***
Америка, штат Висконсин.
Месяцами ранее.
— Дядя Билл, ловите! — прокричал радостный голосок. — Ловлю! — ответил я, мужчина со светло-пшеничными волосами и янтарными глазами, славив резиновый мяч, — а теперь лови ты, Эмма! Размахнувшись, не удержавшись в правильном направлении, мяч пролетел над головой маленькой Роберт. Поморгав, сообразив, что мяч улетел за гараж, Эми крикнула, побежав: — Сейчас принесу! Растянувшаяся на шезлонге Чёрлита, приподняла голову; солнечные очки прятали голубые глаза, а рыжие волосы укутывала панамка. — Эмма, осторожней! Не торопись! — окрикнула вдогонку торопившуюся девочку, Чёрлита снова удобно расположилась на шезлонге. Основательная совратительница в чёрном открытом купальнике, загорающая под прямыми лучами добродушного Солнца в Висконсине, приходилась мне женой, второй половиной сердца, — Отем и Билл Скотт. Подходящие имена для двух людей тридцати лет, у которых наигранные отношения, блеск в глазах и поцелуи. Однако, нашим друзьям, моим друзьям, наверное, кажется, что вся эта пыль в глаза — несусветная любовь, у нас самые трогательные чувства и уже лет как двести должен был появиться на свет такой же душевный ребёнок. Да вот только почему-то «процесс зачатия» откладывает уже более нескольких лет дружбы между нами. И даже, когда женщины заводят интимные темы, Чёрлита мастерски отпирается, хохочет, говоря: — Агни, мы с Биллом очень любим друг друга, но понимаешь... Ребёнок — это серьёзный вопрос, тем более, Билл просто ужасен в постели, никак не поменяется за столько лет совместной жизни. Они смеются, а затем всегда переключаются на обсуждения других тем, к примеру тех же самых новых ремарок духов от Коко Шанель. Я привык смущаться того факта, что Чёрлита была и есть откровенна на Земле, чувствует себя собой и меньше слушается меня. Хотя на бронзовой коже никогда не отпечатывался румянец или смятение: я просто был улыбчив, грустен, задумчивым или спокойным. Остальные эмоции отвергались на-все-гда. И речи о постели и моей ужасности не зайдёт на века. Так как, собственно, мы и не спали, да и не будем спать. А считать то, что пока мы находимся в Висконсине, нам приходится играть роли женатых, ложится рядом, через силу обнимать друг друга и желать добрых снов. Но это же не говорит о половых отношениях?! — Принесла, — Эмма подпрыгивала от счастья, — дядя Билл, а там за гаражом, я ящерицу видела, ЯЩЕРИЦУ! — пропищала, шипя. — Да? И что, испугалась? — с радушной улыбкой спросил я, проведя по светлой макушке Эми. Когда-нибудь малышка дорастёт до нас с Чёрлитой, а пока пусть наслаждается беззаботным детством и не торопиться взрослеть, поскольку взрослость полна проблем и... Не обещает того, что ты будешь ей благодарен и доволен. — В начале, — да, а потом нет! Я её погладила по чешуе, и затем прибежала к вам, но она до сих пор там! Пойдём-пойдём, покажу, она жёлтенькая и зелёненькая, — малышка Роберт вонзилась в руку, потянув меня в сторону гаража. — Только аккуратно там, Билл! Смотри, чтобы ребёнок не поранился, — чрезмерная опека «Отем» побешивала, но что поделать. Роли, есть роли. — Конечно, любимая, мы будем бдительны! Будем осторожны, безусловно, поскольку никому из нас не хочется получить нагоняй за не усмотрение за детьми Робертс, родители, которых пока прохлаждаются в Египте. А мы пока что исполняем их роли, учитывая, что следует придерживаться и ролей мужа и жены...***
Америка, штат Великобритания.
Месяц назад по человеческим меркам.
Приезжая в Глазго, я по привычке оглядываюсь, наверное, мальчик-подросток редкостно не вызывает сомнения у взрослых, к тому же, мать и отец находятся рядом. Не знаю, что меня поражает больше: то, что мы постоянно перемещаемся по разным точкам и ведём противоположные роли или, то, что я везде нахожу своё место, дом, который мне не смог обеспечить отец... — Ну что? Мы готовы, а ты? — Крэм похлопала меня по плечу; каштановый ему к лицу, а вот чёрные глаза слишком мрачные, — сынок, Вы готовы? — Чёрлита усмехнулся, впрочем, на моём лице тоже улучилась улыбка. На лице Мэтта Ками, — мальчишки-подростка, обучающегося в предпоследних классах старшей школы. Мне не нравилось моё лицо в роли Мэтта, возможно, потому что глаза цвета дождя, чёрные волосы и низкий рост не соответствовали параметрам, моей короне (невидимой) на бошке. Пробовать надо разное, разные апартаменты, так сказать, и жизни. Не всегда же быть статным человеком с большим знаменем. — Да, готов, — ответил я, поправляя походный рюкзак на плечах. — Тогда пошло — поехало! — Крэм и Чёрлита, как хорошие мама и папа вырвались вперёд, пытаясь нагнать, отъезжавший автобус.***
— Вот мы и дома, Глазго! — восклицает Крэм, скидывая на диван тяжёлые сумки, — и зачем МЫ только тягаем эти сумки за собой, они очень тяжёлые, но в них на самом деле ничего нет, — возмущается Чёрлита, сдувая с зеркала, накопившуюся за время отсутствия пыль и, отражаясь в нём, как наморщивший лоб, кареглазый мэн ненамного выше меня в воплощении Мэттью. — Это типичная манера людей, — прохожу на кухню. Едко как хочется пить! Поездка вытрясла из нас много сил, однако почему я предпочитаю на Земле передвигаться исключительно также, как и все? — То есть это нормально, что в них ничего формально нет, но если кто-то заглянет в рюкзак появятся горы вещей, — Чёрлита подкрался сзади, тоже набирая стакан воды, — и в чём вообще фишка, Ади, — глоток. — Фишки — нет! Есть только магия и воображение, — взъерошиваю прямые волосы; Чёрлита ужо тянется к моим волосам, чтобы вернуть их в примерное состояние, но я выворачиваюсь. — Ходишь, как оборванец, — возмущается Чёрлита с бородой и мужским баритоном. — Знаю... Такова натура Мэтта, — он обычный подросток-неряха, — а ты ворчливый папаша Виктор Ками. Чёрлита фыркает, удаляясь в свою комнату. — Выясняете отношения? — Крэм успел переодеться из походных джинсов, ветровки и майки в домашнее платье и фартук, — или спорите по поводу моих фирменных блинчиков? — Не то, не другое! — кричит из своей комнаты Чёрлита, явно обидевшая на прямое осознание того, что в образе Виктора, — она по всем ходам, ещё та задница. — Тогда в чём дело? — Крэм приподнимает бровь. — Ничего толкового, Аврора Ками! — наигранно целую маму в щёку, — я поехал, не скучайте! — Эй, сына, опять поедешь в зелёный квартал к друзьям? — спрашивает эхом, отзываясь на лестничной площадке Крэм. — Да, вернусь завтра или ближе к ночи! — ещё быстрее перепрыгиваю через ступеньки. Выбегаю из подъезда, бегу к автобусной остановке. Уэс, Моника, Джон, вряд ли за зимние каникулы забыли Мэтта Ками.***
Автобус остановился прямо возле дома троицы. Вылетев, словно ошпаренный, подбежав к дому, я позвонил в звонок. Пока прибывал в ожидании, внутри всё бешено, непривычно колотилось. Моника, открывшая дверь, (наверное) не ждала гостей, была приятно удивлена моим, нагрянувшим приездом. — Мэтт! — она кинулась меня обнимать, — вот так сюрпрайз! Как ты? — отстранившись, и разорвал объятья, спросила она. — Масло не сахар, а родители не соль, — пожимая плечами, отвечаю, — нормально, то есть терпимо, ели вырвался из дома. Она кивнула, повернувшись в сторону холла, окрикнула старшего брата: — У-Э-С! М-Э-Т-Т ПРИЕХАЛ! Из гостиной в привычной манере прибежал Уэс. Парень расширил зелено-серые глаза и, убедившись, что я всё-таки наведался к Браунам, улыбнулся: — Ну всё! Теперь Джон, точно, получит по своей крашенной физиономии, чёртов тик-токер. На губах непредвзято засела улыбка. Джон — такой же нахал, шутник как и я, не будь я Мэттом. Однако провести этого выдумщика, даже мне иногда не хватает сил. А превращать дружбана в противного существа или вырубать в городе пробки — непрактичное решение.***
Год назад по человеческим меркам.
Россия, город Москва.
Лететь из Оренбурга от братьев-близнецов Волковых, рыжих, брутальных парней, с которыми мы успели перекантоваться в караоке, обратно в Москву на зимние каникулы — суматошно! Я не перевариваю полёты на самолётах, да и вообще полёты! У меня есть собственные крылья, что ещё надо для жизни? Отвернув голову от иллюминатора и непроизвольно оскалившись, я сдержал смех. Чёрлита уснул словно, предчувствуя моё хрупкое «девичье», опёрся на него головой, а Крэм устроилась у брата головой на коленях, тоже бывая в отключке. Везунчики! Спят без задних ног. А я на протяжении суток глаз так и не сомкнул. Возможно, во всём виноваты неудобное платье, сапоги на каблуках и виски перед отлётом. Или мне просто ни к селу, ни к городу выражаться именно девушкой — Алёной Королёвой, двадцати лет, голубоглазой студенткой МГУ и сестрой Андрея Королёва. Или я просто не могу свыкнуться с мыслью, что когда к горлу подступает тошнота от тряски, я хватаюсь за плечи Андрея (Чёрлиты), ведь это она на данный момент выступает в роли сильного пола и, разумеется, чувствует себя комфортно, а Саша (Крэм) пялилась на нас с несгораемой лукавостью, смешком. И если бы это были только смешки... Конечно, им легко переваривать смену образа, а я, кажется, больше привык быть похожим на себя настоящего, а не исполнять примерную, хорошенькую и поддакивающую старшему брату девушку-студентку на стипендии.***
Приземлившись на упругую землю и покинув просторы салона самолёта, я вместе с дружиной ковыляю на выход через аэропорт Внуково, по идеи, на парковке нас дожидается София — общая Московская подруга и замечательный экскурсовод.***
— О, наконец! Допёрлись! — София быстро докурила сигарету и придавила её ногой, — боже, Алёнчик, ты наконец-то в Москве! И Андрюшечка, тоже здесь! Чёрлита натягивает улыбку, пряча руки в карманах куртки. — У нас в Москве слишком холодно, Софи, в Африке лучше, — Софи сдержанно улыбнулась на слова Андрея, — ну, смотря как! Бывает и жара плюс тридцать, просто кто-то на все каникулы урывается в тёплые страны, поэтому, когда возвращаетесь домой — мёрзнете! — сунув в рот жвачку, Софи разблокировала машину, — а щас поехали! Руки в ноги, я хочу вам кое-что показать. Усевшись на передние сиденья и избавившись от тёплой шубы, я взглянул в зеркало. Да, определённо, синяки под глазами неисправимая проблема любой хрупкой женской натуры, русые волосы в комок, а на губах более трёх дней не было помады. Зараза, — подумал я, роясь в миниатюрной сумочке, — и как только Чёрлита выдерживает все эти процедуры. Подкрасив губы и перекинув шубу на задние сиденья, куда непременно сядут Андрей и Саша, пихающие в багажник наши багажи. София села за руль, поправила белые волосы перед зеркалом и завела мотор. Чёрлита уютно с сестрой устроилась на задних сиденьях, отъехав с парковки, Софи принялась расспрашивать нас об прекрасном отпуске, как любит её натура. — И как в Оренбурге? Вы же там проездом были? — Да, неделя — это проезд, — Крэм хрумкает сушёные клубничные чипсы, — девочки всю неделю водили меня по абстрактным местам то дорогие рестораны, то клубы, то магазины со шмотками, то кино, то театр, то одно, то другое, в общем, разорили, — с наигранной улыбкой выражается Чёрлита. — Оу, девочки, ну вы даёте! Меня не позвали, а сами гуляли, — уголки губ сами собой поднимаются, — в следующий раз берёте меня в Питер, а своего шалуна я на попечение тёще оставлю. Говоря о сыне Софи, можно сказать два слова: маленький лучик, молчащий часами и очень схож с Крэмом, когда тот не хочет общаться. — Думаю, в Питер мы не рванём в ближайшие месяцы, скорее, ближе к океану, — задумчиво пояснил я. — Тоже хорошая идея, — кивает головой София.***
Настойчивые стуки в дверь вывели демона из мира грёз. — Кто? — спросил Ади, потирая веки. — Я, — опасения разрядил тихий голосок Чёрлиты. — И почему черти не умеют спокойно спать? — Ади провёл рукой в воздухе; блокировка снялась. Девушка в одной сорочке сделала неуверенный шаг внутрь; дверь за нею захлопнулась. — Чего надобно? — сурово сопросил дьявол. — Ади, мне не спится, — девушка перебирает свежо-заплетённую косичку в руках, — можно я посплю с тобой? — Соскучилась по Биллу Скотту, Отем? — девушка поджимает губу, — или хочешь лёгкой ласки в роли обнимашек? — М-м-м... — блондинка опустила глаза в пол, — выходит, так, но в большинстве в замке безумно тихо. — А разве раньше было шумно? — он приподнимается с усмешкой, скидывает большой фиолетовый плед с царских палат, — ладно, ложись, но без рук, а то укушу, — Чёрлита розовеет, проходя к второй половине кровати, и неспешно укладывается, — а ты будешь спать... Голым? — спрашивает она неторопливо, прикрывая лицо одеялом. — А ты хочешь? — девушка резко кивает и мотает головой, — извращенка! — темноволосый расстёгивает мундир и рубашку под ним, оставляя пресс обнажённым, — так достаточно, Ваша светлость? — зелёные глаза девушки по началу жадно обозревают кусочек головой кожи, а затем, словно обожженные закрываются, Чёрлита отворачивается к стенке. Ади усмехается, снимая ремень, но оставаясь в брюках, укладывает на первую половину большой кровати. Через некоторое время нахалка придвигается к мужчине, обвивая его руками и кладя голову на плечо, Ади, не вздрагивая с угрозой, предупреждает: — Если ты что-то задумала сделать, когда я засну. Учти на утро сожгу на костре! Чёрлита, почти засыпавшая, лишь провела по груди демона и сонно прошептала: — Да кому... Ты нужен?.. Никому... В этом тёмном и мрачном времени века... С этой мыслью демон пролежал до утра, так и... Не заснув.