Кофе с одиночеством

Антон Шастун. Самый весёлый актёр шоу "Импровизация" на ТНТ. Весёлый для телеэкранов, для папарацци, для журналов и газет, для фанаток, следящих за его жизнью в социальных сетях, для друзей и знакомых, для родных и близких. Весёлый для всех, кроме самого себя. Антон каждый день вёл внутреннюю борьбу, о которой знал лишь он сам. Маска весельчака висела в прихожей на крючке и надевалась перед каждым выходом из тесной квартиры-студии, купленной в ипотеку, но внутри Шастуна продолжали рыдать плакучие ивы из сердечных артерий, а безутешный, но такой жизненно важный орган, скрипел, как ржавая калитка в саду, болезненно отдаваясь в стенках грудной клетки, где ему уже давно было тесно, словно птице, попавшей в ловушку. Во время отпуска Антон всегда говорил, что уезжает далеко и надолго, чтобы его никуда не звали, хотя на самом деле он всё время проводил в той самой квартире-студии с зашторенными окнами, позволяя себе на эти короткие дни стать самим собой и отдохнуть от обязанности представать перед людьми в образе взрослого ребёнка с пожаром внутри. Но с каждым годом всё труднее играть эту жалкую роль, ведь в душе уже давно не пожар, не пламя и даже не искорка. В душе уже давно всё потухло. В последнее время Антон пристрастился к кофе. Зёрна кофейного дерева стали его отрадой. Ему казалось, что он и сам вырос из такого же зерна, ибо по-другому он не мог объяснить себе, откуда в нём такая горькая тоска по... Да что уж там? Шастун даже не мог понять по чему именно он тоскует. Казалось бы, у него было всё: популярность, успех, любовь девушек, талант, чувство юмора, приятная внешность, высокий рост и амбиции, но всё это не делало его счастливым. Не теперь. Всё это стало обычной работой, не приносящей удовольствия и не дарящей удовлетворения. Антон не раз думал о том, что, возможно, стань он менеджером, на которого учился несколько лет в Воронежском ВУЗе, его жизнь была бы более счастливой. Как минимум, он не жил бы в вечном страхе сделать что-то не так или сказать что-то не то. И он бы спокойно мог выходить из дома с прескорбным выражением лица, показывая всем окружающим свой подавленный настрой. Он бы мог быть обычным человеком. И в этом было бы его счастье. Единственный, кто чувствовал, что с Шастуном происходит что-то странное, был Дима Позов, который слишком долго знал Антона. Настолько, что от его внимательного взгляда, скрытого за линзами очков, не могли укрыться черти, танцевавшие шейк в душе друга. Позов нередко предлагал Антону свою помощь, но Шастун отказывался, говоря, что с ним всё в порядке и у Димы просто паранойя, а брюнету оставалось лишь вздыхать, пожимая плечами. — Антон, пить столько кофе вредно для здоровья. — поучительно говорил Позов, норовя отобрать у долговязого седьмой стакан кофе в перерыве между съёмками, но слишком уж существенная разница в росте не позволяла сделать этого. — Боюсь представить, сколько ты выпиваешь дома. Но, знаешь, мой тебе совет - никогда не смешивай кофеин с одиночеством. Это убийственная смесь, особенно для таких, как ты. — Да ладно тебе, Диман, я справлюсь. — отмахивался Антон, улыбаясь так широко, что у него буквально сводило скулы. И Антон справлялся. Поначалу. Кофе отрезвляло его, заставляло мысли двигаться быстрее, а кровь в жилах бурлить, помогая хоть в моменты одинокого сидения на кухне чувствовать себя по-настоящему живым и свободным. Но когда начался обратный эффект, Антон вновь стал загибаться. Кофе, проникая в организм, впивался кофейными зёрнами в плоть парня, а спустя небольшой промежуток времени давало ростки ещё большего отчаяния и ещё большей, чем была раньше, ещё более давящей и гнетущей, тоски.

***

— Шастун, ты такой засранец! — сам себе говорил Антон с явным раздражением в голосе, когда очередная чашка кофе оказалась осушенной до дна. — У многих нет и половины того, что есть у тебя, а ты страдаешь, как тринадцатилетняя девчонка, у которой только-только началось половое созревание и она не понимает, что делать со своими гормонами. И ты ещё смеешь удивляться, почему в твоей фан-базе в основном эта возрастная категория? Да потому что как бы ты ни старался скрыть свою сущность, её чувствуют издалека. Ты просто тряпка, Антон, половая тряпка, не более. Две ложки растворимого кофе уже по инерции падают на дно ещё не высохшей кружки, а затем пропадают, смешиваясь с кипятком, что льётся сверху из полупустого чайника. Туда же попадают и несколько капель одиночества, придавая горькому напитку еле заметный солоноватый привкус. Худое тело опускается на стул, что жалобно поскрипывает под весом парня, а губы Шастуна жадно припадают к кружке, втягивая получившийся "коктейль", словно эликсир жизни. — Ты жалок. — говорит Шастун сам себе, но каким-то другим, не своим, будто бы чужим голосом, отчего сам же и вздрагивает, покрываясь мурашками. — А коли ты сам себе не нужен, то чего ты ждёшь от других? Тебя "любят" только за твои деньги, за твой успех, но узнай кто-нибудь, какой ты на самом деле - тебе плюнут в лицо и поступят правильно. Антон ёжится от собственных слов, делая несколько жадных глотков из кружки, а затем его взгляд цепляется за зажигалку, мирно лежащую на подоконнике с того самого момента, когда Антон закуривал в последний раз. Рядом с ней же покоится полупустая пачка сигарет, от которых Шастуна уже тошнило. — Холодно... — тянет Антон, поднимаясь на ноги, и хватает, подрагивающими, то ли от холода, то ли от кофеина, руками, зажигалку, несколько секунд изучая её таким взглядом, словно видит её впервые. Затем он чиркает колёсиком для поджига и перед его взором возникает небольшое, но яркое пламя, танцующее под движение незаметного человеку сквозняка. — Я слышал, что боль хорошо горит... Последняя фраза звучит задумчиво, с лица не сходит улыбка, а голова чуть склоняется набок, вероятно, для лучшего обзора на огонёк. — Что ж, проверим? — вопрос чисто риторический и Антон не ждёт на него ответа, тем более, что и отвечать-то некому, в квартире-студии он один. Зажигалка гаснет, а Шастун подходит к плите и поворачивает по очереди все комфорки, позволяя газу вырваться наружу, но так и не поджигает ничего, прислушиваясь к шипящему звуку. Он ждёт. Спустя некоторое время в кухне становится слишком тепло, а воздух пропитывается едва уловимым запахом газа. Шастун всё ещё смотрит на зажигалку в своих руках, боясь, что ничего не получится. А он хочет, чтобы получилось. Он думает, что так будет лучше. Голова начинает заметно кружиться и Антон подносит зажигалку к лицу. Руки по-прежнему трясутся, но сам парень этого, кажется, не замечает. Свободной рукой он берёт со стола кружку с последним глотком кофе и медленно допивает содержимое, облизываясь, как соседский кот. Кружка с лёгким звоном приземляется обратно на стол, а взгляд вновь приковывается к зажигалке. Щёлк... Колёсико зажигалки легко поддаётся, почти не сопротивляясь, и наружу вновь выползает коварный огонёк. А затем звучит страшный взрыв. В долю секунды, некогда уютная холостяцкая квартира-студия Шастуна превращается в обгорелую каморку, тут и там охваченную языками пламени. Сам же хозяин уже ничего не слышит. Его тело при взрыве отлетело к окну, словно подушка, а пламя, ласкающее шторы, подхватило его рубашку, что слишком легко воспламенилась, не оставляя своему владельцу никаких шансов. Оказывается, боль действительно хорошо горит. И кофеин с одиночеством отлично сочетаются. Оказывается...