1
В солнечных лучах плясали пылинки. Участники процессии, которым предстояло встречать войско гунганов на крыльце, уже выстроились в Главном вестибюле Дворца у подножия лестницы. Королевы все не было. Эйртае стояла напротив Рэйбе, которая так же, как и она сама то и дело с беспокойством поглядывала в сторону центральной лестницы, откуда должны были появиться Падме и Сэйбе — королева Амидала и ее служанка. Вместо королевы появился Оби Ван и занял место рядом с Энакином. Эйртае порадовалась двум вещам: во-первых, тому, что он успел до прихода королевы, а главное — до прихода Сэйбе, а во-вторых, тому, что он не стал пробираться к магистрам, а вспомнил, куда ему предписывали встать инструкции. Хотя Саче, вчера, уверяла, что он ее не слушал и все перепутает. Хотела угодить Сэйбе, дура несчастная?2
Настроение у Оби Вана было не из лучших, потому что он все проспал. Никто не удосужился его разбудить, а потому, когда он, наконец, проснулся, до начала парада оставалось двадцать минут. Таким образом, прекрасный амбициозный план — встав пораньше, попробовать предпринять какие-нибудь еще шаги по поиску ситхова корабля, был загублен им на корню — время было упущено и ближайшая возможность куда-нибудь пойти и что-нибудь поделать представится явно не раньше завтрашнего утра. — Почему ты меня не разбудил? — прошипел он на ухо Энакину. — Я пытался… Я… Я сначала решил, что тебе лучше поспать, а потом я уже был тут и не мог уйти. Но я тебя звал, ты же услышал, — добавил он с упреком. Оби Ван смутился. Видимо, он и вправду проснулся потому, что Энакин его позвал, иначе бы спал, наверное, до самого вечера. — Ну да… — сказал он, неловко похлопав Энакина по спине. — Да, конечно. Спасибо…3
Наконец они появились. Эйртае бегло, но придирчиво осмотрела платье, накидку, прическу и… Буквально остолбенела. О нет! Сетка! Ее находка, ее гордость — легкая сетка с циддинами больше не лежала аккуратно на волосах королевы. Она нелепо съехала на лоб, нарушая пропорции, разбивая замысел… Теперь все зря! Ее старания пошли прахом.4
Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь М.Жванецкий «Как шутят в Одессе»
К счастью, только в литературе природа откликается на настроение героя, в реальной жизни природа оставалась равнодушной к буре отчаяния, бушевавшей в душе Падме. В полдень на Дворцовую площадь лились неиссякаемые потоки солнечного света, поддерживая приличествовавшее событию ликование и восторг в собравшихся здесь сегодня тидцах. Погода обещала и в дальнейшем оставаться прекрасной — на горизонте не проплыло ни облака. Падме не могла даже думать о том, что произошло. Мысли были какими-то нечеткими, они носились рваными клочками туда-сюда и, казалось, бились как волны о стенки черепа. Единственная связная мысль: «Он меня обманул! Канцлер обманул меня!» плавала над этим морем неопределенности. Падме стояла на дворцовом крыльце в центре, прямо напротив Первой триумфальной арки, изо всех сил удерживая на лице улыбку. Слева от нее как ни в чем не бывало стоял вероломный канцлер Шив Палпатин. Она взмахнула рукой, давая знак, что истребители могут вылетать, и праздник начался.5
Унылое стояние, которое почему-то называли праздником, продолжилось теперь на крыльце. По обе стороны площади стояли люди, посередине было пустое пространство. Ничего не происходило. Энакин выдвинул вперед нижнюю челюсть, чтоб проверить, насколько далеко она выдвигается. Выходило не слишком далеко, и он подтолкнул ее языком, упершись в нижние зубы. И тут поймал на себе заинтересованный взгляд Рика Олие. Энакин смутился и, быстро вернув челюсть на место, принялся пристально рассматривать людей, бросавших конфетти с балконов. За ночь грустные мысли улетучились, сегодня был новый день. За завтраком он спросил у Арвена, что именно будут делать истребители во время парада, а Порро Дольфе услышал и подробно рассказал. Тут, наконец, унылое ожидание кончилось. В небе взревели моторы истребителей. Они вылетели из-за высокой арки, замыкающей площадь. Это были Порро и Гэвин. Теперь Энакин следил, как два истребителя скрупулезно воспроизводят, все, что Порро перечислил. Арвен сказал, что после гибели Рии Порро и Гэвин лучшие пилоты, когда речь заходит о полетах в атмосфере. Прямо от арки истребители синхронно ушли в спин. Энакин представил, как вращаются Дворец и площадь, если смотреть из кабины. Это было, наверное, круче, чем на гоночном каре! После двух оборотов они выровнялись, перед самым Дворцом поменялись местами и исчезли из вида, обогнув купол справа и слева.6
Лаэда Дольфе подошла к окну на четвертом этаже центрального корпуса Лечебницы. Браво-2 и Браво-6 выписывали замысловатые петли над дворцом. Порро, милый мальчик, связался с ней сегодня утром. Как же она была рада, увидев его над пластиной проектора целого и невредимого. «Мама, на параде над дворцом полетим я и Сайкс. Будешь смотреть? Я тебе помашу». Он широко улыбнулся, как в детстве. Конечно, она посмотрит. И хотя кабину на такой высоте и с такого расстояния было не видно, она знала, что ее мальчик сейчас машет ей рукой, затянутой в летную перчатку.7
Рэйно Джанник убежал от матери и протолкался почти к самому дворцовому крыльцу. Он просто хотел поближе взглянуть на королеву и никак не ожидал, что увидит того, кто стоял на крыльце у правого края — пропавшего старшего брата Джеруса. Мама сказала, что взрослые люди живут отдельно. Это не плохо и не хорошо. Просто нормально. Но ему так не казалось. Воспоминания о брате немного стерлись со временем, но он хорошо помнил, каким неожиданным был этот уход; или если верить маме — переезд. Больше всего это было похоже на побег. Во-первых, Джерус ушел ночью. Рэйно помнил утро на следующий день. Они тогда еще не сразу поняли, что он ушел. Но теперь, глядя на брата в форме, Рэйно пришел к выводу, что это он тогда не сразу понял, а родители-то, скорее всего, знали. Может, Джерус оставил им записку? Возможно, но точно неизвестно. Без Джеруса в доме сперва было грустно, но потом он привык. Поначалу он еще представлял себе иногда, что будет, если Джерус вдруг вернется, а потом бросил. Если воспоминания не обманывали его, Джерус вряд ли согласился бы жить с ними. Ему ведь не нравились Нибб и Онг-Онг, и Гладис — гунганы, которые жили с ними на ферме, а зря. С ними было весело и интересно. С другой стороны, прошло столько времени, теперь Рэйно уже вырос, он мог бы объяснить Джерусу, что гунганы — отличные ребята. Он вспомнил, что говорил отец насчет того, чтоб рассказывать всем и каждому о гунганах… Этого делать не следовало. Люди могут испугаться, объяснял ему отец, людям свойственно бояться новых и необычных идей. Пройдет какое-то время и все изменится, но торопить эти изменения не стоило. Но ведь это же Джерус, его брат, а не какие-то там люди, размышлял Рэйно. Брат стоял на крыльце среди таких же как и он офицеров охраны. Это было круто! Рэйно почувствовал прилив гордости от того, что это его брат охраняет королеву.8
Серо-зеленая масса гунганов наползала на площадь, постепенно поглощая оставшееся перед крыльцом пустое пространство. Джерус Джанник никогда в жизни, даже в самые худшие дни, не видел столько гунганов сразу… Это был оживший кошмар. Они все-таки выползли из своих болот и теперь разливались по светлой площади, как пятно масляного топлива разливается по поверхности чистого озера. Однако чуть отведя взгляд от приближающихся монстров, Джерус увидел нечто гораздо худшее. В первом ряду стоял его младший брат Рэйно, которого он надеялся никогда больше не увидеть. Спрятаться! Спрятаться. Убежать и спрятаться. Если Рэйно здесь, значит здесь и мать. При воспоминании о матери любовь, раздражение, тоска и обида всколыхнулись в нем с забытой силой. Это было слишком больно, слишком тяжело. Откуда они вообще тут взялись? Надо как-то спрятаться, пока брат не заметил его. Но куда он спрячется, стоя в карауле на параде в честь великой победы?.. Рэйно повернулся, их глаза встретились. На лице мальчика медленно, но неумолимо разлилось счастливое узнавание. Этот взгляд пригвоздил Джеруса к месту, как ящерку-криопи, которых мать сушила на огромных щитах, утыканных рядами острых штырьков. Только в отличие от криопи, Джерус был, к несчастью, жив. Рэйно поднял руку и помахал ему. Джерус закрыл глаза. Когда он был мал — еще до появления Рэйно — мать поручала ему снимать окончательно высохших криопи и складывать их в специальные ящики. Маленькие, колючие, практически плоские, криопи сухо шуршали, когда Джерус аккуратно разравнивал их, боясь обломать хрупкие лапки. Никогда раньше его не заботило, что чувствуют криопи. Ему нравился запах, вырывавшийся из ящика, когда мать собиралась кинуть пару дюжин сушеных ящерок в сироп или густой бульон, в зависимости от сезона; нравилось смотреть, как она точным щелчком сшибает им головки в стоящее у ее ног ведро — чтоб не горчили. Однако теперь он сам ощущал себя таким вот криопи, распростертым на сушильном щите без всякой надежды спастись, пришпиленный к крыльцу взглядом брата и страхом перед новой душевной болью. Губы матери были всегда обкусаны, он с отвратительной отчетливостью вспомнил незаживающую трещину на ее нижней губе, прямо посередине. Однажды она поцеловала Рэйно, и Джерус увидел оставшееся у него на лбу пятнышко крови. Джерус снова открыл глаза. Рэйно все так же не отрываясь смотрел на него. Джерус едва заметно покачал головой. «Не выдавай меня!» означал этот жест, но сам Джерус едва ли осознавал это. Скорее, он просто отвечал на собственные мысли. Однако брат, казалось, его понял, потому что кивнул и, отвернувшись, уставился на приближающуюся процессию. Вскоре, как он и предполагал, за спиной у Рэйно возникла и его мать. Джерус видел, как Рэйно что-то увлеченно говорит и показывает куда-то в сторону здоровой левой рукой. Убежать, убежать и спрятаться, пока кроме Рэйно и матери не появился еще и отец. Этого он точно не выдержит. Если уже тогда, пять лет назад на них невозможно было смотреть без слез — так изменила их тяжелая работа, на которую они обрекли себя, связавшись с болотными гадами, то что же с ними теперь? Он убежал из дома в шестнадцать после того, как понял, что его родители окончательно сошли с ума и решили отдать свою ферму гнусным тварям с болот. Тогда он надеялся, что Тид — это достаточно далеко, что здесь прошлое до него не дотянется, и он сможет начать все заново. До этого дня так оно и было, но сегодня… Сегодня было, видимо, призвано явить ему все возможные кошмары. *(о том, почему Джерус ушел, откуда все эти противоречия, что там с рукой у Рэйно, см. Джерус Джанник; о том, соответствуют ли представления Джеруса реальности, см. Ита Чемберлин)9
Оби Ван смотрел на приближающихся гунганов. Отряд выглядел маленьким и беззащитным в окружении ликующих толп людей. В них, однако, не было и намека на страх. Они бодро шли, сомкнув ряды, оркестр играл что-то энергичное, и все же их веселье производило впечатление скорее грустное и тягостное. Был ли виной тому контраст между яркими одеждами людей и их серым неприглядным видом или же то, что он сам принимал участие в переговорах, предшествовавших параду, и, так сказать, повидал ситуацию изнутри. Только выстроившиеся цепочкой офицеры службы безопасности отделяли торжественно двигавшихся по площади гунганов от моря подавленного страха и ненависти. Офицеры казались не самой надежной плотиной. Какой малости будет достаточно для того, чтобы плотина прорвалась, чтобы в гунганов полетели не серпантин, цветы и конфетти, а что-нибудь куда менее приятное? Оби Ван надеялся, что не узнает этого. Происходящее внушало смутную тревогу.10
Оркестр гунганов издавал какие-то чудовищные звуки, которые только с очень большой натяжкой можно было бы считать музыкой. Пришлось заманить их этим, иначе они ни за что не желали расставаться со своими мертвецами. Сэйбе внимательно наблюдала за королевой со своего места. На лице Падме застыла страшная широкая улыбка. По большей части Сэйбе, выглядывая из-за плеча Оби Вана, видела королеву только со спины, но страшная улыбка как будто просвечивала сквозь затылок. «Держись, Падме, держись, пожалуйста. Это ужасно. Он казался таким добрым и понимающим, а теперь такая разительная перемена. Продержись, Падме, продержись до вечера. Вечером они уедут, и мы все вместе подумаем, что делать».11
Страусов не пугать — пол бетонный
Капитан Панака наблюдал, как стройные ряды гунганов в строжайшем, прямо-таки сверхъестественном порядке шагают по площади, постепенно приближаясь к крыльцу. Это было странно… Не такого он ждал от них. Он ожидал, что они выбегут на площадь бесформенной, беспорядочной толпой, комичные и нелепые. «Мы все посмеемся и разойдемся с миром», — подумал он вчера. Но эти гунганы совершенно не подходили под его вчерашние представления. Они шли, чеканя шаг, совершенно синхронно… А капитан лучше многих знал, каких трудов стоит подготовить войско к параду. Так откуда? Как? Что это? Кто они такие? Капитан увидел, как из толпы выкатился какой-то красный предмет (детская игрушка?) и исчез под ногами одного из кааду. Он увидел, как малыш на руках у матери открыл рот, лицо его сморщилось, он залился слезами. Хруст сломанной игрушки и даже плач малыша потонули в звуках бравурного марша и криках толпы. И тут на капитана снизошло чудовищное озарение, как будто пелена спала с глаз: «Мы дали им возможность сформировать боеспособную армию, да еще и проверить ее в деле. Что помешает им теперь в любую минуту напасть на нас? Это безумие… И ведь мы сами запалили фитиль на этой болотной бомбе». Мир покачнулся и рассыпался в пестрый калейдоскоп несвязанных элементов. Это было не просто свидетельство его стратегического промаха — это был полный провал всей его службы, после такого он не заслуживает оставаться в живых… Но он не из таких трусов. Покачнувшийся мир вновь обрел равновесие и связность. Он все исправит. Он найдет способ предотвратить возможную катастрофу. Набу подавит угрозу в зародыше.12
«Постарайся стать для них своим», — напутствовал его Насса-босс. И он старался. О, дорогая Мать Прародительница, какое это все-таки бремя. Вместо того, чтоб обсудить то, что случилось, люди собрались здесь среди голых камней под палящим солнцем и пытаются криками заглушить все атакующие их чувства. Мысли эти были печальными, но Джа-Джа старался держаться. В конце концов он-то все обсудил со своими, теперь может и покричать, если кому-то станет от этого спокойнее. — Всем привееет! — прокричал он и помахал стоящим справа людям. В ответ они замахали разноцветными лентами и тоже прокричали что-то, слов было не разобрать, посыл тоже остался загадкой. Вроде бы они улыбались, значит, радовались, но какие-то сомнения все же оставались…13
С высокого балкона Ита Чемберлин могла видеть далеко во все стороны. Рядом с ней стояло блюдо белых и розовых лепестков сэпа, а как только они заканчивались, туда подсыпали еще. В обязанности Иты входило «обеспечивать бесперебойную подачу лепестков вниз», как выразился ее старший брат Джайк. Джайк здорово умел вот так вот говорить! Сам Джайк считался уже слишком большим, чтоб бросать сэп, но сегодня Иту не задевало, что ее причислили к малышам: ведь это же прекрасно сидеть на такой высоте и бросать что-нибудь вниз! Ради этого можно побыть маленькой. Тем более, что рядом тут же сидели Майле Тош и Бадд Смиил, не такие уж и малыши — ее сверстники. Далеко внизу по площади шли болотники. Хорошо, что они были далеко. Они казались скорее проекцией, чем живыми существами. Ита бросила щедрую порцию лепестков — они полетели, медленно смещаясь влево, постепенно рассеиваясь бело-розовым облаком, и осыпали стоящих внизу людей.14
Кто-то пристально смотрел на него. Оби Ван осторожно обвел глазами ликующую толпу. Совсем близко к дворцовому крыльцу, прислонившись к колонне, стоял светловолосый парень и сверлил его взглядом. Тот самый, что неизвестно зачем приходил к нему, когда он помогал разгребать тут небольшие разрушения, оставленные Федерацией. Заметив, что Оби Ван смотрит на него, парень отлепился от колонны и яростно замахал ему рукой. Оби Ван сделал вид, что не заметил и стал сосредоточенно наблюдать, как посольство гунганов — снова трое — спешивается у крыльца.15
Делегация от гунганов поднялась по ступеням. Падме выступила вперед. В нос ударил мрачный влажный запах болота. То ли от усталости, то ли от пережитого во время разговора с канцлером потрясения она почти физически ощутила, как рушатся психологические блоки, как в ее голове срывает с петель двери и наружу вырываются детские страхи перед болотом, перед его отвратительными обитателями… На всякий случай не поднимая глаз, она деревянными руками пихнула Сферу Примирения в пряжку ремня, перетянувшего вождя гунганов поперек, и поскорей отдернула руки, стараясь не коснуться больших зеленых лап, опасаясь, что они окажутся влажными. На то чтобы еще и улыбаться концентрации уже не хватило **(если вам интересно, пересмотрите последнюю сцену; Падме действительно не улыбается и не смотрит на Ругора Насса)16
Сквозь просветы между спинами офицеров охраны Китне смотрела на идущих мимо гунганов со смесью любопытства и тревоги. — Как ты думаешь, — спросила она Бэнта, — они будут прямо вместе с нами праздновать?.. Ей с трудом удавалось вообразить, как эти странные существа будут ходить по улицам Тида, подходить к лоткам с едой, бросать кольца, скатываться с горок… Неужели вот прямо рядом с людьми? Бок о бок? Это было как-то страшновато. Ладно еще она, в конце концов она врач — добрый и образованный человек, да еще и после лекций доктора Денберие, человек весьма широких взглядов, но ведь совсем не все такие как она… Вот, например, Бэнт. Что он думает об этом? — Не знаю, — Бэнт пожал плечами. — Посмотрим. Думаю, что нет. Он приобнял ее и положил руку ей на талию. В его словах Китне уловила полнейшее равнодушие к этому вопросу, это ее успокоило. Она слегка наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, что там происходит на крыльце. Королева вручила что-то болотному вождю — что-то сияющее, цветом оно напоминало силовое поле, но это было что-то небольшое, что-то вроде шара… — Что это у них там? — спросила она у Бэнта. — Не знаю, плохо видно… Ну наверное, типа знак, что у нас с ними союз. Говорят, надо дать им что-то материальное, чтоб они понимали, что они теперь часть нашего государства. — Аа… — протянула Китне. Это не особенно вязалось с тем, что ей рассказала доктор Денберие, но Бэнт так уверенно это сказал… Вождь гунганов поднял шар над головой и вновь опустил, а затем прокричал что-то. Китне расслышала только: «Мииииир! Наша…. ваша… одно… помогай… уходи!» — Ты что-нибудь понял? Бэнт не успел ответить, над площадью разлился ласковый и спокойный голос королевы Амидалы: «Сейчас перед всем народом Набу мы передаем Сферу Примирения гунганам, нашим верным друзьям и союзникам, чья военная мощь спасла нас в трудную минуту». За спиной у Китне раздался глухой ропот, Бэнт присвистнул. — Неслабо… — сказал он потрясенно. — «Сфера» — ценный артефакт, вряд ли его прямо вот так отдадут… Ну… Точнее мне не хотелось бы так думать. Может, это муляж? «Наши гости на время покидают нас, — объявила тем временем королева. — Сейчас они не готовы еще остаться, однако в будущем, мы надеемся, дружба наших народов будет шириться и крепнуть». По толпе пронесся вздох облегчения, сменившийся радостными криками и овацией. Китне и сама хлопала в ладоши, чувствуя на своей талии руку Бэнта. Она ощущала одновременно и радость, и неловкость. Гунганы были здесь неуместны, а если быть честной, они пугали, что бы там ни думала доктор Денберие. Китне готова была допустить, что они интересны и достойны изучения, но все-таки лучше в каких-нибудь более лабораторных условиях… — Хотя я тут подумал… — сказал вдруг Бэнт. — Может, это и правда «Сфера». Тогда это будет что-то вроде маячка, чтоб всегда знать, где у них самый важный центр. — Зачем? — Как зачем? А вдруг они не будут слушаться! Надо же нам знать, куда направить силы. — Аа… — снова сказала Китне. «Боже, как это скучно! — подумала она. — Неужели кто-то всерьез думает над такими вещами?» «Генерал Джа-Джа Бинкс, — продолжала королева, — храбро сражавшийся простив гнусных захватчиков, останется с нами; он будет нашим гостем и займет свое место при дворе». — Вечером будет фейерверк, — сказал Бэнт, наклоняясь к ее уху. — У меня идея: давай посмотрим его с воды, я арендую водный спидер. Китне подняла на него ошарашенный взгляд. — Правда? Ты серьезно? — Абсолютно, — он довольно улыбнулся, радуясь произведенному эффекту. — Фейерверк будут пускать у Дворца над водопадами, так что если мы отплывем за город к Равнинам, нам будет лучше видно, а свет города не будет забивать звезды. — Бэнт… — она улыбнулась открыто и радостно. — Это потрясающая идея. Возьмем с собой чего-нибудь вкусного и поплывем! Это была моя давняя тайная мечта… Как ты догадался? — Какая? Посмотреть фейерверк с воды? — Да нет, при чем тут фейерверк. Поплавать ночью под звездами вдв… в… где река широкая. Ох… Это будет просто прекрасно! — Я рад, — отозвался Бэнт, осторожно беря ее за руку, но пока не решаясь поцеловать.17
Энакин ощутил, что кто-то пытается забраться ему в сапог. Он осторожно скосил глаза вниз и увидел, что это R2 протянул длинный тонкий манипулятор и дергает его за голенище. Толпа радостно закричала, когда босс Насс поднял над головой сияющую голубым сферу. R2 едва слышно присвистнул и подмигнул ему, быстро сменив зеленый огонек на фиолетовый. Что бы это все значило? Больше всего было похоже на то, что R2 пытается вернуть себе расположение Энакина. Возможно… Если, конечно, это вообще применимо к дроидам. В таком случае время он выбрал неудачное. На этом «празднике» нельзя было даже разговаривать!18
Оби Ван продолжал чувствовать на себе взгляд этого парня у колонны, он украдкой снова посмотрел в ту сторону. Парень не сводил с него глаз. Странный, неприятный парень. Теперь он вдобавок вообразил себя знакомым Оби Вана, а судя по его радостному лицу — чуть ли не другом. Вот других проблем у него не было! Да весь этот день — одна сплошная проблема. Вместо того, чтоб заниматься делом, он торчит здесь, изображая неизвестно что ради неизвестно чего. И продлится это как минимум полдня. А если учесть, предыдущий опыт, то и до самого вечера он будет представительствовать: вроде ты тут и не нужен, но уйти нельзя. Остается только размышлять и строить планы. А планы не помешают… Да и поразмыслить есть над чем. Убил он ситха (если это был ситх)? Кажется, да. Убил, а он исчез. Значит, не убил. Хорошо. Будем предполагать самое логичное. Вот он упал вниз, затормозил (он же ситх, может, знает какой-нибудь запрещенный приемчик на такие случаи) и… Да что «и…»? Открыл дверь, как Йода вчера и вышел. Вышел и ушел. «Пыль еще за собой вытер, не забывай об этом, — напомнил внутренний голос. — Пыль вытер, а сэйбер твой не взял». «И правильно сделал, — огрызнулся Оби Ван, — вдруг у меня на нем жучок!» Версия была неплохой. Мешало только одно. Чем дальше, тем отчетливее он помнил, как ситх разделился в полете пополам — тело полетело отдельно, а ноги отдельно… И тут он все понял. Как будто за ночь все сложилось, что-то щелкнуло в голове. Все просто. Проще, чем можно представить. Ситх, разумеется, мертв и сам никуда не уходил. Их же всегда двое, не меньше. Значит, второй пришел и унес тело, убрал возможные следы и улетел на корабле, на котором искомый субъект прилетел. Вот и все. Коротко и ясно. Вчерашний день действительно прошел зря. «Молодец! Помнится, вчера ты обозначил это как начатки мозгов. Ты все еще придерживаешься того же мнения?» Ну что? Теперь наконец всё пропало? «Разбежался. В жизни так не бывает…» Теперь, выходит, надо искать второго ситха… Решать, конечно, мастеру. И если искать его, то, видимо, на Иридонии. Он же в конце концов был забрак… Но ему-то Оби Вану с чего начать? По всему выходило, что, как это ни ужасно, настало время открывать рот и начинать разговаривать с людьми. Вон их сколько — людей, кто-нибудь что-нибудь да видел. Конечно, начать разговаривать стоило еще вчера. Вместо того чтобы тратить день попусту в бесплодных поисках неизвестно чего. Почему же он этого не сделал? Ведь это, казалось бы, очевидная вещь, если ты что-то ищешь. Даже лучше сформулировать вопрос иначе: почему он вообще не задумывался об том? Почему только сейчас до этой мысли дошел? Ну допустим, сначала он надеялся на спуск в шахту. Да, договорились. Но потом? Что его остановило от разговоров, расспросов и тому подобных вещей? А ведь он прямо-таки не хочет даже начинать. Почему? Он задумался, прислушиваясь, что вызывало сопротивление этой идее. Пожалуй, необходимость самому разрабатывать план этих самых разговоров и расспросов, не имея представления о том, как видит ситуацию мастер, который будет в итоге за всю их тут совместную деятельность отвечать. Чести эти опасения ему, конечно, не делают, но и особого преступления, наверное, в них тоже нет… «Ну выкрутился, как мог», — вставил внутренний голос. Что ж, это все на самом деле не так уж важно, потому что разговаривать, разумеется, придется. Без этого никак. Разумнее заняться практическими аспектами. Кто-нибудь, конечно, видел что-нибудь, но скорее всего не обратил внимания, а к тому же с поисками кого-нибудь была примерно такая же ситуация, как и с поисками корабля. Откуда прикажете начинать? И в какую сторону идти? Логичнее всего начинать расспрашивать ближе к месту предполагаемой высадки ситха и его последующего отлета… Но он же мог сесть в любой точке планеты, это мы еще вчера проходили, хотя… Сесть черт знает где, а потом пилить на глайдере до Тида, чтоб поговорить с Ганреем? Они ведь говорили, это было на записях с камер слежения. А кстати, о чем это они там говорили? Вот еще одна загвоздка. Неужели придется выяснять это через Йоду? Может, можно как-то через королеву напрямую связаться с Ганреем? А потом спросить его глядя в глаза… Мечты, мечты… С Федерацией так просто не пообщаешься. Наверное, надо чтоб магистры отправили запрос, а они явно… А что «они явно»? Они как раз явно ничего. Может, они уже это выяснили. В этом случае его попытки выяснить это вторично будут совсем неэтичными. Впрочем, Йода так недвусмысленно отстранил его от работы, что теперь любые его действия в рамках расследования будут неэтичными по умолчанию… Лучше вернуться к плану расспросов. Итак, вряд ли он сел далеко от Тида. Зачем бы? Ответ на это «зачем», впрочем, кроется в его взаимоотношениях с Федерацией. Кто он для них? И кто они для него? Ладно. Проехали. Сделаем мощное, никак не оправданное допущение: он сел прямо в космопорте! «Давайте искать, где светлее! — внутренний голос был рад поиронизировать. — Это же лучше, чем ничего! Это всякому известно». «Да. Всякому. Даже мне. Спасибо». Почему у них тут в Тиде нету камер слежения на улицах? Это бы многое упростило. Хотя бы позволило исключить, что он приземлился прямо на площади, как канцлер. Да… Приземлись он здесь это само по себе уже дало бы широчайшие возможности для предположений. Это бы, например, раскрывало его отношения с федератами… Но чего нет, того нет. Начать надо все-таки с проверки систем слежения в космопорте. Конечно, он улетел не спросясь, но вдруг кто-нибудь его засек. «Может же мне хоть в чем-то повезти!» «А тебе уже повезло. Тебя посвятят в рыцари — высшая награда для падавана». «Пошел ты! Я пока не собираюсь становиться рыцарем». «Вряд ли тебя будут спрашивать. Тем более что это же и есть твоя цель, раз ты в Ордене». «Вовсе необязательно. У меня пока нет цели. Так что тем более мне не стоит брать на себя такую ответственность». «Вот тут я согласен. Ты вообще неспособен брать на себя ответственность». План с расспросами в космопорте выглядел безнадежной ахинеей, но… Но идти туда надо сегодня. Наверняка же будет какой-нибудь зазор в часик-два.19
— Ты в порядке? — едва слышно спросила Рэйбе, когда они с Эйртае прошли назад к дворцовым дверям, чтоб поднести королеве награды, предназначенные Энакину и Оби Вану. — Сэйбе испортила всю прическу, — так же тихо ответила Эйртае. Сейчас ей было плевать на неписаный кодекс! Встревать в чужую работу, это уже слишком. Сэйбе перешла всякие границы. Это невозможно терпеть! Зачем? Зачем? Зачем она эта сделала? Это что же — открытое объявление войны? «Ну Сэйбе, — подумала Эйртае, — ты первая начала, так что я не виновата».20
Несмотря на то, что Оби Ван сначала нашел, а потом и принял вроде бы верное решение, смутное тревожное чувство не проходило. Оно усиливалось. Голос королевы едва пробивался в сознание: — … неоценимую помощь нам оказали подоспевшие вовремя джедаи… Магистры вышли вперед и спустились на одну ступеньку вниз. Оби Ван рад был бы списать свою тревогу на вторичное появление таинственного парня, на то, что день в принципе не задался с самого начала, да на что угодно, но как-то не получалось. «Ой, ну не начинай! — сказал он себе. — В прошлый раз это оказался просто страх федератов…» Ладно. Пусть страх. Главное, чтобы хоть какое-то реальное основание было. Но кто тут боится? Кругом царил немыслимый эмоциональный шум. Выходило, что боялись чуть ли не все. Кроме разве что Энакина. Но он ребенок, а изучать-то стоит в первую очередь взрослых. Большинство, видимо, боится гунганов. По крайней мере Амидала, советники… Панака? А канцлер? — …и это Оби Ван Кеноби, героически сразившийся за нас в общем бою. «Эх, — мимолетом подумал Оби Ван, — а ведь я хотел послушать, что она скажет про мастера, а в результате все пропустил…» Он спустился на две ступени и встал чуть боком. Тревога еще усилилась, а потом надулась пузырем и лопнула во внезапном озарении: «Мастер! С ним плохо. Вот прямо сейчас. Это все объясняет!» На его ступеньку спустилась прислужница, держа в руках подушечку с наградой, и встала напротив, тоже боком. Двигаясь медленно, как будто под водой, королева взяла с подушечки что-то вроде медали на ленте и надела Оби Вану на шею. Да, да, разумеется, все так и есть. Дело в мастере. Надо бежать туда срочно. Вчера он впал в беспечность, отказавшись идти в Лечебницу. Не проявил настойчивости, когда возникли затруднения и вот теперь… Теперь мастер лежит брошенный, пристегнутый к медблоку, тогда как сам он благодушествует тут, получая незаслуженные награды…21
Награду, предназначенную Оби Вану, королеве подавала Эйртае. Взгляд ее был прикован к лицу королевы. Вынужденная в продолжение нескольких мучительных минут вплотную созерцать обломки своего замысла, Эйртае к своему великому неудовольствию и возмущению не могла не признать, что в результате преступного вмешательства Сэйбе наряд королевы только выиграл. Ее инстинкт художника отчетливо говорил ей, что именно теперь образ обрел завершенность, что открытый лоб смотрелся странно и неуместно, обращая на себя лишнее внимание, а спущенная вниз сетка выглядела как… как диадема! Мысли эти были тягостны. Выходило, что Сэйбе оказывалась права даже тогда, когда открыто нарушала правила, да еще и в той области, к которой не имела отношения!22
Энакин стоял теперь на две ступени ниже, на шее у него болталась награда. Судя по всему истребителей больше не предвиделось, а церемония грозила растянуться навсегда… Оби Ван тоже получил награду и встал рядом с ним. Он нервничал и чего-то ужасно боялся. — Все хорошо, — тихо сказал ему Энакин, но Оби Ван не услышал, думая о своем.23
— Джедаи, болотники, джедаи, болотники… — проворчал кто-то позади Китне. — Наших ребят совсем задвинули! — Может, пойдем отсюда? — предложила Китне Бэнту. — Мне кажется, мы уже на все посмотрели… — Пойдем, — легко согласился Бэнт. Они протолкались сквозь толпу, затем вдоль стены дома и убежали по проходу между домами в тихую улочку. Шум толпы здесь был куда тише. — Ох… Тут хорошо, — сказала Китне, смеясь сама не зная чему и стряхивая лепестки с одежды. Она наклонилась и покрутила головой, лепестки сэпа, которые кидали на них с балконов дети, посыпались на землю — легкие, белые и розовые. Китне мысленным взором увидела, как красиво переливаются ее распущенные волосы. «Сейчас я его поцелую, а то он никогда не решится», — подумала она и, резко разогнувшись, заставила волосы тяжелой волной упасть на спину.24
Джа-Джа Бинкс смотрел, как его друзья уходят домой. Насса-босс теперь замыкал шествие. Джа-Джа не мог видеть его за высокой спинкой седла. Фалумпасет босса шел медленно и величаво. За ним шли два кааду. На спине одного сидел Рус Тарпалс, вторым был его Триак, милый добрый друг. Он покорно шел за фалумпасетом босса, не нуждаясь в указаниях Джа-Джа, такой молодец; в его походке чувствовалась грусть, а может, это только казалось.25
Гунганы покидали площадь, возвращаясь домой. Все, вроде, закончилось хорошо, обошлось без эксцессов, тем не менее Оби Вана душила тревога. «Это ты всерьез про мастера подумал или так просто? — поинтересовался внутренний голос. — Потому что если это ты всерьез, то непонятно, почему ты до сих пор тут стоишь. А если это ты просто выпендриваешься, то непонятно перед кем». «Я всерьез, — ответил Оби Ван. — Но я же не могу просто спуститься сейчас с крыльца и уйти. Вряд ли мастер ждал бы от меня такого поведения». «А ну да, конечно, — глумливо согласился внутренний голос. — Разумеется, всякие церемонии и празднования важнее всего». «Я уйду, как только мы спустимся с этого крыльца; он же все-таки в больнице, это лучше, чем ничего. Да и что я мог бы сделать?». «А вдруг все ушли на праздник? — пришла в голову новая отвратительная мысль. — Тогда точно имеет смысл срочно бежать и проверять, что и как». «Да, да, я пойду. Я пойду, как только это станет возможно!» «Ты бесчувственный чурбан», — подвел итог внутренний голос. К счастью, в этот момент королева и ее кортеж начали спускаться с крыльца.26
Гунганы спустились вниз, вновь уселись на своих кааду и отправились обратно, вызвав ощутимую волну облегчения среди заполнивших площадь людей. Падме смотрела им вслед, не разделяя этого облегчения: уход их временный, а само их наличие — залог множества проблем… Порядок на крыльце несколько смешался. Награжденные джедаи и гунган поднялись обратно на площадку. За спиной у Падме тоже происходило какое-то движение. Она не ошиблась: к ней подошел канцлер, он широко улыбался: — Вы собираетесь вести конструктивный диалог? — спросил он тихо, так что со стороны должно было показаться, что он приносит очередные поздравления в связи с победой. — Ваше величество. Сэйбе, Эйртае и Рэйбе встали за спиной у Падме. Их молчаливая поддержка заставила ее приободриться. — Не вижу, что еще мы могли бы обсудить, канцлер, — произнесла она холодно и спокойно. — Мне кажется, вы высказались достаточно ясно. Падме твердо посмотрела ему в глаза, благословляя церемониальные традиции своей родины. Хотя, как она подозревала, ее обиду и разочарование не мог бы скрыть никакой макияж. И уж конечно, они не укрылись от проницательного взгляда канцлера. — Жаль, что вы так категоричны, — заметил канцлер. — Знайте, что я готов помочь вам, как только вы сочтете, что готовы принять мою помощь. — Сейчас мы все примем участие в празднике, — не удостоив его ответом, объявила Падме и начала спускаться, за ней двинулись и остальные. Впереди ее ждали нелегкие часы веселья.