Хитри, отступай, играй, кружись, Сживая врага со свету. А что же такое жизнь, а жизнь Да просто дуэль со смертью. к/ф "Три мушкетера"
— Жасмин! Принцесса Жасмин! — громкий требовательный голос ворвался в мирный сон султанши. Она, не глядя, бросила подушку в Яго, не сомневаясь, что только у Джафара и его несносного питомца хватит наглости будить ее ни свет ни заря. Яго и не думал замолкать: — Беда! Надо спешить! Скорее! — Госпожа, у вас все в порядке? — раздался голос стражника из-за дверей. — Еще бы ты разбудил меня из-за хороших новостей, — проворчала Жасмин и прибавила громче. — Все хорошо, я встала и работаю. Не беспокойте меня. Жасмин недовольно соскользнула с постели и потянулась к приготовленному на сегодня платью, но Яго опять закричал: — Это срочно! Надо бежать! — Если Джафар там не умирает, я вас обоих убью! — пригрозила Жасмин, набрасывая халат на плечи и стягивая непослушные волосы лентой; вытащила кинжал из-под подушки и привязала его к предплечью. Раджа лишь лениво повел ушами и продолжил спать в теплой кровати. Жасмин ощутила мимолетное желание спихнуть его на пол, но тут же укорила себя за недостойные мысли. Яго постоянно поторапливал ее, не умолкая ни на минуту, и окончательно проснувшаяся Жасмин, идя по тайным проходам, чувствовала смутную тревогу. Яго ни разу не пожаловался на то, что ему тяжело. Он вообще о себе не говорил, и это заставляло ускорять шаг. В кабинет Джафара Жасмин буквально влетела, тревожно озираясь по сторонам, не зная, чего ей ждать. Но в кабинете никого не было, только солнце золотило пустой стол. — Он в спальне, принцесса. Ну скорее же! — позвал Яго. Отбросив сомнения в сторону, Жасмин переступила порог спальни. Первое, что бросилось в глаза, — кровать с распростертым на ней телом, в котором Жасмин узнала Джафара. Сердце сжалось от воспоминания: тоже внезапное пробуждение, бег по коридору в попытке успеть, обогнать смерть и неподвижный человек, которому безразличны извинения. Грудь Джафара не двигалась, на сером, осунувшемся лице застыло выражение глубокого страдания, а одежда сбоку пропиталась кровью. Жасмин на негнущихся ногах подошла и приложила два пальца к шее Джафара, ощутила слабые толчки пульса. Облегченно выдохнула: живой. Кинжалом разрезала одежду на груди и ахнула, прикрыв нос: слева от середины ребер вниз наискосок тянулась ужасающая рана, из которой сочились кровь и мутно-белый вонючий гной. Она выглядела так, будто кожу обожгли, потом порезали ожог ножом и оставили так на несколько дней. Одежда по краям вплавилась в почерневшую кожу. Тошнотворно пахло паленой плотью и разложением. — Проклятье! Надо позвать лекаря, — сказала Жасмин, замечая в углу фонтанчик с чистой водой и кувшин. — Он запретил, — вскрикнул Яго. — А меня, значит, не запретил? — возмутилась Жасмин и с отчаянием прибавила. — Я не знаю, что делать! Но что-то нужно было предпринимать. Жасмин сполоснула руки, набрала воду в кувшин и вернулась к кровати. Ее тошнило — от запаха, от страха, от всей ситуации. — Где у вас тут чистые тряпки? Яго что-то неуверенно ответил, и Жасмин пришлось лезть в гардероб Джафара. Руки тряслись, мысли путались, нос свербило от отвратительного запаха. Жасмин обложила тряпками кровать вокруг Джафара, приготовила еще чистой ткани. Жасмин пыталась вспомнить все, что когда-либо читала о медицине, но ее знания были ужасающе скудны. Султанша в детстве никогда не калечилась, ее берегли, как фарфоровую вазу, позднее все проблемы решали зелья и Джафар. "Чего не лечат лекарства, излечивает нож; чего не врачует железо, исцеляет огонь; чего не исцеляет огонь, то следует считать неизлечимым, — вспомнилась Жасмин где-то прочитанная фраза. — Что ж, попробуем все вместе". — Ладно, надо остановить кровь. И убрать гной, — сказала она вслух, — наверное. Жасмин прокалила кинжал на пламени свечи, прижгла рану и стала аккуратно срезать ткань, вплавившуюся в плоть. Джафар тихо и жалобно застонал, отчего Жасмин на секунду испуганно замерла, чуть не выронив горячий кинжал. Как-то раньше ей не приходилось заботиться о самочувствии тех, кого она собиралась порезать. — Где зелья? Заживляющие, обезболивающие и так далее? — Сейчас поищу, — ответил Яго и стал копаться в каком-то ящике. Жасмин удалила гной и черную обгоревшую плоть, вылила на рану по два флакона обезболивающих и заживляющих зелий, кое-как перевязала бок чистой тканью и села на постель рядом с Джафаром. Он по-прежнему был сер и едва дышал, но Жасмин не знала, что еще сделать. Ее душило отчаяние. — Яго, скажи хотя бы, кто его так ранил? — Я не знаю! Он же не взял меня с собой. Сказал: там опасно. — Не ври мне, — прищурилась Жасмин. — Он наверняка говорил тебе, куда собирается. Яго замялся, перебирая лапами. — Ну же, вдруг место имеет значение? Вдруг там какой-то особый яд, не дающий ранам зажить? — Да не было там яда. Он собирался на встречу с Ноэмом. Жасмин с силой зажмурила глаза, чтобы не расплакаться. Все повторялось. Ссора, обида, гнев — и вот она снова ничего не может сделать, снова бессильно смотрит, как жизнь по капле утекает из человека, которого она не ценила. Лишенная даже права молиться Аллаху. — Не смей умирать, Джафар, слышишь, не смей! — по щеке скатилась одинокая слезинка. — Я тебя на том свете достану, если ты умрешь. Ты мне нужен. Ты не имеешь права просто умереть! Я не готова, не готова тебя терять! Я... Жасмин всхлипнула. "Какая же я жалкая", — она подумала с отвращением. Тряхнула головой и решительно поднялась. — Я пойду к себе, переоденусь и возьму еще зелий. Если Джафару станет хуже или он очнется, сразу сообщи мне, — Жасмин приказала Яго и погладила его по голове. — Не беспокойся, твой хозяин поправится. — Спасибо, принцесса, — серьезно ответил Яго.***
Небо, от края до края затянутое серыми тучами, мрачной угрожающей громадой нависало над головой, давило всем своим весом. Пепельная серость. Пепел толстым слоем укутывал землю, пепел кружил в воздухе, оседал на голову и плечи, забивался в нос, мешая дышать. Джафар не знал, как оказался в этом странном месте, но это его не волновало. Он куда-то спешил. Он точно помнил, что надо идти, иначе последствия будут ужасными. Он шел, а земля под ногами превращалась в вязкую жижу, которая затягивала все сильнее с каждым шагом. Шаг — ступни скрылись под серой массой. Шаг — он провалился до середины голени. Шаг — уже по колено. Шаг — по пояс. Болото плавно затягивало в свои объятия. — Ты ничтожество, сын, — его мать, которую он почти не помнил, стояла перед ним и презрительно кривила губы. — Как хорошо, что я не видела, кем ты вырос. Умерла бы второй раз — от позора. — Ты отвратителен. И жалок. Мы никогда не гордились тобой, — вторил ей отец. — Лучше бы ты не рождался, урод, — опять мать. — Ты ничтожество и слабак. Зря я взял тебя в ученики. Зря делился знаниями. Ты этого не стоишь, — а это мастер, его любимый мастер, чье мнение он так уважал. Значит, он ничтожество? Слабак? Болото уже было по грудь. — Ты пустое место и всегда им был. Если ты умрешь, я буду счастлива. Ты ужасный любовник. Скорее бы ты умер, — по-французски прощебетала белокурая женщина, задорно смеясь. Кто она? Почему он ее не помнил? А кто он сам? — Султан? Не смеши меня, мой друг, тебе не быть султаном. Я бы и лошадей тебе не доверила. Ты никто. — Ничтожество! — Слабак! — Урод! — Пустое место! — Убожество! — Слабак! — Ты ничего не добился и никогда не добьешься! — Никто! — Урод! Урод-урод-урод! Голоса сливались в нестройный хор, и каждый хотел сказать ему гадость. Никто не любил его. Никто не хотел видеть. Он никому не нужен. Так, может, и правда лучше умереть? Так он никого не разочарует. Он медленно погрузился по грудь, уже не пытаясь идти. Зачем? Он не дышал. Не хотел. Трясина почти поглотила его. Но тут в мерный хор проклинающих голосов вплелся другой. Чистый Звонкий. — Джафар? Джафар! Проклятье! Джафар! "Кто такой Джафар? — вяло подумал он. — Почему это имя кажется знакомым? Не важно". — Ты с ума сошел! Джафар, что с тобой? Дыши! Проклятье, я убью тебя! И что эта ненормальная хотела? Он не понимал. Тут в грудь будто ударили, на что бок незамедлительно среагировал вспышкой боли. Он хотел возмутиться, но для этого нужно было сделать вдох. И ему пришлось вдохнуть. — Джафар, не смей! Не смей умирать! Я тебе запрещаю! "Да какой право ты имеешь мне запрещать? Я Великий Визирь!" — хотел сказать он. Но для этого нужно было избавиться от жижи во рту. И он стал выбираться из болота. — Джафар, проклятье на твою голову! Ты меня слышишь? Живи! Джафар! "Да что она заладила? Джафар-Джафар! Что за слово дурацкое "Джафар"?" И тут он вспомнил. Голова вспыхнула болью, перед глазами замелькали моменты из жизни. — Джафар! — закричал он. — Я — Джафар! И серое небо взорвалось ослепительно белым светом.***
Он судорожно глотнул прохладный воздух, бешено озираясь вокруг. Глаза отметили знакомую обстановку: темный полог, полосы лунного света на ковре, кресло. Большего Джафар видеть не мог, потому что лежал. Сбоку кто-то сдавленно охнул, и над Джафаром склонилась обеспокоенная Жасмин: — Очнулся, наконец. Как себя чувствуешь? Он попытался ответить, но в горло будто налили расплавленного свинца, поэтому получилось издать только невнятный хрип. К счастью, Жасмин поняла его желание и принесла кубок с водой. Напившись, Джафар обрел способность говорить: — Сколько времени я был без сознания? — Весь день и половину ночи. К вечеру у тебя был жар, ты бредил, — Жасмин встала и зажгла свечи, потом присела на край постели Джафара. — Надо сделать нормальную перевязку. Можешь приподняться? — Перевязку? — Джафар взглянул на раненый бок: сквозь ткань медленно просачивалась кровь. До этого он не чувствовал боли, но та будто ждала, когда о ней вспомнят, и резко, неумолимо впилась в плоть. Тело было ватным, почти не слушалось, так что даже сесть удалось только с помощью Жасмин. Принцесса, к удивлению Джафара, не донимала расспросами, не жаловалась и не морщилась от вида его слабости, однако почему-то избегала смотреть на него. Она убрала грязную одежду, в которой Джафар сражался с Ноэмом, принесла чистый материал для того, чтобы перевязать рану. — Где мой посох? — испуганно спросил Джафар, не увидев его на привычном месте. Посох служил проводником магии, и был изготовлен на заказ из золота и драгоценных камней. Потеря посоха стала бы большим ударом по итак израненной гордости. — Вон в углу стоит, — Жасмин махнула рукой. — Ты выронил его, видимо. Джафар обессилено кивнул. Это простое действие потребовало на удивление много сил. Жасмин тем временем аккуратно сняла с раны пропитанную кровью ткань, и перед Джафаром предстала неприглядная картина: кровь не остановилась до сих пор, более того, края ожога потемнели, а около них собирался беловатый гной. — Принесите зелья. Яго ведь показал, где они? — Да, сейчас, — снова ни единого возражения, ни единого упрека. Принцесса принесла зелья и снова села рядом, сцепив руки в замок на коленях. У нее под глазами залегли глубокие тени, волосы, собранные в простую косу, растрепались, а глаза, черные в свете свечей, странно блестели. Джафар с трудом перебрал пузырьки, морщась, выпил несколько зелий, еще флаконов пять вылил на рану, которая только после этого неохотно стала затягиваться. Жасмин не шевелилась. Потом словно очнулась и заговорила, по-прежнему не глядя на Джафара: — Мне пришлось порезать одежду, в которой ты пришел. Но она все равно никуда не годилась. — Ничего. — Еще я разбила флакон. С успокоительным, кажется. Или нет. Я не знаю. Как можно хранить флаконы неподписанными? А если бы я перепутала что-нибудь? А если уже перепутала? — Принцесса, — Джафар попытался вмешаться в монолог, но Жасмин его не слушала, продолжая говорить все быстрее. — Я не могла далеко отходить, поэтому тренировалась метать ножи здесь. Тебе придется поменять полог. — Принцесса... — И я пролила щербет на документы... — Госпожа, — Джафар накрыл руку принцессы своей. — Спасибо. Жасмин слабо улыбнулась. — Вы спасли мне жизнь, — Джафар поклонился, насколько позволяло его положение и самочувствие. — Значит, я вам нужен? Расчет был правильный: принцесса перестала быть похожей на статую, одернула руку и возмутилась: — Ты нужен Аграбе, как хороший визирь. Мне сейчас не хочется искать тебе замену и делать перестановки в совете. Огюз паша слишком молод и наломает дров, а Батур паша слишком медлителен. Ахмед паша не умеет рисковать и начисто лишен амбиций. Вот и все. — Конечно, принцесса, — он усмехнулся. — Поможете мне перевязать рану? — Раз ты достаточно здоров, чтобы язвить, то уж с раной как-нибудь сам справишься, — сказала Жасмин, но все же взяла в руки чистую ткань и начала обматывать Джафара. — Учти, я прощаю твою дерзость, только потому что ты умирал недавно. Да, а что произошло? Кто посмел тебя ранить? Принцесса выжидательно посмотрела в глаза Джафару, при этом она как раз перехватывала ткань за его спиной, отчего ее лицо было очень близко. Стоило Джафару немного наклонить голову — и он бы прикоснулся подбородком к ее лбу. Легкий цветочный аромат кружил одурманенную зельями голову. Сейчас Жасмин казалась не неприступной властной принцессой, а обычной девушкой, уставшей и хрупкой. — Джафар! Я надеюсь, ты не собираешься опять терять сознание? — Нет, я задумался, простите. Убить Ноэма оказалось сложнее, чем я думал, — при мысли об упущенной лампе Джафар разозлился. — Яго сказал, что ты пошел биться с Ноэмом. Я рада, что проблема решена. — Яго? Вот болтун. Прилетит — я ему устрою. — Не надо так, — покачала головой принцесса, закрепляя перевязку. — Он беспокоился о тебе. Я еле заставила его отправиться в мои покои, чтобы никто не подумал, что меня нет. Яго извелся весь, бедный. Пойду сообщу ему, что ты очнулся, — и Жасмин встала, чтобы уйти, но Джафар не хотел оставаться в одиночестве и мягко поймал ее за руку. — Останьтесь. Расскажите мне что-нибудь. — Сначала ты, — Жасмин, конечно, осталась недовольна коротким объяснением. Джафар изложил немного отредактированную версию событий, естественно, исключив Пещеру чудес и ритуал по увеличению силы. — Ноэм использовал laqueus enim animus. Его собственное изобретение. Мастер говорил, что Ноэм склонен к эффектности, даже в ущерб эффективности. Понимаете, принцесса, есть тысячи способов уничтожить тело противника, но вот свести с ума, разрушить разум — это совершенно другой уровень мастерства. Заклинание повергает в нечеловеческую тоску, заставляет желать смерти как избавления. Считается, что после него невозможно выжить. — Но ты выжил, — пытливо посмотрела Жасмин. — Да. Как бы я посмел ослушаться вашего приказа? — Ты невозможен, мой друг, — рассмеялась Жасмин, прислонившись плечом к изголовью кровати. — Ваша очередь, принцесса, — Джафар лег и прикрыл глаза. Такой короткий разговор его утомил. — Хорошо. Жил-был когда-то давно один рыбак. У него были жена и трое детей. Целый день он ловил рыбу, а вечером продавал ее на рынке и покупал хлеб и мясо для своей семьи. И каждый день он закидывал сеть три раза — не больше. — Принцесса! — возмутился Джафар. — Это же сказка. — Ты просил рассказать "что-нибудь". Не о совете дивана же мне говорить. Ты уснешь, повторять придется. Джафар хотел возразить, но веки тяжелели, а язык немел. Он погружался в глубокий исцеляющий сон под старый, давно забытый рассказ: — Однажды утром он положил на плечо свою сеть, взял корзину и пошел ловить рыбу. Он поставил корзину на берег, засучил рукава и закинул сеть как можно дальше в море...***
Джафар уснул, и Жасмин перевела дыхание. Убедилась, что он спит спокойно, подхватила платок, вышла из комнаты в тайный проход и прислонилась к стене, смаргивая слезы и тихо всхлипывая. "Я просто устала и переволновалась, — успокаивала себя Жасмин, обхватив плечи руками. — Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо". Все было плохо. В глаза будто насыпали песка, а в виски монотонно впивалась раскаленная игла боли. Середина ночи, а султанша еще не легла. Она и не планировала спать. Жасмин вернулась к себе, успокоила Яго, отправила его к хозяину с наказом не будить, выпила зелье Янги хатун от головной боли и тридцать капель бодрящего зелья — ровно в шесть раз больше максимальной дозы — переоделась в неприметное черное платье и черную паранджу. Жасмин учла предыдущую ошибку, поэтому ткань была не из тех, что прибывает только во дворец. Хаким уже ждал султаншу с небольшим отрядом воинов. Охрана осталась снаружи, Жасмин вошла в дом одна. Комната была темной и маленькой, словно из паршивого романа. Из мебели — лишь небольшой деревянный стол и шесть стульев, все занятые наемниками. Главарь стоял у окна, рядом — невысокая женщина-кормилица с младенцем на руках. Жасмин молча достала из большой корзины мешочек с деньгами и опустила его на стол. Главарь лениво подошел, пересчитал монеты и сплюнул на грязный пол. — Доплатить бы. За молчание. Вряд ли султан захочет знать, что мы делали. — У меня с собой нет больше денег, но тот человек, который стоит на улице, заплатит вам, — сдерживая злость, ответила Жасмин. — Чудно, — главарь махнул рукой, и женщина с ребенком подошла к Жасмин. — Забирайте и уходите. — Мне хотелось бы убедиться, что это не первый попавшийся младенец, — возразила Жасмин. — А вы не пропили задаток в кабаке. — Да пжалста, — хмыкнул главарь. — Только на нем не написано, чей он. Жасмин вынула флакон с прозрачным зельем. Это было зелье для определения родства, меняющее цвет в зависимости от кровных связей. При добавлении крови жидкость становилась фиолетовой у близнецов, синей — у детей и родителей и так далее. Красный означал отсутствие родства. Жасмин уже капнула своей крови в зелье, поэтому, не медля, достала кинжал, быстро проколола ребенку палец и подставила флакон. Женщина, державшая младенца, в испуге дернулась и зашептала молитву, а ребенок, проснувшись, захныкал. Зелье вспенилось, сначала покраснело, а потом стало небесно-голубым. Жасмин совсем другими глазами взглянула на малыша. Наемники не обманули, не подвели: перед ней султанадзе Баязед, ее кровь и плоть, часть династии. Опасный ребенок. Угроза. Брат. Жасмин аккуратно взяла на руки дитя, что могло принести столько проблем. У Баязеда были крохотные ручки и ее, Жасмин, нос. Малыш уже успокоился и с любопытством разглядывал ее светлыми, как у Дефне султан, глазами. Это существо вызывало в душе Жасмин смесь чувств от неприязни до какой-то странной, необъяснимой любви. "Впрочем, не время и не место", — напомнила себе Жасмин, положила ребенка в корзинку и накрыла, надеясь, что он не будет плакать. — Благодарю, эфенди. Сейчас вам заплатят. Я надеюсь, вы никому не рассказывали, куда ездили? — Нет, — коротко ответил главарь. Жасмин с улыбкой на губах вышла из дома и жестом подозвала Хакима. — Убейте всех, кто там находится так, чтобы они вскрикнуть не успели. В доме должны быть семь мужчин и женщина, проследи, чтобы никто не ушел. Я сама вернусь во дворец. — Как прикажете, госпожа, — послушно поклонился Хаким. Жасмин была уверена, что ее приказ выполнят. Никто не узнает о том, что султанадзе Баязед жив. Никому Жасмин не собиралась доверять тайну нахождения ребенка династии, лишь написала письмо с указаниями для Билги хатун на случай своей смерти. Билги хатун же и нашла семью, которой предстояло воспитывать Баязеда, не зная, кто он. Жасмин постучала в дом торговца, чей адрес сказала Билги хатун, с трепетом ожидая встречи. Конечно, приходить ночью не лучшая идея, но только так султанша могла избежать косых взглядов. Дверь открылась, и навстречу Жасмин вышел настоящий исполин: высокий, широкоплечий, с мужественными чертами лица. — Вы кто? Что вам нужно? — грозным басом спросил он. — Простите, вы Ибрагим эфенди? — уточнила Жасмин. — Я по одному делу... Вы разговаривали с моей тетушкой, — Жасмин запнулась, неуверенная, каким именем представилась Билги хатун, но, к счастью, Ибрагим все понял и сразу разулыбался, вмиг растеряв угрожающий вид. — А, это ты. Мы так ждали! Проходи скорее, не стой на пороге, — и мужчина распахнул дверь. Несмотря на поздний час, свечи горели. В доме витал аромат свежего хлеба и цветов, пол покрывали пушистые, явно новые ковры, на стенах висели мастерски расписанные тарелки, и вообще создавалось впечатление радости и процветания. Ибрагим проводил Жасмин в комнату, где стояла детская кроватка, рядом лежали кое-какие игрушки, а на тахте сидела женщина средних лет. Ее доброе, открытое лицо покрывала сеточка морщин, волосы убраны в высокую и аккуратную прическу. Увидев вошедших, женщина тут же поднялась. — Моя любимая жена, Мелек, — представил ее Ибрагим. — Ну где же он? — Мелек с улыбкой протянула руки. — Подожди, любовь моя, дай наше гостье хоть передохнуть, — ласково пробасил мужчина и обратился к Жасмин. — Проходи, дочка, садись. Ох, и тяжело же тебе приходится! Не бойся, твоя тетя нам все рассказала. Жасмин села на тахту, кивая в такт словам Ибрагима. Билги хатун выдумала трогательную историю, мол, ребенок — младший брат Жасмин, а ее старший брат, рожденный другой женщиной после смерти отца вознамерился убить конкурента в борьбе за наследство и выдать сестру за какого-нибудь богатого старика, а самому распоряжаться богатством, поэтому Жасмин, чтобы спасти мальчика, вынуждена его отдать, а так как семья ее влиятельна, делать все следовало в строжайшей тайне. Баязед завозился в корзине, и Жасмин во второй раз взяла его на руки. Малыш улыбнулся и угукнул. От него пахло молоком, розовым маслом и невинностью — тем, чем и должно пахнуть от младенцев. — Как же твоя мать решилась отдать такое чудо? — негромко спросила Мелек, присаживаясь рядом. — Так будет лучше для всех, — ответила Жасмин, упрямо отгоняя мысли о настоящей матери Баязеда. — Он не выглядит новорожденным. Точно никто не узнает? — Клянусь Аллахом, нет, — покачала головой Мелек. — Не бойся, деточка, мы все продумали. Служанку-то я выгнала несколько месяцев назад, прямо как чувствовала. На базаре не появляюсь. Кормилицу мы нашли, она с утра придет, скажу, молоко пропало. Никто и не поймет, что это не мой сын. Да-а. Не дал Аллах нам детей, да хоть этому малышу семью подарим. Ой, что же я, бестолковая, совсем от счастья голову потеряла! Сейчас, — и женщина поспешно вышла из комнаты, а вернулась, неся большую миску ароматного супа, хлеб и пахлаву. — Угощайся. — Спасибо, я не голодна, — попыталась отказаться Жасмин. — Кушай-кушай. Твой брат тебя совсем заморил — вон какая худая, — подобная манера разговора была непривычной и смущающей для султанши. Жасмин передала Баязеда Мелек, но он, будто почувствовал разлуку с сестрой и заплакал. — Стойте! — отчаянно воскликнула Жасмин. — Можно я с ним попрощаюсь? Он все-таки мой брат. Мелек и Ибрагим переглянулись. — Конечно, деточка. Ну что ты замер, дай детям попрощаться, — шикнула Мелек, и они с мужем вышли из комнаты. Жасмин вздохнула и посмотрела на замолчавшего ребенка. Ей казалось глупым говорить с младенцем, который ничего не запомнит и не поймет, но не говорить она не могла. — Братик. Брат. Тебя назвали в честь нашего деда, султана Баязеда. Ты тоже стал бы великим завоевателем и прославил Аграбу. Аллах распорядился иначе. Я не знаю, любила ли тебя твоя мама или ты был всего лишь пешкой в ее руках, но эти люди, — Жасмин кивнула на дверь, — они будут тебя любить. Они сделают все, чтобы ты вырос достойным, мой лев. Я буду рядом. Буду следить за твоими успехами. Обещаю. Ты никогда не останешься один. Ты никогда не узнаешь, кем ты был рожден. В конце концов, я делаю тебе одолжение. Власть — кровавая игра. Она уродует людей, она уничтожает все человеческое, извращает все светлые помыслы. В стенах дворца нет невинных, Баязед. Тебя же эта грязь не коснется. Я верю, что ты вырастешь сильным, храбрым и благородным, брат. Я, — Жасмин запнулась, глядя на хрупкое, несмышленое существо, — я люблю тебя, братик. Знай, все, что я делаю, я делаю ради благополучия семьи. Жасмин понимала, что она лжет. Она ни за что бы не отказалась от своего могущества, от своего влияния, от возможностей. Она давно даже не пыталась поддерживать теплые отношения с тетками и их дочерьми. Отца не любила и не уважала. Семьей Жасмин была Валиде и только Валиде, а после смерти матери в жизни султанше вообще не осталось места для родственных чувств. Жасмин была одна и прекрасно понимала это. Особенно остро ощущалось одиночество здесь, в чужом, заботливо прибранном доме, где все дышало трогательной нежностью. Ибрагим и Мелек любили друг друга, что было видно сразу. В их мимолетных прикосновениях. В их взглядах. В их тоне голоса и обращениях, которые не казались приторно-сладкими, потому что были настоящими. — Они будут тебя любить, — повторила Жасмин. Мелек качала новообретенного сына на руках, Ибрагим стоял рядом и обнимал жену, улыбаясь в полуседую бороду. Они были счастливы. Жасмин почувствовала себя чужой. — Я пойду, — решила она. — Ага из прислуги будет приносить вам деньги. Вы не волнуйтесь, я выберу надежного человека, и он не узнает, кому предназначены деньги. — Да что ты выдумываешь, дочка, — нахмурился Ибрагим. — Ты, главное, себя береги, а уж сына мы прокормим, ни в чем нуждаться не будет. Уверена, что есть не хочешь? А то посиди еще, мы ж тебя не гоним. — Нет, благодарю за гостеприимство. Мне надо идти, пока брат не хватился. Берегите его, пожалуйста, — на глазах Жасмин выступили слезы, но из-за паранджи этого никто не увидел. — Обещаю, мы будем его беречь, — серьезно сказал Ибрагим. — Все будет хорошо, деточка, — Мелек неловко приобняла Жасмин на прощание. — Да благословит тебя Аллах. А Баязед спал в своей новой кроватке, не понимая, что никогда больше не увидит родную мать. Спал Джафар в покоях великого визиря, спал и видел странный сон про огромную рыбу, говорившую человеческим голосом. Спал Аладдин, чудом выживший после приключения в Пещере Чудес и загадавший первое желание. Мирно и тихо спала Аграба, не представляя, какие потрясения ее ждут в самом ближайшем будущем.