Стадия первая: отрицание.
— Вы не понимаете, отец Михаил, — устало шепчет Ника, пришедшая в церковь за советом. — Он мой учитель. Директор моей школы. Я не могу… — Дитя моё, — перебивает её священник, — ты же знаешь, что родственную душу не выбирают. То, что вас связала сама Судьба, значит, что вы не просто подходите друг другу, а идеально. Вы связаны на уровне, который обычное человеческое восприятие не улавливает. Ника молча качает головой. Он не поймёт её. Никто не сможет понять её. — А что делать с тем, — хриплым от волнения голос спрашивает она, — что он женат?.. Её соулмейту тридцать семь. Ей семнадцать. Она бы удивилась, если бы он был одинок. Соулмейты обычно находят друг друга до тридцати, если же нет, то после человек имеет право вступить в брак с таким же незамужним. Он так и сделал. Золотой ободок на пальце он показал на первом же уроке, демонстративно положив руку ей на парту. Осознание сложившейся ситуации обрушилось на неё слишком неожиданно. Её как будто морально избили и бросили истекать кровью в одиночестве. В тот же день она перекрыла первую часть татуировки тональным кремом. — В таком случае брак признаётся аннулированным, — просто отвечает отец Михаил. — Но если он сам не хочет расставаться с… женой? — обреченным тоном задаёт Ника последний вопрос и понимает, что не хочет знать на него ответ. — Вам надо обсудить это, девочка, — участливо советует священник. — Per aspera ad astra, знаешь? Через тернии к звездам. Латынь. - Он слегка качает головой. - Поговори с ним. Не беги от собственных чувств. Не думаю, что твой партнер настолько жесток, что разорвёт связь… Он не жесток. Он добрый и старается быть для всех примером. Именно поэтому он не сможет так просто оставить женщину, которой поклялся при свидетелях быть с ней всегда. И Ника это понимает. Но принять не может. Ей всего семнадцать, она глупая девчонка, ещё не видевшая толком этой жизни. Она чувствует, как связь крепнет, чувствует, что избегать прикосновений — второго этапа инициации — у них скоро перестанет получаться. Судьба сама столкнёт их. И после этого разорвать связь будет в сто раз больнее. — Если же все-таки он решит оставить тебя, — напоследок говорит служитель церкви, — приходи ко мне. Я смогу хоть немного снять боль. Иначе, боюсь, ты можешь лишиться рассудка. Она уже его лишилась. Раз верит, что преподаватель выберет её.Стадия вторая: гнев.
— Он мой муж, — кричит женщина, — ты не можешь просто забрать Андрея у меня. Ника не хочет этого слышать. Не хочет, чтобы это слышала вся школа. Но женщина орёт на неё прямо в школьном холле, где десятки учеников всех возрастов, и все они по-разному смотрят на разворачивающуюся сцену: кто-то безразлично, кто-то с сочувствием, а кто-то злорадно. Но Нике всё равно. Она не собирается оправдываться, не собирается извиняться за то, в чём не виновата. — Что здесь происходит? — слышит она злой голос директора и невольно сжимается, стремясь стать незаметной. — Ольга, зачем ты пришла? — обращается он к жене, а потом замечает свою ученицу и вздрагивает, словно от удара. — Вероника? Какого дьявола здесь творится? — Она не может забрать тебя у меня, — рыдает Ольга, цепляясь тонкими пальцами за лацканы его пиджака. — Какая-то мелкая соплячка не заставит тебя бросить меня, да? — она с надеждой улыбается, но Андрей Владимирович молчит, не спуская взгляда с Ники. — Ты обещал мне, Андрей, обещал, что не бросишь! Ника хочет испариться. Исчезнуть. Ведь теперь вся школа знает, кто её соулмейт, и она боится представить, к чему это приведёт. На задворках сознания у неё возникает мысль, что эта Ольга очень красивая и, что самое главное, является её полной противоположностью. Высокая, статная брюнетка с огромными карими глазами. Идеальный макияж, дорогая одежда. Даже плачет она… особенно. А Ника? Хрупкая бледная девочка, которая не может похвастаться выдающимися формами и яркой внешностью. Она обычная и для такого мужчины совершенно неподходящая. — Оля, иди домой, — наконец приказывает директор, — мы потом всё обсудим. А ты, — переводит он взгляд на Нику, — в мой кабинет. Она медленно идёт в нужную сторону с поднятой головой. Она знает, о чем он захочет поговорить, и уже смирилась. Разрыв связи — единственное верное решение. — Вероника, я прошу у тебя прощения за произошедшее, — тщательно подбирая слова, но, кажется, искренне говорит Андрей Владимирович, присев за свой стул напротив Ники. — Я… я не слышал всего, что говорила тебе моя же… Ольга, но сомневаюсь, что комплименты, — он привычно рукой взлохмачивает волосы, и Ника видит забинтованное запястье. — Она умеет давить на больное. — Умеет, — раздраженно соглашается Ника. — Даже слишком хорошо! Она не понимает, почему внутри разгорается пламя злости. Ей хочется кричать, разбить пару тарелок и… напиться. Напиться до состояния, когда её будет тошнить от алкоголя, но хоть так, хоть на немного забыть о том, что в этом мире она не нужна своему партнеру. Сначала ей было всё равно, теперь сердце разрывается ночами от тоски, а руки сами тянутся к желанному телу. Сколько ещё она сможет продержаться? Почему он просто не разорвёт связь к чертям собачьим? — Вероника, — он замолкает, ожидая, пока она сконцентрирует всё внимание на нём, — на самом деле я позвал тебя, чтобы обсудить с тобой… — Андрей Владимирович, у вас кажется урок, — резко напоминает она. — И у меня тоже. Мои родители не обрадуются, если я начну прогуливать занятия. Вся эта ерунда не должна влиять на школьную жизнь, — холодным тоном добавляет Ника. Пару мгновений он просто смотрит на неё, и ещё никогда Ника не чувствовала себя настолько ничтожной. Ярость вновь всколыхнулась в душе. — Иди, — грубо отвечает директор. Ника уходит, осознавая, что пора записываться на прием к отцу Михаилу.Стадия третья: торг.
— Боже, она вся горячая, Сергей! Её мама врач, но она ничего не может сделать. Нике безумно плохо. Её выворачивает наизнанку, кровь закипает в артериях и венах, а лёгкие сжимаются от недостатка кислорода. Болит, кажется, каждая клетка её тела. Но Ника прекрасно чувствует, как горит татуировка, как вся её сущность рвется к тому единственному, чтобы просто прикоснуться. Они всеми силами откладывали тактильный контакт и получили откат. — Надо звонить ему, — рычит отец, хватаясь от бессилия за волосы. — Н-нет, — хрипло выдыхает Ника. — Это пройдёт, — уверенно, насколько это возможно, говорит она перед тем, как с болезненным стоном откинуться на подушку. Когда она слышит звонок в дверь, а после его тихий голос, ей кажется, что она сошла с ума и всё это бред уставшего и обессиленного мозга. Когда она чувствует, как прогибается кровать рядом с ней, когда чувствует его рваное дыхание, она старается убедить себя, что это сон. Что все это лишь плод её воображения. И она слишком слаба, чтобы сопротивляться, когда он пытается взять её за руку. — Не делайте этого, — умоляет Ника. — Пожалуйста, я выдержу всё, но не делайте этого. — Всё хорошо, — успокаивает он. — Я знаю, что ты сильная, Вероника, но ты не должна терпеть это, — и уверенно берет её ладонь в свою, начав мягко поглаживать нежную кожу. Она вскрикивает, почувствовав знакомое жжение на запястье. Но эта боль щадящая. Она неосознанно цепляется за чужую руку, стремясь почувствовать его как можно ближе. Ей плевать, что он хотел разорвать связь. Ей плевать, что он женат. Всё, что имеет значение, — тепло мужского тела, его запах, который она вдыхает и которым никак не может надышаться, крепкие объятия и стук сердца, которое, кажется, бьётся в такт с её собственным. И хоть ей становится легче физически, морально она убита. Ника плачет. Захлёбывается в своём отчаянии. Андрей Владимирович крепко спит, обнимая её со спины. Она знает, что откат подействовал и на него, но легче не становится. Она смотрит на вторую часть татуировки, которая пропадет после окончательной инициации, превратившись в брачную метку на безымянном пальце, и думает о том, что теперь скрывать её станет куда сложнее и… больнее. Ника чувствует, как окрепла их связь после касания, чувствует отголоски той боли, что пришлось испытать ему. Интересно, а его жена знает, где её муж?.. Словно в ответ на мысли Ники послышалась вибрация его телефона. «Любимая» И Ника чувствует себя грязной, недостойной. Это не она должна лежать с ним в одной постели. Не её он должен обнимать. Она занимает место другой, которая искренне его любит. Если она разорвёт связь, то он сможет вернуться к своей… к своей жене. Ника морщится словно от зубной боли. Она выпутывается из его объятий и идет на кухню, где заваривает себе крепкий чай. До утра она просидела на неудобном подоконнике в надежде, что ей станет чуточку легче.Стадия четвертая: депрессия.
— Вероника, ты в порядке? Она замирает у доски, крепко сжав крошащийся мел в побелевших от напряжения пальцах, и молча кивает. Физика. Распад ядер. И глядящая с искренним желанием помочь молодая практикантка, недавно пришедшая в школу. Ника хочет сказать, что она не в порядке, что она не ест, не может спать, потому что во снах обязательно видит его, не может существовать, зная, что он где-то поблизости. Ей хочется так много сказать, найти кого-то, кто сможет не только выслушать, но и понять. Единственный друг сам страдает от своей взбалмошной партнерши, а Ника тихонько распадается на мелкие атомы. Ей плохо. У нее кружится голова. — Какой здесь период полураспада? — спрашивает Мария Юрьевна, подходя ближе и кладя ладонь Нике на плечо. Она вздрагивает. От неожиданности. Не те руки. Не те пальцы. Не тот запах. Всё не то. — Вероника, ты уверена, что все в порядке? — снова обеспокоенный взгляд теплых карих глаз. Ника уверена на сто процентов, что у Марии Юрьевны проблем с соулмейтом не было, что она счастлива в браке со своей парой. Это видно невооруженным глазом, словно ее окружает какая-то особенная аура спокойствия и умиротворенности. Ника уверена на сто процентов, что её аура за километр несет отчаянием и обреченностью. Её начинает тошнить. — Да, все… — она на мгновение смотрит в окно, туда, где из машины в этот самый момент вылазила Ольга-которая-жена, — замечательно. Да, все прекрасно. Просто… а ни черта не просто. — Можно выйти? — резко спрашивает Ника, чувствуя, как мел окончательно оседает белой пылью на пальцах. Получив согласие, она медленно вытирает руки о черные джинсы, оставляя на них следы, и выходит в коридор, чувствуя, как взгляды одноклассников скрещиваются на её спине. С того момента, как все узнали о её паре, социальные сети переполнились сообщениями, что она либо шлюха, разбившая семью, либо идиотка, непонятно на что рассчитывающая. Нике наплевать, но игнорировать молчаливое осуждение гораздо сложнее, чем она думала. В коридоре тихо и пусто. Она целенаправленно идет в туалет, чтобы вымыть руки, но замирает, словно наткнувшись на невидимую стену, и молча смотрит на пару перед собой. Директор школы с женой. Она с цветами. Он с улыбкой. Ника с меловыми разводами на джинсах. — Извините, — шепчет она еле слышно, проходя мимо, но её, кажется, даже не заметили. Нике плохо. Ника делает шаг и невольно покачивается. Ника от истощения вот-вот потеряет сознание. — Девочка, ты нормально себя чувствуешь? Второй такой вопрос за день. Только сейчас от какой-то бабушки, забирающей внучку со школы. И снова бесконечно понимающий взгляд, тепло, незримая поддержка. Нике кажется, что еще чуть-чуть, и она сядет на пол, громко рыдая. Она проглатывает горький ком в горле и со слабой улыбкой кивает. Кажется, что если она что-то скажет, то истерика будет неизбежна. Но она краем глаза смотрит на супругов, стоящих в стороне и внимательно что-то обсуждающих, и невольно всхлипывает. — Есть в этой школе медпункт вообще? — недовольно и достаточно громко спрашивает пожилая женщина, привлекая внимание директора и его жены. Ника чувствует тяжелый взгляд в районе лопаток. Голова кружится все сильнее, а слезы, появившиеся так не своевременно, затуманивают обзор, так что она делает пару шагов вперед и, споткнувшись о собственную ногу, едва не летит носом в пол. Её успевают поддержать за локоть — единственная поддержка, на которую она может рассчитывать. Правда, это не сильно помогает. Вот только теперь хватка на плечах та самая, те самые руки, тот самый мужской запах. И тяжелый взгляд в районе лопаток. Не тот. Чужой. От которого становится холодно. — Вероника, как ты себя чувствуешь? — с нотками обеспокоенности спрашивает Андрей Владимирович. — В норме, — коротко и ясно. — Можете отпустить меня. Можете отпустить меня. Вопрос или утверждение? — Я отведу тебя в медпункт, — принимает решение директор, но Ника резко делает пару шагов в сторону, чуть с ума не сходя от резко закружившихся стен. — Позаботьтесь о жене, — тоном, которым она отвечает, можно заморозить льды в Антарктиде заново, а в голове набатом бьется мысль: разрыв связи. Разрыв. Связи. Раз-рыв свя-зи. Ника теряет сознание ровно через две минуты после долгого пронизывающего взгляда директора, его ухода и победной улыбки Ольги. Ровно через сто двадцать секунд в глазах темнеет, а тошнота усиливается в раз десять. Через три часа Ника очнется дома, в своей постели. Через три часа Ника узнает, что домой её привез он. А через четыре — примет сложное окончательное решение.Стадия пятая: принятие.
— Вероника? Выражение его удивленного лица заставляет её захихикать. Опасно пошатнувшись, Ника делает ещё пару глотков с бутылки дорогого коньяка, который со спокойной совестью взяла в баре у отца. Ей нужна была всего лишь капелька храбрости, чтобы сообщить ему лично о том, что она собирается сделать завтра. О том, что она собирается обречь себя на девять кругов ада и возможно попрощаться с рассудком. Готова ли она? — Доброй ночи, — широко улыбаясь, здоровается она. — Решила сама сообщить вам о сногсшибательной новости. — Проходи, — хмуро приглашает он, шире открывая дверь его квартиры. — Ольга уехала к маме, так что сможем спокойно поговорить. О том, что дома у него могла быть жена, Ника совершенно не подумала. Она проходит, едва не свалившись в коридоре, но директор вовремя успевает её подхватить. От его прикосновений она вздрагивает, чувствуя, как внутри всё сжимается от желания самой дотронуться до него. Кончиками пальцев провести по острым скулам, идеально уложенным бровям, длинным ресницам, которым позавидует любая девушка. Ника приходит в себя, когда его дыхание опаляет девичьи губы, а её рука уже зарылась в его густые темные волосы. Она замирает, как кролик перед удавом, когда между ними остается буквально пара жалких сантиметров. Ника не выдерживает первой. Поцелуй. Яростный. Страстный. Обжигающий. Вынуждающий кровь бурлить, а разум заткнуться в самый темный уголок её сознания. Она слегка приоткрывает рот, так что его язык моментально сплетается с её в жёсткой схватке. Девочка, которая никогда не целовалась, откуда-то знает как себя вести. Бутылка выпадает из её резко ослабевшей руки, так что она обхватывает шею соулмейта, притягивая его ближе к себе. Зачем она пришла? Поговорить? К черту! Она не сопротивляется, когда он подхватывает её под бедра, заставляя обвить ногами его талию, только тихо стонет, чувствуя всю силу его желания. Оно сносит ей крышу в мгновение ока. И в этот момент нет ничего более важного, чем тот факт, что она наконец-то на своем месте… На утро Ника не помнит, как оказалась в нежно-голубой рубашке своего учителя, спящего рядом с ней. Она не помнит, в какой момент они перебрались из прихожей в спальню. Не помнит, когда она успела обзавестись парой красных отметин на шее, слабо отдающих болью при прикосновениях. Не помнит, как царапала мужскую спину до кровоточащих царапин. Но она не жалеет. Абсолютно. Совершенно точно. — Какого?.. — хрипло выдыхает она, заметив на безымянном пальце брачную татуировку. — Нет, боже, нет. Но на её запястье чистая кожа. Инициация завершилась. Теперь они навсегда связаны. — Нет, нет, нет, — лихорадочно шепчет Ника, хватаясь за волосы. Она этого не планировала. Она так не хотела. Это ведь катастрофа. Не хотела. Не хотела. Не хотела. Рыдания душат её. Она рукой крепко закрывает себе рот, чтобы ни единого всхлипа не вырвалось. Она сейчас уйдет. Соберет вещи и уйдет. В идеале: навсегда из его жизни. Пускай он и дальше живёт с любимой женщиной, а Ника будет искать способы снять метку, советоваться с отцом Михаилом и когда-нибудь станет свободной, а пока будет глушить все чувства.