О героях в двух словах

      Времена идут, а люди не меняются. А иногда бывает наоборот: люди меняются, а времена совсем не идут. Шумный город ложится спать; он тянется бесконечно на все четыре стороны света. Трактирщик попытался стащить кошелек у Амелла, а теперь сидит в углу, засунув в рот обожженный палец. Амелл сражается с вечерней меланхолией: еще ни разу не победил.       По сиреневым улицам под светом розового заката идут люди, и все — незнакомые. Амелл идет вместе с ними, потому что его тошнит от таверн и от еды. Он прибыл издалека, и эти люди его не знают, и их даже не волнует, что они его не знают. Он заходит в лавку, пробегает взглядом по скучным книгам. Он изводится от скуки, и сам не знает, почему: чем этот вечер отличается от всех других тоскливых вечеров? У лавки напротив женщины примеряют шляпы, и одна из дам такая рыжая, что Амелла тянет подойти. Но что он скажет? «Не поворачивайтесь ко мне лицом: я люблю рыжих женщин, но когда вы повернетесь, я вспомню, что вы не та рыженькая, которую я однажды так бесстыдно оставил».       Он все-таки подходит.       — Прелестная леди, приветствую вас! — снимает шляпу и раскланивается, при этом посох за спиной, замаскированный невидимостью, глухо ударяет о землю.       — Идите к демонам, — тоненько отрезает рыженькая. Вот и все. От рынка тоже вскоре начинает тошнить, и Амелл просто прогуливается по улицам, но улицы все одинаковые, в этом бесконечном городе просто не на что смотреть. Завтра утром — в дорогу, и снова — до бесконечности. Амелл подбирает с дороги плоский камень: можно нарисовать на нем глазки и поговорить. Добрый собеседник всегда выслушает.       Недалеко впереди идет эльфийская женщина. Мужской дорожный плащ едва не стелется по земле, две темные косы лежат на плечах, как змеи. Амелл таращится ей вслед, не понимая еще, что его привлекло; но вот она останавливается, чтобы прочитать вывеску на дверях лавки — она читает вслух, губы шевелятся, — и Амелл узнает.       — Табрис! Эй, Табрис!       Он выкрикивает — не может сдержать удивления; но сам в это время думает: да с чего бы ей тут быть? Это же край света. Кого из старых друзей могло в такую даль занести? да кто бы смог добраться? Она вздрагивает и не оборачивается. Амелл ругает себя: обознался, ну конечно, обознался. Воображение сыграло очередную шутку. Можно видеть то, чего нет, если этого хочется. Амелл идет дальше…       …а она поворачивается только теперь:       — …так мне не послышалось? Привет, друг!       Амелл недоверчиво щурится. Неужели и в самом деле так на свете бывает?