Хранители. Берегись себя

      Звенящая тишина подъезда жилого дома заставляла задуматься о правильности своего поступка высокого мужчину, не спеша поднимавшегося по лестнице. Гордость и самоуважение давно рассеялись в сизом дыме выкуренных сигарет и погибли в стакане крепкого алкоголя, выпитого в квартире лучшего друга. Арсений стойко изображал хладнокровие, игнорируя косые взгляды, обращённые в его сторону. Он слышал сухую вежливость в голосе Матвиенко, когда тот принимал от него подарок. Солитёр знал, что заслуживал эти своеобразные тычки от друзей. Он притворялся, что не видел опасности в присутствии Юли на дне рождения Серёжи, но знал, что ставил на кон, когда приглашал её пойти вместе с ним. И пугающая решительность, которую он читал во взгляде Некрасовой на протяжении всего вечера, доказывала ему, что он всё сделал правильно. Яна, наконец, была готова к войне против отца.       С Поповым никто не пытался заговорить. Он был изгоем вечера. Он бы не удивился, если узнал, что на выборах его друзья проголосовали бы за Громова, сочтя его, Арсения, большим злом. Да и Арс не напрашивался на задушевные разговоры. Он с учтивой вежливостью поздравил Иру и Серёжу с будущим ребёнком, хоть внутри него бил фонтан сумасшедших эмоций и искренней радости за друга, и, вернувшись на место, принялся дегустировать коктейли.       Остановившись на четвёртом этаже, Попов перевёл дух, поправил лацканы своего пальто и замер. Спрятав руки в карман верхней одежды, Арсений поджал губы и перекатился на подошве ботинок. Поправив непослушную чёлку, мужчина широким жестом развернул к себе часы на руке. Циферблат загорелся. Два часа ночи. Пожав плечами, солитёр расстегнул пальто, убрал руки теперь в карманы брюк и повернулся к лестнице. Вспомнив, как чихвостил его по телефону за поздний звонок Антон Ермаков, старый знакомый Арса, частенько достававший адреса и номера телефонов нужных людей — он, к слову, в своё время достал ему новый адрес Павла Чинарёва, бывшего Яны Некрасовой, Попов вновь развернулся к центральной квартире. Рассудив, что с его стороны, по крайней мере, некрасиво по отношению к Ермакову разбудить его посреди ночи, заставить узнать номер квартиры нужного ему человека и не воспользоваться полученной информацией, Арсений нажал на звонок.       Мужчина услышал тихие шаги и отступил назад, встав под лампу, позволив рассмотреть себя и решить, хотят ли его впускать к себе. Арс изумлённо поджал губы, осознав, что за дверью практически не колебались, и в замочной скважине повернулся ключ. Дверь открылась, и Попов задумчиво произнёс:       — Как ты считаешь, твой обжшник похвалил бы тебя, если узнал, что ты поздней ночью открываешь дверь пьяному мужчине, который вряд ли пришёл к тебе с хорошими намерениями?       — А ты пришёл ко мне с плохими намерениями? — нехотя осведомилась Юля.       Громова сложила руки на груди и прижалась плечом к дверному косяку. Её длинные волосы были собраны сзади красивой заколкой, и Арсений скользнул взглядом по красному шёлковому халату, тихо присвистнув. Он вернул взгляд девушке и широко улыбнулся, заметив на её шее подвеску, купленную им на выставке в их первое свидание.       — Как узнал номер квартиры? — поинтересовалась Юля, устало потерев переносицу.       — Оказалось, что легко узнать, в какой квартире проживает Громова Юлия Игоревна, зная её улицу и дом, — усмехнулся Попов и развёл руками. Девушка кивнула, соглашаясь с доводом. — Ты не ответила на мой вопрос.       — Думаю, что мой обжшник не переживал за меня, если бы знал, что я метахранитель.       — Логично.       Арсений сложил руки на груди и подошёл к девушке. Он прижался плечом к дверному косяку. Юля настороженно отпрянула. Попов прислонился виском к дверному проёму и взглянул на Громову. Та сосредоточенно следила за его движениями.       Арс больше ничего не произносил. Он пытался удобнее устроиться, хоть и со стороны его движения напоминали попытки почесать висок. Волосы трепались от соприкосновения с деревом, а внимательный взгляд голубых глаз пробирал до мурашек.       Юля не вынесла этой пытки. Она готова была принять ненависть, неприязнь, осуждение и укор во взгляде Попова. Но в почти сапфировых от недостаточного освещения глазах девушка видела сочувствие, поддержку и, совсем неуместную в их положении, нежность — всё то, что она не ожидала и… не заслуживала.       — Зайдёшь?       Она отступила назад и обняла себя за плечи. Арсений сместился на пару сантиметров, потому что Громова пропала из его поля зрения. Он выжидающе смотрел на неё, нарочно продолжая испытывать.       — Заходи.       Она мнила саму себя хорошей актрисой, хвалила за твёрдость в голосе, но усмешка на чертовски красивых губах Попова дала понять, что мужчина услышал предательскую дрожь. Юля оскорбилась. Она переступила порог и схватилась за дверную ручку, намереваясь захлопнуть дверь перед наглым и самоуверенным ночным посетителем.       Арсений резким движением отлип от дверного косяка. Сердце Юли замедлило ход, и она медленно развернулась на Попова. Его ладонь накрыла руку Громовой и несильно сжала её, останавливая девушку. Словно обжёгшись, она высвободила свои пальчики из плена и скрылась в квартире. За её спиной раздался самодовольный смешок триумфатора.       Арса не задело, что Юля не стала строить из себя гостеприимную хозяйку. Он стянул с плеч пальто и повесил его на крючок. Сняв ботинки, мужчина размеренным шагом направился за Громовой и оказался в широкой светлой гостиной, совмещённой с кухней.       — Почему не спишь? — с театрально невозмутимым видом осведомился солитёр. — Меня ждала?       Мужчина посмотрел на Юлю. Та покачала головой и, привстав на носочки, открыла настенный шкаф. Завороженно проследив, как плавно поднялась красная шёлковая ткань, обнажая женские бёдра, Попов отвернулся, бегло осмотревшись в комнате.       На прозрачном невысоком журнальном столике стояла открытая бутылка и наполненный бокал. Проследив за мужским взглядом, Громова забрала бутылку со стола. Убрав её в мусорное ведро, девушка взяла второй бокал и новую бутылку из узкого выдвижного шкафа. Поставив бокал для Попова и бутылку, Юля опустилась на диван, взяв в руки фужер с красным вином, сбросила домашние тапочки и с грацией лани вытянула стройные ножки на журнальный столик. Поправив задравшийся халат, оголивший её бёдра, Громова наклонилась в сторону, взяла в руки пульт и включила прерванную из-за звонка Арсения передачу.       Солитёр подошёл к дивану и опустился на подлокотник. Он расстегнул пуговицы на рукавах своей синей рубахи, закатал их до локтя и взял в руки бутылку вина и штопор, лежавший здесь же на столе. От внимания Арса не ускользнуло, как Юля боковым зрением наблюдала за движениями его крепких рук. Попов открыл бутылку и вернул её на стол.       Не скрывая своего удивления, Громова покосилась на мужчину. Арсений заёрзал на подлокотнике, устраиваясь поудобнее, прижался к спинке дивана и вытянул по ней свою левую руку.       — Что смотришь? — с уже знакомой невозмутимостью в голосе поинтересовался Попов, следя за движениями незнакомых парней на экране.       — «Шоу импровизаций», — ответила Громова, отпив немного из своего бокала.       Арс кивнул, увидев в углу экрана значок телеканала СТС. Камера взяла крупным планом знаменитого шоумена канала Петра Свободу, державшего в руках красные карточки.       Попов не вникал в смысл произносимых ведущим шоу. Он следил, как красная капля вина скользнула по нижней губе Юли. Девушка аккуратно облизала губы.       — Артемий.       — Что? — не понял солитёр.       Юлия развернулась на мужчину, поднесла бокал к губам, отпила немного из него и вновь облизала губы. Она прижалась плечом к спинке дивана, поджала одну ногу и беззаботно поправила халат. Расправив его края по своей ноге, Громова покосилась через плечо на экран и продолжила:       — Мне нравится Артемий.       Попов проследил за её взглядом. С телевизора улыбался брюнет с голубыми глазами.       — Гости частенько называют его Тёмой, и его это жутко раздражает, — рассказывала девушка. — Он постоянно говорит, что Артём и Артемий — два разных имени. Друзья называют его Арт. Как искусство. Арс на латыни тоже означает искусство, — проговорила Юля и провела пальчиком по краю своего бокала.       Попов переместился с подлокотника на диван. Он взял в руки бутылку вина и наполнил пустой бокал. Облокотившись на спинку дивана, мужчина выпил немного и взглянул на Громову.       — Зачем ты пришёл, Арс?       Арсений сотни тысяч раз слышал короткую версию своего имени, но слетевшее сейчас с губ Юли оно звучало по-особенному. Она словно кричала его и одновременно с этим произносила едва различимым шёпотом на выдохе. Или это всё было иллюзией, и Попову лишь хотелось так думать?       Солитёр вернул бокал на место и придвинулся ближе к девушке. Он забрал бокал из её рук и, не отрывая от Юли взгляда, убрал его. Громова с замиранием сердца всматривалась в голубые глаза напротив.       Он взял девушку за руку и мягко потянул на себя. Юля поднялась с места и перебралась на колени к Попову. Арсений опустил взгляд и нежно, почти невесомо провёл рукой по женскому бедру. Громова замерла, стремясь силой мысли остановить мелкую дрожь, охватившую её тело.       Руки Попова легли на женскую талию и несильно сжали её. Юля упёрлась руками в спинку дивана над плечами солитёра. Ладони Арсения плавно скользнули выше, едва уловимо коснулись вздымавшейся груди Громовой и легли на её шею. Неосязаемо проведя пальцами по вырезу халата, задев висевшую на женской шеи подвеску, мужская ладонь накрыла спину Юлю и нажала на неё.       Девушка покорно подалась вперёд, к Арсу. Его нос мазнул по ключицам Громовой, плавно поднялся выше к шее. Горячие губы очертили линию подбородка. Попов затягивался пряно-древесным ароматом, исходившим от кожи Юли, заполняя её запахом свои лёгкие, забивая их до упора.       — Запретная, — на выдохе произнёс Попов. — Ты запретная. Тебя нельзя.       Арсений отстранился и взглянул на девушку. Её щеки порозовели. Он аккуратно убрал выбившуюся прядь за ухо Юли и потянул пояс её халата. Шелковая ткань прилипла к пылавшему телу, и Попов осторожно распахнул халат, обнажая женскую грудь. Он коснулся рёбер, поднял руки выше и накрыл пальцами возбуждённые соски девушки. Та хрипло выдохнула, прижавшись щекой к виску Арсения, и сжала бёдра на его талии.       — Тише, — строго приструнил девушку солитёр.       Громова, как ужаленная, выпрямилась и попыталась вырваться из объятий. Попов лукаво усмехнулся и сжал пальцы на точёной фигурки Юли.       — Упиваешься моментом моей слабости? — сдавленным голосом осведомилась Громова-старшая.       — Своей победой, — беспечно пожал плечами Арсений, глядя в светлые глаза Юли.       — Нравится нас приручать? — с выпадом поинтересовалась девушка.       Попов удивлённо посмотрел на Громову. На кончике языка Юлии вертелось конкретное определение для тех, кого приручал Арс, но в последний момент она передумала и выдала другое:       — Девушек. Ты любишь приручать девушек?       — Только самых строптивых, — сладким шепотом произнёс Арсений и, положив руку на шею Громовой, притянул её к себе.       Касание её пухлых губ с терпким привкусом красного вина моментально вскружило голову. Попов провёл пальцем по пульсирующей венке и сжал пальцы на её тонкой шее.       Юля медленно отстранилась, жадно глотая воздух. Минутное касание губ подняло волну чувств внутри неё, и с непривычки они начали душить её. Арсений ничего не предпринимал, беззвучно любуясь девушкой. Синие глаза распаляли, раздевали, сжигали, и Громова, закусив нижнюю губу, сместила взгляд в сторону. Она медленно провела пальчиками по гладко выбритой щеке солитёра, его точёному подбородку и опустила их на красивые губы Попова.       Арс ждал. Он нервно сглотнул, когда дрогнувшие женские пальчики коснулись его губ. Он любовался движением её подрагивавших густых ресниц. Сейчас Юля была другой. Она больше не стремилась нападать на кого-то диким зверем. Она выглядела уязвимой. И Попова завораживала эта девушка-тайна, сокрытая за семью печатями.       Громова гордо вздёрнула подбородок, и в её глазах сверкнул недобрый огонёк. Арсений игриво склонил голову на бок. Юля медлила. Попов протянул руку и вытащил заколку из каштановых волос, позволив им рассыпаться по женским плечам.       Дёрнув плечиком, девушка усмехнулась и резко прижалась к Попову, схватив за воротник рубахи. Тот удивлённо охнул, запоздало сообразив, что принял хищницу за безобидного котёнка. Громова утянула его в страстный поцелуй, а её пальцы суетливо пробежались по пуговицам его рубахи. Стянув её с крепких мужских плеч, Юля отбросила её на пол.       Попов подхватил Громову за талию и аккуратно опустил на диван. Его рука легла на женское бедро. Юля дёрнулась от этого касания и хрипло выдохнула, когда губы Арсения скользнули по её шее и опустились к груди. Мужчина рваными движениями спустился ниже, и его горячее дыхание опалило живот девушки. Комнату наполнил влажный, густой стон, когда рука Попова легла на красное кружево белья Громовой.       Попов поднял голову, и его губы медленно растянулись в улыбке. Он коснулся большим пальцем живота девушки и медленно повёл им вниз. Юля выгнулась навстречу Арсению, когда крепкие руки опять задели кружево. Громова шумно втянула воздух, когда Попов с мягким нажимом коснулся разгоряченной плоти через невесомую ткань. Солитёр снова улыбнулся. Его рука скользнула ниже, и он аккуратно потянул кружево, прижимая его к чувствительному телу, вздрогнувшему от этого касания.       Арс выпрямился и поймал новый стон Юли губами. Он жадно поцеловал её, и Громова прильнула к мужскому телу, обвивая его бедрами. Попов отстранился. Взгляд его потемневших глаз прошёлся по влажным каштановым волосам, прилипшим к вискам, опустился на покрасневшие от его страстных поцелуев пухлые губы, спустился к тяжело вздымавшейся женской груди. Такой вид пьянил Попова покрепче красного вина.       Он наклонился к Юле и поцеловал её. Его рука скользнула по женским ключицам и едва коснулась возбуждённой груди, плавно опускаясь ниже. Остановившись между бёдер девушки, Арсений сдвинул в сторону красное кружево. Громова сочно выкрикнула в поцелуй, а её пальцы зарылись в тёмные волосы Попова, когда пальцы солитёра вошли в неё.       Рука Арса двигалась аккуратно, хотя Юле сейчас хотелось совсем другого темпа. Она провела пальчиками по обнажённой мужской груди, покрытой россыпью родинок, и накрыла своей рукой ладонь Попова, желая задать нужный темп.       Солитёр остановился. Он поймал женскую руку и коварно усмехнулся. Немного приподнявшись, он схватил обе руки Юли и сцепил их над головой девушки. Удерживая их одной рукой, Арсений приблизился к женским губам и прошептал:       — Позволь мне приручить тебя.       Громова послушно кивнула. Она закрыла глаза, позволив солитёру утянуть себя в чувственный, неожиданно нежный поцелуй. Она услышала, как звякнула пряжка ремня и расстегнулась ширинка. Её тело подалось навстречу, когда ладонь Арсения накрыла её живот и скользнула ниже. Новый стон сорвался с женских губ, когда мужские пальцы коснулись самой чувствительной точки. Ткань красных трусиков сбилась в сторону, и Громова закусила губу в нетерпении.       Попов отстранился, и его дыхание обожгло шею, а в следующее мгновение он медленно вошёл в девушку. Юля сладко простонала, принимая его. Арсений продолжал крепко держать её руки над головой, поэтому Громова удерживала мужчину около себя бёдрами. Солитёр двигался медленно, размеренно, и у Юли сладко закружилась голова. Она с шумом втягивала воздух, влажно стонала, целуя Попова то в губы, то в щёку, то в висок — куда могла дотянуться. Мятный запах его ауры, смешанный с дорогим парфюмом и крепким алкоголем дурманил сознание. И Громову утянуло в бездну, имя которой было Арсений Попов.

***

      Юля подтянула одеяло к груди и легла на бок, сосредоточенно наблюдая за мужчиной, что сидел на широком невысоком подоконнике и курил в открытое окно. Одному чёрту известно, в какой момент они, поглощённые своим танцем страсти, оказались в её спальне. Женское тело приятно ныло от сладкой неги и удовольствия, и Громова еле сдерживалась, чтобы не замурчать, свернувшись в комочек.       Пронизывающий ноябрьский ветер непрошенным гостем заглядывал в квартиру Юли, но двум людям, находившимся в ней, было слишком жарко, чтобы заметить его. Ночной фонарь освещал грудь Арсения, усыпанную шоколадной крошкой. Громова мечтательно закусила губу, вспомнив, как царапала эту белоснежную кожу. Спохватившись, она сместила взгляд на спокойное лицо Попова, смотревшего в окно, и поймала себя на мысли, что ему подходил синий цвет его ауры. В психологии синий цвет для мужчин означал уверенность в себе, своих силах и завтрашнем дне. Мужчины, носившие синий цвет, отличались лидерскими качествами и твердостью характера, и девушка была уверена, что Попов не зря был отмечен именно этим цветом.       Её сознание услужливо напомнило, что синий цвет ауры Арсения — печать убийства. Юля отвела взгляд, и в окне увидела голодный пожар, уничтожающий всё на своём пути. Сломленный мужчина, который был жалкой пародией на нынешнего Попова, стоял на коленях перед убийственной стихией и умолял вернуть его близких. Громова отогнала видение и опять взглянула на Арса:       — Ты же не думал из девочки-монстра жену себе слепить?       Попов затянулся и усмехнулся собственным мыслям. Обе Громовы считали себя монстрами, в то время как монстром на самом деле был их отец, сотворивший с ними это, заставивший волком смотреть на каждого, кто пытался подобраться ближе и помочь. Юля начинала жалеть, что подпустила Арсения слишком близко, и теперь хотела оттолкнуть, и солитёр понимал это.       — Никого я не собирался из тебя лепить, — спокойно отреагировал Арсений. — Я вообще планировал спектакль на пару актов.       Юля хмыкнула. Её позабавила эта наглая прямолинейность, или откровенная ложь?       — Ты же всё понял. Сразу догадался, когда я тебе сказала про день рождения, — задумчиво проговорила девушка, скользнув по простыни, и удобно разместилась на подушке.       Попов усмехнулся и покачал головой. Во фразе Громовой-старшей сквозила интонация младшей сестры. Он тяжело вздохнул, вспомнив разочарование в глазах Яны, и снова выпустил кольца дыма в окно. По коже пробежала колючая прохлада, и Арсению пришлось выкинуть сигарету и закрыть окно.       — Ты хотела, чтобы я догадался. Почему?       Солитёр впервые за время разговора взглянул на девушку. Её тёмные волосы были раскиданы по белоснежной подушке, а симпатичное лицо было вздёрнуто к потолку. Попов еле сдержал порыв занять место рядом и затянуться ароматом этой девушки.       Юля пожала плечами и ничего не ответила.       — Почему пошла со мной? Ты знала, кто там соберётся, — Арсений сложил руки на груди. — Почему не испугалась, что Яна тебя раскроет?       — Да сколько можно прятаться? — мордашка Громовой исказилась недовольной гримасой. — Рано или поздно мы бы встретились. Город-то маленький.       — Но вы же не встретились раньше, — заметил Попов.       — Но и Яна раньше не была метахранителем, — хмыкнула Юля и повернулась на солитёра. — А вот почему ты был так уверен во мне? Почему не боялся привести меня к своим друзьям?       — Мне нужно было настроить Яну против отца, — честно ответил Арсений. — Ты вовремя под руку подвернулась.       Юля брезгливо фыркнула и тут же беззлобно улыбнулась, почувствовав фальшь в ответе Попова. Он принял правила её игры. Арсений тоже делал вид, что произошедшее сейчас ничего для него не значило.       — Я следила за ней. С самого начала, — призналась Громова, буравя взглядом белоснежный потолок. — Видела, как менялись оттенки её ауры. Наблюдала, как она просрала ауру светлого хранителя, спасая Шастуна. Ты в курсе, что она была уверена, что Антон любит Нину? — Юля рассмеялась как над самой нелепой шуткой и взглянула на помрачневшего солитёра. — О, а как она испугалась, что Оксанка приворожила Антона. — Смех Громовой становился громче и внезапно затих: — Это было подло.       Лёгкое, невесомое воспоминание из прошлого накалило воздух в комнате. Изумрудная ткань холодила пальцы Громовой. Попов не видел маленькую девочку, стоявшую здесь, которая с благоговением смотрела на старшую сестру. Ведь та пообещала сшить самое красивое платье для её куклы.       — А ты споёшь? — тихо попросила прозрачная девочка и забралась на кровать.       Её маленькая ручка коснулась каштановой россыпи волос Юли. Губы старшей Громовой дрогнули, она почти запела привычную мелодию, когда голос Попова вернул её к реальности:       — Это ты удерживала баланс времени, чтобы мы успели спасти Яну.       — И тёмный ауробол в торговый центр тоже выпустила я, — зло напомнила Юля то ли Арсению, то ли девочке, сидевшей рядом с ней на кровати. Та прижала к себе куклу и растворилась. — Это был план отца, — вздёрнула подбородок девушка. — Смерть Яны и её спасение.       Юля сжала простынь в своих пальцах. Это не ускользнуло от взгляда Арса.       — Хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле. Зачем?       Громова метнула полный ненависти взгляд на Попова, и солитёр был нескончаемо рад факту, что метахранитель не могла причинить ему вред.       — Считаешь, что лучше притворяться невинной овечкой, вокруг которой все пляшут и бояться обидеть?       Арсений покачал головой, догадываясь, на кого намекала Юля. Он понял, что старшая сестра помнила куда больше Яны.       — Ты не знаешь её.       — Да ты что? — рассмеялась Громова. — А ты знаешь её? Она позволила умереть жене своего бывшего. Яна могла сохранить ей жизнь, но не стала делать этого. Ей хотелось, чтобы Чинарёв нуждался в ней.       — Она была неопытным хранителем, — не согласился солитёр. — Она понятия не имела, как спасти жизнь жене Чинарёва.       — Зато, как быстро она сообразила, как спасти Нину Князеву, — хмыкнула Юля. Она села в кровати и посмотрела на Арсения. Тому было нечем крыть. — Знаешь, почему она быстро научилась спасать? Если бы умерла Нина, умер бы Антон. Умер Антон, умерла бы и Яна. Простая математика.       — Яна испугалась. Страх — это нормально.       Голос Попова сорвался на крик.       Юля подавила желание громко рассмеяться и изумлённо вздёрнула брови. Знакомое чувство ревности кольнуло под рёбрами, и она полурастерянно-полуязвительно выдохнула:       — О, всё настолько сложно?       Держа одеяло на груди, метахранитель соскользнула с кровати. Она присела рядом с Арсением, сверля его пристальным взглядом.       — Так значит, бывший ищейка был прав, — с плохо скрываемой досадой в голосе проговорила Юлия. — Паша сказал, что у тебя не выгорело с Яной…       Попов посмотрел в глаза Громовой. Его раздражала ухмылка, игравшая на её губах. Красивых, сука, губах, которых хотелось коснуться и закончить этот разговор.       — Пашка. Ты нашла, кого слушать, — прыснул Арсений и быстро отвернулся. — Он тот ещё балабол. Ляпает всё, что в голову придёт.       — Ни за что не поверю, что вас связывали чисто рабочие отношения, — Юля не отводила взгляда от Арса. — С ней-то понятно, — махнула рукой девушка. — На тебя сложно не запасть. А что насчёт тебя? — беззлобно и слишком тихо спросила Громова.       Эта перемена в голосе девушки заставила солитёра вновь посмотреть на неё. Пальцы Юли сжимали одеяло на груди, и метахранитель закусила нижнюю губу, будто боялась заплакать. Попов нахмурился. В тёмной истории забрезжил свет.       — Арсений, мы оба понимаем, что тебе нет смысла врать, — взяв себя в руки, продолжила девушка. — Ты знаешь, что от меня ничего невозможно скрыть. Почему в тот вечер ты остановился? Чьи чувства тебя напугали — её или… твои?       Арсений наклонился к девушке и поправил сбившуюся подвеску на её груди. Громова украдкой следила за движениями солитёра, вдыхая мятный аромат синевы, окружавшей его мужской силуэт.       — Ответь, — капризно попросила Юля, которую выводило из себя молчание Арса.       Попов улыбнулся, и Громова ударила его в грудь. Арсения забавляла ревность старшей Громовой, и он не хотел так просто сдаваться.       — Я тебе отвечу. Ты её Шасту уступил, решив, что ему она нужнее? Ты знал, что рано или поздно твоя жизнь будет поставлена на кон, и ей будет непросто принять это.       — Стой, стой, — Арс рассмеялся и поднял руки, сдаваясь. — Серёжа, конечно, утверждает, что я ебучий стратег, но так далеко я свою жизнь точно не планирую. Вряд ли я планировал соревноваться с вашим папенькой за должность мэра, лежа в кровати с Яной.       Звонкая пощёчина рассекла ночную тишину. Юля занесла руку для нового удара, но Попов резким движением поймал её запястье.       — Ты сама сказала, что мне нет смысла тебе врать, — хладнокровно произнёс Арсений, буравя Громову своим тяжелым взглядом. — А сама сейчас заставляешь меня врать о своих чувствах. Считаешь, что всё это время я безответно влюблён в твою сестру и, как хороший мальчик, сейчас наблюдаю за её счастьем с Антоном, играя роль подружки-советницы? Понимаешь теперь, как глупо звучат твои предположения? — спросил Попов, когда губы Громовой коснулась усмешка. — Если бы я любил Яну, я бы за неё боролся. Я бы не оставил её Шасту только потому, что он мой друг.       Озвученная правда задела Юлю, и она снова дёрнулась в хватке Попова, желая его стукнуть.       — Прекращай это матриархальное рукоприкладство! — со смешком в голосе приказал солитёр.       Девушка предприняла попытку вырваться, но Попов не позволил ей этого.       — Бесишь, — одним словом описала все вызванные солитёром эмоции Громова.       — Чем? — лицо Арсения вытянулось от удивления. — Тем, что признаю, что в любви все средства хороши? А, или своим признанием, что за Яну я бы боролся? Точно, этим, — удовлетворенно кивнул Попов, когда женская рука дёрнулась в попытках нанести новый удар. — Всё, всё, отпускаю, если обещаешь не драться.       На лице Громовой застыла оскорблённая гримаса от появившейся игривой интонации в голосе Арсения. Он театрально-торжественно разжал пальцы, и она отодвинулась от солитёра. Тот развернулся и прижался виском к прохладному стеклу, не отводя внимательного взгляда от Юли.       Девушка потёрла выхваченное из плена запястье.       — Боишься, что Яна окажется важнее тебя?       Громова повернулась на Попова, и Арсению стало не по себе от этого взгляда. Он понял, что нашёл уязвимое место. Юля смотрела на него диким волком, готовая напасть и разорвать в клочья.       — Отец тоже решил, что Яна лучше тебя? — беззлобно поинтересовался солитёр и протянул руку, но девушка отпрянула. — Ты же за это её ненавидишь?       — Херню несёшь, — грубо отреагировала Юля.       Она встала с подоконника, скинула с себя одеяло и побрела на кухню. Подняв с пола свой красный халат, метахранитель натянула его на плечи, завязала пояс и подошла к плите. Попов вошёл в комнату за девушкой. Он прислонился виском к дверному косяку.       — Юль, ты же понимаешь, что это глупо. Особенно после того, как мы с тобой переспали.       Громова не потрудилась повернуться на солитёра и пожала плечами. Она щёлкнула специальной зажигалкой и поставила на огонь турку.       — Да ладно тебе, — продолжал Арсений за её спиной. — Ещё полчаса назад ты была уверена, что мои мысли занимает другая Громова.       — Когда? Когда стонала под тобой?       Арсений покачал головой и опустился на диван. Столь пошлый сарказм с примесью яда мало сочетался с миловидной внешностью Юли.       Метахранитель крепко сжала ручку турки. Не было никакой другой Громовой. Яна последние годы не носила фамилию отца. Юля была единственной Громовой.       Девушка увидела, что пламя на плите разрастается в размерах, и поняла, что теряет контроль. Сделав пару вдохов, Громова разжала пальцы.       — Почему ты её ненавидишь? — тихо спросил Попов. — Она не виновата, что отец устроил вам эту конкуренцию. Иногда дети хотят родительского внимания. Да, часто случается, что родители балуют младших…       — Попов, ты что, ещё ничего не понял? — голос Громовой звучал размеренно и пугающе хладнокровно. Она погасила огонь на плите и медленно повернулась на солитёра, прижавшись спиной к кухонной тумбе. В голубых глазах застыли айсберги, грозящие потопить тысячи, а то и миллионы кораблей. — Не было конкуренции, — спокойно произнесла Юля. — Янке до фонаря было внимание отца. Она меня обожала, я была её кумиром. Громов баловал её подарками, а она бежала мне их показывать. Я понимала, что отцу это не нравилось, пыталась её оттолкнуть.       — Я не понимаю, — ошеломлённо пробормотал солитёр.       — Я, конечно, хотела, чтобы любили меня, — Юля повела плечиком, и слеза скатилась по её щеке. — Отцу нравилась история, я начала изучать древний мир в третьем классе. Только ему было наплевать, у него на Янке свет клином сошёлся. И я искренне не понимала, почему он её любит? Она же… ребёнок, — Громова передумала в последний момент и не стала произносить обидные слова. — У неё было то, чего не было у меня. Отец любил её. Ей не нужно было прилагать никаких усилий, не нужно было завоевывать эту любовь. Чтобы заслужить любовь отца, нашей маленькой Яне было достаточно родиться на стыке двух стихий…       — Подожди, — Арсений поднялся с дивана и вытянул руку вперёд, — ты же не хочешь сказать, что…       — Что мой отец уже тогда бредил миром хранителей и властью над ним? — подсказала девушка и расхохоталась. — В жизни Игоря Громова ничего не происходит случайно. В жизни моего отца всё тщательно спланировано.       Попов понял, что ему не хватало воздуха. Юля, как ни в чем не бывало, отвернулась от него и снова зажгла конфорку. Арсений буравил спину девушки пристальным взглядом, переваривая услышанную информацию. Он сделал два шага вперёд, и Громова замерла. Крепкие руки легли на её талию, и девушка дрогнула.       Острый подбородок Попова коснулся её плеча, и Юля прикрыла глаза. По щеке вновь покатилась слеза, но Громова сделала вид, что занята приготовлением кофе. Нос солитёра скользнул по её шее, но девушка не могла расслабиться. Дурное предчувствие не покидало её. И в следующий миг её крепость рухнула от одного простого вопроса, произнесённого Арсением:       — Что он сделал?       Юля замерла. Попов протянул руку и выключил плиту, а затем развернул Громову к себе. Он взял девушку за подбородок, заставив её посмотреть в его глаза.       — Что он сделал? — повторил солитёр.       Голубые глаза напугано блуждали по красивому лицу Попова. Внутри Юли шла ожесточенная борьба. Арсений покорно ждал, не желая давить на девушку. Она собиралась отвести взгляд в сторону, но солитёр не позволил ей этого сделать.       Метахранитель шумно сглотнула и выпалила на одном дыхании:       — Он убил маму.