Выход

Ему казалось, что так не бывает. Не бывает обратного пути. Жизнь идёт только вперёд и никогда не оборачивается. Её можно торопливо схватить за руку и дернуть на себя, можно дать ей пинка под зад, чтобы она покатилась кубарем куда-то под забор. Можно идти вслед за ней, шаг за шагом, терпеливо слушая её порой страшные, а порой весёлые и трогательные рассказы. Но она никогда не возвращается. Тогда что же произошло с ним? Жизнь нарушила своё главное правило? Шухов не мог ответить на этот вопрос. Но и не мог сказать, что было бы лучше — уйти навсегда или все-таки остаться здесь, на распутье? Он замер в средней точке, ни шагу вперёд, ни шагу назад. Ни жив, ни мертв. Не болен, но и не здоров. Овладел уникальными способностями, но при этом оставался совершенно беспомощным, когда дело касалось его самого. Мог слышать мысли любого сталкера или мутанта, но все равно предпочитал обществу одиночество. Хотя и общество его не особо жаловало. Давным-давно Дима Шухов любил быть душой компании, в универе вокруг него всегда были кучки девчонок, а пацаны просто уважали и всегда были готовы подхватить любой организованный им движ. В Зоне, чуть ли не с самого начала пути, Рэд также легко находил симпатию среди одиночек, умудрялся найти выход там, где его не могло быть, отчего уважение к нему как первоклассному проводнику росло в геометрической прогрессии, вне зависимости от группировки. Черный Сталкер же был одиночкой как по собственному желанию, так и по законам местного сообщества. Зона вернула ему жизнь, заставила обернуться ту, которая никогда не оборачивается. И теперь Шухов гораздо больше, чем просто ходячий труп. Но он был заложником своей названой матери и полностью подчинялся её воле. А Зона смеялась над ним — никаких компаний, никаких группировок, которые могли бы принять его. Он выручал тех, кто попадал в беду, карал тех, кто нарушал законы Зоны в своих корыстных интересах. Только вот и те, и другие реагировали на Рэда одинаково — смотрели сначала с испугом, а потом с ничем не скрываемым отвращением. И только несколько человек смотрели на него по-другому. Какая ирония, они тоже не были людьми в их общепринятом понимании. Это были Болотный Доктор, Юрка и Сашка Журналист. Доктор был человеком, только вот для него любое порождение Зоны — это друг, которого он спасёт при любом раскладе. Поэтому равнять его с остальными сталкерами было невозможно. Сашка — излом, разумный мутант, так что тут все понятно. В Шухове он видел скорее вожака, чем товарища, но все равно относился к нему с пониманием — они одной крови. Юра… Юра всегда был справедливым и добрым, поэтому, хотя и знал, что Рэд в Зоне выполняет особую роль, никогда ни в чем его не обвинял и прямо смотрел в глаза — без страха или злобы. Легенды… Рэд за все эти годы смирился и со своим положением, и с этой тонкой материей восприятия его фигуры и личности другими сталкерами. Ему проще было стать для них страшной сказкой, злобным духом мщения, чтобы заглушить недобитые Зоной потребности. Он был человеком, поэтому помнил, что чувства это не только про рецепторы, но и про что-то более глубокое и сложное. Он запретил себе возвращаться к этому. Подменил потребность в любви обычным плотским желанием. Задушил остатки эмпатии, превращая свою душу в камень. Он уже словно бы начал ощущать его холод и тяжесть, когда случилось все это… Тогда они с Юрой оказались в Припяти почти случайно — конец апреля, в Зоне стали задерживаться первые по-настоящему теплые дни. Даже солнце устало прятаться в тяжёлых тучах и равнодушно взирало на призрачный город. Семецкий погибал каждый день, но упрямо шёл бок о бок с Рэдом дальше — просто сказал, что соскучился по очертаниям многоэтажек в противовес унылым полуразрушенным заводским корпусам и малопонятным строениям. Шухов не стал спорить — его домом была вся Зона, поэтому никакие «монолитовцы» не могли нарушить его планы. Ну и планы Семецкого по совместительству. В Припяти, на удивление, было почти спокойно. Сектанты словно бы перестали замечать двух легенд, стреляя в неосторожных одиночек, посмевших забраться так далеко. Проходя по одной из улиц, Дима уловил чьё-то присутствие. Едва ощутимый фон, больше похожий на аномалию, но с примесью разума. — Нам сюда, — тихо бросил он Семецкому, махнув головой в сторону тёмного подъездного зева. — Захотел почувствовать себя дома? — усмехнулся Юра, шурша тяжёлыми ботинками по старым истертым ступеням. Краска на стенах облупилась, между третьим и четвёртым этажом не хватало куска лестничного пролёта, но перила сохранились, так и зависнув в воздухе. Шухов втянул воздух глубже — теперь ему казалось что этим уже пропитан весь затхлый воздух старого здания. Сквозь биение сердец сектантов и мутантов он смог различить ещё одно, слишком слабое, на грани ощущения. Семецкий вошёл в нужную квартиру первым, без особого труда отодвинув в сторону темно-коричневую дверь, петли которой давным-давно проржавели. Следом за ним шагнул Шухов, явственно ощущая, что нечто аномально-прекрасное, такое близкое ему самому, держится в слабом подобии жизни буквально за стеной. Тогда, в этой выцветшей комнате, он впервые за долгое время ощутил все могущество Зоны, её жадную до крови природу, острую иронию с привкусом железа. Шухов уловил парня, который был частью старого, но на удивление крепкого дивана. Черный Сталкер уже много лет считал себя самым искусным палачом здешних мест, однако самым искусным палачом всегда была и оставалось сама Зона. — Ебать… — это Семецкий налетел на словно окаменевшую спину Рэда, который так и остался стоять у самого входа в комнату. — Диман, он живой, кстати, — сталкер засуетился возле обреченного, аккуратно похлопал того по щекам. — Помоги ему, слышишь? Его надо спасти, нельзя оставить здесь. Надо узнать, кто додумался до такого? — Зона, — Рэд опустился на колени перед парнем и попробовал дотянуться до него мягкой, осторожной мыслью. Чужое сознание отреагировало мгновенно, словно только и ожидало этого импульса. Черный Сталкер достал нож и впервые за всю свою странную, вывернутую наизнанку недожизнь, попытался собственными руками спасти чужую. Не отгоняя мутантов, не убирая аномалии. Словно хирург, не имеющий права на ошибку. Не колебался ни доли секунды, в голове билось отчаянное: Моё Такое же, как собственное Моё Подобное Должно быть моим Эта энергетика была для него лучшей из всех, когда-либо существовавших в Зоне. Он чувствовал горячий металл внутри ослабевшего тела, мысленным усилием раскручивал каждую пружину, стремясь освободить, стремясь сделать эту энергетику ещё хоть каплю сильнее. Шухов так увлёкся своим желанием, что едва не упустил момент, когда парень открыл глаза. Серо-зелёные, полные боли и печали. Глаза его судьбы. Рэд даже не почувствовал, как парень прокусил его ладонь, стремясь унять физическую боль. Шухову хватило пары мгновений зрительного контакта, чтобы понять — Зона услышала его желание обрести вторую половинку и исполнила его в своей неповторимой манере. И Черный сталкер был благодарен ей всем своим замершим сердцем с густой чёрной кровью. Рэд чувствовал Пашу везде. И чем дальше он пытался уйти от него, тем легче было выделить из всех такой особенный энергетический след. Шухов слонялся от Свалки до Темной долины, успел дойти до «Янтаря», и снова был на пути в Припять, когда уловил, что Паша меняет локацию. «Восстановился», — подумал Рэд, шагая в пространственную аномалию. Соблазн взглянуть на теперь уже нормального сталкера вместо полуживого, изрезанного пружинами тела, был чертовски велик. Шухов оказался вовремя ровно в тот момент, когда должен был оказаться. Успел уберечь Вершинина от нелепой смерти, бестолковой пули нервного психопата. Выброс случился тогда так кстати, что Шухов не сомневался — все правильно. И поддаться этой бешеной энергетике, невероятной внутренней силе, которая была так похожа на его собственную, было из разряда чего-то обязательного. В тот миг существовали только Рэд и Паша, тонувшие в ядерных всполохах. Черный Сталкер вздрогнул — сердце в его груди мучительно сократилось и пропустило одинокий гулкий удар, словно не веря, что способно биться. А затем ещё и ещё…

***

— Ты… — обреченный шёпот, схваченный темнотой. — Ты серьёзно сейчас? Между ними всего пара десятков сантиметров. Рэд двигается ближе, вынуждая Пашу спиной упереться в шершавую стену. — Абсолютно. — Тогда выруби меня, — горячая паника разлилась в воздухе. — Пусть это будет маленькой долей уважения. Я… Не хочу при этом присутствовать. Шухов не говорит ни слова. Просто мгновенно сокращает расстояние до едва различимого минимума. Кладёт ладонь поверх чужой ладони и крепко сжимает. Вдох. Паша замирает, когда чувствует это уверенное прикосновение. И совсем теряется, когда его ладонь ведут, не отпуская, куда-то вверх, по грубой ткани защитного комбинезона. Твёрдо. Чужая грудная клетка ощущается стальными мышцами. Ладонь все так же сжимают, напоследок прижав её к груди чуть сильнее. Удар. Слабый. Где-то там под пальцами, в клетке костей под слоем мышц. За ним ещё один, чуть сильнее. Лениво-тягостно, сладко-тягуче. Бум. Бум. Бум. Начался обратный отсчет. — Чувствуешь? — тихо и отчего-то хрипло спросил Рэд. Паша замер, затаив дыхание, превратился в слух. Нервно сглотнул сдавивший горло ком: — Пульс… Это ведь артефакт, да? Так ведь не может быть… — Нет, Паша, это не артефакт. Это все ты. В следующий миг Вершинин ощутил неясный холод, неожиданно коснувшийся тонкой кожи на шее. Холод шёл мягкой дорожкой ниже, переходя в ямку под ключицей. Парня пробила мелкая дрожь, пугающе-приятная, как пузырьки в бокале игристого. Рэд отпустил его ладонь, чтобы заключить в плотное кольцо рук. — Рэд… — Паша прошептал его имя на выдохе, когда тот слегка прикусил тонкую кожу. — Рэд… — потусторонняя зелень глаз сводила с ума, даже сквозь опущенные ресницы. Холодные поцелуи обжигали недавно зажившие шрамы, свидетели их самой первой встречи. — Рэд… — густой, медленный пульс заполнил сознание Паши от края до края, вымученным удовольствием сгущаясь внизу живота. Кожа горела огнём, и только прохлада чужой не позволяла окончательно потерять связь с реальностью. Хотя, не только она. Ещё была боль. Черный Сталкер не мог быть нежным. Зона оставила ему разум и волю, но подчинила себе остатки эмпатии, чего Шухову иногда так остро не хватало. И он действовал так, как она научила. Не щадить. Попытаться подавить. Крепко сжать. Резко толкнуться. Быстрее. Оставить новую отметину. — Рэд, пусти! — Паша неожиданно крепко схватил его за плечи, силясь сдвинуть с себя словно каменной тяжести тело. Шухов не смог сдержать кривоватую ухмылку и склонился к чужому уху: — А ты попроси, Паша… Только хорошо попроси… — Варшинин забыл, как дышать. Этот голос пробил его последнее укрепление. Все мышцы разом напряглись, чтобы в следующую секунду окончательно расслабиться, унося сознание куда-то во внешние пределы. Казалось, что зелень чужих глаз отпечаталась на сетчатке, блядская зелень. Шухов просто отравил его собой. Но не сломал. Дышать до сих пор было тяжело, старые пружины вот-вот рассыплются в прах, под ресницами было отчего-то влажно. Вдруг Шухов замедлился, утыкаясь лбом в чужую грудь. — Прости, я не должен был… Так, — прохладные поцелуи едва ли помогут, но точно успокоят. — Никогда, — шёпот злой с ноткой отчаяния. Шухов вдруг явственно ощутил, как его горло словно бы сжимали невидимые тиски, хотя руки Вершинина до сих пор были на его плечах. И тут произошло невероятное. В одну секунду все осколки злополучной лампочки с легким звоном поднялись с пола и вонзились тысячью игл Рэду в спину, руки, шею. Он едва ли обратил на них внимание, до сих пор ощущая собой тепло чужого тела, совершенно по-человечески дурея от такой особой близости. Раздался скрежет — краем сознания Шухов догадался, что это скрипит соседняя кровать. Что за?.. Но разве это важно, когда ты имеешь свою судьбу в прямом смысле? — Надеюсь, м-м-м… Что ты сдохнешь… В муках, — рвано выдохнул Паша, чувствуя, как по ноге стекало что-то тёплое, скользкое. — Я ведь уже, Паша, — усмехнулся Рэд, когда ему в висок резко вонзилась железная ножка от той злополучной кровати. Он сдавленно охнул и обмяк. Вершинин почувствовал, как пульс в теле над ним медленно угасал. Навсегда ли?