Искра в темноте. Дитя Голубой луны

В этот раз Елена уже не удивилась месту, в котором оказалась. Знакомый серый лес, где клубился туман, как в фильмах ужасов. Мир духов, короче. Правда и Хенрик ее не встретил. Мальчик вообще в последние месяцы ее не навещал, и она искренне надеялась, что это потому, что он наконец обрел покой, а не потому, что мертвые ведьмы его наказали за общение с ней. Хотя сейчас было не до этого. Ни до Хенрика, ни до кучи призраков озлобленных баб… Елена была в агонии. Ее буквально раздирали боль и страдание. Девушка упала на колени, прямо там где появилась, и плакала, зарывшись пальцами в землю, низко опустив голову. Ведь один из самых ее больших страхов реализовался. Она оставила своего ребенка. Как и родители покинули ее, и Изабель бросила… Но самое ужасное Елена, как ни старалась, так и не смогла перебороть проклятие Петровых. Не смогла вырастить свое дитя. Все двойники, жившие до нее, погибли молодыми, так и не видя, как их дети стали взрослыми… Катерина Петрова и того, ребенка своего не видела, а Елене хотя бы достались драгоценные мгновения, в течение которых она смогла взглянуть на свою девочку, коснуться ее бархатной щечки и крохотных пальчиков. Но все же… Боже, как же это больно!.. А ведь она даже не знает, что с ее ребенком будет. Найдет ли ее Клаус?.. Или Ребекка?.. Джереми?.. Будет ли она любима?.. Или Клаус вырастит из нее подобие себя?.… Этого Елена боялась больше всего. Но в отличии от Эстер, она твердо знала, что все равно не смогла бы убить своего ребенка. Никогда. «О боже… Хоуп…» — безостановочно стонало ее сердце. — Елена? Елена… — вдруг тихо и ласково позвал ее голос. Ее голос. Девушка медленно подняла голову и встретилась взглядом с уже знакомой парой глаз. Тех, которые она видела, каждый раз смотря в зеркало. Елена смотрела на то самое отражение себя, которое толкнуло ее в пропасть в прошлый визит. Но в этот раз она, кажется, знает его имя… — Татия?.. — скорее утверждающе, чем вопросительно сказала Елена. Брюнетка напротив слегка улыбнулась. — Здравствуй, дитя, — сказала она, слегка наклонив голову, отчего вплетенные в волосы ленты и металлические украшения упали набок, тихо звякнув. К своему удивлению, Елена поняла, что они не идеальные двойники, как с Кэтрин. Это девушка определенно была старше, чем она и чем Кэтрин в момент обращения. Ей было лет двадцать — двадцать пять. Ее черты лица были немного резче, а волосы, в отличие от нее и Кэтрин, были скорее черными, чем темно-каштановыми, как у них. — Ты тоже не ее идеальная копия, вы обе тоже другие. По своему разные, — пожурила ее вдруг… женщина. Да, та в отличие от своих последующих двойников, успела стать женщиной. А не погибла по глупости, едва стукнуло восемнадцать. — Ты-то как раз самая умная из нас, — вновь с улыбкой сказала Татия и, наклонившись, нежно стерла слезы с щек Елены. — Ты слышишь мои мысли?.. — совершенно не удивленно спросила Гилберт. Она была столь эмоционально опустошена, несмотря на то, что умерла, что… Боже, она умерла!.. Татия поджала губы. — Да и нет, — сказала она. Елена нахмурилась. — То есть? — хрипло спросила Елена. Если честно, ей было неинтересно, просто хотелось заполнить тишину. — Да — я слышу твои мысли, и нет — ты не умерла, — твердо сказала Татия. — Я воткнула кинжал себе в сердце, — скептично сказала Елена. — Так что… я определенно мертва. Признавать это было трудно, но смысла отрицать тоже не было. Она была мертва, и сама была той, кто закончил свою жизнь. Елена до сих пор могла чувствовать холод металла в своей груди. — Это не совсем так, — осторожно сказала Татия и протянув руку в приглашающем жесте, добавила: — Идем, пройдемся немного. Нам есть о чем поговорить. Елена не хотела никуда идти. Она хотела застыть здесь в своем горе. По дочери, по вновь брошенному Джеру, боже, по Аларику в конце концов. Он не виноват в том, чем его сделала Эстер, и не должен был умирать. Особенно из-за нее. Но это, кажется, ее судьба. Губить всех, кого касалась. «Может и хорошо, что моя дочь меня не узнает, и больше мои руки ее не коснутся. Глядишь и дольше проживет. Господи, я очень надеюсь на то, что она будет жить очень долго…» — думала про себя Елена, с неохотой все же взяв предложенную ладонь и с трудом поднявшись на ноги. — Не глупи, — мягко сказала Татия, помогая встать своему далекому потомку. — Ты не приносишь никому смерть. И уж тем более своему ребенку. Елена горько усмехнулась. — Но тем не менее все вокруг меня гибнут, — уныло сказала она, чувствуя все больше нарастающую вину за смерть Аларика. Но… Она отчего-то не могла допустить того, о чем еще год назад страстно мечтала… Не могла дать убить Клауса. Не могла позволить убить отца своей дочери. Тот был чудовищем, бесспорно, но в тоже время… — Да, Никлаус всегда имел такое свойство, — с улыбкой протянула Татия, вновь комментируя вслух мысли Елены. — Даже когда был человеком. Бесил безмерно, но в тоже время был таким очаровательным. Эти хитрые глаза, ямочки, а когда-то еще и волнистая золотистая грива была… Эх… — Ты любила его, — сказала Елена, уверенно смотря на своего предка. Татия вздохнула и взяла своего двойника под руку, неторопливо ведя ту сквозь деревья. — Его трудно было не любить, — печально сказала она. — Когда-то он был весьма добрым юношей. Хотя и дерзким. Особенно, когда поблизости не было его отца. Точнее Микаэля. Тот всегда его унижал. Даже при всех жителях деревни не стеснялся его принизить. — Майкл — монстр, — твердо сказала Елена, в душе жалея того Клауса, каким он некогда был. — Согласна, — не стала спорить Татия. Пару минут они помолчали, медленно бредя между тусклых деревьев. — Каким он был? — тихо спросила Елена и посмотрела на девушку. — Когда был человеком… Ей и впрямь было интересно. Хенрик уже рассказывал немного о брате, но ей хотелось услышать мнение со стороны. — Добрым, смешным, любил братьев и сестру… — меланхолично сказала Татия, смотря себе под ноги. — Еще он был… импульсивен, дерзок, напорист. Он был как пламя… Притягивал к себе, но подойдя ближе, можно было обжечься… — А Элайджа? — спросила Елена. — Я слышала, что ты… — Встала между ними? — горько сказала Татия, смотря на Елену. — Я не хотела… Я просто… — на миг брюнетка замолкла, но потом собралась и издалека продолжила: — Меня довольно рано выдали замуж. Я была сиротой, и глава моей деревни решал, за кого меня выдать. Ульрик был неплохим человеком, но я его не любила. Мы были скорее друзьями. Я быстро забеременела… Родила дочь — Гиду, но… Когда ей было всего пять месяцев, он погиб. И я… выдержав траур, сколько полагается вдове, решила найти того, кого полюблю. По-настоящему. А не так… И вот однажды я встретила Никлауса, когда он со своими братьями приходил в нашу деревню торговать дичью. Он был мил и обаятелен. Но я должна была думать не только о любви. Но и о дочери… И я не знала… Готов ли он принять чужого ребенка. Но и сил противиться ему не было… — тут она слегка улыбнулась, — а потом я встретила его старшего брата. Элайджу. Он был спокоен, надежен и стеснителен. — Элайджа? Стеснителен? — немного удивленно спросила Елена. Она как-то привыкла к вечно серьезному, рассудительному мужчине. Этакая вампирская версия благородного рыцаря в костюме от Армани. Но ей было трудно представить его тем, кто мог чего-то стесняться. Он всегда был поразительно уверен в себе… Татия слегка улыбнулась. — Да, — сказала она. — Когда-то так и было. Он привык быть опорой своим родителям. Микаэль, кажется, именно на него возлагал все надежды. И с ними пришла и ответственность. Он всегда должен был быть сильнее, быстрее, умнее… Всегда должен беречь братьев и сестру. Всегда должен был быть успешен на охоте, чтобы не опозорить отца. Всегда должен был беречь и играть миротворца в семье… — И это не изменилось, — тихо сказала Елена, зная, как Элайдже важно воссоединить свою семью и сохранить ее. Казалось, это была единственная цель в его жизни. И, вероятно, так было еще с его человеческих лет. — Но привыкнув оправдывать ожидание семьи, — продолжила Татия. — он как-то не привык что-то делать для себя. Даже жену себе не искал, хотя к тому моменту уже давно слыл в завидных холостяках… Для него на первом месте всегда была семья. — И ты влюбилась и в него, — утверждающе сказала Елена. Татия печально кивнула. — Он… был как твердая скала в моей жизни, на которую я могла опереться, а его брат как пламя, которое могло как согреть, так и обжечь… — сказала она. — Они были полными противоположностями, но в тоже время… Елена понимающе посмотрела на своего предка. Ведь Стефан и Деймон ей казались такими же. Один нежный, добрый и романтичный, а второй саркастичный, дерзкий и опасный. Две противоположности, которые были одинаково притягательны. — И ты не смогла выбрать… — еле слышно пробормотала Елена, скорее себе, чем Татие, но та услышала, и вдруг нахмурилась и затормозила. — Я выбрала, — сказала она, на миг отведя взгляд. — Да? — с любопытством спросила Елена. — Но я думала… — Что Эстер меня похитила и убила, да? — скривившись, сказала Татия. — Это то, что она внушила им. На самом деле все было не так… Елена подозрительно посмотрела на своего двойника. У нее в душе вдруг зародилось дурное предчувствие, и не сдержавшись, она спросила: — Что случилось? Татия вздохнула и вскинув голову, посмотрела ей в глаза, твердо сказав: — Не важно. Главное, что я их простила, слышишь? Скажи им это. И все, — на секунду она замолчала, а потом легко продолжила: — К тому же мы здесь, чтобы поговорить о тебе, а не о делах давно минувших дней. Поняв, что Татия больше не будет говорить на эту тему, Елена фыркнула и сказала: — А что говорить обо мне? Куда конкретно попаду? В рай или ад? — и совсем тихо буркнула: — Если они вообще есть конечно. — Много ли крови немертвых нужно, чтобы человек после смерти, начал превращение? — вдруг спросила Татия. Елена растерянно моргнула. — Не знаю, пары капель наверное хватит, — вопросительно спросила она, не понимая, причем здесь это. Какое это отношение имеет к ней? Елена ведь с того случая на мосту со Стефаном кровь вампиров не употребляла, так какой смысл в вопросе?.. Татия укоризненно покачала головой. — Девочка моя, — пожурила она, как ребенка своего потомка. — Ты девять месяцев носила в своем чреве дитя, которое отчасти является немертвым… Елена во внезапном осознании распахнула глаза. И впрямь… Ведь ее дочь отчасти вампир, но… Достаточно ли этого? И хочет ли она?.. — Так я превращаюсь, да? — спросила Елена поразительно грустным голосом. Нет, она хотела вернуться к своей дочери, пусть и так, но… Вдруг жажда будет сильнее? Вдруг взяв на руки свою дочь, она причинит ей боль?.. Или вместо того, чтобы наслаждаться материнством, будет лишь каждую секунду стараться не думать о том, как бьется сердце ее ребенка, перекачивая кровь по ее маленькому телу, и пытаться сдерживать себя?.. Нет, как раз этого она не хотела. — Почти, — лаконично сказала Татия, и увидев вопросительный взгляд своего потомка, с улыбкой пояснила: — Ты очень особенная, Елена. Даже для двойника. Елена нахмурилась. — То есть? — непонимающе спросила она, совершенно не считая себя особенной. — С моего времени утекло много воды, дитя, да даже с времени Катерины, — сказала Татия, продолжая улыбаться. — И до твоего рождения в наш род вошло много новой крови. Необычной. Особенно в последние пару столетий. А точнее с основания твоего родного города на месте, где некогда были наши деревни… — Я все еще не понимаю, — хмуро сказала Елена, уже устав от этих загадок. — Дети основателей, кажется, часто сходились, да? — сказала Татия, кажется веселясь от непонимания девушки. — Ну, было такое, — не стала спорить Елена, — но… Татия вдруг вздохнула и отмахнулась. — Да, неважно, сама поймешь, — сказала она и добавила: — Удачи, и сделай то, что не смогли мы все. Вырасти своего ребенка. И постарайся как можно дольше сюда не вернуться. Ах, да, только кровь твоего дитя тебе и поможет!.. Не забудь. И прежде чем Елена успела задать хоть еще один вопрос и спросить, о чем ее предок вообще говорит, та ее вновь толкнула в уже знакомую пропасть, которая неожиданно появилась на их пути. «Ненавижу, когда она так делает!..» — яростно подумала Елена, с вскриком падая вниз. Но тут резко все потемнело, и она, громко втянув воздух во внезапно сопротивляющиеся легкие, отчего ее грудь пронзило болью, открыла глаза. И услышала голос.