Искра в темноте. Дитя Голубой луны

Намек Татии насчет того, что для окончательного обращения ей нужно выпить крови Хоуп, Елена до последнего игнорировала и всячески отрицала, но, когда к утру, после пробуждения, ее вырвало уже третьим пакетом крови, которым ее снабдила Ребекка, она больше не могла этого делать. Элементарно не было сил. Елена буквально чувствовала, что ее время ограничено и утекает, как песок сквозь пальцы, но в этот раз она не хотела умирать. Да черт возьми, она только стала матерью!.. Но пить кровь своей девочки она отчаянно не хотела, хотя и начинала обреченно понимать, что выбора у нее может и не быть. Ах! Если бы ее предок был перед Еленой в тот момент, когда она окончательно осознала, что ей придется сделать, чтобы выжить, и поняла, что имела ввиду Татия, говоря о том, что дети основателей Мистик Фоллса периодически сходились и почему именно кровь дочери ей нужно выпить, чтобы завершить превращение, она бы не побоялась и ударила первую Петрову. Гибрид, мать его. Она — Елена Гилберт, и в смерти умудрилась влипнуть и стать чертовым гибридом!.. Точнее, может им стать, если сделает глоток крови своей девочки, которая, вероятно, имеет те же свойства, что и ее, некогда текущая по жилам, багровая субстанция. А все из-за того, что ее прапрапрабабка, о чем она благополучно забыла, была из Локвудов. Из семейки оборотней, чьи гены волка передались и Гилбертам, кажись. И, соответственно, передались ей. Какая ирония… Сука-судьба ее и здесь не обделила, и, вопреки обычным правилам пробуждения этих генов, в случае Елены засчитала ей за убийство ее собственный суицид. Ну какая же все-таки она — бл… Тут ее вновь скрутило и еще раз вырвало остатками крови, а непонимающее бормотание консилиума в лице Элайджи, Ребекки, Клауса с Хоуп на руках и плененной Бонни, где-то на периферии, болезненно резануло ее обострившийся слух. Елена застонала и, прижавшись лбом к зеркалу, которое висело над раковиной, куда ее безудержно рвало, прохрипела: — Клаус… — Да, любовь моя? — почти сразу отозвался гибрид, который все это время стоял неподалеку и, как ястреб, нависал над двойником, недоумевая, почему ее обращение не получается завершить. Такого еще ни разу не было на его памяти, разве что только с гибридами. Но Елена Гилберт-то не оборотень. Так в чем же тогда дело?.. Если честно, Клаус только сейчас, протрезвев, начал осознавать масштаб катастрофы. Нет, он был, как ни странно, рад, что его дочь, его бесценная принцесса, которой он наконец коснулся и увидел, и которую до сих пор, не спускал с рук, не осталась без матери, но… Он остался без гибридов. Совсем. Нет, род Петровых все еще жил, и, потенциально, через пятьсот лет у него будет еще один двойник, вот только… Если он и будет, то придется ему внучкой, правнучкой или просто потомком. Будет потомком Хоуп. И каким бы монстром Клаус не был и сколько бы не вредил братьям и сестре, своей дочери и ее детям, он не хотел причинять боль. Его принцесса, едва оказавшись у него на руках, украла безвозвратно, хотя он в жизни в этом не признается, его черное и гнилое сердце. Гибрид и не подозревал, что сможет столь сильно и быстро полюбить это беззащитное создание. Свою дочь. Эта малышка будто заполнила ту часть его, которая всегда была пуста и невыносимо ныла, особенно после того, как он узнал, что Майкл не его отец. Узнал, что его сестра и братья были его семьей лишь наполовину. Та его часть, которая, он думал, принадлежала запертому внутри него волку. Но после жертвоприношения облегчение было недолгим, и он вновь ощутил эту сосущую пустоту. А потом родилась Хоуп, и Клаус понял, что все это время только ее и ждал. Ждал свою девочку, для которой он хотел быть лучшим отцом, чем был Майкл для него. Он хотел подарить ей целый мир… …но для начала ей нужна мать. Но, если он не придумает, как той помочь завершить обращение, его дочь останется без нее. Тот факт, что ему самому двойник стал небезразличен, Клаус успешно проигнорировал. Почти успешно. — Моя… моя кровь у тебя еще осталась? — хрипло и с надеждой спросила Елена, что есть силы вцепившись в края раковины. — Чистая. Та, что ты использовал для создания гибридов? Она хотя и знала, что кровь Хоуп подойдет для завершения обращения, но все же не хотела, чтобы об этом узнал Клаус. По крайней мере, пока. Нет, Елена видела, что гибрид был абсолютно влюблен в их дочь, к ее огромному облегчению, но все же хотела попридержать это знание при себе. Клаус непредсказуем, и вполне мог выкинуть… Да, все что угодно. Поэтому, с робкой надеждой в сердце, в момент истинного отчаяния решила узнать, не осталась хоть капля ее крови у Клауса. Вдруг та поможет, и ей не придется тревожить дочку. Клаус подозрительно прищурился. — А для чего тебе она? — настороженно спросил он, делая шаг в сторону Елены. Девушка с трудом подняла голову от зеркала, в которое упиралась лбом, и, повернувшись к мужчине, пару минут пристально смотрела на него немного мутным взглядом. Гибрид буквально слышал, как в ее хорошенькой головке крутились шестеренки, явно обдумывая очередную безумную мысль. Тут ее взгляд медленно опустился на драгоценный для них обоих сверток в его руках и потеплел. Клаус даже немного позавидовал, исключительно белой завистью, свой дочери. Та любовь, которая появилась в карих глазах Елены Гилберт при взгляде на их ребенка, была столь глубокая и искренняя, что у него захватывало дух. Было видно, как девушка, несмотря на свой еще столь юный возраст, была без ума от дочери и все для нее сделает. Что и не удивительно, ведь за все то время, что он знал этого двойника, Елена Гилберт была готова на все ради семьи и дорогих ей людей. И убить, и умереть. Его собственная мать вот никогда на него так не смотрела. Она редко его защищала от гнева Майкла. Почти никогда не утешала. Лишь молча обрабатывала рубцы на его спине от очередного воспитательного урока мужа. И все. Эстер вообще была довольно холодной женщиной. Когда погиб Хенрик, он, наверное, впервые в жизни видел, как она плакала. Хотя ему в тот момент было не до матери… Его собственные глаза были полны слез, и ничего, кроме растерзанного тела брата, и не видели. Клаус был рад, что его дочери повезло с матерью куда больше. Уж чего-чего, а любви и тепла в сердце Елены было полно. Уж точно больше, чем у других из Петровых. Тем временем девушка тихо вздохнула и несколько обреченно сказала: — Чтобы завершить обращение. Судя по всему, благодаря моей далекой прабабке, — тут она замолчала на миг и иронично добавила: — правда не столь далекой, как Кэтрин, но все же… В общем она, так уж вышло, была из Локвудов, и я, кажется, превращаюсь в… — …гибрида, — пораженно выдохнул Клаус, а голоса его сестры, брата и ведьмы, которые стояли около распахнутых дверей в большую туалетную комнату, где он сейчас и был вместе с дочерью и ее матерью, смолкли. Елена лишь скривилась и едва заметно кивнула, прежде чем вновь склониться над раковиной. В этот раз из нее уже вышла желчь, и на миг она почувствовала себя так, словно вернулась в те мгновения, когда ее мучил токсикоз. «Хотя нет, тогда я не чувствовала, что вот-вот умру»,  — вяло подумала Елена, зажмурившись от резкой боли в голове и жуткой сухости в горле, которую, она знала, будет чувствовать теперь вечно. Боже!.. Она же никогда не хотела становиться вампиром! Тут ее взгляд вновь упал на дочь, в, точнее, отражение девочки в зеркале, спокойно спящую в объятиях отца, и ужас, вперемешку с отвращением, от того, во что она превращается, тут же отступил, и пришла решимость. Она должна жить, и неважно в какой форме. Ее дочь, вот отныне ее главный приоритет, и Елена должна ее защитить. У Клауса слишком много врагов, и ее дочь унаследовала их всех. Девушка выпрямилась настолько, насколько могла, и твердо повторила: — Ну так есть у тебя все же моя кровь, Никлаус? Или ты передумал и решил оставить нашу дочь без матери?.. Гибрид пару секунд ее пристально разглядывал, а потом фыркнул и, бережно передав малышку сестре, исчез.