1+1=3

      Поправляя лямку дорогущего красного кружевного бюстгальтера, Гермиона ещё раз грустно посмотрела на себя в зеркало: небольшая грудь выглядела прелестно, облаченная в незамысловатый узор тончайшей ткани, а молочная бледность кожи выгодно контрастировала на фоне яркого оттенка выбранного ей комплекта. Было обидно скрывать эту красоту под одеждой, но она всё ещё тешила себя надеждой, что придёт время, когда это бельё себя окупит в полном объёме и не один раз.       Гермиона смочила спонж зельем, убирающим мешки под глазами, и провела им по усталым векам; каждую ночь ей снился один и тот же сон, не позволяя нормально отдохнуть, и каждое утро она просыпалась, так и не достигнув желаемого…       Она одним движением умелой руки подвела глаза суперстойким карандашом «Чарующий взгляд» и несколько раз расчесала ресницы щеточкой туши, придающей объем. С отражения на неё устало смотрела вполне себе симпатичная девушка двадцати трех лет. Невесть что, конечно, но с физиологией не поспоришь. Вряд ли можно было сделать что-то с собой ещё, чтобы казаться красивее… да она и не хотела. Однако, на представительницу этого вполне себе симпатичного отражения они не обращали никакого внимания.       Для того, чтобы отправиться сегодня на работу, Грейнджер выбрала темно-синюю блузку с длинным рукавом, серую юбку карандаш чуть ниже колена, высокие, но элегантные ботильоны и чёрные чулки со стрелкой сзади. Как будто выбор одежды мог хоть как-то ей помочь с тем, в чем она не продвинулась ни на йоту за два года работы у них в подчинении.       Полностью собравшись и уложив волосы в незамысловатый высокий конский хвост, который красивым буйным водопадом струился по её спине, Гермиона прихватила свой дипломат из прихожей и аппарировала к заднему входу Волшебных приколов. Она не любила входить в здание через парадные двери, ведь там всегда чуть ли не с самого утра толпились волшебники от мала до велика, поэтому, произнеся отпирающее заклинание, повернув ключ в замке, она вошла внутрь, уже отточенным и привычным движением руки повесила ключ в ключницу и прошла в свою каморку, которую считала кабинетом.       — Я всегда сверяю по тебе часы, — послышался приятный мужской голос сзади.       — Доброе утро, Джордж, а может быть это я сверяю по тебе часы, — улыбнулась она, поворачивая к нему голову, — ты каждое утро приходишь проверить, не прогуляла ли я работу.       — Никогда, — зачарованно-обиженно прошептал он, пока она продолжала готовить свое рабочее место к трудовому дню. — Я просто захожу пожелать самому ценному сотруднику доброго утра.       — И проверить?       — И проверить, — засмеялся Джордж, потом немного прокашлялся, прочищая горло, и вдруг стал серьезным. — Завтра придёт О’Донован, чтобы забрать декларации за квартал на проверку.       Гермиона, не выражая никакого беспокойства, продолжила поливать Гортензию на окне.       — Пусть заходит, у меня всё готово, — махнула рукой она, — но мне нужны данные книги кассового учёта за предыдущую неделю.       — В обед занесу.       — Думаю, я лучше сама выйду и всё перепишу, а то Фред в прошлый раз всё напутал.       Она, наконец, остановилась и просто посмотрела на него, без злобы или раздражения, но Джордж всё равно почувствовал неловкость за тот случай, когда ей пришлось остаться до полуночи и полностью переделывать расчёты из-за их с братом оплошности.       — Ты же знаешь, что тогда была толпа покупателей, он не специально, — заступился за брата Джордж.       — Я знаю, но у вас каждый день толпы покупателей, поэтому я лучше выйду к вам и перепишу цифры сама, — пожала плечами Гермиона. — Не пойми превратно, я, конечно, без ума и от вас, и от своей работы, но мне как-то не очень хочется засиживаться здесь до ночи.       — У тебя что, свидание? — спросил он, играя бровями.       — Не поверишь, но да. С подушкой, — сыронизировала она, хмурясь.       — Понял, сейчас тебя лучше не злить. Ну, я пойду тогда лучше, — заулыбался Джордж и, отсалютировав ей поклон, звонким хлопком аппарации ретировался из её кабинета.       Гермиона продолжила буравить глазами то место, где только что стоял младший близнец — один из её непосредстренных начальников — и не могла сдержать свой порыв.       — Я бы сказала, что лучше со мной не делать; да и ты, и твой разгильдяй братец и так ничего не делаете, — грустно буркнула она в никуда и приступила к работе.       Большую часть утра она провела, проверяя инвентаризационные ведомости, составляя акты сверки с организациями и выставляя счета за отгруженные товары. Когда голова стала совсем тяжёлой, а шея заныла от долгого сидения за столом, Гермиона решила сварить себе и близнецам кофе, тем самым сделав перерыв и не мучаясь потом от чувства вины за безделье.       В маленькой рабочей столовой стояли небольшой морозильный ящик, на который близнецы постоянно забывали накладывать чары охлаждения, поэтому это уже стало одной из обязанностей Гермионы, и небольшая плита, на которую она поставила турку с помолом кофейных зёрен высшего сорта. По традиции, пока варился напиток, она стояла, опершись на обеденный стол, и потирала мышцы затёкшей шеи, периодически постанывая от боли. Всё это стало до такой степени привычным, что Гермиона уже даже не замечала того, как пролетает её день. Сделав три кружки кофе — два чёрных с одной ложечкой сахара и один со сливками — она взяла поднос и отлевитировала его в сторону торгового зала.       Возле прикассовой зоны стоял Рон. Он вальяжно облокотился на стойку и что-то оживленно рассказывал Фреду, который и так зашивался, рассчитывая уже третьего покупателя за те короткие секунды, свидетелем коих стала Гермиона. Она сразу вспомнила Малфоя и его гениальное обращение к бывшему другу: «Крысли». И в кои-то веки Грейнджер была полностью солидарна с бывшим школьным врагом.       — Рон, — поприветствовала она его, слегка кивнув.       — Гермиона, — ответил он.       Она обошла его, продолжая аккуратно левитировать поднос, и завернула за стойку.       — Кофе для вас с Джорджем, — улыбнулась Гермиона старшему близнецу.       — Гермиона, ты чудо! Что бы мы без тебя делали?       — Ну лично ты — лёг бы и умер, — засмеялась она.       — А где мой кофе? — обиженно протянул Рон.       — Полагаю, в кофейне напротив, — осадил его наглость возникший за спиной Джордж. — О, кофе, мой любимый, со сливками. Гермиона, ты золото!       — И не забывай об этом, когда будешь подписывать мой расчётный чек, — улыбнулась она. — Я там допишу пару нулей, ты не против?       — Ты, конечно, можешь попытаться, но тогда тебе придётся работать ещё и в ночную смену.       Гермиона всегда слышала в его шутках пошлый подтекст и, если быть до конца откровенной с собой, то она была бы ой как не против, но признавала, что скорее всего слышала только то, что сама хотела.       Сделав несколько жадных глотков напитка, Грейнджер юркнула вниз, доставая кассовую книгу и пролистывая ее до нужных страниц, потом быстро переписала все данные на пергамент, который стянула с той же полки, и, схватив с подноса свою кружку, быстренько зашагала обратно в свою каморку.       Причиной этому, конечно же, был Рональд, вид которого не доставлял ей ни малейшего удовольствия.       Чуть ли не сразу после битвы этот крысеныш упал в жаркие объятия Лав-Лав, лоно которой, без промедления и лишних уговоров (в отличие от Гермионы), было готово принять его средних размеров член в себя.       От одного воспоминания об этом Грейнджер передернуло.       Потом у неё был Майкл, которому она, не слишком задумываясь о последствиях, подарила цветок своей невинности в надежде отплатить бывшему парню той же монетой, но облегчения это не принесло. Остался тугой ком обиды в груди и разъедающее душу разочарование в себе.       Фред и Джордж ворвались в её жизнь внезапно, появившись на пороге её квартиры именно в тот момент, когда больше всего и были ей нужны. Она рассчиталась с работы в Министерстве из-за конфликта с главой отдела; он ни в какую не хотел пересматривать существующий свод законов и свое плебейское отношение по взаимодействию с магическими существами и разумными видами, и мириться с этим для неё постепенно стало невозможным. Следом она рассталась с Майклом, с которым её в принципе ничего не связывало, кроме нескольких неудачных половых актов, но тем не менее, это больно отразилось на самомнении и самооценке. Рядом был только Гарри, который пытался не дать ей унывать, но это не слишком-то помогало, ведь он был таким же социально неловким, как и сама Гермиона. И когда ей начало казаться, что это беспросветная чёрная дыра, затягивающая её все глубже, никогда не рассеится — появились они. Предложили работу, дружбу, а после и захватив все её мысли… покорили её сердце.       И это было больно — любить их обоих.       Гермиона годами лелеяла в груди это чувство, но так и не смогла разделить его на двоих: любить Фреда и Джорджа по отдельности, каждого по-своему, вместо этого она полюбила их целиком, вместе, как одно целое. И понимание неправильности таких чувств иногда доводило её до грани ненависти к себе, смешанной с похотью и желанием быть с ними обоими. Если обладание одним из них являлось синицей в руке, то Грейнджер предпочитала далёкого, но такого прекрасного журавля, являющегося ей в ночных видениях.       Фред и Джордж были её инкубами, не дающими ей высыпаться по ночам, они терзали её тело, заполняя собой и доводя до исступления, а потом она просыпалась и чувствовала себя… разбитой и уничтоженной этой реальностью, где для её любви не было места.       Обуреваемая ночными миражами и теша себя призрачной надеждой на что-то большее, чем их извечные шуточки и благодарности за неоценимый вклад в их общее дело, Гермиона стала красиво одеваться на работу, краситься и даже прикупила десятки прекрасных комплектов белья. Всё бестолку.       Они ни разу не обратили внимание ни на двусмысленность её движений, когда она ненароком тянулась через стойку за пером, наваливаясь на руку Фреда грудью, ни на перемены в её стиле, ни на шуточные признания в обожании, это не говоря уж о кричащих про её чувства взглядах.       Близнецам все было нипочём.       Гермиона зашла в свою каморку и прислонилась к двери спиной. Как же она устала сбегать от Рона, как будто была в чем-то перед ним виновата… а он вёл себя, как мудак, кидая ей в лицо своё отношение к ней, как к прислуге. Конечно, ведь его братья платят ей зарплату! Вот только носить ему кофе и подсчитывать его налоги она не нанималась.       В ушах звенело от самой настоящей ярости, так всегда происходило после этих неловких встреч с бывшим недолюбовником и по совместительству одним из бывших лучших друзей. И Гермиона прекрасно понимала, что если бы Рональд хотя бы раз попросил прощения и не вёл бы себя, как последний козёл, то, скорее всего, она бы его давно простила и даже смогла бы с ним общаться, как раньше, даже не смотря на несколько месяцев их попыток изображать из себя пару, лёгкого петтинга и самого ужасного предательства в её жизни.       Пытаясь успокоить своё сердце и нервы, она делала глубокие вдохи, а затем выдохи по технике «четыре-шестнадцать-восемь», и когда её стало немного отпускать, Гермиона вернулась к работе.       Отчетность, документы и цифры, цифры, цифры… это отвлекало и заставляло забыться настолько, что иногда она напрочь забывала пообедать и теряла счет времени, не поднимая глаз до момента, пока к ней не заходил кто-то из близнецов. На этот раз своим визитом её удостоил Фред.       — Гермиона, закругляйся, рабочий день уже час как закончился.       — Сейчас, две минуты, только запишу последние расчеты, — не отрывая головы от бумаг, отмахнулась она от него.       — Гермиона, посмотри на меня!       Её перо замерло в воздухе, а она нехотя оторвалась от документов и перевела раздраженный взгляд на Фреда. Он стоял в проходе и держал поднос с двумя кружками чая и бутербродами с ветчиной; в животе предательски заурчало, а желудок скрутило в голодном спазме, поэтому она почти сразу расслабилась и благодарно ему улыбнулась.       — Спасибо, — прошептала она, когда Фред поставил на стол поднос и принялся помогать ей убирать документы, заранее интересуясь, что и куда следует положить.       — Всегда пожалуйста, — сказал он, когда уборка её стола была закончена, и Фред, призвав стул из столовой, уселся напротив неё с другого края стола.       Он взял один бутерброд с тарелки и с удовольствием откусил от него кусок; и это смотрелось невероятно аппетитно, поэтому Гермиона поспешила последовать его примеру. Они резво расправлялись с бутербродами, запивая их крепким сладким чаем, и непринуждённо болтали о работе, смеясь и шутя по поводу пополнения ассортимента и предстоящих новинок, которые должны поступить в продажу в следующем месяце.       Сколько уже лет она знала Фреда и Джорджа, но по-прежнему не переставала восхищаться их магическому потенциалу и креативности мышления. Это не облегчало положение, в котором Гермиона оказалась, согласившись у них работать, скорее наоборот, только закрепляло в её груди чувства, давая буйной девичьей фантазии простор.       — Ты сейчас домой? — спросил Фред, когда с ужином-обедом было покончено.       Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, особенно теперь, когда рядом с ней не стало Живоглота.       — Да, наверное, — протянула Гермиона, недовольно хмурясь.       — Не хочется, да?       Она медленно закивала головой в знак согласия, собирая в сумку свои вещи.       — Не хочешь выпить со мной по бокальчику вина наверху? Джордж всё равно ушёл на встречу с поставщиками, и тебе и мне не будет так одиноко, — вдруг предложил он.       — Разве это удобно?       — Неудобно висеть вверх ногами на метле, зацепившись за неё штаниной, остальное — нормально, — отрапортовал он ей заученной фразой, которую произносил уже четвертый раз за два года, что она здесь работает, но она всё равно до коликов смешила Гермиону.       Всё ещё смеясь, она уверенно кивнула в знак своего полного согласия и, заперев заднюю входную дверь и дверь кабинета, проследовала за Фредом наверх к квартире начальников.       Не сказать, что такие посиделки были редкостью, но раньше Гермиона никогда не оставалась ни с кем из близнецов наедине, что придавало некой пикантности обстановке, но в то же время заставляло её чувствовать укол вины перед Джорджем. Она никогда не хотела заполучить кого-то одного, ей были нужны оба брата!       Игристое эльфийское вино приятно щекотало полость рта и оседало на языке кисло-сладким послевкусием. Справедливости ради Гермиона заметила, что допивали они уже вторую бутылку, когда разговоры приняли более интимные обороты, а пальцы Фреда то и дело касались её.       Возможно, это алкоголь ударил ей в голову, а может быть все дело крылось в том, что впервые с момента, как она полюбила этих двоих, хотя бы один из братьев обратил на неё внимание, посылая сейчас двусмысленные томные взгляды в зону её декольте. Гермиона плавилась под этими взглядами и вовсе не хотела отказываться от такой соблазнительной возможности стать ближе с Фредом, но что же тогда ей делать с Джорджем?       Благо, с каждым выпитым глотком вина алкоголь уносил все её сомнения в небытие, заставляя прислушиваться к зову плоти.       Гермиона не знала, как так получилось, что они уже какое-то время сидели на полу и обсуждали эротические фантазии.       — Знаешь, есть магазинчик, расположенный в Тупике Калипсо, с товарами для взрослых и раскрепощенных волшебников… — продолжал Фред свою мысль, допивая остатки в бокале. — Так вот, я там присмотрел такую штуку, наподобие кляпа, только она не затыкает рот надевшей его девушке, а наоборот…       — Боже, Фредерик, замолчи пожалуйста, я не уверена, что хочу это знать, — выпалила Гермиона, закрывая раскрасневшееся лицо руками.       Фред помотал бутылкой из-под вина в воздухе и, обнаружив, что она пустая, наклонился через Гермиону, чтобы дотянуться до ведерка со льдом, в которой, ожидая своей очереди, лежала следующая.       «Мерлин, помоги», — испуганно подумала Грейнджер, напрягаясь, как струна, от такой вопиющей близости с предметом её вожделения, а тело наполнилось живым огнем, грозящим спалить Гермиону изнутри.       Грудь учащенно вздымалась, и ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, а она просто растает, растечется от его тепла…       Очень хотелось поддаться искушению, плюнуть на все запреты и оттрахать его прямо на этом полу, грязно и очень продуманно, оседлав сверху, прыгать на нем, впиваясь в бледную веснушчатую кожу своими ноготками, вырывать из его тонких губ стоны и кричать в голос от блаженства долгожданного момента.       Сердце в груди трепыхалось, сбиваясь в неистовый пляс, а мозг то и дело подкидывал Гермионе шокирующие картины того, как всё может быть, если она перестанет дразнить и мучить себя и поддастся на его невербальные призывы. Кровь прилила к лицу, когда она подумала, как посмотрит в глаза хозяина дома, а Фред догадается о том, что творится у неё в голове и скорее всего придет в ужас от осознания порочности мыслей своей подчиненной. Гермиона не знала, как успокоить своё разыгравшееся воображение, поэтому, немного поелозив на месте, неуверенно отодвинулась от Фреда.       — Что-то случилось? — спросил он, почувствовав перемены в её настроении.       От неожиданности лицо Гермионы метнулось в его сторону, она увидела полностью обнажившуюся грудь мужчины, сидящего рядом, и поразилась красивому рельефу, который обычно скрывался под нелепыми костюмами и слишком яркими рубашками: видимо, квиддичные тренировки, которые Фред до сих пор не пропускал, давали о себе знать. Она ещё несколько мгновений смотрела на оголенные участки кожи, как завороженная, но спустя какое-то время, пересилив себя, посмотрела Фреду в глаза. В его взгляде томилась похоть, точно такая же, как внизу её живота. Он улыбнулся ей, и его сумасшедшее обаяние вскружило Гермионе голову.       — Просто… — она запнулась, не в силах отвести свой взгляд, только на этот раз с его губ. — …здесь очень-очень жарко!       При взгляде на его язык, скользнувший по алой от укусов нижней губе, сердце бешено заколотилось, однако она не могла переступить эту грань, но почувствовала, как между ног у неё стало горячо и мокро.       Вот только Фред не собирался облегчать ей задачу.       — Если тебе жарко, ты всегда можешь что-нибудь с себя снять, — прошептал он, приближаясь к ней и заводя большие пальцы за ворот её рубашки. — Гермиона… Тебе стоит только попросить.       — Фред… Я, я, пожалуйста, — дыхание сбилось, ей перестало хватать воздуха.       Ей было страшно, что всё происходящее это очередная из её эротических ночных фантазий… но там они всегда были все вместе. Она, Фред и Джордж!       — Не заставляй меня! Не надо… Я…       — Я не сделаю ничего, чего ты не захочешь! — перебил он её, а потом, приблизившись своим лицом совсем близко к её, прошептал в сантиметре от губ Гермионы: — Тебе не нужно бояться! Ну же, сними с себя всё. Я хочу посмотреть на тебя!       Палец Фреда скользнул по чувствительной коже шеи, заставляя Грейнджер покрыться мурашками и дернуться. Именно в этот момент ее самообладание треснуло под натиском желания: всё внутри неё пульсировало и горело, и не в силах больше выдержать и минуты этой пытки, она схватила его за края расстегнутой рубашки и, притянув к себе впилась в его алые, как кровь, искусанные губы своими. Фред в свою очередь резко дернул края её рубашки в стороны, и звук разлетающихся по полу пуговиц окончательно снес им крышу.       Гермиона не поняла как, но через мгновение она оказалась придавлена к полу тяжелым мужским телом, а Фред углубил поцелуй, проникая острым языком ей в рот и лаская верхнее небо, пока она не приоткрыла завесу и не впустила его дальше, позволяя своему языку отвечать на его ласки.       Её руки блуждали по рельефным мышцам плеч, пытаясь стащить с него эту проклятую рубашку, которая не давала ей полного доступа к его телу, но у нее ничего не получалось из-за положения, в котором находился Фред. Она разочарованно хмыкнула, и он, уловив эту перемену, разорвал их поцелуй, чтобы устроить для Гермионы маленькое представление: Фред снимал чёртову рубашку медленно, играя для неё каждой жилкой, а сам, плотоядно закусывая свою губу, любовался молочной бледностью её кожи, красивой грудью, облаченной в тончайший алый ажур, через который прекрасно проглядывался ореол её розовых сосков. Когда желтая рубашка была откинута в сторону, Фред, не теряя ни секунды припал губами к её левой груди, прикусывая и лаская нежный сосок прямо через ткань, которая не могла стать для него преградой. Он опирался одной левой рукой на пол возле её головы, а указательный палец правой погрузил ей в рот. Гермиона простонала, не в силах выдержать электрический заряд, пробежавший по позвоночнику, от его действий.       — Видимо, я не вовремя, — раздался разочарованный голос за спиной Фреда.       Гермиона, будто в миг протрезвела и с силой столкнула с себя тяжелое мужское тело, подскакивая на ноги и срываясь на бег за удаляющейся фигурой одного из двоих, которых она любила.       — Джордж, ну пожалуйста, Джордж, остановись! Дай мне всё объяснить, — закричала она ему в спину.       Он остановился у самой двери и резко к ней развернулся. Его холодный взгляд пронизывал её насквозь.       — Что ты можешь мне объяснить, Гермиона? — буквально выплюнул он. — Как предпочла мне моего брата? Или как так получилось, что ты извивалась и стонала его имя прямо на полу моей гостиной? Что, Гермиона?       Ком подкатил к горлу, всё внутри клокотало, и Гермиона была готова расплакаться от бессилия и обиды. Два года… два чёртовых года никто из них не предпринял ни одной жалкой попытки! И всё меняется в один гребаный момент: Фред чуть не трахнул её на полу своей гостиной, а Джордж, ставший невольным свидетелем так и несвершившегося коитуса, обвиняет её в том, что она предпочла ему другого.       — Но я люблю тебя… — сорвалось с её губ.       Две пары голубых глаз устремились на неё: Джордж в изумлении, а Фред с болью и обидой на лице.       — Вас обоих… — она обессилено рухнула на пол, не зная, что ей делать дальше. Захотелось проснуться.       Чтобы это всё оказалось лишь обычным сном, кошмаром, не имеющим ничего общего с действительностью, но она не могла.       Один из самых больших страхов наконец настиг Гермиону, заставляя её жизнь, выстроенную с таким трудом, разрушиться, как карточный домик.       Она всхлипнула, уже не пытаясь сдерживать слезы, когда твердая мужская рука прикоснулась к её подбородку и подняла лицо вверх. Её глаза, наполненные слезами, столкнулись с мягким взглядом Джорджа.       — Мы… — прошептал он, — тоже тебя любим.       Джордж, всё так же придерживая подбородок Гермионы, почти невесомо коснулся её губ своими, обдавая жарким дыханием лицо, а она молниеносно обвила его шею, хватаясь за него, как за спасительную нить, притянула ещё ближе к себе, целуя в ответ отчаянно, до боли и хруста в суставах челюсти. Пока она упивалась им, боясь отпустить хотя бы на секунду, молния юбки сзади расстегнулась, и Гермиона дернулась, чтобы повернуться, но Джордж не дал ей этого сделать, снова увлекая в поцелуй. Он блуждал по её телу руками, и когда она немного расслабилась, к паре горячих рук присоединилась другая; Фред медленно стаскивал с её бедер юбку и покрывал влажными поцелуями высвободившуюся из оков ткани кожу. Фред сделал последний рывок на расширении её таза, и такой мешающий предмет одежды с тихим шуршанием скатился вниз к ногам Грейнджер.       Джордж, продолжая целовать Гермиону, высвободил её из рубашки и быстрым и умелым движением одной руки расстегнул лифчик, который так же безвольно упал на пол, как и юбка несколькими минутами ранее. Оба брата, как будто сговорившись, отстранились от неё, теперь с наслаждением разглядывая её грудь, что вызвало желание прикрыть свою наготу.       — Не надо, не прячься, — в долю секунды приблизившись к Гермионе, прошептал ей на ухо Фред, хватая её руку, которая уже метнулась в сторону груди, чтобы прикрыться.       — Ты прекрасна, — протянул Джордж, проводя носом пунктир от её уха к губам, а его рука, лаская нежную кожу живота, опускалась все ниже.       Подцепив пальцами край её трусиков, Джордж скользнул под них и, едва царапая нежную кожу лобка, двинулся дальше, приближаясь всё ближе и ближе к сосредочению желания, к основанию её чувственности.       Фред ласкал языком шею Гермионы, а шаловливыми руками сминал до красных отметин упругую грудь, то и дело играя с затвердевшими сосками и заставляя Гермиону вскрикивать от того, что он оттягивал и перекатывал пальцами чувствительные бусинки.       Всё происходившее с ней сейчас было настолько сильным и мощным, что это захлестывало её с головой, заставляя хвататься руками за двух братьев, чтобы не упасть. Гермиону окатывало волнами ощущений, её била мелкая дрожь, от которой покрывалась мурашками кожа, заставляя выстанывать поочерёдно два самых прекрасных и желанных имени на всем белом свете.       — Фред!        Джордж сначала ласкал её клитор нежными, а затем ритмичными круговыми движениями, от которых она под его руками стала извиваться и гореть, как пламя свечи. Потом он резко продвинулся дальше, раздвигая умелыми пальцами влажную плоть…       — О, Джордж!       Гермиона почувствовала его ритм и стала двигать ему в такт бёдрами, упираясь спиной в тело Фреда и лаская его член через ткань боксеров.       Она полностью отдалась в их власть.       Грейнджер дрожащей рукой растегнула ремень на плоском животе Джорджа, уже полностью игнорируя наличие на нем рубашки, и когда у неё получилось, она быстрым движением растегнула ширинку и юркнула под шелковистую ткань его трусов. Гермиона не могла обхватить ладонью толстый ствол Джорджа, и от этого по телу поползли благоговейные мурашки. Она ровным счётом как и желала почувствовать его в себе, так и боялась этого.       Джордж вышел из неё, слизывая с пальцев её смазку, Гермиона разочарованно застонала, когда оба брата синхронно немного от неё отстранились, избавляясь от лишней одежды. Только Фред всё ещё слегка придерживал её за талию, чтобы Гермиона не упала.       Когда оба мужчины оказались абсолютно обнаженными, Грейнджер пробежалась по их телам плотоядным взглядом: оба по своему уникальны и прекрасны в своей схожести, как чёрное и белое, добро и зло, инь и янь; одно целое, неотделимое, восхитительное в своём совершенстве.       Фред значительно уступал в размерах своему младшему брату, но отличался идеальной слаженостью фигуры, как полубог — статуи Персея или Геракла на его фоне казались несуразными и нескладными. А Джордж… его взгляд проникая под кожу, обдавал жаром, а член был не просто большим, а огромным: толстым и длинным, как змей, живущий отдельно от худосочной фигуры мужчины.       Вдоволь оценив каждый изгиб и достоинство, она страстно прильнула сначала к губам Фреда, потом переключила свое внимание, не обделяя ласками губы Джорджа. Они изучали друг друга, давая волю рукам и, переплетаясь в клубок, как змеи, опустились на пол.       Старший близнец медленно прокладывал влажную дорожку к её заветному бугорку, вырисовывая незамысловатые узоры на коже девушки, а она в свою очередь вылизывала языком и гладила губами плоть Джорджа, не в состоянии взять такой размер в рот, помогала себе, обхватив его двумя руками, ритмично водила вверх вниз по всей его длине.       Язык Фреда умелыми движениями ласкал именно там, где ей было нужно, а влажными от её смазки пальцами он круговыми движениями массировал колечко её попки, иногда осторожно проникая внутрь по фалангу пальца.       Они истязали Гермиону прямо так же, как и в её снах. Доводили до грани, когда одно прикосновение могло вызвать взрыв, поднимали до небес и медленно отпускали, не давая ощутить чувство свободного полёта.       И когда она уже была готова расплакаться и умолять, Фред с Джорджем произвели рокировку.       Одним резким движением они крутанули Гермиону так, что она оказалась сидя верхом на Джордже. Он стал водить своим членом вдоль её лона, не торопясь ворваться внутрь. Фред же подошёл к ней спереди, предоставляя возможность попробовать себя на вкус.       Она неловким движением обхватила его головку своими губами, водя языком круговыми движениями по чувствительной и нежной коже. А Джордж, доводя её до исступления, задвигал бёдрами взад вперед, задевая самые чувствительные места её складочек.       Гермиона все смелее насаживалась ртом на член Фреда.       — Да, вот так, хорошо, Гермиона, — простонал он.       Она, смакуя, пыталась заглотить его член как можно глубже, но пока у нее это не очень хорошо получалось и она с звуком рвотного спазма раз за разом отстранялась, чтобы отдышаться, а потом попробовать снова.       Джордж вошёл в неё без предупреждения, но медленно, давая узким стенкам её влагалища принять его. Тело Гермионы отзывалось на его вторжение, истекая соками, но все же испытывая самую сладкую боль в её жизни. Вдоль позвоночника как будто пробежал электрический импульс, заставляя спину выпрямиться, как спицу. Гермиона даже забыла про Фреда. Забыла о том, как нужно дышать и только обмякла на Джордже, безвольно падая на мужскую грудь.       Пока он медленно двигался в ней, давая привыкнуть, сзади подошёл Фред. Смочив слюной пальцы, он добавлял их по одному в её задний проход, двигаясь осторожно, расширяя эту дырочку для себя.       Это были чувства на грани… Гермиона была готова поклясться, что ещё чуть-чуть и она просто потеряет сознание от ощущения напряжения и жара внизу.       — Фред! Джордж! Пожалуйста…       — Нет, дорогая, — резко схватив её за волосы и притянув к себе, просопел ей на ухо Фред, продолжая двигаться уже тремя пальцами в её заднице, — сегодня ты кончишь только вместе с нами!       Она рвано простонала, мысленно проклиная его за истому.       Смазав проход смазкой Фред проник в её зад, входя на полную длину. Всё её тело содрогнулось в предоргазмовом спазме.       — Не смей кончать, Гермиона, пока мы с Фредом тебе не позволим, — проорал ей Джордж, больно ударив по попе ладошкой. Она вскрикнула, но смогла сфокусировать на нём свой взгляд; его лицо раскраснелось и он тяжело задышал, видимо тоже балансируя на краю безумия.       Братья медленно набирали ритм, даря ей чувство заполненности. Джордж вылизывал её грудь, а Фред, вцепившись в её бока все резче и резче вдалбливался в её тело.       — Я больше не могу, — прокричала Гермиона.       — Кончай, детка!       — Кончай!       Внутри неё все сжалось в одну точку, концентрирующую все ощущения. Она почувствовала ещё пару мощных толчков, и оба любимых её мужчины начали изливаться у неё внутри, отчего по их членам прошёл спазм. И что-то внутри Гермионы взорвалось, заставляя её тело извиваться почти в конвульсиях. Каждую связку её тела свело судорогой, а низ живота, как и мышцы ануса и влагалища, запульсировал, заставляя звезды плыть перед глазами, а потом и вовсе превращаясь в розовый туман и…       Она проснулась…       А на бежевой простыне растекалось свидетельство её первого за два года оргазма.