Just wanna dance with you all night Хочу лишь танцевать с тобой всю ночь, When everyone has their disguise Когда на каждом своя маска. I'll show you my heart is real Я покажу тебе, что мои чувства реальны, I'll show you how this could feel Я покажу тебе, каково это. ©Meg Myers — After you.
Хиса каждый раз хорохорилась — одно лишь слово о будущем вызывало зуд под глоткой и поток внушений, какая она уже взрослая, всё понимающая без этих ненавязчивых подстреканий подумать о грядущем поступлении в институт. Нервы трещали так, будто ее уже тащили на экзамен, — хотя до такового еще полтора года мук. Обязательно на поводке, с намордником. Коли не сдаст — клеймо позора семьи и запущенное на репите «свободная касса». Она металась между выбором предметов для экзаменов, которые ей поддавались, а таковых раз-два и обчелся, — чистокровный гуманитарий, совсем без примесей, — и всё-таки выбрала. Историю Макусуоки предпочла под впечатлением детективных фильмов, где красавчики-полицаи исполняли свой долг так занимательно, что она поставила перед собой вопрос: хватит ли терпения и отваги стать частью правоохранительных органов? Общество и история, это же ей нужно? Она знала множество заумных терминов из первого и дат из второго — уже шанс поступить «не ноль на миллион». В конце концов, учитель по истории завидный, — это один из тех сокровенных предметов, по которому бланки с оценками не вызывали шквалы истерик или косой взгляд на запястья рук; суицид — не выход, но как вариант рассмотреть можно. А общагу выучить раз плюнуть. К половине второго года Хиса окончательно охладела к цели стать секси-мадам-полицейской-с-наручниками. Но предметы не поменяла, — раздумала, как много потеряет с переходом, допустим, на литературу. Терять было что. Ренгоку-сан ответственный человек. С принципом «не вникают — вбей им в головы, не запоминают — повтори тысяча пятьсот раз». Хиса только догадывалась, как можно так любить свою работу, что рот просто не затыкался, а жестикуляция не теряла экспансивности даже за три минуты до звонка. Как минимум челюсть должна тянуть. Зато работать с ним удобно и без лишних фобий: отношения с учениками у него если не лучшие на всю академию, то точно близки к такому статусу, — дайте ему премию. Даже когда он славливал кого-то за прекрасным делом — ничегонеделанием, то напоминал о своем присутствии совсем безобидно. — Макусуоки-сан, что было в тысяча шестьсотом году? Ямосита-сан ответил, а я уже забыл. Девушка вздрогнула и проморгалась, когда в спину прилетел мелкий снаряд, являвшийся комком из бумажки. Карандаш с тихим стуком выпал из пальцев ровно в пенал, и Хиса забегала растерянным темным взором по одноклассникам, что обернулись к ней и смотрели с любопытством. Кеджуро следил за ее метаниями с игривой ужимкой, — о том, что его вопрос был пропущен мимо ушей, догадался сразу. И когда их взгляды встретились, он вальяжно оперся бедром о учительский стол и сложил руки на груди. Девушка же протянула «э» и поджала губы. Пусть учитель по истории не вызывал в ней такого страха, как, допустим, по математике, но и этот мог нагнать волнение. Молчание затянулось. Послышались смешки. — Тысяча шестьсотый год, Макусуоки-сан. Какие мысли о нем? — смиловался Ренгоку. Резкий выдох носом выдал его веселье. — А, — Хиса изобразила великое прозрение: подняла брови и выпрямилась. А ведь действительно что-то знала. — Ну, там, ну, установление сёгуната. Этого, ну, Токугава, — школьница бегло листнула страничку в учебнике. Где этот чертов Токугава со своим чертовым сёгунатом? — Ну и ну, — подшутил, выделяя интонацией так называемых паразитов «ну», и покачал головой. Ученики подкол оценили. — А поточнее? Развивай мысль! Имела место быть одна установочка: когда ее начинали подгонять, становилось только хуже — гордое и упертое внутренне «я» замедляло работу. Но Кеджуро терпеливый, подождет. — Тогда он победил в битве при Сэкигахара, а победил-то коалицию объединившихся против него феодальных князей, — нужный абзац с нужными строками был найден и прочтен за пару секунд. Это ее сверхспособность, выработанная с годами. — Дом Токугава начинает управлять всей страной, вот. Возгордилась и победно вздернула приплюснутый маленький нос, отчего недлинный хвост упорхнул с плеча на спину. Выглядело забавно. — Ты, конечно, молодец, — Ренгоку засмеялся. — Но учебник тоже неплох. Ей всё равно. Главное — вражескую атаку отбила. А тут и звонок.***
Макусуоки заболела. Так, видимо, заложено каким-то всевышним или таковым был приказ из космоса, что болела она строго в феврале месяце, то бишь один раз в год. Болела прилично, с противным писком электронного градусника и посменным настроением холодно-жарко. По всем устоям гриппа. Радость состояла лишь в том, что была отложена необходимость подниматься в половине седьмого. Остальное скорее ужасало: были пропущены две контрольные. По математике и, — барабанная дробь, — истории. Придется писать их отдельно от класса, искореняя какую-либо возможность смухлевать. А в школьной жизни мухлевала Хиса много и виртуозно. Но только при командной работе, ведь так легче замести следы. Биологические часы только начинали восстанавливаться после двух недель отдыха. Макусуоки потерялась во времени и вышла из дома, отступая от привычного графика на четверть, мать его за ногу, часа. Холл школы был пустынен. И не мудрено: урок шел уже три минуты. Хиса, вся дерганная, злая и сонная, быстро перескакивала ступеньки на лестнице, — одно колено всё-таки отбила, ведь без этого никак, — и когда забежала за угол, то встретилась один на один с историком. Его предмет как раз первый по расписанию. Девушка побледнела. Об язык споткнулось испуганно-хриплое «доброе утро», на что тот сверкнул позолотой глаз и ответил самым что ни на есть серьёзным голосом, отметающим какую-либо курьёзность последующих сказанных слов: — Доберёшься до кабинета первая — не зачту за опоздание. И побежал. Хиса, как говорится, ахренела. И стартанула следом. Победа осталась за ним. И еще никогда так не вымораживали его треугольная улыбка и широко распахнутые глаза, в которых ясно читалось превосходство. Он открыл перед ней дверь. Школьнице стоило огромных усилий не съязвить на тему этикета. А зайдя в кабинет первой, до Макусуоки дошло, — это вдарило голову пулей сорок пятого калибра, резко и метко, — что ей уступили, сделали очередную поблажку, у нее отвратная физическая подготовка и вообще стоит поблагодарить за лояльность к проблемам других. Однако радоваться было делом опрометчивым. — Макусуоки-сан нам расскажет об эпохе Токугава. И, прошу, с подробностями, — Ренгоку уверенной походкой достиг учительского стола и аккуратно разместил папки, которые до этого держал под боком, на самом уголке. Хиса безмолвно взвыла волком и поплелась к свободной парте.