***
Так прошло пару уроков, и теперь они сидят на уроке истории, а Миднайт находится около школьной доски, и увлеченно рассказывает о происхождении индустрии профессиональных героев. — Может ли кто-нибудь сказать мне, когда и где было создано первое агентство героев? — ее голос звонит в абсолютной тишине. Слышен шорох, когда все студенты начинают листать учебники, явно не зная ответа, пытаясь выведать его в книге. — Ну, хоть кто-нибудь? — Полночь обреченно спрашивает, и ее голос начинает звучать слегка нетерпеливо, — Вам никто не даст смотреть в свои книги на экзамене, он не будет таким простым! Даже бедные Яойрозу и Иида выглядят потерянными, на их лицах ясно видно волнение. Взгляд Миднайт скользит по всей комнате, а потом останавливается на Бакуго, на единственном ученике, который не листает учебник. Вместо этого он откидывается на стуле и скучно теребит ручку между пальцев. — Бакуго-кун, — сладко начинает она, — Поскольку ты единственный, кто не ищет в своей книге ответ на мой вопрос, я предполагаю, что ты знаешь его. Блондин еще сильнее расслабляется, и уже полностью откидывается на спинку сиденья, а после прищуривается. Наконец, он ворчит: — 2206, Австралия. Удивленно моргнув при ответе, Полночь начинает закрывать и открывать рот, словно копируя рыбку. Наконец, она хмурится (хотя это больше похоже на надутую губу, словно она капризничает). — Если ты знал ответ, почему ничего не сказал? — раздраженно жалуется она. Кацуки просто окидывает ее взглядом, ничего не отвечая, и она фыркает, поворачиваясь к своей доске. Ашидо ерзает на своем стуле: — Бакуго, ты такой супер умный! — ее голос раздается слишком легко и нежно, даже на удивление Ашидо, мысли которой крутились вокруг того, что сделать ему комплимент будет сложно. Ее глаза блестят с непроницаемым блеском. Упомянутый блондин поворачивается и сужает глаза, смотря на нее слишком подозрительно. — Есть что, блять, еще сказать? — рыча спрашивает он, и она судорожно сглатывает. — Нет, я просто… думаю, что ты очень много учишься. Это очень впечатляет. Глаза Бакуго сужаются, а губы скручиваются, что наводит на мысль, что он вот-вот взорвется. Вот дерьмо. — Ты думаешь, что это чертовски смешно?! — снова рычит он, угрожающе приподнимаясь на стуле, — Я не понимаю, какого хрена ты думаешь, но я, блядь… — Чувак, остынь! — вскрикнув, Киришима быстро хватает Кацуки за рубашку, а затем начинает его слегка тащить назад на место. Отпрянув от взрывного, в прямом смысле, парня, Ашидо инстинктивно вскидывает руки вперед. — Я серьезно! — ее голос начинает дрожать, — Перестань на меня кричать, я просто подумала, что это круто! Бакуго тут же останавливается в своем вопле, чтобы посмотреть на нее, внимательно изучая испуганное выражение лица Мины. Затем он едва ли заметно слабо краснеет, но Ашидо клянется, что она видела как на его щеках появляется светло-розовый румянец. — Я убью тебя, черт возьми, — после заминки начинает ворчать Кацуки, медленно отворачиваясь и опускаясь на свое место. Ее тело сотрясает умиление и трепет, пока она наблюдает, как уши Бакуго темнеют все больше и больше, пока не становятся безошибочно багровыми. К сожалению, она не может видеть его лицо, но ей, на самом деле, достаточно видеть красную шею и немного обнаженных алых плеч, но только там, где не скрывает школьная рубашка. Класс, который внимательно следил за всей этой ситуацией, кажется, начинает медленно расслабляться после того, как утихает и сам блондин. Слева от нее Оджиро оборачивается и озадаченно смотрит на Ашидо, а его взгляд так и спрашивает «какого черта ты только что сделала????». Видя это, Мина пожимает плечами и застенчиво улыбается, и окончательно поворачивается к доске когда раздается голос Миднайт, и та начинает рассказывать новую тему.***
— Клянусь, клянусь, я видела как он покраснел! — Ашидо дрожит и вскрикивает от эмоций, переполняюдих ее тело, через двадцать минут, когда урок был окончен, и они все собирают рюкзаки. Бакуго уже ушел на тренировку, чтобы позаниматься одному, как обычно. Класс все еще медленно собирает свои школьные вещи в рюкзаки. — Я ничего не видел, — признался Серо. Джиро, которая запихивала карандаши обратно в свой рюкзак, внезапно оживляется. — Это о том, что случилось с Бакуго в классе? — с любопытством спросила она, интересуясь темой. После кивка Ашидо, Джиро усмехается, — Да, он покраснел. Я видела это очень хорошо, — подтверждает она, а после вздрагивает от победного крика Ашидо. — Почему ты говоришь нам об этом? — спрашивая, Урарака останавливается и желает узнать о том, что она вообще учудила в классе. Очако кидает быстрый взгляд на Изуку, что складывает вещи в желтый рюкзак. Они идут вместе, как всегда. Ашидо поворачивается к ней (и к другим нескольким ученикам, которые также с любопытством слушают их), а затем с блеском в глазах, начинает пересказывать свой разговор с Каминари с того самого утра. — Что ж, — неуверенно начинает говорить Мидория, когда она заканчивает, — Я, на самом деле, не очень удивлен. Насколько я помню, Каччана на самом деле не хвалили за вещи, не связанные с его причудой, поэтому следует ожидать, что он не знает, как на них реагировать. Все они на мгновение замолкают и начинают обдумывать его слова, прежде чем Ашидо снова восклицает намного тише, и в ее голосе звенит грусть. — Это… это так грустно, что за черт, Мидория? Ты хочешь сказать, что никто никогда не хвалил его за другие вещи? — зеленоволосый в ответ пожимает плечами. — Причуда Каччана довольно яркая, поэтому в этом есть смысл, — вздохнув, небрежно отвечает он. Теперь Ашидо выглядит гораздо менее удивленной, но все еще грустной от этого внезапного факта о Кацуки. — Но как насчет… как насчет его оценок? И он так же хорошо готовит! И он тренируется так часто и очень сложно! Мидория снова вздыхает, откидываясь назад на стул спиной, и растягивает грустную улыбку Ашидо: — Сколько раз вы все хвалили Каччана за любую из этих вещей, Ашидо-сан? — устало спрашивает он. Девушка удивленно моргает, замолчав. Никто. Ответ отрицательный. Должно быть, вина на ее лице отражается слишком ярко, потому что Мидория начинает успокаивающе похлопывать ее по плечу. — Все нормально, — успокаивает он ее мягким и спокойным голосом, — Все настолько привыкли к его умениям, что сейчас это стало чем-то вроде привычки. Проще всего приписать все его навыки к его причуде. Каччан к этому привык. С этими словами он поднимает сумку и забрасывает ее на плечо, а затем уходит со слегка шокированной Очако, оставляя Ашидо с открытым ртом. — Что… — начинает она тихо, глядя на дверь, за которой он скрылся, — Мидория! От этого мне становится еще хуже! Оставшемуся количеству студентов остается обдумать несколько удручающую информацию, с которой они остались в классе. Это обрушились на них слишком резко.***
В тот вечер Бакуго готовит на общей кухне, и когда Урарака останавливается у входа, она посматривает на широкую спину Кацуки. Она делает паузу, вспоминая послеобеденный разговор, и внезапно чувствует себя очень виновато. Отмирая, Очако набирается храбрости, и смело приближается к стойке, прямо туда, где стоит парень. Нож блондина останавливается и его рука замирает, когда он бросает на нее опасный взгляд бросается, что говорит очень красноречиво: говори или уходи. Нервно усмехнувшись, девушка наклоняется вперед, чтобы заглянуть в глубокую тарелку. Еда, похожая на жаркое, пахнет очень вкусно, так, что у Очако стало очень влажно во рту. — Ты очень хорошо готовишь, — наконец ее голос прорезает тишину. Бакуго смотрит на нее довольно долго, задерживаясь взглядом на ее лице, сужая глаза, словно он пытается что-то узнать по ее выражению лица. — Ты не получишь мою чертову еду, — рыча, отвечает он, и Урарака тут же недовольно надувается. — Я и не пыталась, честно! — ее голос искреннен, и Очако просто не может держать в себе то бурлящее чувство гордости за кого-то. Ее голос выше и мягче, и он немного дрожит от переполняющих эмоций, когда она его хвалит, — Это круто, что ты так хорошо готовишь! Это огромная редкость, которую можно найти в людях нашего возраста, так что ты, должно быть, много над этим работал! Выражение его лица на мгновение подскакивает, как будто он не знает, как отреагировать на ее взбудораженный восклик и похвалу, и Бакуго чувствует как щеки начинает печь. На его щеках быстро начинает расцветать красноречивый румянец. — Убирайся из моей кухни! — наконец огрызается он, и Урарака послушно бросается обратно в свою комнату. (Час спустя в дверь ее комнаты раздается резкий стук. Когда она открывает ее, перед ней стоит миска, доверху заполненная дымящейся жареной лапшой, и никого не видно. Это лучшая еда, что Урарака ела за эти несколько недель.)***
На следующей неделе поразительно быстро распространились слухи о разговоре Ашидо и Мидории. — Господи, чувак, — взмаливается и тут же фыркает Оджиро во время одного из их беспричинных спаррингов, — Я не могу представить, сколько ты тренируешься, чтобы стать таким сильным. Ты сумасшедший! Бакуго колеблется и сбивается с толку прямо по середине удара, и едва ли не схватывает удар в живот. — Какого черта? Ты пытаешься меня сбить? — он тут же начинает подозрительно рычать Оджиро вздрагивает, быстро качая головой: — Нет, чувак, — уверяет он тут же, — Просто подумай об этом позже, и все. Бакуго, явно взволнованный и не знающий, что сказать, бьет Оджиро по лицу чисто инстинктивно, и это действие заставляет Каминари хихикать с того места, где он наблюдает за ними. — Сожалею, — после этого Бакуго бормочет, глядя в землю и неловко почесывая затылок. Оджиро легко принимает извинения, хотя скорее от шока, чем от чего-либо еще.***
На следующий день Яойрозу заглядывает через плечо Бакуго во время их самостоятельного обучения в гостиной, проходя мимо своего стола, чтобы заварить себе чай. — Бакуго-кун, твой почерк просто великолепен! — она взбудоражена и ее глаза начинают блестеть. Момо останавливается, и своим воскликом быстро привлекает внимание Ииды. Тенья с любопытством подходит к нему, чтобы самому рассмотреть записи, и его глаза расширяются при виде листов: — Твои записи великолепно организованы, Бакуго-кун! — объявляет Иида, выглядя явно более чем впечатленным, — Я буду очень тебе признателен, если ты дашь мне совет по своим методам согласования цветов! Будь уверен, что они будут эффективными, несмотря на твои неизменно впечатляющие академические результаты! И хоть эти двое не участвуют в решении класса хвалить Бакуго при любой возможности, тем не менее, они справляются со своей задачей. Блондин приобретает темно-красный оттенок под их благоговейными взглядами и поспешно отталкивает от их глаз свои записи. — Отвалите, чертовы ботаники! — кричит он, поднимая плечи до ушей, и слабо, пытаясь скрыть смущение, смотрит на двоих. — Ботаны… — повторяет его слова Иида, — Но Бакуго-кун, ты занимаешь третье место в нашем классе в академическом плане. Ты лучше, чем кто-либо, понимаешь важность сохранения эффективных учебных привычек! Если это вообще возможно, Бакуго краснеет еще больше при этом заявлении и возмущенно смотрит на Ииду: — Ты что, называешь меня гребаным ботаником, Очкарик? Иида моргает, наклоняя голову в непонимании: — Нет! Н-ну, я имею в виду… Да, если ты действительно имеешь в виду то, что подразумевает под собой учебу, — Тенья едва ли слабо возражает, но после просто соглашается, все еще немного не понимая в чем причина гнева. Но он тут же видит, как Бакуго надувается от этих слов, и его глаза опасно сужаются. — Но, — поспешно продолжает Иида, — Разве это не похвально? Прилежность — это навык, и такой разносторонний человек, как ты, очевидно, хорошо его отточил! Тебе совершенного нечего стыдиться! Бакуго делает паузу, не совсем уверенный, его только что похвалили или наоборот, оскорбили. Он моргает, и тут же красный цвет распространяется от его лица до шеи. И после этого тщательно написанные записи воспламеняются в его руке, вызывая слабый крик протеста от Яойрозу. Наконец, после долгой минуты, в течение которой он, кажется, прошел все семь стадий смущения, он резко встает со стула: — Пошел ты! — объявляет он, прежде чем броситься в свою комнату в общежитии, оставив за собой очень сбитых с толку Яойрозу и Ииду. — Его записи… — грустно сетует Момо, задумчиво глядя на все еще дымящиеся останки бумаги от конспектов Бакуго.***
Несколько дней спустя он занимается с Ашидо, Каминари, Киришимой и Серо. Все четверо растянулись над столом в разных состояниях отчаяния, пока он вбивал в них содержание чертовой книги, при этом, видимо, считая, что если он будет лупасить голову каждого поочередно — они поймут что-то явно быстрее. Как бы не так. — Блин, — вздыхает Серо, наконец осознав особенно сложную концепцию, — Ты должен стать учителем. Я не знаю как, но вещи имеют больше смысла, когда именно ты начинаешь их объяснять, Бакуго. Он торжествующе смотрит на свою рабочую тетрадь, понимая, что наконец понял чертову тему и не описуемо рад этому. Говоря это, он совершенно не обращает внимания на то, как Бакуго запинается при этих словах, и его щеки краснеют. Ашидо подавляет желание ворковать при виде этого зрелища, вместо этого решительно уставившись на свою книгу, опасаясь снова получить удар по голове. Каминари, наблюдавший за ней со стороны, наклоняется к ней со слегка озадаченным взглядом: — Теперь я понимаю, что ты имела в виду в тот день, — испуганно шепчет он, — Это мило. Я сейчас в некотором роде напуган тем фактом, что я только что назвал Бакуго милым. Ашидо нежно поглаживает Каминари по щеке, сдерживая самодовольную улыбку при виде его противоречивом лице. К их удивлению, следующий, кто присоединяется к игре, — Айзава-сенсей. Конечно, это происходит совершенно непреднамеренно, но, тем не менее, столь же эффективно. Они тренируют свои лучшие движения, в то время как Айзава-сенсей ходит и наблюдает, время от времени предлагая советы или критику. В конце занятия он дает общую критику вспотевшей, измученной группе. — В целом вы хорошо справились, — серьезно озучивает Шота, — У некоторых из вас есть сильные атаки, но вам нужно работать над временем реакции, чтобы убедиться, что вы сможете использовать эти атаки на поле. Возьмем, к примеру, Бакуго. Его исключительное время реакции позволяет ему использовать свои лучшие приемы с минимальным временем на подготовку, сохраняя при этом силу своих атак. Весь класс, уже привыкший к тому, какая реакция последует за комплиментами Бакуго, в унисон поворачиваются, чтобы посмотреть, как ученик, о котором идет речь, наклоняет голову, хмурясь, когда его щеки слегка темнеют от похвалы. — Конечно, — продолжает сенсей Айзава, совершенно не обращая внимания на их умиленное состояние, — я не прошу вас всех быть абсолютно идеальными. Вы еще студенты. Время реакции Бакуго намного выше, чем у большинства профессиональных героев на поле, поэтому было бы нереально требовать от всех вас такого стандарта. Но тем не менее, вам всем стоит поучиться у него. Блондин становится невероятно красным, румянец распространяется по его шее и груди, когда он приподнимается, чтобы немного спрятаться за телом Киришимой. Он совершенно сбит с толку, и Эйджиро мягко похлопывает его по плечу, нежно улыбаясь. — Это восхитительно, — Ашидо слышит, как Урарака нежно вздыхает, вызывая несколько одобрительных смешков. С другой стороны, Айзава-сенсей наконец-то понял, что класс отвлекается. — Чему вы все улыбаетесь? — недовольно огрызается Шота, раздраженный тем, что его не слушают ни в одно ухо, — Это урок, а не отдых. Обратите внимание. Студенты застенчиво поворачиваются к нему лицом.***
Комплименты продолжаются в течение следующих нескольких недель, становясь все более частыми, поскольку Бакуго постепенно становится все менее и менее подозрительным по отношению к каждому из них. Несмотря на то, что он все больше и больше начинает привыкать к похвале, он никогда не прекращает краснеть, к большому удовольствию одноклассников. Затем однажды он занимается с Киришимой. Красноволосый возвращает свой заполненный лист, тревожно закусывая губу, ожидая, пока Бакуго проверит его. Последний молчит, нахмурив брови, просматривая ответы. Затем, наконец, он смотрит на Киришиму и удовлетворенно кивает: — 29/40. Киришима опускается в кресло с громким вздохом облегчения: — Чувак, я прошел, — Эйджиро шумно дышит, не понимая когда он задержал дыхание. Он приоткрывает глаз, чтобы увидеть нечитаемое выражение лица Бакуго, и слегка удивляется, не понимая как прочитать выражение лица Кацуки, — Однако, все еще недостаточно хорош, — робко добавляет он. Бакуго не отвечает, пристально глядя на стол и хмурясь. Затем, к удивлению Киришимы, щеки блондина порозовели. — Ты… — слабо бормочет Бакуго еле слышным голосом. Он кашляет, прочищая горло, прежде чем решительно поднимает взгляд и встречает взгляд Киришимы, — Ты хорошо справился. Лучше, чем на прошлой неделе. Хорошо… хорошая работа. У Киришимы отвисает челюсть. — Бро… — шепчет он. Щеки Бакуго темнеют, и он отводит взгляд, поджав губы. — Не делай из этого ничего особенного, Дерьмоволосый, — его речь слишком быстрая, — В любом случае… ты что, теперь плачешь?! — Н-нет! — да, Киришима плачет, торопливо вытирая слезы тыльной стороной ладони, — Зачем мне плакать? Бакуго смотрит на него, и Киришима безрезультатно смахивает свежие слезы, текущие по его лицу. — Я в это поверю? — выражение блондина невозмутимо. Киришима пищит, наклоняя голову: — Боже, Бакуго, ты чертовски мужественен! — Эйджиро снова плачет, заставляя Бакуго вспыхнуть. — Заткнись, говнюк, я беру свои чертовы слова обратно! -Нет!!! (После того, как новость распространилась, между учениками класса 1-A началось соревнование за то, кто еще может получить редкий комплимент от Бакуго. Потому что, да, некоторые люди краснеют, когда им делают комплименты. Это мило, конечно. Но Бакуго единственный человек, который краснеет, когда делает комплименты. И в их глазах это особый тип ласки.)