Ночные шорохи

      Шум веселья и грохот пушечных залпов наконец стихли, позволив ночной тишине окутать полупустой город. Однако эта тишина была обманчива, поскольку именно в это время дружные компании холостых мужиков собирались вместе в какой-нибудь неприметной таверне, гуляли и развлекались, поднимая кувшины с вином за чужое счастье. Скоро они уже забудут, что привело их в это место в такое позднее время, но не будет сил сопротивляться желанию, и они всё равно останутся, зная, что дома их никто не ждёт. Пока луна не завершила своё путешествие по тёмному небу в сопровождении скромных звёзд, они будут веселиться и, даже если на утро они ничего не вспомнят, в душе всё равно почувствуется тот приятный осадок, за которым все так гоняются. Для кого-то это всего лишь повод, а для кого-то – новая жизнь.       Глубокий вздох наполнил собой маленькое пространство богато убранной комнаты, что по сравнению с покоями госпожи казалась непримечательной и слишком простой. Единственным источником света был серебряный серб луны, повисший над горизонтом и бросающий в окно свои скудные тусклые лучи. Отсюда прекрасно было видно отражение звёзд в спокойной глади моря, мелькание огней на улицах Стамбула в том месте, где уже стояли дома и начинала зарождаться жизнь. За городом – лес, но во тьме, до которой ещё не добрался месяц, его невозможно было разглядеть. Купол неба скрывал всё своим бархатистым сиянием и распространял по земле потоки тишины, проникающие в каждую щель и в каждое неравнодушное сердце.       Ещё один вздох. Время близилось к полуночи. Во Дворце, окутанном спокойным сном, почти не осталось бодрствующих. А те, кто всё же не могли уснуть, старались на нарушать хрупкое спокойствие загадочного места, бесшумно передвигаясь по извилистым коридорам, так что только их тени можно было увидеть на каменных стенах, плывущих в свете огня, словно призраки. Несколько месяцев назад эта тишина вселяла бы страх, но сейчас она внушала лишь умиротворение и светлую тоску. Все радовались тому, что удалось пережить очередную особенно холодную зиму и выбить победу в славной битве с неблагодарными соседями. Именно в этот день вся Османская Империя праздновала самое главное и значимое событие новой весны.       Любуясь видом Стамбула, Бали-бей рассчитывал, что это занятие хоть как-то развеет его волнение и поможет справиться с нетерпением. Вот уже несколько часов он стоял неподвижно в одной позе, не позволяя себе даже пошевелиться. Он неустанно прокручивал в голове этапы своих действий, настраивался, но всё было тщетно. Мысли разбегались, сна не было ни в одном глазу, в томительные минуты ожидания было сложно сосредоточиться. Его сердце давно уже перестало биться в спокойном темпе, а вместе с ним и шумное дыхание вырывалось из груди без предупреждения, заставляя делать слишком частые глубокие вдохи. Трепет внутри него охлаждал напряжённое тело, но он всё равно слышал пульсацию крови в своих ушах, отчего спина покрывалась морозными мурашками. Красиво расшитый тёмно-синий кафтан, наглухо застёгнутый у самого горла, неприятно стеснял движения, мешал нормально дышать и не давал разгорячённому телу возможность охладиться. Воин боролся с желанием рвануть на себе несколько пуговиц, чтобы хоть как-то облегчить себе неудобства, но заставил себя терпеть, напоминая, что с этого момента его жизнь окончательно изменится.       Горький привкус алкоголя на языке осушил горло, из-за чего он испытывал нестерпимую жажду. Голова порой начинала кружиться, будто стены покоев вдруг сжимались и начинали давить на него со всех сторон. Лёгкое опьянение подарило отголоски тупой боли, стучащей в висках и где-то в районе затылка, в воздухе, казалось, всё ещё стоял аромат прянностей и тлеющих свечей, перед внутренним взором колыхался туман, мешая прийти в себя и справиться с волнением.       К тому моменту, когда мыслями Бали-бей был очень далеко от Топкапы, нервозность всё нарастала, превратившись в тугой узел где-то под грудью и застряв комом поперёк его шеи. Тишина давила сверху, и уже хотелось услышать чей-то голос, чтобы вспомнить, где он находится, а главное, что он не один. Ещё немного, и воином готов был овладеть необоснованный страх сойти с ума, как вдруг дверь за его спиной скрипнула и открылась. Кто-то вошёл. По полу зашуршали чьи-то шаги, приближаясь, к нему, а он продолжал всё также неподвижно стоять на месте, глядя в окно и чувствуя, как сердце спотыкается и почему-то замирает вместо того, чтобы начать биться быстрее. Дыхание перехватило от мысли, что долгожданный момент настал. Мышцы свело судорогой, и он с трудом заставил себя обернуться, наслаждаясь хрустом в затвердевших позвонках.       Незнакомая служанка, что стояла перед ним с низко опущенной головой, не произнесла ни слова, но Бали-бей и не нуждался в словах. Желание вскипело в его крови, подгоняя вперёд, и он сорвался с места, почти вылетая в коридор и даже не обратив внимание на служанку. Он и так знал, зачем она пришла, и это знание несло его по коридору Дворца к самому заветному, к тому, чего он так долго ждал с того самого дня, когда в последний раз видел свою госпожу.       Лёгкие разрывались от недостатка воздуха, в боку предупреждающе закололо, а ладони начало покалывать от предвкушения. Бали-бей замер перед заветными дверьми, за которым его тоже ждали. Так же невыносимо томились в ожиданиях, с замеранием сердца гадая, когда же повернётся ручка, и в проём прольётся свет от факела. Но воин медлил, восстанавливаясь после стремительного шага, во время которого он непредусмотрительно перестал дышать. Теперь его рёбра болели от учащённой работы диафрагмы, через зубы срывались хрипы, однако он не чувствовал усталости, разве что непривычное недомогание и дрожь в ногах.       Словно сопротивляясь давлению какой-то неведомой силы, Бали-бей потянулся рукой, обхватил пальцами холодную ручку и осторожно открыл перед собой двери. Время будто остановилось в тот миг, когда его глазам, уже успевшим привыкнуть к темноте, предстал божественный образ нежной и сияющей, как сама луна, в честь которой была названа, Михримах Султан. Нарушив её уединение, воин остановился, не в силах оторвать от неё взгляд. Его вдохи стали прерывистыми от восхищения и едва слетали с его губ.       Она стояла посреди комнаты, рядом с кроватью, зановешенной тонкой прозрачной тканью. Гордая прямая осанка, пышные волосы, руки собраны перед собой, а голова опущена. Её изящную стройную фигуру облегало белое платье в пол, закрывая руки до самых кистей, грудь, ключицы и узкие плечи. Лицо по традиции было скрыто с глаз лёгким платком из бархатного шёлка, а на голове величественно сверкала и переливалась драгоценными камнями скромная корона.       Бали-бей медленно подошёл к Михримах, чувствуя, как с каждым шагом в его груди всё сильнее сжимается нежность. Воздух между ними дрожал от волнения и страсти, воин замер так близко к ней, что мог видеть, как её несмелое дыхание колышет завесу ткани, мешающую ему рассмотреть выражение глаз своей госпожи. Дрожащими руками он взялся за края платка и бережно поднял его вверх, открывая лицо дочери Султана. Потом его пальцы аккуратно приласкали щеку Михримах, приподнимая её подбородок.       Бали-бей отклонился, проходясь ласковым взглядом по всему её телу. Он скользнул по бёдрам, по груди и плечам, зацепился за длинную шею, привлекательные губы, тонко подведённые сурьмой, и, наконец, задержался на её светлых глазах. Во тьме они казались ему тёмными сапфирами, в сиянии которых легко можно было утонуть и потеряться. Их взгляды встретились, и Бали-бей поймал себя на мысли, что готов смотреть в её глаза целую вечность. Он хотел сказать, как она прекрасна и, как ей идёт это платье, но не смог выдавить ни слова, позволив себе залюбоваться её красотой, которая в эту ночь принадлежала только ему. Михримах, словно ангел во плоти, сделала несколько плывущих шагов назад, увлекая за собой Бали-бея, и щемяще ему улыбнулась. Он не сдержал короткой усмешки в ответ и начал медленно снимать корону с её головы, наблюдая за облегчением, появляющимся на лице госпожи. Он не останавливался, и вскоре все драгоценности, обрамляющие руки и шею Михримах, посыпались на пол, разлетевшись по всей комнате со звонким стуком. Бали-бей с удовольствием запустил пальцы в шелковистые пряди госпожи, перебрасывая их за плечи, и наклонился к ней, вдыхая её женственной аромат. От наслаждения он зажмурился и обнял Михримах, притягивая её к себе. Она не сопротивлялась, но вместо того, чтобы приложить ухо к его груди, она жадно накрыла его губы своими, заставляя прерваться на сладкий поцелуй.       Одурманенный страстью и блаженством Бали-бей с готовностью растворился в долгожданных прикосновениях, жарком дыхании и трепетном сердцебиение, наполняющими его мысли. Сознание заволокла пелена, он словно не осознавал, что делает, и не сразу заметил, как во время страстного поцелуя начал расстёгивать платье Михримах сзади, обследуя тёплыми ладонями её голую спину. Пальцами он поглаживал её нежную молодую кожу, почувствовал, как она вздрогнула, и с её губ сорвался судорожный стон, по которому воин сразу понял, что она вся изнывает от нетерпения, но желает растянуть мгновения этой ночи надолго.       Бали-бей не возражал, поэтому нехотя освободил Михримах, но не отпустил её плечи. Госпожа с придыханием засмеялась, а воин подхватил её непринуждённый смех, радуясь ощущению счастья и удовлетворения внутри себя. Его тело пылало огнём, но он не позволял себе прервать это безобидное веселье.       – Чудесная сегодня ночь, не правда ли? – с блажённой улыбкой прошептала Михримах, в упоении прикрывая глаза и лёгким движением расстёгивая верхние пуговицы на кафтане своего мужа.       – Ты имеешь в виду нашу ночь или то, что происходит за окном? – шутливо уточнил Бали-бей, и его бархатный глубокий голос мёдом растёкся по стенам комнаты.       Михримах раскатисто рассмеялась.       – И то, и другое!       Бали-бей спустил руку ей на талию, прижимая к себе, и прикоснулся лбом к её лбу, переплетая пальцы их рук.       – Ты права, моя госпожа, – выдохнул он ей в губы. – Эта ночь прекрасна как ты.       Они снова слились в поцелуе, но на этот раз долго не отстранялись, пока Бали-бей стаскивал упругое платье с податливого тела Михримах, а она тем временем разрывала пуговицы на его праздничном кафтане, добираясь до рубашки. Их тяжёлое дыхание сбивалось, и они в какой-то момент опять замерли в объятиях, наполовину обнажив партнёра. Платье невесты полностью открыло её плечи, но по-прежнему закрывало грудь, а Бали-бей чувствовал своим телом ночную прохладу и тепло женского существа.       – Ваши действия слишком настойчивы и суетливы, бей, – с наигранным возмущением отчитала его Михримах, шумно дыша через рот. В её глазах плескались озорство и игривость.       – Простите, госпожа, я буду аккуратен, – в тон ей ответил Бали-бей, фыркая от сдерживаемого смеха.       Госпожа беззлобно усмехнулась и прильнула к груди Бали-бей, щекоча своими локанами его кожу. Так они стояли, обнявшись, некоторое время, а потом Михримах размеренным шагом вывела Бали-бея на террасу. Он беспрекословно подчинился её мягкой тяге, на ходу скидывая тяжёлый кафтан со своих плеч. Госпожа наоборот предпочла натянуть платье повыше, но оставила его незастёгнутым на спине.       Ночь встретила их прохладной и усыпляющей тишиной. Бали-бей с наслаждением подставил грудь приятному ветру и набрал в лёгкие весенние ароматы. С балкона открывался потрясающий вид на город и на море, но они предпочли любоваться звёздами, устроившись вместе на диване. Михримах положила голову на широкое плечо воина, устремив задумчивый взгляд в небо, а он обнял рукой её плечи, защищая от холода. Ему были слышны плеск морских волн, шёпот листьев и стрекотание сверчок, раздававшееся из ниоткуда. Всё это действовало на него умиротворяюще, так что скоро он не заметил, как начал дышать глубже, а огонь в крови немного утих.       – Звёзды такие яркие, – мечтательно протянула Михримах, лаская пальцами кожу на груди Бали-бея.       – Если присмотреться, можно увидеть созвездия, – улыбнулся Бали-бей, в ответ играя с её волосами.       – Я ничего не вижу, – разочарованно буркнула госпожа после недолгой паузы. – Как их разглядеть? Как они выглядят?       – Каждое созвездие представляет собой нечто особенное, – ответил Бали-бей, проходясь взглядом по краешку неба, что был виден с его стороны. – У них даже есть свои названия. Чтобы их увидеть, нужно хорошо знать расположение звёзд.       Михримах фыркнула, чем невольно рассмешила Бали-бея.       – Кому придёт в голову искать на небе какие-то созвездия вместо того, чтобы спать? – скептически заявила она.       – Такие люди есть, – как можно серьёзнее попытался ответить воин. – Они не только ищут созвездия, но ещё могут и читать по звёздам будущее.       – Неужели? – недоверчиво протянула Михримах и на миг задумалась. – Что это за люди такие?       – Они называются астрологами, – объяснил Бали-бей, умиляясь против воли поведению госпожи.       – А то, что они предсказывают – правда и всегда сбывается? – снова спросила Михримах и повернула голову, чтобы посмотреть на друга. Он лишь усмехнулся.       – Мне это неизвестно. Знаю только, что многие считают эту науку полным бредом и не верят в то, что можно предсказывать будущее по звёздам.       – Ты веришь?       Бали-бей помолчал немного, не желая признавать, что вопрос госпожи оказался для него неожиданным. Он и сам не знал, верит он или нет. Ему никогда ещё не приходилось всерьёз над этим думать.       – Нет, Михримах, – наконец ответил он, заглядывая в глаза госпоже, которые сами были похожи на маленькие выразительные звёзды. – Никому не дано знать своё будущее. И никому не дано его менять.       – Если бы я знала год назад своё будущее, я бы ничего не захотела менять, – улыбнулась Михримах, закрывая глаза.       Бали-бей наклонился и поцеловал её в лоб, любуясь прелестным личиком госпожи. Его сердце в упоении запело.       Он почувствовал дуновение лёгкого морского бриза, а затем до него донеслось равномерное дыхание Михримах. Она уснула на его плече, и теперь её веки лишь иногда подрагивали, словно ей что-то снилось. Бали-бей не стал её будить, тем более, что у них ещё вся ночь впереди. Пусть госпожа немного отдохнёт. Может, ему тоже не повредит? ***       Слабый ветерок игриво перебирал волосы Нигяр за её спиной, обдувая лицо прохладой и морской свежестью. Спать ей совсем не хотелось, хотя голова немного побаливала от дозы алкоголя, которую она напрасно схватила сегодня на празднике. В мыслях царил беспорядок, но сознание её было весьма ясным для того, чтобы знать, зачем она тут стоит в такое позднее время.       Терраса – единственное место, где она могла остаться одна. После праздника, на котором она и так чувствовала себя лишней, ей просто необходимо было побыть в тишине, наедине со своими эмоциями. Из памяти всё никак не уходил мужественный образ Бали-бея в праздничном кафтане, а в ушах её стучало его имя, от которого она так мечтала избавиться. Весь день она отовсюду только и слышала имена молодых супругов, так что под конец они ей осточертели и начали немного раздражать одним своим звучанием. Если бы не её подруги из гарема и настойчивая Хюррем Султан, Нигяр бы так и просидела в своей комнате вдали от всех, чтобы не омрачнять общее веселье своим паршивым настроением. Она даже до конца не понимала, что с ней случилось. Вроде бы она должна была радоваться за своего друга, но в то же время чувствовала тяжесть и боль в груди от одной мысли о том, что Бали-бей проведёт эту ночь с другой. Пара глотков сладкого вина сделали своё дело, и скоро Нигяр забыла на время о своей печали и веселилась с остальными вплоть до того момента, пока не пришла Михримах Султан в свадебном платье для совершения обряда.       Долго Нигяр не выдержала и покинула праздник одной из первых ещё при первом залпе пушек. И вот уже который час она стояла здесь, вцепившись руками в перила балкона, и любовалась видами города. Что-то навязчивое и острое кололо её сердце, внушая разочарование и досаду. Она слышала крики поздравлений, и всё больше ей хотелось сбежать подальше от этого места и от своих противоречивых мыслей.       «Эта ночь должна была быть моей», – подумала Нигяр и тут же ужаснулась своим мыслям. Что это с ней? Неужели она ревнует?       «Нет! – отрезала калфа, крепко зажмурившись. – Я рада за Бали-бея и Михримах. У меня есть Ибрагим. Он мой свет, мой глоток свежего воздуха. Я не одна...»       Нигяр так увлеклась, что даже не заметила шаги, которые приближались к ней, а, когда заметила, было уже поздно: чья-то сильная рука прикоснулась к её плечу, обнимая сзади, шею опалило тёплое дыхание, по спине пробежали мурашки от соприкосновения с чужим телом.       – Я так и думал, что найду тебя здесь, – раздался над её ухом раскатистый голос Ибрагима, и она почувствовала в воздухе аромат невыветревшегося вина.       Нигяр запрокинула голову, позволив паше поцеловать её чувствительную кожу на изгибе шеи и плеча, и расслабленно закрыла глаза, радуясь его приходу.       – Ты меня искал? – шёпотом удивилась она, не оборачиваясь. Ибрагим наклонился к ней, и их глаза встретились. Нигяр заметила, что его взгляд немного плывёт, а зрачки чуть шире, чем нужно. Видимо, он повеселился на славу.       – Разумеется, – подтвердил её догадки Ибрагим, соблазнительно улыбаясь. – Я видел, как ты покинула гарем раньше всех. На тебя это не похоже.       – У меня голова разболелась, – немного слукавила Нигяр, копируя его улыбку. – Душно стало, решила выйти, подышать.       Ибрагим придвинулся к ней ближе, зарываясь носом в волосы, и с шумом втянул в себя воздух. Нигяр позволила себе обмякнуть в его объятьях и немного забыться. Ей хотелось выложить паше всё, как есть, но она не представляла себе его реакцию. Что он сделает? Разозлится? Разочаруется в ней?       – А я подумал, ты чем-то расстроена, – как бы невзначай предположил Ибрагим вкрадчивым голосом.       Нигяр мысленно выругалась, при этом восхищаясь проницательностью Ибрагима. От него ничего нельзя скрыть!       – На самом деле, – выдавила она, выпрямляясь, – ты прав.       Она решила больше не обманывать. Ибрагим удивлённо посмотрел на неё и встал рядом, обнимая одной рукой за плечо. Нигяр охотно прижалась к его боку, спасаясь от налетевшего сквозняка.       – Если ты готова поделиться, я готов тебя выслушать, – серьёзно напомнил ей Ибрагим.       Нигяр ответила не сразу, взвешивая все «за» и «против». Усталость и опьянение всё же брали своё, создавая немалые трудности с тем, чтобы сосредоточиться, но калфа взяла себя в руки и решила довериться Ибрагиму. В конце концов, они теперь вместе, а значит, она должна всё рассказать.       – Я не могу веселиться, – призналась Нигяр, перед этим глубоко вздохнув. Паша промолчал, и она продолжила: – Дело всё в том, что стало причиной праздника.       – Ты имеешь в виду Михримах и Бали-бея? – уточнил Ибрагим, и Нигяр не расслышала в его голосе ничего, кроме интереса.       – Да, – кивнула она, стараясь не обращать внимание на то, как споткнулось её сердце на имени Бали-бея. – Я имею в виду их брачный союз.       Последние слова Нигяр не удержалась и процедила сквозь зубы, не вкладывая в них ненависти или недовольства. Ибрагим вновь остался спокоен.       – Тебя это задевает? – прямо спросил он без намёка на гнев. Это придало Нигяр смелости.       – Не совсем, – уклончиво ответила она. – Я очень рада за них, но в то же время чувствую какую-то... пустоту внутри. Будто что-то должно было произойти, но так и не случилось.       – Что должно было произойти? – поинтересовался Ибрагим.       Нигяр недолго помолчала, решая, как лучше поступить. Открыть паше правду или не стоит? С другой стороны она бесконечно ему доверяла и надеялась, что он отнесётся к её словам с пониманием.       – Я думала, что Бали-бей останется верен нашей дружбе, – не сумев скрыть огорчения призналась Нигяр и зажмурилась, ожидая вспышки ярости. Но её не последовало.       – Ты думала, что Бали-бей останется верен вашей дружбе или что он предпочтёт тебя вместо Михримах Султан?       Нигяр резко повернулась к Ибрагиму, пытаясь понять, шутит он или говорит серьёзно. Тени на его лице казались неестественно длинными от света ближайшего факела, а на поверхности безмятежных глаз сверкали блики огня. Ей так и не удалось рассмотреть в них что-то страшное. Либо вино так повлияло на визиря, либо он в самом деле смотрит на проблему, не поддаваясь своим чувствам. Когда всегда вспыльчивый Ибрагим успел так измениться?       – Я... Я не знаю, – всё ещё прибывая в недоумении ответила Нигяр, снова обращая взгляд на небо. – Я чувствую себя преданной.       Ибрагим коснулся лбом её виска и громко выдохнул, всколыхнув пряди её волос. От этого прикосновения Нигяр почувствовала себя тепло и спокойно, а на душе стало легче после того, как она проговорила вслух свои мысли. Но больше всего она была рада тому, что Ибрагим её выслушал.       – Если у Бали-бея появится новая семья, – вслух начал рассуждать Ибрагим, не отстраняясь, – это не значит, что он предаст тебя.       – Но он намеренно избегает со мной встреч. Как будто боится поддасться какому-то искушению. Когда я вспоминаю наше путешествие в лесу, мне становится так больно от этого. Я не хочу его терять.       Нигяр даже сама не заметила, как начала откровеничать с Ибрагимом. Она забыла об осторожности и о страхе перед правдой и говорила на чистоту, вслушиваясь в размеренное дыхание паши над своим ухом. Он внимал каждому её слову, не перебивал и утешал ласковыми фразами. Такой подход тронул её до глубины души и едва не выдавил слёзы облегчения и благодарности.       – Скоро тебе не придётся жить в постоянной боли, Нигяр, – прошептал Ибрагим. – Я сделаю тебя счастливой. Ты ни в чём не будешь нуждаться, обещаю.       Нигяр горько усмехнулась и посмотрела на Ибрагима с сожалением. Как же ей были знакомы эти наивные мечты!       – Мы не сможем быть счастливыми здесь, – печально улыбнулась она. – Нам никто не даст это счастье в Топкапы. Слишком велик риск. Особенно, после произошедшего прошлой осенью...       Нигяр не хотела напоминать Ибрагиму, но слова вырвались сами собой, сотрясая воздух между ними. Казалось, это всё случилось в другой жизни, но вот она снова задела его старые шрамы. Но паша не подал виду и лишь ответил возлюбленной нежным взглядом, в котором было столько любви, что у неё ёкнуло сердце.       – Ты права, здесь нам вместе не быть, – согласился он, но в тот же миг заговорщески понизил голос, – но мы сможем это сделать в другом месте.       Нигяр непонимающе наклонила голову, словно спрашивая, к чему ведёт Ибрагим. Любопытство возбудило её сознание, прогнав сонливость и рассеянность.       – О чём это ты?       Ибрагим мягко привлёк Нигяр к себе, поглаживая рукой её плечо. В его глазах было что-то, чего калфа никак не могла понять. Он смотрел вдаль так пристально, будто видел там что-то, недоступное ей.       – Я предлагаю тебе покинуть Стамбул вместе со мной.       Эти слова врезались в память Нигяр, но на то, чтобы воспринять их смысл, у неё ушло несколько секунд. Покинуть город? Но как? Когда? А как же её служба в гареме? Как же долг Ибрагима перед государством? Вопросы беспорядочно метались в голове калфы, не находя ответов.       Её взгляд упал вниз, на соседнюю террасу, на которой она разглядела Михримах, млеющую в объятиях Бали-бея. Она до боли в пальцах сжала перила балкона, наблюдая, как они разговаривают, улыбаясь друг другу, и рассматривают звёздное небо. Вот Михримах прижимается к плечу Бали-бея и кладёт руку ему на открытую грудь, в то время, как он задумчиво перебирает её волосы. От увиденного ей захотелось разрыдаться, так что она со скрипом сжала челюсти, не выдая своё состояние. На самом деле её сердцебиение участилость, дыхание сделалось шумным, а мышцы стянулись под грудью в тугой узел. Не в силах более смотреть на счастливую пару, она прильнула к Ибрагиму всем телом, закрыв глаза. Решение пришло само собой, и она мгновенно озвучила его вслух, не давая себе времени на раздумья.       – Я согласна.