сборник

Все девчонки постоянно крутятся около зеркала, заплетают волосы, писают по двадцать раз, словно в космос собираются и всё время разводят сопли. Эрик знает, что поступает плохо, что пора прекращать эти мучения, что Хайди не заслужила. Но разве можно уступать Кайлу, оправдывать его ожидания и говорить, что тот прав(когда обычно выражаешь сарказм, ставишь этого рыжего еврея из Джерси на место)? Лучше обувь сожрать, чем пойти на это. Он и жрёт, только свои сопли и неисполненные желания, почему нельзя просто оставить всё и заявить, что Картману не хочется такой любви? Не хочется любви вообще, ему неприятно. Его трясёт в припадке. Может он тактилофоб на Тёрнер? Эрику страшно. Он уже давно не влюблён, не ощущает бабочек в животе и ему сильно кажется, что он аромантик и асексуал. Есть ведь и такие? Картман с ненавистью смотрит на её жёлтое платье и податливо кивает головой. Хайди с сожалением отворачивается к своей сумке, ей невыносимо хочется плакать. Она обижена, потому что рыбки в чужом аквариуме то ли умерли, то ли её любовник загоняет их, охраняет как от огня. Почему нельзя не закатывать глаза и признаться, что зол, что это платье дурацкое, а заколка с мышью ей не идёт, что у них ничего не получилось и с этим надо смириться. Хайди молчит, потому что хранит надежду на то, что Эрик её любит, не зря ведь так обижается при расставании? Картман грубо вытягивает её и Тёрнер вспоминает, что могла забыть. И оказывается есть что: она как больная неизлечимой психической болезнью криво бежит по ступенькам на каблучках обратно. Эрик кривится, когда смотрит в тонкую спину. Ему самому надоели эти платиновые волосы, которые такие же скучные и светлые, как его подруга. Надоела она вся, Картман чётко хочет порвать всё это, но жалость к своему эго рвёт его сущность. - Маам, когда мы поедем? - Эрик скулит своей матери, которая снаружи ждёт их в машине. - А Хайди готова? - женщина недовольно глядит на сына и вертит головой. Эрик так долго ждал эту ярмарку, что пальцы все посинели, а она уже час назад открылась, но он не может поехать из-за одноклассницы! Картман прокручивает лица своих друзей, которые будут говорить о том, как много тот пропустил, будут из всех щелей рассказывать о том, как же прекрасно было в первые полчаса, а он апатично будет опускать веки, злиться на Кайла и слушать морские прибои своей девушки. Они бьются, но он не слышит, не пытается улавливать смысл. Раньше они оба делили своё одиночество, были отгорожены от мира, выплюнуты и пережёваны много раз. Тогда у Эрика защипало в мозгах, было мерзко, отвратительно, хотелось смыть стыд. Брофловски честно думал, что Картман может быть тем козлом из интернета? Эрик жаждет, чтобы мальчик поплатился за потерянное время. Хайди спешит, очередное долгое фото размером в вечность, где Картман успевает улыбнуться или нет, потому что вспышка происходит мгновенно. Он цепляется за худую ручку, бьётся в душевных конвульсиях от несостыковок, но рьяно отрезвляется собственным отражением в мутной луже. Уже течёт, лишь бы не отпускать её от себя. Они преодолели свои тоскливые моменты и он втягивает их в новое мучение, потому что самому слишком неприлично, что всё шло так хорошо. Ему не хорошо, хотелось этого раньше, но он же не дурак, даже сейчас знает наверняка - любая страсть гаснет и эта отжила, выпила всю кровь и он не любит, не способен. Все мальчишки имеют тупую привычку называть тех, в кого влюбились друзьями. Ей он сказал, что влюбился и это было, честно, прекрасно. Но они не друзья уже целый месяц. И не потому что он стесняется, а потому что по-настоящему не дружат. Эрик вздыхает и ему тяжело и не из-за старого свитера, который успел выцвести и даже не из-за давящих на ноги штанов. Хайди не смотрит на него, она отстранённо разглядывает поля, окна с тыквами и разными украшениями, словно вовсе не здесь. Мечтает. Её медовые глаза блестят, как у детей на Рождество, когда те впервые видят странного мужчину в красном. Их колени прямые, а тело стремительно держит дистанцию. Они похожи на зверят, пока не закричат неокрепшими связками и не зарыдают, спеша к родственникам. Картману кажется абсурдным то, зачем она даже пыталась с ним что-то иметь, когда все знают одно: Эрик некудышный друг, толстый любитель оскорблений и сложностей. Они толком не знали друг друга никогда, не играли в одном дворе и не общались на переменах в туалете. Тёрнер появилась ради чужого искусства и предстала так близко, что у Эрика крышу снесло. Он ни с кем ещё не находился в такой связи. По всей видимости материнский характер явно повлиял на то, что он ощущал тогда, но его это не трогало. Потом что-то щёлкнуло и все его трепетные фантазии пошли на дно. Он не готов отдать за неё свою свободу. Над ярмаркой плыло осеннее тёмное небо, а от асфальта несло мокрыми листьями, какими-то травами и холодом. В нос ударил запах конфет, овощей, выпечки. Эрику хотелось побежать, как можно быстрее и он без терпения, оставляя всё позади, капризно кривя лицо, пошёл ко входу, где сидел полный мужчина. - Ты сюда? Как-то поздно, - брюнет опёрся крупными руками на колени, пока шляпа из соломы свободно скатилась на лоб, - Некоторые аттракционы уже закрыты. - Что?! - Картман взвыл, не скрывая стервозных желаний и злости. Он обернулся, таращась на уходящего Баттерса. - Да, ты что-то не успел, - Стотч только подтвердил, спеша за отцом. *** В школе Эрик с истощённым, совсем апатичным видом ковыряет свой обед. Прислушивается к размеренным звукам шагов, тешится мыслями о том, что если он не может отпустить Хайди, то может убить её. Окончательно, чтобы не думать, что у него есть еще шансы на что-то. - Пацаны, слышали вчера ведьма летала над ярмаркой? Я рано ушёл и не видел, - у Картмана стальной хваткой сжаты зубы, лишь бы не перегрызть шею Кайлу, который пялится на него, словно зная, что Эрик-то видел эту сучку. Пялится он незаметно, взгляд кидает беглый, а потом быстро прячется, но Картману хватает и этого. - Да, - добавляет Стэн, пытаясь поддержать беседу, - она забрала Маркуса и ещё пару младшеклассников. Хотя по-моему это был парень-ведьма. Эрик плотно обхватывает вилку и изредка махает другой разжатой рукой своей подруге, которая успела взволнованно вскинуть бровь. Как осточертело. - Эрик, убьём её? - это вырывает Картмана из другой реальности и он даже не знает, что речь о ведьме. - Да, - мальчик пожимает плечами и пьёт апельсиновый сок. Брезгливо морщится, потому что не любит его, но испытывает больное удовольствие. Эрик скрывается быстрее всех, ему не терпится осуществить свой план, который бы включал в себя и подставные лица и тех, кто бы смог спрятать труп и Гаррисона, молчание которого стоит банки пива. Он не слышит быстрых, лёгких касаний о плитку туфель и внезапно чувствует на плече руку, стискивающую ткань свитера. - Не поворачивайся, но серьёзно, что ты за ней как хвост? А ещё я волновался, потому что думал, что этот старпёр забрал тебя, - знакомый голос резал уши. Смазливый, не такой как у всех мальчиков. - Жидёныш, какое тебе дело? - Эрик слушается и так и стоит спиной, доверяет. - Ну если ты сдохнешь, то на твои похороны даже мать не придёт, - Брофловски обхватывает и второе плечо. Эрик цокает языком, пытаясь выглядеть комично, но всё это смахивает на волнение, кому как не Кайлу это знать. Беспокоится, потому что они давно не были одни и он не понимает, как вести себя наедине с таким неправильным евреем. Нет тех, кто бы вечно мешал или защищал и Картман беспомощно отдаётся тёплому телу. Эрик волнуется, потому что не хочет разрушать по крайне мере себя, не хочет быть огорчён в своих способностях, не хочет, чтобы всё было как с Хайди. Далёкое будущее обдаёт его азотным дымом и дышать всё тяжелее. Картман восхищается Кайлом в высшей степени, всё его нутро подтягивается и тихо стучится о кожу. Он не признает это. Они не бьются зубами, как это было с Тёрнер, нет этого жирного слоя блеска и это не жадно. Кайл не торопится, словно через секунду умрёт от стыда, не пихает язык и не пытается, чтобы собеседник открыл свой онемевший рот. Совсем неловко кусает верхнюю губу, придерживает полноватый подбородок и Кайлу смешно. Он не скрывает этого за усмешкой, пока Эрик обиженно ищет причину - Словно с дедом целовался, - чужое лицо выскальзывает из пальцев. -У тебя губы шершавее наждачки, - кидает Эрик, отворачивая свои красные щёки.