Марс и Лаванда

Поправляю часы на руке, пытаюсь при малом свете рассмотреть расположение стрел: ступает начало третьего часа после полуночи, мне, как и на любом другом фестивале, очень тяжело уснуть после концерта. Это началось с нашей первой m'era luna, тогда, не смотря на всю боль в теле и моральную усталость, разум был так потрясен и возбуждён, что заливать в себя кофеин мне не приходилось ещё следующие сутки. Сейчас уже сознание не входило в столь восторженный шок, заставляя меня прыгать, подобно ребенку, которому подарили желанную игрушку на новый год. Вся эйфория, периодически разделявшая место с необоснованной меланхолией, вымещалась редкими эмоциями на моем лице, однако спать я все ещё не мог. Джаред сонно говорил какое-то время назад, что после следующего концерта я сдуюсь и впаду в кому дня на два. Сейчас я сижу на траве позади одного из частных домов, что отделили под группу на "переночевать и поесть", пока мы находимся на территории фестиваля. За ними — ничего, отделенное под мероприятие место кончается и, на удивление, с этой стороны не огораживается железными прутьями, давая насладиться открытым видом салона. Поле, вдалеке видно где-то три лесополосы, между ними виднеется трасса, по которой все ещё изредка проезжают машины. Жёлтый свет, контрастирующей с темной округой. Это так красиво. Корпусом повернут прямо на восток, голова чуть приподнята и рассматривает светловатое небо. Лишь начало июля, здесь и в полночь редко можно увидеть полностью чёрное, при этом безоблачное. Здесь же облака, особенно ближе к земле, больше напоминают туман своей полупрозрачностью и нечёткостью, однако вокруг уже рыжеватого участка, откуда скоро будет всходить солнце, сгустки все же видны на игре света. Они образовывают собой красивую арку, четко разделяя кусок ясного и облачного неба. Остались видны лишь самые яркие звёзды. Слушать сверчков, редкий смех где-то в далеке, и думать о вечном мне мешает чужое присутствие. Я всегда лишь рад компании Шеллхорна, однако сейчас тихая внезапность где-то внутри пугает меня до крика. На деле я лишь молча существенно вздрагиваю. — Марс. — М? — Марс видно. Тиан улыбается, мы целуемся. Диско любит целовать меня, когда видит на небе Марс. Я ему чем-то напоминаю эту планету. Мой партнёр вываливается из окна, делая это все так же относительно бесшумно, словно до этого он полноценно тренировался бесшумно вываливаться из окна. Вижу его улыбку, от которой и сам искренне улыбаюсь, мы еле слышно смеемся друг другу под нос и сплетаем руки крепким замком, щекочем губами щеки и шеи, уши. Диско прижимает меня сильнее, чтобы наши объятия по силе были сопоставимы с крепкими и супружескими. Упирается ртом в висок, показывает местонахождение планеты. Теперь уже я расцеловываю его шею. Тиан добро посмеивается и шепчет мне на ухо сказку о том, что когда-нибудь мы улетим туда и откроем источник вечной жизни. Теперь мы лежим. Я лежу на своей любви, моя любовь лежит на траве. Ухом ловлю биение сердца, а всей головой, будто корабль, плыву на волнах его груди. Диско пахнет лавандой, я пахну кожаной курткой. Мы молчим, слушаем мысли друг друга. Чужая, столь родная, рука возлюбленного глубоко зарывается в мои волосы, оглаживает их и спину. Я чувствую защиту и чувствую, как защищаю. Кто-то проходит мимо, разговаривая и смеясь, совсем близко-близко. Мы вжимаемся в друг друга. Не сколько от действительного страха, сколько лишь от желания быть ближе к друг другу, а не к кому либо ещё. Мне становится более грустно, хотя сейчас происходит самый счастливый момент моей жизни. Носом зарываюсь в чужую шею и урчу, иногда начиная хныкать. Тиан словно чувствует мои внутренние тревоги сейчас. Он всегда меня чувствует. — Хельмеке, — бархатный шепот его голоса. Отзываюсь невнятным мычанием. — я люблю тебя. На этом моменте я трескаюсь. Какой раз за все наши отношения он говорит это мне? Второй? Третий? Я разучился считать. Мне говорили подобного так мало вне рамок семьи, вне рамок дружбы, что сказанное количество Диско мешалось в голове с общим числом. Мне словно 15 сейчас, и я действительно не знаю, что делать. В щеки отдает тепло, я сжимаюсь и сжимаю партнёра, хмурюсь в лице и будто перебарываю в себе что-то, в результате чего целую в родинку на подбородке слишком уж коротко и крепко. В горле стоит ком, так что я не могу сказать ответное так же четко, так же легко. Сипло и неуверенно шепчу в грудь: — Тоже. — ещё тише. — ...очень сильно. Поцелуй в сердце. Еще. Ползу выше. Расцеловываю шею, щеку, висок. Тихий хохот, становится легче. Мы перекатываемся, и теперь уже я оказываюсь снизу, а Диско, нависая надо мной, смотрит в глаза и улыбается. Я не могу не улыбнуться ему в ответ. — Опять не спишь? — Тиан, я влюблен в твои игры со мной. — Что поделать, раз рассудок после концертов на фестах такой неспокойный. — Пошли в дом. — оглаживает большим пальцем щеку. — Со мной будет спокойнее. — нежное касание губ моей чуть щетинистой щеки. Прижимаю к себе. Несмотря на ожидаемые штуки и вопросы "а вы не геи?" от коллег утром, я иду с ним, ведь всегда мечтал разделить кровать. Постоянно мечтаю. Мы все же встаем с травы, отряхиваемся, я обнимаю Тиана ещё раз. Не могу, мне его мало. Он смеётся, поглаживая меня по спине и отпуская, я улыбаюсь в ответ. Пробираемся в дом через все то же окно, стараемся сделать это как можно тише, чтобы не разбудить недалеко спящего Лорда. Встаем у кровати, я, опираясь на Диско, в слепую снимаю обувь. Каждый шорох из соседней кровати настораживает, однако поэтапно я уже не так боязно реагирую на это. Теперь мы лежим на чуть тесноватой для двух человек кровати. Шеллхорн целует меня в лоб, я целую его в кадык. Сейчас я искренне пытаюсь прокрутить в голове, когда я спал, обнимая кого-то, последний раз. Когда я любил кого-то взаимно. Так и не вспоминая, прижимаюсь лишь плотнее. Мне и не нужно это знать, когда у носа запах лаванды, за окном Марс, совсем рядом Диско и он, кажется, любит меня.