой рукой он начал гладить его в умеренном темпе, пытаясь не отставать от грубого ритма, но в основном просто почти болезненно желая большего контакта между их телами, едва не буквально хватаясь за любой участок теплой кожи, который он мог найти.       Коннор любит каждое выражение лица и каждый звук, но по-настоящему потерять голову его заставляет вид, ощущение и звук того, как Маркус кончает с его именем на губах.       После этого у него не уходит много времени на то, чтобы последовать за ним — и Маркус, столь же внимательный в постели, как и в повседневности, прижимает Коннора к груди, когда он переходит через грань, всё ещё находясь в почти бессознательном состоянии. Они остаются неподвижными в течение нескольких долгих секунд, груди вздымаются, и они всё ещё не совсем уверены, что только что произошло.       — Вау… — в конце концов выдыхает Коннор, упираясь лбом в ключицу возлюбленного, что вызывает легкий смешок Маркуса:       — Да, читаешь мои мысли, — он пытается встать с кровати, чтобы очистить их, но внезапным иррациональным движением Коннор хватает его за запястье.       — Останешься? — он ненавидит, как жалко это звучит, но он действительно не хочет просыпаться завтра в одиночестве.       За две секунды он видит, как лицо Маркуса меняется от смущенного к удивленному, к нежно обожающему, и такое облегчение видеть, как он поднимает руку, которую держал Коннор, чтобы поцеловать пальцы, сомкнутые на его запястье.       — Конечно, я останусь, — уверяет он. — Дай мне взять кое-что из ванной, слегка очистить нас, а потом мы вместе ляжем спать.       Коннор прикусывает нижнюю губу, наблюдая за Маркусом, обходящим комнату слегка покачиваясь: — Я должен был сделать это…       Всё таки на бедрах Маркуса и на лопатках уже появились синяки в форме пальцев, не говоря уже обо всех следах от укусов.       — Тшш, — очевидно, что его любимому ковбою это не нравится. — Ты можешь сделать это в следующий раз. Как я говорил, я более чем не против небольшой грубости. Это только начало.       Звучит почти как угроза, но Коннор солгал бы, если бы сказал, что не ждёт этого с нетерпением. Через пять минут и ещё несколько добродушных препирательств они засыпают вместе –и Коннор даже не против быть маленькой ложкой.       Странный звук, словно скрежет чего-то о дерево и металл, будит Коннора, и он видит, что Маркус уже находится в состоянии боевой готовности.       — Ты это слышал? — спрашивает он. Его взгляд только сфокусировался, и Коннор с большим удивлением обнаруживает на помрачневшем лице своего парня взволнованный хмурый взгляд.       — Это Ра, — произносит он со странной уверенностью, сбрасывая одеяло.       — Что ты имеешь ввиду? — переспрашивает Коннор, все еще пытаясь очнуться от сна…       Он никогда не узнает, что до того, как он проснулся, лошадь испуганно заржала, и что Маркус и Ра настолько сильно связаны друг с другом, но вдруг, через секунду после слов Маркуса, звук отчаянного ржания доносится из конюшни. Его парень смотрит ему в глаза и просто отвечает: — Это.       Детектив поднимается с кровати следом за Маркусом. Они не обращают внимания на то, что один из них в нижнем белье, а другой в футболке и шортах. Коннор подходит к сейфу, который он попросил на второй день на ранчо, чтобы достать единственную вещь, которую, как он думал, ему не придётся использовать, пока он здесь: — Пойдём, проверим.       Он видит, как Маркус на мгновение замирает — его догадки верны, он только что достал пистолет из сейфа и теперь заряжает магазин патронами, которые хранил в ящике на другой стороне комнаты. Технически он сертифицированный детектив, и он довольно давно получил лицензию на ношение и хранение.       — Он был с тобой всё это время?       — Я надеялся, что мне не придется доставать его… — признается Коннор, — но слишком многое угрожало людям, которых я люблю, и я, чёрт возьми, больше не играю в эти игры.       Что-то в пристальном взгляде и стальном тоне Коннора отзывается покалываниями в позвоночнике Маркуса, но сейчас явно не время, и он просто ведёт своего парня тихо вниз по лестнице и за дверь, не включая свет, чтобы застать злоумышленника врасплох — Маркус мог обойти ранчо с завязанными глазами, а Коннор доверяет ему более чем достаточно, чтобы быть ведомым через темноту.       — Шшш! Шшшш!!! Чёрт тебя побери, тупая лошадь…       Они видят никого иного как Златко, аукционера, которого Коннор прогнал несколько дней назад. Он пытается, довольно безуспешно, надеть уздечку на морду Ра, чтобы оттащить его от конюшни.       — Какого чёрта здесь происходит?! — голос Маркуса раздаётся раскатом грома в беззвучной тишине ранчо, и все лошади разом начинают шуметь, узнав своего единственного признанного хозяина. Коннор не поверил бы, если бы ему сказали, но какофония ржания и стука копыт по земле после того как лошади услышали и увидели Маркуса обязательно разбудят любого в радиусе пятнадцати километров.       — Дерьмо, — Златко может быть не самым умным человеком, но он способен быстро соображать. Он бросает металлическую уздечку прямо в лицо Маркуса и срывается с места к окну, через которое пробрался внутрь.       Предмет попадает в цель, и Маркус пошатывается, но Коннор бросается в погоню, зная, что потребуется гораздо больше, чтобы повалить кого-то вроде его ковбоя. Он перепрыгивает через тюки сена, которые Златко опрокидывает за собой, уклоняется от ведра, которое бросает в него мужчина, и рукой блокирует грабли.       Коннор видит, как Златко, наконец, спотыкается, и в прыжке следует за ним: — Стоять, полиция Детройта! — кричит он по привычке, но это дает понять злоумышленнику, у него есть пистолет.       Златко останавливается и поднимает руки, хотя выражение его лица остается вызывающим: — Как ты думаешь, что ты делаешь, мальчик? — спрашивает он. — У тебя здесь нет юрисдикции, ты просто гражданское лицо, направившее пистолет на другое гражданское лицо.       — Нет необходимости быть милым со мной, грёбаный преступник! — Коннор кричит ему, чувствуя, как несколько холодных капель падает ему на руки — вот-вот пойдёт дождь. Проклятые летние бури. — Ты пытался выкрасть Ра из конюшни!       — А какие у вас доказательства?       Боже, от болтовни этого засранца у Коннора закипает кровь: — Ты имеешь в виду, помимо взлома, поимки тебя с поличным и граблей, которые ты бросил в меня, пытаясь сбежать? Если ты думаешь, что сможешь выбраться из этого чистым, можешь подумать ещё раз! — его руки сжимаются вокруг пистолета, и только прикосновение рук Маркуса к его предплечьям заставляет его чуть-чуть ослабить хватку.       — Коннор, не… не стреляй в него, — господи Маркус, пацифизму есть предел. Это первая мысль, которая приходит в голову детективу — у Маркуса идет кровь со лба, он только что видел, как человек, которого он ненавидит больше всего, пытался украсть лошадь, которую он любит больше всего, и он всё ещё беспокоится о том, чтобы не проявить насилие? Он едва стоит на ногах, ради всего святого! — Чувствуешь запах? Это… бензин. Этот придурок хотел поджечь конюшню, чтобы замести следы. Что бы ни случилось, не стреляй, даже в качестве предупреждения.       Ах. В этом немного больше смысла. Губы Коннора изгибаются в злой усмешке: — Фантастика, теперь я могу закрыть его ещё и за попытку убийства!       — Вы не сможете ничего доказать! — кричит Златко в ответ. — Дождь смоет все следы, прежде чем кто-нибудь узнает!       — О, правда? — Голос Норт заставляет аукционера резко оглянуться.       — Потому что мы только что говорили по телефону с полицией Аллегана, чтобы сообщить о взломе, патруль будет здесь «с минуты на минуту».       Рядом с ней Саймон все еще держит телефон.       Коннор вздыхает с облегчением, увидев их — конечно, шум, произведённый лошадьми при виде Маркуса, должно быть, разбудил весь дом.       — Пошло оно, я не собираюсь за это в тюрьму… — Златко бежит вперед, а не назад. Коннор следует за ним, всё ещё направляя на него пистолет, но его кровь стынет в его жилах, когда мужчина пользуется очевидным преимуществом и дергает за руку Маркуса, который всё ещё не пришёл в себя, чтобы использовать как щит. — Не подходи ближе!       Другой рукой мужчина сжимает шею Маркуса, и на секунду Коннор действительно думает о переговорах об освобождении своего парня в обмен на свободу Златко –но они все знают, что это не произойдёт.       Это всего доля секунды. Маркус смотрит на Коннора более сфокусированным взглядом, чем он должен быть способен в данный момент, вероятно, благодаря выбросу адреналина, и незаметно кивает.       Златко узнаёт на своём опыте почему вы не должны вставать в слепую зону дикой лошади: она лягнёт вас.       Истощённый энергией, которую он вложил в один мощный удар в живот противника, Маркус валится вперед, но Коннор преодолевает дистанцию ​​в прыжке и бьёт Златко прикладом пистолета по голове.       Что касается применения несмертельной силы… он также достаточно квалифицирован. Вдалеке звучат сирены, и крик Джоша «Здесь!» сигнализирует о прибытии патруля полиции Аллегана. Стоя на коленях на траве, чтобы попытаться помочь Маркусу встать, Коннор вздыхает с облегчением, когда видит, что его парень все еще находится в сознании и улыбается ему в ответ.       Всё кончено.       -       Патруль берет Златко под стражу, и они принимают все предварительные показания свидетелей на месте. Саймон предлагает вернуться первым и успокоить Карла, который тоже проснулся от шума и сразу же испугался за жизнь Маркуса; Коннор получает похвалы за скорость реакции и чистое задержание, старший офицер похлопывает его по голове и говорит, что в Детройте он добьется больших успехов. Это все, что нужно для того, чтобы закалённый в боях детектив снова превратился в застенчивого ребёнка, который опускает глаза и улыбается в ответ на похвалу отца, но худшее уже позади, поэтому Коннор может позволить себе расслабиться.       Маркус настаивает на том, чтобы увидеть Карла лично — он знает, что его старик не уснёт, пока не увидит, что его сын в безопасности… только для того, чтобы получить заслуженную взбучку, когда Карл видит, что у него идёт кровь из головы: — Ты беспокоишься о моем режиме сна, пока твоя дурацкая голова всё ещё рассечена? Черт возьми, мальчик, когда ты научишься ставить здоровье на первое место?!       — Я знаю, Карл, мне очень жаль… — правда ли он воспринимает всё спокойно, или виновато головокружение после удара по голове, Маркус отвечает с улыбкой и мягким голосом. — Я просто хотел сказать тебе, что я в порядке.       — Это спорно.       Смех искренний, даже когда Маркус застенчиво проводит рукой по кровоточащей брови. — Я сразу пойду зашивать, Коннор отведёт меня.       Карл бросает взгляд на молодого детектива-стажёра, в равной степени раздражённый и благодарный: — Хорошо. Я больше доверяю твоё благополучие ему, чем тебе самому.       — Окей, наверное, я это заслужил.       — Это так, — Коннор подтверждает, не совсем смеясь, но близко к этому. — Давай, пойдём оденемся. Кто ближайший врач?       — Лютер.       Коннор качает головой, ведя Маркуса к себе в комнату и помогает ему надеть футболку и спортивные штаны: — Ну же, Марк, я имел в виду врача для людей.       Маркус просто пожимает плечами: — Это всего лишь пара швов, любимый, — он возражает, позволяя своему парню помочь ему с рубашкой. — И он называл меня «безумным конём» достаточно часто, чтобы относиться ко мне как к одному из них.       Безумный Конь, вероятно, подошел бы Маркусу даже больше, чем «бесстрашный лидер», зная то, что Коннор знает о нём сейчас. Сдаваясь, он вздыхает: — Отлично. Сначала я отведу тебя к Лютеру. Но я не хочу слышать возражения, если он скажет, что тебе нужно в больницу. Договорились?       Ковбой наклоняется для поцелуя и улыбается, даже когда он натыкается на пальцы Коннора, отталкивающие его назад, а не губы напротив: — Договорились.       — И никаких поцелуев, пока ты не получишь швы и не сможешь ходить самостоятельно!       — Ну, теперь ты просто жестокий.       К счастью для Маркуса, Лютер достаточно легко зашивает лоб — у него будет шрам на брови, но ему не нужно в больницу.       Ветеринар в шутку отмечает: — Из всех лошадей, о которых мне приходилось заботиться, ты определенно мой худший пациент. Ты самый гиперактивный и непослушный!       Маркус отшучивается, но теперь, когда напряжение утихло, руки Коннора дрожат при воспоминании о Златко, держащем Маркуса за горло в качестве щита… ужасающие доли секунды, когда его пистолет был направлен на грудь Маркуса вызывают у него озноб.       Его не удивляет, что Маркус замечает, что его трясет, когда они возвращаются к грузовику.       — Хей, — зовёт он мягко, обхватывая его руки своими. — Хей. Коннор. Посмотри на меня, — после недолгих уговоров Коннор смотрит. — Я в порядке.       Он не ожидал поцелуя, но он не осознавал, насколько он ему нужен, пока не почувствовал мягкое прикосновение губ Маркуса к своим. Это не более, чем быстрый целомудренный поцелуй, но он возвращает Коннора к реальности, которую слова Маркуса не смогли донести:       Он в порядке. Они в порядке.       Всё будет хорошо.       Когда они, наконец, возвращаются на ранчо, уже далеко за пять, а Саймон уже кормит цыплят. Они все немного растеряны в том, что им делать дальше. Впечатляюще проявив душевную стойкость, Маркус берёт на себя ответственность с такой скоростью, словно это не требует усилий: — Саймон отправится доставлять утренний заказ, как мы и планировали. Норт, если ты сможешь отвлечься на пару часов, помоги Джошу очистить конюшню — нам нужно удалить все следы бензина, чтобы она снова стала безопасной для животных. Также, нам, вероятно, придется выбросить всю партию сена… выпустите лошадей в вольер и закройте конюшню, в этот раз они могут порезвиться чуть дольше, — он говорит, организовывая задачи в своей голове с такой чёткостью, которой Коннор не уверен, что смог бы обладать он сам, если бы он оправлялся от металлического предмета, брошенного ему в голову. — Мне понадобится пара часов, чтобы прийти в себя, я проведу немного времени с Карлом, а затем присоединюсь к вам, ребята… Коннор, если ты можешь, то помоги Джошу закончить уборку конюшни после того как Норт уйдёт, а я принесу чистую еду и воду для лошадей.       Коннор с улыбкой кивает. Если он будет помогать, то Джош успеет заранее вывести овец, и повседневная жизнь на ранчо не слишком пострадает из-за скользкого сукиного сына, который думал, что воровство сойдёт ему с рук. Боже… у него были сомнения по поводу того, как Маркус говорил о Ра раньше, но то, как мустанг отреагировал на присутствие Маркуса, и то, как все остальные лошади с готовностью начали шуметь в его защиту, изменило мнение Коннора.       Может быть, не в буквальном смысле этого слова, но здесь, в бескрайней сельской местности, в каждом живом существе есть частичка Бога.       Но не в Маркусе, не в пристальном взгляде разноцветных глаз на Коннора, когда они остаются одни: — Ты уверен, что с тобой все в порядке?       Коннор не понимает, почему он шепчет, учитывая, что все на улице, но тоже отвечает шёпотом, поднося руку возлюбленного ко рту и оставляет легкие поцелуи на костяшках пальцев: — Я должен быть тем, кто об этом спрашивает.       — Может быть, — Уступает Маркус. — Но я спрашиваю тебя.       И снова его сверхъестественная способность видеть людей насквозь заставляет Коннора улыбнуться — ему было непросто, когда он впервые наставлял пистолет на кого-то; и он был едва не травмирован, увидев кого-то, кого он любит, взятого в заложники на другом конце своего собственного пистолета. По крайней мере, это была чертовски хорошая тренировка. Коннор глубоко вдыхает и выдыхает: — Я буду в порядке.       Они живы, они вместе; и они в безопасности.       Всё остальное может подождать — включая тот факт, что они впервые назвали друг друга «любимый» в пылу момента.       Позволяя себе испытать облегчение, когда он находит утешение в ожидающих его руках Маркуса, Коннор улыбается самому себе.       Он намерен полностью насладиться остатком своего отдыха — как и тем, что произойдет после…       …что бы ни случилось, они столкнутся с этим вместе, как и сегодня.