***
Я уже собрался для того, чтобы идти в пекарню, которая у меня через дорогу. Настроения совсем нет, ведь ты уйдёшь после завтрака и на вряд ли вспомнишь обо мне и о нашей ночи. Ты никогда не узнаешь о моих чувствах. Никогда. Я захожу в пекарню и думаю почему так. Почему ты пришёл вчера с бутылкой маггловского виски и начал говорить мне обо всём. О том, что тебе изменила твоя жена, что ты подаёшь на развод, что твои друзья отвернулись от тебя, все кроме Гермионы, той заучки, что бесила меня так в школе. Я всё думаю, почему так относился к тебе, хотя за всей этой маской я любил тебя. Почему выгнал из Мунго, когда эта чёртова змея меня покусала. Я видел ту боль в твоих глазах. Последний раз мы виделись на свадьбе Малфоя и Грингаттс, почему-то вы с Малфоем младшим стали друзьями, я смотрел как ты кружишь со своей женой, и мне хотелось ей дать пощёчину, когда ты не захотел возвращаться домой, а она устроила из этого целый спектакль. Я думаю, когда я успел влюбился в тебя до беспамятства, что начал дрочить на твои колдофотографии, мечтать о нашей жизни. Не знаю. Наверно на третьем курсе, когда увидел тебя лежащим без сознания с Блэком, хлюпенького мальчика, которого Альбус растил на убой. Я купил уже эти чёртовы круассаны с шоколадом, которые ты уплетал в год, когда был трунир «Трёх волшебников», чёрт я до сих пор это помню.***
Вернувшись домой, я обнаружил, что ты ещё в душе и начал готовить нам кофе. Минут через десять ты спустился на кухню. В футболке и в моих пижамных штанах, которые я оставил тебе. Ты даже одел свои дурацкие круглые очки, но они так идут тебе. Мы сели и начали завтракать. Я наслаждался и разглядывал всего тебя. Когда ты ел этот круассан, шоколад был на твоих пухлых розовых губках, ты смущённо улыбнулся и взял салфетку, чтобы убрать его. Мне было жутко от того, что сейчас эта идиллия закончится и ты уйдёшь. — Северус, ты…вы…ты мне нравишься, уже давно…наверное, со времён Хогвартса, прости. Я знаю…что идиот…и ты можешь прибить меня несколькими проклятьями, знаю, — ты запинаешься, щёки краснеют и смотришь на меня из-под чёлки, как мальчишка, которого я поймал в одном из корридоров во время отбоя. Я встаю, преодолеваю расстояние этого стола и сажусь на колени, поворачиваю твою голову к себе. — Я знаю, Гарри. Знаю, — и цепляюсь за твои губы, как будто это спасательные круг из необьятного и страшного океана чувств и одиночества. Я не верю в это, не верю что он, мальчик, который уже мужчина, сидит на моей кухне и целует такого едкого и жуткого бывшего профессора зельеварения. Не верю, но понимаю, что вот он — сидит на моей кухне и признаётся мне в своей любви. — Мой…мой, — тихо шепчу я ему на ухо, и из глаз предательски текут слёзы. — Твой, Сев, твой, — тоже тихо отвечает Гарри. Он берёт мои руки в свои и начинает сцеловывать мои слёзы радости. Моя мечта сбылась, а его руки сплелись с моими. И теперь они всегда будут сплетены узами нашей любви.