крик о помощи

Иногда, когда ты бываешь настолько пуст, что не можешь даже ничего почувствовать, мир будто рассыпается на осколки. Реальность крошится в твоих руках, а ты стоишь один, окутанный ничем, посреди всех этих развалин. И ты не закричишь, потому что нет смысла. Незачем больше что-то делать, незачем чувствовать, незачем быть. Тогда ты понимаешь всю суровость реальности. Ты понимаешь, что на самом-то деле тебя никто не знает. Не знаешь даже ты себя сам. И пускай ты цел, но будто склеен, будто собран из того, что от тебя осталось. Те уродливые куски, которые время так щедро омыло и ободрало до конца. Не остаётся ничего, дорога вперёд закончилась, и ты больше даже не пытаешься пробиться. Перед тобой угол, тупик, здесь лишь ты, твои мысли и остатки чувств. Поношенные, как и ты сам, эмоции, с привкусом горечи. Данила трёт уставшие – от чего, он ведь целый день бездельничает – глаза и сглатывает. Горько, как и ожидалось. Он не знал, он терялся, он разрывался. Дни проходили смазано, сливаясь в один нечитаемый поток времени. Когда вчерашний день стал так похож на сегодняшний и наверняка повторит завтрашний? Существуют такие вещи, которые ты понимаешь лишь с взрослением. Не с возрастом, а именно с взрослением. Потому что тебе может быть хоть под сорок, но ты не достигнешь того момента, когда сломаешься. Чуть позже ты, правда, переродишься, но сейчас не об этом. Даниле оставалось лишь гадать почему этот период выпал на его двадцать и почему длится так неимоверно долго? Это не гонка, где нужно прийти первым. Это жизненное испытание, которое нужно пережить, ну, или сдаться. С последним у юноши были проблемы. Каждый его учил быть сильнее, идти до конца. Вот только никто не учёл, что путь у всех разный. Дорога никогда не сможет быть одинаковой: по ней проедет тысяча машин, дождь наперекор со временем раздробит асфальт, а камни собьются из одного места в другое. В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Жизнь такова, что поток её неостановим, а течение настолько резкое и неожиданное, что за ней не угонишься никогда (не то чтобы Данила пытался). Происходящее было похоже на океан, пучины которого так заботливо затягивали Данилу всё дальше. Силы на сопротивление покинули ещё на первой минуте. Оставалось лишь принять свою судьбу и ждать конца. Хоть когда-то, блять, это должно было закончиться. У него было много проблем, перечислять можно либо в алфавитном порядке, либо по мере их поступления. С ними Данила ничего не делал, считал (надеялся), что все они решатся сами по себе. Что не нужно будет прикладывать никаких усилий, потому что их у юноши точно не осталось. Под конец всей этой тирады вы спросите: что же случилось? Данила усмехнётся, но не ответит – предположит, что виноват по большей части сам, на том и попросит больше не затрагивать эту тему. Что уж скрываться, он знал, прекрасно знал причину. Боялся себе признаться? Наверняка. Собирался ли он что-то с этим делать? История умалчивает. Данила забивал всё своё свободное время встречами с друзьями, потому что убеждал себя в обратном. Потому что хотел думать, верить в то, что он правда чего-то стоил. Суть проста: факт собственной ненужности нагрянул как гром среди ясного неба примерно в мае, вызывая незаглушаемое чувство беспомощности, безнадёжности и разочарования. Казалось, что мозг юноши работал против него, что все цели превратились в недостижимые мечты, что вес собственных недостатков превышал все допустимые границы. Мысли, словно разъярённый рой пчёл, разом накинулись на измотанное сознание, ухудшая ситуацию. Он знал, что он лишний, и не тот, кто нужен. В один день просто будто произошла подмена: его, как личности, его жизни, которая так ожидаемо пошла под откос, его сознания, как обугленный отвратительный кусок старой газеты с нечитаемыми текстами. У Данилы, несомненно, были и хорошие дни, вот только с каждым везением проступала и кровь. Случайно – он клянётся – агрессия закипала где-то под коркой черепа, жгучим ядом разливалась по венам и выходила в самых необъяснимых спонтанных ситуациях. Он просыпался со сбитыми костяшками, синяками по всему телу, запёкшейся кровью в волосах и совершенно не понимал почему и откуда. — Ты похож на себя. Но ты – кто-то другой, — Руслан говорит. Они на очередной пьянке, и он наверняка не вспомнит свои слова этим же днём, но надеяться стоило. Изменение было поверхностно. Наверное именно в этот момент Данила понял, что отрицать бессмысленно. Отрицать что? Свои чувства, как бы глупо и бредово это ни звучало. Осознание всего накатило на него внезапно, как тот же гром, словно лавина. И смириться с тем, что это происходит в питерских реалиях грустной России между ним и его лучшим другом, для юноши оказалось непосильной задачей. Данила не привык получать отказ, но в этом случае он ни на шутку забеспокоился. Потому что Руслан привык отказывать. Привык ранить, сам того не замечая. — Ты, вроде бы, говоришь так же, как и всегда. Но нет, я слышу кого-то ещё. Ты точно в порядке? — Мы в клубе, Руслан. Не бери в голову, — Данила отмахнулся. Он не хотел ещё больших проблем, он не хотел рассказывать, каяться. Он ведь ничего плохого не сделал, верно? Дерьмо случается со всеми. Просто в этот раз случилось с ним. Юноша перебьёт поток мыслей алкоголем, постарается забыть, а потом задумается. Правда ли он такой хороший игрок, раз его раскусили даже на пьяную голову? В конце концов он, вроде, отвёл от себя подозрения. Ещё просто не время. В конце концов, это не гонка до последнего. Руслану, наверное, стоило всё рассказать, когда тот не в первый раз забинтовывал израненные ладони, обрабатывал синяки и клеил пластыри на всевозможные места. Просто так получилось, просто так вышло. Усачев каким-то образом узнал об этом – просто мозг юноши пытается закинуть эти воспоминания как можно дальше, как что-то плохое – и в итоге это стало небольшой традицией, маленьким ритуалом. Руслан не задавал лишних вопросов и на удивление хорошо справлялся со своей работой. Данила пытался перебороть чувство вины и переступить через себя. Нужно было прощупать почву и наконец сделать первый шаг. — Я могу читать тебя безрассудно. Но, Дань, я могу читать тебя. Это было ожидаемо, ничто не вечно. Он не мог прятаться каждый день и строить себе стену лишь из положительных эмоций, надевать маску. Не мог врать. Не мог скрываться. Данила понимал, что вот-вот, и он скоро сломается, с треском надломится и сдаст свои позиции. Потому что ничто не вечно. Это происходит поздно ночью, скорее под утро следующего дня. Кое-что личное вырывается наружу незаметно для своего хозяина. — Может быть, ты расскажешь? — Обязательно, — Данила давит улыбку из-за понимания. — Но чуть позже. — Хорошо. Руслан щедро льёт перекись и дует, когда жжёт. Данила думает, что даже если ничего не выйдет, то потерять Усачева будет означать конец его жизни. Жирный крест, как с руслановской футболки «Оскорбление чувств верующих». А дальше ничего. Он встряхнёт головой, отгоняя эти мысли прочь, под крик негодования. Интересно, чем он такое заслужил, учитывая ту череду не самых приятных вещей в его жизни? Дни не изменились, но стали значительно лучше с, хоть и вынужденным, но всё же каким-никаким присутствием Руслана в даниной жизни. Ему было чуть лучше. Не совсем хорошо, но и не так ужасно. Время разбилось на чёткие границы, дни стали более явными и лёгкими в искажённом восприятии юноши. Он готовился к тому, чтобы начать новый этап своей жизни. Возможно, самый рискованный и сложный для него морально, но Данила был уверен – это того стоило. Просто потому что терпеть было сложно. Было сложно контролировать себя и не засматриваться, отводить взгляд – а Руслан очень любил смотреть глаза в глаза. Он будто бы пытался заглянуть в душу, Данила клянётся, что слышал, как на сердце дребезжали цепи с замками. У него не было чёткого представления о дальнейших действиях, но с Русланом вряд ли что-то могло пойти не так. Данила рассмотрел все варианты событий, но на худших зацикливаться не планировал, чтобы не сбить настрой. Он обязательно наберётся смелости его поцеловать. Но сейчас не об этом, нужно сделать ещё пару шагов до этой точки. Сначала приходилось собирать информацию: наблюдать издалека, улавливать намёки, искать второй смысл слов. Руслану не раз задавался вопрос, что бы он сделал, будь в него влюблён кто-то из его близких друзей. Тот лишь отмахивался, отшучивался и переводил тему. Будто бы с этим было что-то не так. Что же ты скрываешь, Усачев? И когда Даниле наскучили однотипные ответы, то он спросил лоб в лоб. Перед этим, правда, изрядно подвыпив «для смелости», но не суть. — Руслан? — А? — тянет парень. На его губах улыбка, которую так хотелось сцеловать, а в руках бокал вина. Казалось, найти Руслана в клубах без стакана, наполненного чем бы то ни было, было невозможно. — Чтобы ты сделал, если бы понял, что я в тебя влюблён? Руслан немного опешил, наклонился чуть ближе и переспросил. Музыка играла чересчур громко, а окружающим на них было плевать. Ну и пусть, им же лучше. Заинтересованно запрокинув голову и упираясь взглядом в потолок, Усачев начал рассуждать. А Даниле только и оставалось, что безотрывно наблюдать за двигающимся вверх-вниз кадыком и мять подол футболки. — А с чего такие мысли? — он помешивает вино у себя в бокале, просто немного покрутив его, смотрит куда-то на дно и делает глоток. — Ничего личного. Просто сильный интерес. — Я не знаю. — А если подумать? — Убежал бы с тобой в Украину и сыграл там свадьбу, когда нам разрешат туда въезд, — парень усмехается. Данила делает это скорее из вежливости, и скользит взглядом от носков руслановских кроссовок до его глаз. Он всегда так невероятно красив и факт существования этой проклятой «дружеской» дистанции делал неимоверно больно. — Я согласен. Но чур ты берёшь мою фамилию. — Хэй, мистер Усачев-младший, мы так не договаривались, — Руслан чуть не разливает своё вино на белую ткань даниной футболки. И даже если это бы произошло, юноша бы и не был особо против. Белых футболок у него полно, а эта станет особенной, с напоминанием о Руслане. — Мистер Усачев-младший у тебя в штанах. Они разражаются хохотом и Данила чувствует, как ему вмиг становится легче. Пускай его недосказанность и лежала тяжёлым грузом на плечах, но всё же тот факт, что его не послали сразу куда подальше обнадёживал. И, возможно, когда-нибудь он соберётся с силами и всё расскажет. Недосказанность – не ложь, она ещё не смертельна, словно пуля, разрывающая чьё-то сердце. И, возможно, эта история отличится не самым плохим концом. И та полоса в его жизни наконец будет закончена. Тот самый день наступил на чьём-то дне рождения (и почему все важные вещи происходят лишь в сопровождении алкоголя?). Они не были так близко знакомы с именинником, их позвали скорее для галочки, поэтому тот факт, что они ненадолго отлучатся, не должен никого сильно беспокоить. Руслан очень быстро напивался, поэтому в худшем случае все дальнейшие события этой ночи он не вспомнит, ну и слава всему сущему. Даниле страшно: до дрожи в коленках, до трясущейся челюсти и пота на спине. Он берёт парня под локоть, ничего не говоря, и осторожно его уводит в сторону, объясняя это тем, что «Сейчас». — Ты хотел поговорить? — Руслан в тупом колпаке и с коктейлем в руке. Данила пытается не растаять на месте прямо сейчас и кивает. — Мог бы мне сказать заранее. Это что-то важное? — Помнишь, ты спрашивал меня о происходящем? — Ну, — руслановы пухлые губы ловят соломинку. Данила пытается оторвать взгляд и перевести глаза. Это оказалось не лучшим решением. — Помню. — Я могу тебе ответить на этот вопрос. Только пожалуйста, — он шепчет, молится. — Пожалуйста, отнесись к этому с пониманием. — Не пугай меня, что такое? Ох, Данила не хочет, но ему, кажется, придётся. И он начинает. Рассказывает всё издалека, про личные проблемы и переживания. Руслан слушает, не перебивая, и это, наверное, самое ценное. Вот только подбираясь сути, юноша оглядывается назад и понимает, что уже не свернуть. Точка невозврата пройдена и уже жалей не жалей, а дойти до конца придётся. Он набирает побольше воздуха в грудь и из последних сил выдаёт: — Это было очень долгой подводкой к тому, что я так долго не мог сказать. Руслан, я, кажется, люблю тебя. Руслан опешил и – Данила клянётся – чуть не выплюнул всё содержимое своего коктейля на пол. Всё же, наверное, ему не стоило… — Так вот зачем ты тогда спрашивал… — Ага. — Ты же понимаешь, что это довольно серьёзное заявление? — он, что, собрался его отчитывать? Данила кивнул. — И ты понимаешь, что сказанные тобою слова наобум это бред, верно? Так вот, прости пожалуйста, но мне придётся сказать тебе нет. И мир рушится. Данила переспрашивает в надежде и неведоме: — Нет? — Нет. Потому что это не так работает. И сказанные тобою слова не обязывают меня броситься к тебе с распростёртыми объятиями. Я гетеро, Дань. — Хорошо, я понимаю. — Ещё раз прости, если как-то задел тебя, но для меня просто это довольно резко и неожиданно, сам понимаешь. — Да нет, ничего страшного. А на что он, собственно надеялся? На что-то хорошее? Ты в России, парень, и жизнь тут далеко не сказка. Данила попытался улыбнуться – скорее вынужденно вежливо, предательски виновато – и замять эту тему. А собственный провал он как-нибудь обязательно переживёт. Не в первый, не в последний раз. Это был конец, да, не самый счастливый, не самый лучший и не самый желанный. Это был конец, но относился он лишь к этой истории. И никто не знает, сколько ещё подобных вещей с ним случится. Оставалось ждать, надеяться и верить. А жизнь продолжается.