Одинокие

      Лунные блики робко просачиваются в детскую, переплетаясь между собой на впалых щеках, и зовут с собой.       Рудольф прикрывает глаза, давно не замечая их безмолвного зова, и вслушивается в ровное дыхание, щекочущее тёплым воздухом кончик его носа.       Ветер украдкой вбегает через распахнутое окно, гарцуя над растрёпанными чёрными волосами тихими колыбельными, и манит к себе.       Рудольф открывает глаза, давно не слыша его заунывных песен, и смотрит на умиротворённое лицо перед собой, уютно устроившееся на подушке и тихо посапывающее во сне.       Магия ночи окутывает уставшую детскую, баюкая на своих нежных и ласковых руках дитя вечной жизни, и тянет за собой.       Рудольф осторожно пододвигается ближе, давно не ощущая её прикосновений, и проводит подушечкой указательного пальца по приоткрытым во сне губам.       «Тёплые, — на бледных губах играет лёгкая улыбка, — какие же смертные всё-таки тёплые».       Тони вздрагивает во сне и отчего-то морщится, переворачиваясь на спину, и детская вновь погружается в сонливую тишину.       Рудольф медленно отрывает своё худое тело от кровати и зависает в воздухе, задумчиво разглядывая умиротворённое лицо друга.       Взгляд тёмных глаз скользит по золотистым взъерошенным прядям, невесомо касается подрагивающих век с мягким пушком ресниц и замирает на всё тех же губах, сжатых в тонкую линию.       «Красивые, — бледные губы приоткрываются, выпуская долгий выдох, — какие же смертные всё-таки красивые».       Лунные блики теряются в спутанных чёрных волосах, заставляя оторваться от разглядывания загорелого лица хотя бы на секунду, и мучают его.       Мучают Рудольфа, нехотя отводящего взгляд от своей драгоценности, и зовут за собой.       Зовут за собой, покачиваясь на порывах ветра, и манят босоногого вампира к окну.       Тишину в детской прорезает хриплый спросонья голос Тони:       — Рудольф?       Он оборачивается, стоя обеими ступнями на подоконнике, и не может сдержать мягкой улыбки при виде заспанного личика с вопросительно вздёрнутыми светлыми бровями.       — Спи, глубокая ночь. Я скоро вернусь.       Тони поджимает губы, невольно вспоминая, какой страх испытал, обнаружив сундук пустым после возвращения из школы.       Ему кажется, что если Рудольф улетит сейчас, то уже никогда не вернётся, и губы начинают предательски подрагивать.       Вампир удивлённо склоняет голову набок и, понимая, что так напугало его личный лучик света, протягивает руки.       «Одинокие», — думает Рудольф и тут же забывает обо всём, прижимая к себе пульсирующий комочек тепла, и потоки ветра подхватывают обоих, унося к полной луне и обволакивая напевами ночи.       «Какие же мы всё-таки одинокие».