Матерь богов

Вероятно, если бы не слова того старика, Дейенерис и не подумала бы говорить с Серсеей. Даже видеть её казалось почти невыносимым. И не столько из желания уничтожить — поверженный враг на то и поверженный, — сколько от того, что Серсея одним своим видом оживляла картины из прошлого. Те вытягивались над Дейенерис в полный рост, нависая над ней и закрывая собой солнце. «Дети красной королевы...» Дейенерис не должна верить очередному колдуну, но почему же сердце её вздрагивало при воспоминании о сказанном уверенным, но таким скорбным голосом? Ей бы хотелось считать, что то был лишь сон, порождённый мятущимся сознанием, не принявшим до конца реальность мира живых, но нечто подсказывало ей, билось внутри, разнося по телу пугающую уверенность: нет, совсем не сон. Старый гаруспик говорил правду. Бой огромных барабанов, запах степных трав и дыхание бесконечных просторов. Дейенерис Бурерождённая по большему счёту умерла в этих Степях впервые — и родилась заново, выйдя из пламени. Серсея... Глядя на неё, бледную и даже немного осунувшуюся, Дейенерис при иных обстоятельствах испытала бы сочувствие. Или будь это кто-то другой. Она не знала, что именно Серсея увидела там, но определённо нечто настолько жуткое, что лишилась чувств. Самой Дейенерис открылось иное: не вековечный мрак, не алчущая бездна, а длинные чёрные тени, которые ложились на мир глубокими провалами. Они тянулись со стороны К`Дата, вязко захлёстывая каждый клочок земли, тягуче переливаясь через Пять Твердынь подобно чёрной смоле. И текли, текли, текли... добираясь до самого Дотракийского моря, скользя между тревожно колышущимися травами, отравляя всё живое. Люди, коснувшись их, безумели. Дейенерис видела их остекленевшие глаза и перекошенные рты, губы, окрашенные розоватой пеной... Отвратительное, выворачивающее наизнанку зрелище. «Почему я не вижу того же, что она?» — задавалась вопросом Дейенерис. Но ответ знала: потому что уже увидела раньше. Потому что за дверью каждый разглядел что-то своё. Так сказал Томас. — Я не намерена оставаться в Лорате слишком долго, — Дейенерис покачала головой, желая сбросить с себя ненужные сейчас мысли и воспоминания. — И только вам решать, что вы будете с этим делать, — она поглядела вначале на Серсею, а после — на Квиберна. Это было чудовищное осознание, но Дейенерис к нему почти привыкла: пожалуй, если говорить о живых, то с Квиберном у неё сейчас было большего общего, чем со всеми прочими. Серсея, которая и без того выглядела растерянной и напуганной, посмотрела на Дейенерис с недоумением. К нему примешивалась изрядная доля знакомой наигранной иронии. — И как, по-вашему, я должна распорядиться этой информацией? — скривила губы Серсея. Дейенерис почувствовала усталость вместо раздражения. — Ваша милость, куда же вы... — попытался узнать Марвин, но Дейенерис остановила его движением руки: — Если вы полагали, что я задержусь здесь надолго, вы ошибались. Разумеется, дело не только в том, о чём мы сегодня говорили. Признаться... ничего особенно нового я не услышала. Но и без этого... я не могу и не имею права прятаться здесь. И надолго ли это? Скоро кто-нибудь узнает про Дрогона, поэтому уж лучше я начну действовать первой. — Что же вы намерены делать? — Кинвара улыбнулась. Похоже, её одну не слишком удивили слова Дейенерис. Более того — красная жрица оказалась тому, похоже, рада. Дейенерис испытала по этому поводу подобие благодарности. Редко ей в последние дни доводилось ощущать что-то, кроме горечи, страха и разочарования — и эти чувства отравляли её. Пустота. Как же ей иногда делалось пусто... И пустота эта отнюдь не значила отсутствие боли. — Предложу Лорату заключить мирный договор, стать частью моей новой империи, — серьёзно произнесла Дейенерис. Снова посмотрела на Квиберна. — И, конечно, мне так или иначе потребуется вернуться в Залив Драконов. Лучше раньше, чем позже. Я должна побывать в Миэрине, узнать, что там происходит. То, что осталось от моей армии... — Дейенерис умолкла, не договорив. «Жив ли Даарио Нахарис?» — Нам вы предлагаете отправиться следом? — осторожно уточнил Квиберн. Судя по всему, он тоже не совсем понимал, к чему Дейенерис клонит. Её же саму передёрнуло при мысли, что Серсея окажется в непосредственной близости от места, где у неё и без того прежде хватало врагов. Но слова Марвина о случившемся с городами бывших Великих Господ... Нет, следовало убедиться в том самостоятельно. Увидеть своими глазами. — Если вы... если вы намерены заключить подобие перемирия и с нами, то каких действий ожидаете? — продолжил Квиберн. Серсея, сидящая рядом с ним, сжала губы так, что те побелели. — Верно, милорд, намерена. Разве это удивительно? Перемирие можно заключить только с врагами, с друзьями же заключают союзы, — Дейенерис сделала несколько медленных шагов, успокаивая дыхание и приказывая сердцу не биться столь быстро. Не от страха — от волнения. Почти предвкушения, охватившего всё её существо. Скоро. Скоро... — У меня нет причин, желания и нужды заставлять вас следовать за мной. Однако я прошу ответа здесь и сейчас — вы предпочтёте остаться в Эссосе или вернётесь в Вестерос? — В Вестерос? — Серсея, похоже, искренне изумилась. — Это мы, как по-вашему, должны сделать? — Это меня не особенно волнует, — изогнула бровь Дейенерис, — может быть, вы хотите испытать на себе правосудие того, что сейчас называет себя королём. Тем более, один из ваших братьев является его Десницей. Серсею, как Дейенерис показалось, слегка передёрнуло. Пальцы сжались. Квиберн обеспокоенно посмотрел на неё, а потом снова — на Дейенерис. Видимо, он мучительно решал что-то, прикидывая разные варианты. — Рада, что мне оставляют выбор, — Серсея говорила чуть насмешливо, но Дейенерис это более не задевало. Пускай делает вид, что ей не страшно, когда даже сердца храбрых мужей цепенеют от ужаса. Делает ли это Серсее честь? Навряд ли. — Но вы знаете: мои дети ещё слишком малы, чтобы вынести столь частые поездки. Дейенерис выдохнула почти что с облегчением: ей нравилась перспектива оставить Серсею на Лорате, где той — по крайней мере, пока что, — ничего не грозило. Если следует сохранить ей жизнь, то хотя бы держать при этом подальше — отличный выход. И возможность проверить, насколько та готова идти на компромиссы. Однако тут же вмешался Квиберн: — Мы останемся здесь ровно до того момента, пока это будет безопасно. По крайней мере, относительно безопасно. — Но разве Томас не сказал, что попытается отыскать... нечто, способное эту проблему решить? — удивилась Дейенерис. — Если у него получится... — тихо дополнил Марвин. Дейенерис, не ожидавшая почему-то его слов, изумилась ещё больше. Потом посмотрела на умолкнувшего и, похоже, погрузившегося не то в размышления, не то в странный сон Томаса — глаза у того оказались закрыты, но лицо выглядело напряжённым. Дейенерис встретилась взглядом с Кинварой. — На кого же возложена обязанность принимать решения и защищать детей? — поддержала Дейенерис Кинвара, оглядывая Квиберна и Марвина. Во взгляде её скользнуло негодование. — Вам всем прекрасно известно, что... — она запнулась на мгновение. — Обстоятельства изменились. И никто из вас не имеет права взваливать на плечи королевы Дейенерис эту ношу. Если вы не в состоянии этого понять... — Боги, Кинвара! Кто говорил о том, что она несёт ответственность за Серсею и её детей?! — возмутился Марвин. — Мои слова — это напоминание. Оставаться порознь может оказаться слишком опасно. — Возможно, вы правы, однако, во-первых, мы исходим из предположения о том, что нынешние правители Лората проявят благоразумие, — улыбнулась вдруг Дейенерис, слушавшая весь этот спор. — И даже если что-то пойдёт не так... У меня нет ни нужды, ни желания силой тащить за собой людей, которые желали мне смерти — и чьи желания исполнились. Я не несу ответственности за их собственный выбор. — Я тебя не убивала, — словно оскорбившись, тихо проговорила Серсея. — Но хотела того — и убила бы, появись такая возможность, — говорить это почему-то оказалось до странного легко. Дейенерис чувствовала, что терпение её готово подойти к концу, и это было прекрасно слышно по тону голоса. — Но ты сбежала, и твой брат подтолкнул к этому шагу человека, которому я верила. Не правда ли иронично? Дейенерис совсем не было весело, и этот факт её нисколько не забавлял, но по губам всё равно зазмеилась вымученная улыбка. — Мой брат... — Серсея почти выплюнула эти слова. — Я всегда говорила: Тирион — чудовище, свой жизненный путь начавшее с убийства. Мерзкий карлик, полностью заслуживший презрительное отношение к себе своими поступками. О, я нисколько не отрицаю, что он умён и хитёр, но... Ты сама теперь знаешь, какова на вкус его гнилая и лживая насквозь натура, верно, Дейенерис Таргариен? Тебе нравится этот вкус? Марвин, явно чувствуя, что разговор вновь уходит в ненужную — и неприемлемую — сторону примирительно напомнил: — Сейчас нам нужно думать об общих врагах, что хотят убить нас всех. Давайте хотя бы постараемся решить всё мирно. — Пока дети не научатся хотя бы сидеть, мы останемся на Лорате, — приняла твёрдое решение Серсея. Похоже, то далось ей нелегко. Наверное, как мать Дейенерис могла понять её: жизни её детей так или иначе подвергаются риску. Но сожаления не испытала. Серсея сама сделала всё, чтобы оказаться загнанной в ловушку. — Ваша милость... — хотел, видимо, образумить её Квиберн, но Серсея вскинула руку: — Даже слышать ничего не желаю. Невозможно постоянно поить их отварами, лишь бы они не заболели или, хуже того, не умерли в пути. Им нужен хотя бы небольшой отдых. Весь этот год мы рисковали и скрывались, опасаясь быть замеченными и схваченными врагами... Этот остров — ничем не лучше, но и не хуже прочих мест. Дейенерис кивнула, принимая это решение Серсеи. Оно было ей по нраву. — Дело ваше. Лорат — станет лишь началом... Малой частью, и вы можете оставаться здесь, сколько пожелаете. Возможно, вам даже понравится. — И куда же вы намерены направиться дальше? — осторожно спросил Марвин. Дейенерис при этом поглядела на Кинвару. — У меня остался сын, способный преодолевать большие расстояния быстрее, чем корабли или лошади. И я должна узнать, как живут другие мои дети. Те, которых я вырвала из рук прежних жестоких родителей. — Вы действительно отправитесь в Миэрин? — вскинул брови Квиберн. — Через некоторое время, когда улажу вопросы здесь. Мне нужна моя армия, — большего при Серсее и Квиберне Дейенерис говорить не хотела. Но всё ещё помнила, что Марвин рассказал о дотракийцах и Безупречных. Она почти не сомневалась, что Даарио, если он жив, не станет противиться её решениям, и воспоминания о нём согревали сердце. — Больше я никого не держу. Если бы Томас не спал... — последнее слова она сказала с некоторым сомнением, будучи не уверенной, что именно происходит с ним, — полагаю, он бы сказал то же самое: у вас достаточно пищи для размышлений. Я не стану запрещать вам что-либо или говорить, как вам поступать. Серсея резко встала, едва не опрокинув стул. Квиберн торопливо поднялся следом. — Мы обязательно обдумаем ваши слова, — тихо проговорил он, кивая. — Пойдёмте, — резко оборвала его Серсея, направляясь к выходу. — С вашего позволения, я провожу их до гавани, — Марвин, засуетившись, выскочил следом. Дейенерис не стала его останавливать, лишь провожая взглядом. Очевидно, он хотел ещё раз убедить их в чём-то. Но если Серсея решила — Дейенерис прекрасно это понимала — вряд ли чьи-то слова заставят её передумать. Она была упрямой женщиной. Упрямой и не желающей принимать до конца новый для себя мир. — Вы мудро поступили, — Кинвара бросила взгляд на закрывшуюся дверь. — Если быть честной, я совершенно не знаю, как с ними быть, — призналась Дейенерис, коротко вздыхая и позволяя себе, наконец, присесть. Всё это время она изо всех сил сдерживалась, вынуждая себя стоять с прямой спиной. — Я знаю, что должна думать о наших общих врагах, и Серсея... Серсея, возможно, будет нужна мне не меньше, чем я ей. Но как мне поступить? Я не могу ей верить. Я слишком хорошо помню, чем закончилась моя попытка заключить с ней мир в прошлый раз: она меня обманула. — Но сейчас другие обстоятельства, — напомнила Кинвара. Она накрыла тёплой ладонью подрагивающую руку Дейенерис. Улыбнулась. — Сейчас у Серсеи за спиной нет ни армии, ни Железного Трона... Только Квиберн и Джейме. Этого явно недостаточно. — Недостаточно для чего? — горько улыбнулась Дейенерис в ответ. — Чтобы желать моей смерти хватит и её одной. — Она не самый страшный ваш враг, — Кинвара подалась чуть ближе, заглядывая в глаза Дейенерис. — Но понять ваши чувства я могу. Вы и без того поступаете с ней милостиво — Серсея с вашей стороны заслуживала куда худшего... Дейенерис покачала головой. — Не забавно ли это, Кинвара? Я обещала, что не стану защищать её и её детей... И на что это теперь похоже? Я почти предложила ей свою защиту, если она станет вести себя благоразумно, — Дейенерис хотелось рассмеяться от этой мысли. — Иногда мне кажется... — она с трудом подбирала слова. Откровенность давалась ей непросто — теперь. Но Дейенерис не могла не проговорить этого вслух. Может быть, это принесёт хотя бы подобие облегчения. Наивная, глупая надежда. — Иногда мне кажется, что я ненавижу её недостаточно. Она повинна в смерти Рейегаля, Квиберн помог ей усовершенствовать оружие, которое способно убить моих детей... По её приказу обезглавили ни в чём не повинную Миссандею... А я? Сижу и веду с ней беседу... — Это показывает вас с лучшей стороны. И вы знаете... Серсея жестоко поплатилась, — заверила Кинвара. — Может быть, недостаточно, если говорить о её злодеяниях, но жестоко. — Она осталась жива, — напомнила Дейенерис. — Значит, не так уж и жестоко. — Но вы составили, полагаю, достаточное впечатление о Серсее, чтобы понимать: всё, происходящее с ней теперь, может оказаться хуже смерти. Жизнь её и жизнь её детей в постоянной опасности. Ожидание же смерти страшнее её самой. И теперь Серсея знает, что там — за порогом. — Да... — вдруг согласилась Дейенерис с последним утверждением. — Знает. Но легче ли мне от этого самой? Сложно сказать. Дейенерис отстранилась от Кинвары и поёжилась, пусть холодно ей и не было. Невольно обхватила себя за плечи, как будто пытаясь защититься. В носу предательски защипало отчего-то, и Дейенерис вынуждена была шумно сглотнуть подкативший к горлу ком. Нет ни преисподних, ни небес... Ничего этого нет — и она сама это узнала намного раньше. Джон Сноу предоставил ей такую возможность. Увиденное же сегодня, путь лишь краем сознания, страшило тем, что способны сотворить кошмарные тени. Что произойдёт, когда падут Врата? Что уже происходит в Эссосе, если верить... Если верить всему? Дейенерис чувствовала — знала — это может оказаться пострашнее Короля Ночи. Так почему именно ей должно заглядывать в вечную пустоту? Сокрушая то, что в прошлый раз грозило уничтожением разумной части человечества, она не получила взамен даже простой благодарности. Не говоря уже о любви. Теперь вынуждена делать то же самое. Она закрыла глаза, всё ещё борясь с подступающими слезами. Приказывая себе не думать обо всём этом. Но как тут не думать, когда реальность снова и снова швыряет эти воспоминания в лицо, заставляя сердце болезненно сжиматься? Шрам на коже пылал. — Ваше величество, — голос Марвина. Дейенерис резко вскинула голову — не услышала, как он вошёл. То ли двигался бесшумно, то ли она слишком погрузилась в собственные мысли. Кинвара не пыталась её потревожить, явно не желая делать ещё хуже. — С вами всё в порядке? — Насколько это возможно, — Дейенерис даже не повернулась к нему, испытывая досаду. Кому он верен — ей или своему другу? Казалось, Марвин искренне заботиться о ней, но чью сторону в итоге займёт? Дейенерис же и без того сложно доверять кому бы то ни было. Даже сейчас она корила себя за мимолётную слабость, которую позволила продемонстрировать при Кинваре. — И чего же вы добились? — холодно спросила она. Во вздохе Марвина, раздавшегося из-за спины, Дейенерис услышала только разочарование. На что он рассчитывал? Переломить упрямство Серсеи? В таком случае Марвин ещё наивнее самой Дейенерис. — Я и не пытался особенно... Серсея меня не очень-то жалует по понятным причинам, — признался Марвин, подходя к столу и почти падая на ближайший стул. — Но хотел воззвать их к благоразумию. Точнее, Серсею. Квиберн-то всё понимает. При ней он только выглядит безликой и молчаливой тенью, но на самом деле способен на многое повлиять, потому что умеет думать и слушать. — Что же вы понимаете под благоразумием? — Дейенерис глядела свои пальцы, сцепленные в замок. Она сосредоточено хмурилась. — Отправиться следом за мной? Это займёт порядочно времени. И со своей точки зрения Серсея благоразумна — она желает защитить своих детей, как умеет, и из своих представлений о лучшем. Их жизни подвергнутся большему риску в пути. Она не владеет магией, у неё нет ничего, чем можно сразить чудовищ... Кроме неё самой, но этого она пока не поняла. Говорила Дейенерис это всё тем же спокойным, прохладным тоном, которого придерживалась при беседе с самой Серсеей. Она порядком устала не только от присутствия этой женщины, но и разговоров о ней. — Попросил не совершать глупостей... Например, пытаться куда-то сбежать. Конечно, Серсея снова разгневалась. Похоже, она действительно и сама не знает, что делать со всеми этими откровениями. «Не она одна», — мысленно хмыкнула Дейенерис и вновь решительно встала. — Закончим на этом. Близится вечер. Нам всем нужен отдых. Я велю подать ужин, а после... — Дейенерис задумалась, но всё же пришла к выводу, что должна узнать об этом немедленно. — После вы оба расскажете мне про Гериона Ланнистера подробнее — и о том, как отыскали меня. Я хочу это знать. Я должна это знать. — Как скажете, — чуть растеряно моргнул Марвин. — Но это долгая история. — Я готова её выслушать, — настаивала Дейенерис. Она покосилась на неподвижного Томаса, который сейчас напоминал ей статую. — Что с ним? — заметила взгляд Дейенерис Кинвара. — Не думаю, что его жизни что-то угрожает, — мрачно пошутила Дейенерис. — Оставьте его. Я велю накрыть на стол в другой комнате. *** Томас так и не пошевелился. Если бы он являлся живым, можно было бы сказать: не подавал признаков жизни, застыв в одной позе. Но Дейенерис прекрасно понимала, что он мертвец. Они с Марвином и Кинварой расположились в небольшой столовой. Служанки — Асхара и Джалила, имена их уже запомнились, — поклонившись, удалились. Дейенерис поглядела на тарелку с ароматной, густой почти как каша ухой. Желания есть не было, но она знала, что следует запихнуть в себя хотя бы несколько ложек. Ради ребёнка, коего носит во чреве. Мысль эта до сих пор казалась ей непривычной. Ели они молча, Дейенерис вяло ковырялась ложкой в супе, размышляя о событиях прошедшего дня и о грядущем, которое казалось туманным и пугающим. Она мрачно посмотрела на Марвина и Кинвару. Кажется, те пребывали в не менее задумчивом настроении. — Так вы расскажете мне?.. — решилась заговорить Дейенерис, наконец откладывая ложку в сторону. Тарелка едва ли опустела хотя бы наполовину. — Да, — негромко и как-то скорбно протянул Марвин. Воспоминания для него явно были не из приятных. — Только как бы это не стало почвой для ночных кошмаров. Вы и без того плохо спите. — Вот именно, — Дейенерис невесело улыбнулась. — Неужели вы полагаете, что есть вещи, кроме смерти, которые могут напугать меня ещё больше? Тем более, Томас сегодня показал достаточно. Пусть и каждому своё. «Что же увидел сам Квиберн?» — но задаваться этим вопросом вслух Дейенерис не стала. С этим Марвин спорить не стал. Коротко посмотрел на Кинвару, та кивнула ему с серьёзным видом, молчаливо приказывая начинать. — Это началось с того момента, как валирийская свеча открыла мне не всю истину — но часть её. Вы знаете, немногим дано разглядеть в ней хоть что-то. И только благодаря этому своему умению я стал архимейстером тайных наук. Но не сказать, чтобы пользовался особой популярностью в Цитадели. Конклав терпел меня, где-то даже побаивался. Об уважении говорить не приходилось... Марвин принялся рассказывать. И Дейенерис внимательно слушала, лишь изредка перебивала, когда требовалось задать уточняющий вопрос. Или же просила что-то повторить. — Квиберн был вашим другом, как вы говорили, верно? — спросила она, когда Марвин добрался до рассказа о встрече в Норвосе. — Но ведь... вы знали, что он служил Десницей у Серсеи и не питал ко мне добрых чувств. — Я мог лишь надеяться, — развёл руками Марвин. — Что ещё оставалось? Конечно, откажись он, я принялся бы искать другой способ. Но я сделал бы всё, чтобы вернуть вас. — Откуда вы знали, что меня следует искать в Валирии? — Многие видели Дрогона, летевшего в том направлении, — пояснила уже Кинвара. — Некоторые были уверены, что он несёт вас в Волантис... в храм Владыки Света. Но он проследовал дальше — на юго-восток, к дымящимся руинам Валирии. Разумеется, это было лишь предположение. И оно отчасти оказалось верным. — Отчасти?.. — удивилась Дейенерис. Её по-прежнему мучил вопрос, почему же Дрогона не оказалось рядом, когда она очнулась. Она пребывала в уверенности, что тот вынужден был оставить её не по своей воле. К тому же сын её оказался ранен, когда вернулся — значит, произошло нечто серьёзное. Только вот что? Если бы только Дрогон умел говорить... Марвин неопределённо кивнул в сторону большой комнаты, откуда не доносилось ни звука. — Учитель Томаса. Глава Ордена Нового Мира встретил нас там. — Томас сказал, что его... его зовут Балерион. Мне же он там, в Саате, говорил что-то о Мераксес, — вспомнила Дейенерис, бессознательно и чуть нервно постукивая ногтем указательного пальца по столу. — Вам обоим известно, что это за имена. Их каждый слышал. — Прекрасно известно, — подтвердил Марвин. — Балерион, Мераксес и Вхагар — имена божеств, в которых верили валирийцы и в честь которых Эейегон Завоеватель и его сёстры назвали своих драконов. Висенья Таргариен, если верить тем же словам, стала последней из тех, кто под конец жизни тайно исповедовала так называемую Веру Дочерей. Дейенерис охватило волнение. Она ощутила волну дрожи, пробежавшей по спине. Но это был не страх — нечто иное, похожее на близость прозрения. Того, что уже мерцало на грани осознания. — Об этом следует спросить у него самого. Он знает куда больше, — резонно заметила Кинвара. — Наверняка он способен объяснить, почему они называли себя именами богов. Однако сейчас важны не столько их имена, сколько их поступки. — Мы опережаем события, — блёкло улыбнулся Марвин. — Я ещё не рассказал о том, как нам удалось отыскать сира Гериона в Землях Долгого Лета, и как корабль отправился в Тирию, чтобы оттуда начать уже ваши поиски. Дейенерис согласно кивнула. Марвин, сделав глоток кислого вина, вытер рот тыльной стороной ладони, и продолжил свой рассказ. На этот раз Дейенерис решила не задавать вопросов — только слушать. Она хмурилась, вздрагивала, и решилась заговорить только тогда, когда Марвин вновь прервался, чтобы смочить горло. Уха, стоящая перед ними, давно уже остыла, но это никого не волновало. — Значит... я действительно находилась не в Валирии? Но почему те существа из К`Дата, о которых вы говорите, не тронули меня? — Мне это неведомо, — хрипло ответил Марвин. Взгляд его потемнел. — Но я полагаю, вы находились там под некой защитой, что либо делала ваше тело невидимым, либо не позволяла им приблизиться к нему... — Марвин пожал плечами. — Может быть, это даже позволило им не поймать вас по ту сторону. Но точных ответов у меня пока нет. — Валирийская сталь... Возможно, отчасти в этом заключается разгадка, — дополнила Кинвара и посмотрела прямо в глаза Дейенерис. — Но есть ещё кое-что: Укротитель драконов. Он здесь, в наших вещах. — Укротитель драконов? — глаза Дейенерис удивлённо расширились. — Рог?! — Тот самый, которым валирийские лорды призывали своих драконов, — кивнула Кинвара, снова перевела взгляд на Марвина, внимательно изучавшего поверхность стола. — Мейстер подул в него... и едва не погиб. — Квиберн спас меня от верной и мучительной смерти... Но не будем сейчас об этом, — неохотно протянул Марвин. Снова отпил поданного к ужину кисловатого вина. Выглядел он весьма мрачно. — Я должна увидеть его! Почему же вы молчали?! — в волнении воскликнула Дейенерис. — Не сыскалось подходящего момента, — повинился Марвин. — Простите. Я обязательно верну вам наследие ваших предков, когда закончу свой рассказ, о котором вы просили. Он сказал это мягко, но настойчиво. Дейенерис, вскочив было, села обратно. Она и сама не понимала, к чему ей этот рог — Дрогон приходит на её мысленный зов и без него. Верно, дело заключалось в том, что Укротитель драконов оставался частью прошлого её семьи — наследием, как верно назвал его Марвин. И Дейенерис жаждала коснуться его, ощутить, вспомнить о крови Древней Валирии, что текла в ней. Напомнить, кто она такая. Дейенерис дослушивала чуть рассеяно, потому мысли её снова устремились к драконам Эйегона Завоевателя, к рогу, и даже к собственной смерти... К Джону Сноу. Но она желала узнать историю до конца — поэтому Марвина не прерывала. Только хмурилась. — Томас заставил его это сделать, верно? Заставил? — уточнила зачем-то она, поднимая тревожный взгляд на Кинвару и Марвина. — Сам бы Квиберн на это не пошёл. — Полагаю... пошёл бы, — Марвин проговорил это нервно и несколько неуверенно. — Но точно сказать может только сам Квиберн. Мне показалось, что он уже принял подобное решение, Томас же — его подтолкнул. Но, о боги! — вдруг в негодовании воскликнул он. — Я не хотел этого. Но и не знал, где и как искать иные пути. Следовало... а я пошёл по самому простому. Дейенерис поняла, что Марвина по-прежнему гложет чувство вины, не даёт ему покоя. — Вы сделали это ради меня. — Да. Но имел ли я право? Иди речь о моей жизни, дело иное, но я предложил умереть другому. — И ты сам знаешь, что у того есть цена, — все — в том числе и Дейенерис — разом вздрогнули, заслышав глухой голос со стороны двери. Видимо, у Томаса была странная привычка появляться внезапно в самые подходящие моменты. Или он давно стоял там и молча слушал всё это, не обнаруживая своего присутствия? — Покажи им, Марвин. Покажи им то, что показывал мне на корабле. Дейенерис перевела недоумённый взгляд на Марвина. То же самое сделала и Кинвара. Видимо, Марвин действительно скрывал ещё кое-что. Он буркнул что-то и, бросив недовольный взор на Томаса, оттянул ворот, обнажая кожу чуть ниже ключицы. Дейенерис увидела чудной иероглиф на незнакомом языке. Но что-то смутно отозвалось внутри, когда она разглядывало явно выжженные на коже линии. — Что это? — Кинвара заговорила первой. — То чудовище сотворило это с вами? Отчего вы молчали? — Не было нужды говорить. Это... это моё собственное бремя, которое я не желаю никому взваливать на плечи, — глухо ответил Марвин. — Какие бы благородные цели мной не руководили... совершённый поступок меня не красит. Чем дольше Дейенерис рассматривала клеймо, тем явственнее слышала нарастающий гул. Голова начинала раскалываться. Дейенерис, поморщившись, сжала виски и отвела, наконец, взгляд в сторону. И только тогда сознала, что почти не дышала всё это время. — Королева? — обеспокоено произнёс Марвин. Он уже опустил руку — и одежда скрыла эту чужеродную отметку. Дейенерис коротко выдохнула и попыталась улыбнуться. Получилось неважно. — Вы снова побледнели. Вам дурно? — Всё в порядке. Просто... — она пыталась отыскать нужные слова. Тогда ей помог Томас: — Она чувствует, что с этими знаками что-то не так. Ты произносишь «нхэм», и я произношу «нхэм». Мы называем чудовищ из бездны их прозвищам. Отец Тысячеглазых... Но их настоящие имена, записанные этими символами, — Томас ткнул пальцем в грудь Марвина. Туда, где скрывалось под одеждой клеймо, — не может воспроизвести человек. Наше тело не приспособлено для таких вещей. — Наше? Тело? — Кинвара посмотрела на Томаса уже не с презрением — почти со снисходительностью, как на неразумного ребёнка, допустившего глупейшую ошибку. — Я понимаю ваш скептицизм, миледи, — Томас улыбнулся ей, — но я уже говорил о том, что был человеком. И даже хорошо помню, каково это. Я — мертвец, призрак, но не создание из иного мира, как те твари. Я не принадлежу миру живых, но с теми, кто живёт за Вратами, у меня нет ничего общего. Органами чувств и телом в привычном вам понимании я не обладаю, но... они были. Смерть не способна изменить моего человеческого прошлого. Как и ни перечёркивает моих прежних поступков, — уже чуть тише добавил он. Однако тут же вернулся к прежнему разговору: — Поэтому людям и неприятно смотреть на эти символы. Они отвратительны, ибо каждый бессознательно чувствует угрозу, которую они таят в себе. Чувствуют неотвратимость грядущих ужасов, которую несут с собой изъясняющиеся на этом языке. Пришедшие Извне. Дейенерис тихо ойкнула. Вначале глаза её расширились от испуга, сердце рухнуло куда-то вниз, и она ухватилась за край стола. — Прекрати пугать её! — строго отчитала Томаса Кинвара. Но Дейенерис быстро замотала головой: — Не в этом дело, — она опустила руку на живот. Некоторое время назад она полагала, что это просто изжога, но теперь... — Снова?! — Марвин обеспокоено приподнялся, не понимая, что происходит. — Кажется... я почувствовала... — почти пролепетала Дейенерис, не отнимая руки от живота. — Моё дитя... оно шевелится?! — с неверием выдохнула она и подняла округлившиеся глаза. — Я... — в голосе её послышались на этот раз слёзы. — Не думала... не думала, что помню... Помню, каково это. Но Рейего... когда-то Рейего так же... Дейенерис умолкла, чувствуя, что снова готова разрыдаться от сильных, противоречивых чувств, одолевавших её. В груди разливалось нечто горячее. Марвин, напротив, облегчённо выдохнул. — Двигается... Значит, ему и правда никак не меньше четырёх лун... — Возможно, вам стоит прилечь? — Кинвара осторожно подхватила Дейенерис под локоть, намереваясь помочь ей подняться. Дейенерис мягко отстранилась. — Вы слишком переживаете, дитя ощущает это и... — Нет. Нет, я хорошо себя чувствую. Правда, — она обвела всех блестящими аметистовыми глазами. И улыбка на этот раз выглядела искренней. — Хочу немного подышать воздухом. — Я сопровожу вас, — Марвин направился к ней, но Дейенерис покачала головой: — Нет, — твёрдо остановила его она. — Мне нужно побыть одной... Прошу вас, — прозвучало это почти умоляюще, хоть она могла просто приказать им оставить её в покое ненадолго. — Я хочу... просто подумать. И увидеть своего сына. А потом, — Дейенерис в вопросительно вскинула брови, и выражение лица её стала почти что детским, — вы покажите мне рог? Покажете Укротителя драконов? — Разумеется, — улыбнулся Марвин, — но постарайтесь не блуждать долго в темноте и не утруждать себя. Дейенерис, облегчённо вздохнув, почти бегом бросилась прочь, так и продолжая прижимать левую руку к животу. Она всё ещё чувствовала шевеление в своей утробе, и сердце её билось почти в такт этим мягким движениям. *** Дейенерис уже засыпала, лёжа в самой большой комнате. Она настояла, чтобы сегодня ей постелили именно здесь — у очага, чтобы иметь возможность смотреть на подрагивающее пламя, слушать его успокаивающий, походивший на шёпот треск. Огонь говорил с ней, рассказывал забытые сказки, и Дейенерис невольно улыбалась, поглядывая на него слипающимися от усталости глазами. Её дитя тоже успокоилось. Обитая мягкой тканью кушетка оказалась поначалу не такой уж уютной и Дейенерис пыталась устроиться поудобнее, мысленно ругая себя за упрямство — Марвин и Кинвара же уговаривали её лечь на мягкую кровать. Она отказалась и настояла, что возьмёт с собой Укротителя драконов. Странное, почти детское желание — Дейенерис не хотела с ним расставаться, как ребёнок с любимой игрушкой. И сейчас, лёжа под тёплым одеялом, она скользила пальцами по чёрной поверхности и безотчётно улыбалась, глядя на огонь. Кушетка уже стала почти комфортной — следовало лишь найти удобную позу и отвлечься. Прислушаться к биению сердца ребёнка: Дейенерис казалось, что она его слышит. Глупости, наверное, но... Дрогона она так и не отыскала — видимо, улетел охотиться подальше. Дейнерис не переживала — чувствовала, что с ним всё в порядке. Некоторое время она бесцельно бродила по пустому, усеянному мелкой галькой пляжу, обдуваемая холодным ветром. Облака разошлись, обнажив бездонный небосклон, по которому карабкалась мертвенно-бледная луна, покрытая тёмными трупными пятнами. Недобрый свет её приглушал сияние звёзд — они тоже выглядели какими-то недружелюбными. Подмигивали и ухмылялись. Скалились с недостижимой высоты. Дейенерис очередной раз обхватила себя за плечи — ею овладело чувство беззащитности, которое пришлось не по нраву. Совсем не по нраву. Она — от крови дракона и должна быть сильной. Не должна плакать и сейчас — особенно сейчас — не имела права показывать свою слабость. «Ты уже оглянулась — и погибла», — напомнила она себе. Оглядев ещё раз пустынный, словно вымерший пляж, Дейенерис направилась в сторону дома, чувствуя шум чернильно-чёрных волн за спиной. Море тревожно колыхалось в бескрайней ночи, напевая древнюю песнь, от которой Дейенерис становилось не по себе. Но ей хотя бы ненадолго удалось выкинуть из головы мысли о Серсее... И даже о Джоне Сноу. Эйегоне Таргариене. Ладонь очередной раз мягко, почти лаская, скользнула по кольцу из красного золота. Рог казался почти горячим. Живым. Приятное чувство. Дейенерис испытывала желание услышать звуки из раструба. Готова была сама извлечь их, поскольку не сомневалась — её это не убьёт. Рог драконьих владык не убивает драконов, как и пламя. Но она не рискнула — пока что. Возможно, час для того ещё настанет. «Ни один смертный, протрубивший в меня, жив не будет», — поблёскивали валирийские иероглифы на тёмной стали. «Кровь за огонь, огонь за кровь». Услышав шорох со стороны окна, находившегося за спиной, Дейенерис резко развернулась, чувствуя, как сердце от страха болезненно сжалось. Уже думала закричать, заметив скользнувшую в её сторону фигуру, заслонившую лунный свет, но знакомый голос попросил: — Не нужно тревожить спящих. Томас. Нет — Эменос. Дейенерис помнила его имя, данное при рождении. Разом выдохнула облегчённо, внимательно оглядывая его, пусть то и казалось занятием бесполезным: Томас стоял спиной к источнику света, потому Дейенерис могла сейчас разглядеть лишь очертания тёмной фигуры. Они казались отличными от того, что она видела днём. Должно быть, просто ночное наваждение: во тьме многие вещи выглядят по-другому. — Где ты был? — полушёпотом поинтересовалась Дейенерис. Улыбнулась. Расслабившись, снова ощутила близость сна. Томас скользнул ближе — она почувствовала движение воздуха, а потом едва заметное, невесомое прикосновение к волосам. Чуть поморщилась, когда вдохнула знакомый запах. Железо и соль. Они, пощекотав её ноздри, отзвуком осели на языке. — От тебя пахнет кровью. — Сожалею... Но иногда возникает необходимость идти на отвратительные вещи. Я, конечно, не умру, но мне приходится расходовать много сил, чтобы показывать... как это Серсея назвала... — в его голосе послышалась усмешка. — А! Да. Фокусы. Дейенерис, хмурясь, приподнялась на локте, всё ещё силясь разглядеть его лицо, но во тьме поблёскивали только красноватым светом глаза. Ей на мгновение показалось, что в одной комнате с ней находится опасный хищник. — Что ты делаешь с ними? — голос её был тихим, но достаточно серьёзным и грозным. — Я требую честного ответа. — Забираю жизнь через кровь и внутренние органы. От них остаётся подобие мумий, — легко ответил Томас, как будто то было в порядке вещей. Впрочем, для него — пожалуй. — Сожалею, но иначе нельзя. — Они заметят, — говоря это, Дейенерис имела ввиду князей и магистров. — Уже заметили, — всё так же беспечно продолжил Томас. Он сидел рядом с кроватью на корточках и смотрел на лицо Дейенерис. — Но не переживайте: скоро я отсюда уйду, и вы сможете честно назвать виновника — и сказать, что изгнали чудовище, которое держало всех плену страха. Разве это не хорошо? — Кого ты убивал? — Дейенерис беспокоило другое. — Тех, чей срок подходил. Не забывайте о том, что я такое теперь, — Томас вскинул вверх обе руки, демонстрируя их, — я могу не с абсолютной точностью, но всё же увидеть, когда человеку суждено умереть. На языке у Дейенерис вертелся вопрос. Тот самый, который, наверное, захотелось бы задать любому, кто услышал бы подобное признание — и поверил в него. Но она велела себе молчать, буквально стиснув зубы. От Томаса это не ускользнуло. — Правильно, — в голосе его слышалась грустная улыбка. — Тяжело жить дальше, когда время конца известно заранее. — Ты бы мне сказал? — Нет, — честно признался Томас. — Не сказал бы. Но вы верно делаете, что даже не пытаетесь спросить. Очень бы не хотелось вам отказывать... — Но люди, — мысли вернулись обратно. — Думаешь, магистры поверят, что мы непричастны? И уж тем более про то, что мы находились у вас в плену... — Они меня видели. Они меня боятся. Они поверят, — убеждённо произнёс Томас. — Впрочем, это не так важно. Они всё равно не причинят вам вреда. Не осмелятся. «Но люди всё равно погибли», — Дейенерис со вздохом отвернулась от него. Тревожный запах крови напоминал об этом. — Все мы — чудовища, верно? — спросила она, глядя на потолок. Туда, где плясали в свете луны живые тени ночи. — Кто-то хуже, кто-то лучше, — выдохнул Томас. Он не пытался возражать. Это Дейенерис тоже понравилось. — И вы — не из худших. — Но чудовище, — вопреки сказанным словам, Дейенерис улыбнулась. — Дракон, — поправил её Томас. — Люди считают их чудовищам, потому что не понимают их природы. Люди боятся всего, что не вписывается в привычный им мир. Даже других людей, что уж говорить о драконах? Дейенерис вновь повернула голову в его сторону. Долго и пристально глядела на него. Ей почудилось, что она начинает различать черты лица — и они вовсе не такие, какими были при свете дня. Наверное, снова наваждение. Говорить с Томасом оказалось неожиданно легко, как будто она вела беседу с призраком прошлого, блуждающим среди руин, который не сможет никому поведать твои тайные мысли. И Дейенерис — говорила. Странное то было чувство. Странное, но какое-то правильное. Так она могла бы говорить не только с призраком, но даже с братом или отцом — будь они живы... — Вы не должны бояться своей природы, — продолжал Томас. Голос его сделался совсем негромким, полным затаённой тоски. Он явно предавался воспоминаниям. — Служители Владыки Света рассказывают про Азора Ахая. Избранном, которым называли то вас, то Джона Сноу... Я же родился в то время, когда Валирия была совсем молода и лишь становилась на ноги, не обретя до конца нынешней славы. Гискарская империя ещё не рухнула под её натиском... Тогда, когда я сам был мальчишкой, рассказывали другие легенды. — Какие? — Дейнерис слушала, затаив дыхание и невольно прижимая крепче Укротителя драконов. — Из-за них я дал себя обмануть, — произнеся эти не слишком понятные слова, Томас помолчал пару мгновений, и продолжил. — Эта легенда рассказывала о божестве тёмном, как самая глубокая ночь, и ослепительно-ярком, как свет тысячи солнц. О божестве, которое и милостиво, и гневливо, переменчиво, как само пламя. Когда мир погрязнет во лжи, жестокости и пороке, она придёт по туманной тропе, известной лишь неприкаянным душам и богам. Явится отстаивать правду и вершить правосудие. Защищать слабых и освобождать пленных. Огонь её обратит в горячий пепел тела и души нечестивцев, а неистовый жар высушит слёзы на щеках праведников. Но сколько времени уже люди впиваются друг другу в глотки на развалинах мира? Портят друг другу кровь? А она... она всё не желала приходить... — Она... — эхом повторила Дейенерис, сглотнув вязкую слюну. — Матерь, у которой на самом деле множество ликов. Матерь матерей. Матерь богов. Матерь первородного огня. Дейенерис некоторое время размышляла над историей — или скорее, пророчеством — которого ей прежде не доводилось слышать. Томас терпеливо ждал и оставался неподвижен. — Ты знаешь, что обо мне говорят? — она подложила локоть под голову. Другая рука бессознательно поглаживала рог. По губам скользнула неуловимая призрачная улыбка. — О вас говорят много, — Томас, видимо, тоже улыбнулся. — Какие из разговоров вы имеете ввиду? — Я обрушила пламя на Королевскую Гавань. — Это ложь? — спокойно поинтересовался он, но Дейенерис знала: всё он понимает. — Нет, — Дейенерис вдруг пожалела, что заговорила об этом. В нос ударил несуществующий запах горелой плоти и волос. — Вы жалеете? Это заставило её задуматься. Дейенерис беспокойно заворочалась, шумно выдохнула, хмурясь. — Я полагала это правильным тогда. Единственным возможным выходом. Я не сжигала города Великих Господ, потому что их населяли рабы и невинные, но при виде Королевской Гавани... — она замотала головой. — Я понимала, что так продолжаться не может. Иногда нужно принимать тяжёлые решения, подобные этому. — Но ведь его действительно приняли вы? — Томас опустился на корточки перед кушеткой. Теперь лицо его оказалось вровень с лицом Дейенерис. И она могла ощутить чужое дыхание — точнее, почти полное его отсутствие. Они невольно перешли на доверительный полушёпот, как делают люди, которые делятся в темноте ночи самыми сокровенными тайнами. — Полагаю, мейстер Марвин... Мне кажется, он видит это иначе, — Дейенерис на мгновение прикрыла глаза. — Кинвара — красная жрица, и я знаю, что слуги Владыки Света находят смерть в пламени самой чистой из возможных, потому что огонь избавляет от грехов, сдирая те с костей вместе с кожей и мясом. Но что скажет Марвин, если услышит правду? — О какой правде вы говорите? — Дейенерис показалось, что Томас дёрнулся, словно желая протянуть к ней руку, коснуться не то лица, не то волос, но удержался. — Мне искренне жаль тех людей. Детей. Женщин. Стариков. Я горюю о них. Но это не значит, что я сожалею о самой Королевской Гавани. Грязный, полный страданий город не должен был продолжать существовать, — Дейенерис сглотнула солёный ком, разом подкативший к горлу от этих мыслей. Ей оказалось тяжело говорить об этом — даже с тенью, призраком. С самой собой. Она вспомнила, как плакала, стоило ей распахнуть глаза — не только от горечи сознания случившегося с ней, но и по другой причине. Она ощущала запах сгоревших тел, въевшийся в кожу. Решение, возможно, и было верным — но оно оказалось жестоким. Тогда, вознесённая волной гнева, мрачного торжества, стремления к недостижимым высотам, которые сулит слом существующего порядка вещей... Она не думала об этом. Не могла заставить себя горевать. Плакать. Посмотреть вниз. Оглянуться. «Они должны гореть. Очисти их пламенем», — она помнила тягучие, болезненные удары за рёбрами. Как распахнулась чёрная бездна, призывая и хохоча. Как плясал огонь в её измученной душе, требуя выхода. Как голоса её отца, братьев, всех невинно убиенных взывали к ней. Помнила последнее желание Миссандеи. «Они никогда не примут нового порядка и нового мира, который ты готова им дать. Помнишь, что ты сказала тогда, ещё в Миэрине?» Дейенерис помнила — и не желала отступать. Она хотела даровать всем свободу. И хотела, чтобы Серсея, наверняка наблюдавшая за всем из Красного замка, увидела, как гибнет её собственный мир. Боги! Дейенерис попыталась отвернуться от Томаса, который молчал, но, кажется, видел каждую мысль. Она вновь ощутила себя обнажённой и беззащитной. Ей хотелось сбежать от этого чувства — так далеко, как только возможно. Бежать и никогда не вспоминать. Но разве можно сбежать от себя самой? Мысли её напоминали насекомое, навеки замурованное в янтаре. И она сама тоже — была этим насекомым. Пойманная в ловушку прошлого. И прошлое гнало её вперёд, не давая времени на размышления. — Я сделала то, что должна была... — Кто сказал, что должны? — Томас окончательно опустился на пол. Дейенерис слышала шорох его одежды. — Кому? — Это неважно, — Дейенерис сглотнула горькую слюну. Нечто заслоняло от неё эти мысли, словно она не имела никакой возможности вернуться к ним. Они казались чужими. — Так или иначе, Джон Сноу убил меня. Не столь важно, правильно ли я поступила — он... — она помедлила, собираясь с силами. А после заговорила уже о настоящем: — И ты говоришь, что он тоже важен теперь. И что... нет! — взволновано воскликнула Дейенерис, но достаточно тихо, чтобы никого не потревожить этим возгласом. Она приподнялась на локте, глядя на сидящего на полу Томаса сверху вниз. — Неужели он явится ко мне... Ты же не рассчитываешь, что я так просто сохраню ему жизнь? — Я рассчитываю только на то, что нам удастся сохранить столько жизней, сколько возможно, — Томас покачал головой. — Но вообще-то вы и обо мне не знаете кое-чего... Я тоже предатель. Не меньший предатель, чем Джон Сноу... — Что? О чём ты? — не поняла Дейенерис. Сердце её тревожно дрогнуло. Рука подломилась — и она рухнула обратно на подушки. — Всё обернулось несколько иначе, но в смерти женщины, которую я любил, я повинен не меньше, чем Джон Сноу — в вашей. Вы видели, во что меня превратили тысячелетия этой ненависти, в том числе к самому себе. Если вы спросите, ради чего я помогаю вам: ради избавления от чувства вины, ради того, чтобы обрести свободу и ради спасения душ, томящихся во чреве чудовищ. Это мой собственный путь искупления длиной в вечность. Дейенерис часто и быстро дышала, у неё закружилась голова. Она с силой вцепилась в подушку, комкая её в дрожащих пальцах. «Нет, нет, нет», — панически, не зная, к чему, взывало её сознание. Она вдруг вспомнила, как увидела Томаса в самый первый раз — увидела его почерневший, обугленный череп. Алые глаза. Вспомнила, как он сказал про Мераксес. — Почему? — горестно выдохнула Дейенерис. В глазах вскипали слёзы от невозможности что-либо изменить. — Почему? — Потому что я тогда... я тогда ничего не знал, — Томас посмотрел куда-то в сторону: Дейенерис видела, как он повернул голову. — Ничего не знал, — повторил он. — Он обещал мне... нам очень многое, а в итоге, — он развёл руками в стороны, — вы видите, к чему всё привело. Мераксес погибла. Её сестра Вхагар — вместе с ней. Но дети Мераксес... — Томас замотал головой не то отгоняя воспоминания, не то не желая говорить о том. — Ты не можешь об этом сказать? — Дейенерис ощущала, как дрожат её руки. Слёзы уже катились на подушку. Ей овладело непонятное чувство, что разрывало грудь, наполняло её опаляющим пламенем. От него хотелось кричать в голос. — Я не готов, — Томас, кажется, хихикнул. Нервно, рвано. — Представляете? Спустя несколько тысяч лет... Я всё ещё не готов. — Балерион, Мераксес и Вхагар — одни из божеств, в которых верили мои предки, — омертвевшим голосом продолжила Дейенерис. — И во многих смыслах этими божествами они и были, ведь со временем история становится легендой, — Томас наклонился ближе, и Дейенерис ощутила его губы рядом со своей щекой. Дыхания по-прежнему почти не ощущалось, только это уже не пугало. — Вы похожи на Мераксес не только внешне... Мераксес была принцессой, которая стала драконом, а вы были принцессой, которая оседлала дракона. Это не похоже не старые сказки, привычные многим... И не вы повинны в случившемся в столице Западных королевств. Кое-что я вижу прекрасно. Но вам требуется больше времени. Требуется вспомнить, кого вы там увидели. Там... на улицах, — непонятно довершил он. Дейенерис, наверное, должна была что-то ответить, но не могла — язык, кажется, присох к нёбу. Она даже забыла об Укротителе драконов. Существовал только призрачный свет луны, очерчивающий чёрную фигуру и шепчущий голос, который действовал почти гипнотически. — Мераксес... родила детей, хотя я думал, что они мертвы, — голос этот звучал почти близко, и Дейенерис, вопреки прежнему волнению, смежила веки, чувствуя, как они тяжелеют. Как сознание уволакивает в темноту, где не было волнений и тревог. — И они... Балерион не смог испепелить их. Мать — их родная мать и другая Мать — даровала им свою силу, которой предстояло быть сокрытой долгие годы в крови некоторых из драконьих лордов. Слова сливались в нечто невнятное, почти неразборчивое. Звуки, одновременно тревожные и убаюкивающие, прокрадывались в разум. «Не надо!» — хотела взмолиться Дейенерис. Слишком больно — слишком близко. Но, вопреки этому, не могла противиться тяжёлому сну, навалившемуся на неё всем своим весом. Она ощутила горячую руку, лёгшую на её лоб. — Спите... спите крепко... И не стоит вам беспокоиться о том, что я сказал. Пока что — не стоит... Дейенерис хотела возразить. Сказать ещё хоть что-то. Выкрикнуть, выдохнуть. Вцепиться, в конце концов, в эту самую руку, но ей не оставалось ничего, кроме как подчиниться жутким, однако отчего-то таким спокойным словам. *** Когда лезвие рассвета прорезало горизонт, Дейенерис уже не спала: её разбудил тихий скрип двери из комнаты Кинвары — та тоже проснулась едва ли не затемно. Только мейстер Марвин спал, видимо, утомившись от последних событий. Дейенерис снова велела подать ей чёрное платье. — Вы намерены куда-то пойти, ваша милость? — Кинвара оглядела её с ног до головы и опустилась за стол, на который уже подали ранний завтрак. Дейенерис постучала пальцами по дереву. — Вы видели Томаса? — вдруг спросила она с изрядной долей беспокойства. Дейенерис надеялась, что он не пошёл убивать кого-то снова. Кинвара отрицательно покачала головой: — После вчерашнего я не встречалась с ним... по счастью. — Мейстер ещё спит? — Насколько мне известно. Но, полагаю, скоро встанет — не в его привычках спать слишком долго. Дейенерис кивнула, поднося к губам чашу с травяным настоем, окрашенным в густой багровый цвет. Он здорово бодрил и придавал сил, которые были нужны ей как никогда. — Сегодня я намерена обратиться к магистрам, — поделилась Дейенерис своими планами, — сегодня — и не днём позже. Если желаете, можете сопровождать меня. — Вы оказываете мне честь, ваше величество, но как же мейстер? — Его я тоже хочу позвать с собой, — кивнула Дейенерис, решительно поднимаясь. — Сейчас я отправлюсь к Дрогону, а после буду ждать вас двоих на берегу. Поторапливайтесь. — Полагаете, магистры примут нас так рано? — усомнилась Кинвара, бросив взгляд за окно, где постепенно разгоралось раннее утро. — Это в их же интересах. Я пришла к ним с миром, и с миром же надеюсь оставить, — отрезала Дейенерис, направляясь в сторону выхода, решительно и твёрдо впечатывая в пол каждый свой шаг. *** Дейенерис, пожалуй, полетела бы к дому собраний магистров верхом на Дрогоне, будь расстояние чуть больше, однако пока что решила не рисковать. Рассудила, что одного вида её сына, парящего поблизости, окажется предостаточно. Запугать их она успеет всегда. Марвин и Кинвара, следовавшие за ней чуть поодаль, молчали, даже вопросов не задавали. Марвин выглядел на удивление бодро, хотя взгляд у него всё равно был смертельно уставший, как у человека, который уже ни в чём не может найти отдохновения. Единственное, о чём он осмелился спросить Дейенерис, когда явился к ней в сопровождении Кинвары, оказалось: — Чем я могу быть вам полезен, государыня? — Просто оставайтесь поблизости, того мне пока вполне достаточно. Возможно, потребуются и ваши мудрые слова, — улыбнулась ему Дейенерис. Ветер цеплялся за её чёрное платье, хватался своими заледеневшими пальцами, словно и вовсе желая сорвать одежду, обнажая тело. Но Дейенерис не боялась северного ветра. Дом магистров, находящийся в центре небольшого городка, который напоминал скорее разросшуюся рыбацкую деревню, оказался заперт. Стражи, стоявшие у ворот, нахмурились, завидев приближающиеся к ним фигуры. Они не сразу разглядели Дрогона, который, вздымая крыльями целые ураганы, опустился на почтительном расстоянии. А когда разглядели — разумеется, испугались. — Зачем вы пришли? — всё же спросил один из них. Голос его дрожал. Говорил он более привычно, вероятно, потому что не принадлежал к числу местной знати, что имела привычку изъяснятся о себе и своих собеседниках в третьем лице. — Господа магистры... — Должны принять меня, — твёрдо произнесла Дейенерис, лицо её оставалось непроницаемым, — я желаю побеседовать с ними. Прикажите своим людям созвать всех, кого возможно. Всех, кто может принимать решения, и находится сейчас на этом острове. Стражник шумно сглотнул, явно чувствуя себя неуютно. — Слушайте, что вам сказали! — почти прикрикнула на них Кинвара, делая шаг вперёд. — Будьте благоразумны. Передайте, что Матерь Драконов желает держать слово перед советом магистров — и ждать нет смысла. Мы предлагаем Лорату мир. Вскоре двое людей, облачённые в сшитые из тюленьей кожи одежды и панцири из моржовой кости, куда-то исчезли. Другие двое — один из которых, по всей видимости, являлся начальником караула, — остались стоять, больше не произнося ни слова. Но Дейенерис чувствовала их напряжение — видела взгляды, что они то и дело бросали в сторону Дрогона. Марвин осторожно приблизился к Дейенерис и тихо заговорил, наклонившись к её уху: — Вы не опасаетесь входить туда? Сегодня магистры могут оказаться не так милостивы... — Тогда они могут винить лишь себя, — Дейенерис холодно улыбнулась. Они говорили на всеобщем языке, но всё равно старались делать это шёпотом. — Да и потом... если они не глупцы, у них нет резона нападать на меня. Князь Рыбаков сказал, что здесь почитают традиции гостеприимства. Сейчас Дейенерис почти жалела о том, что рядом нет Томаса — он вновь куда-то исчез. — Долго королеве ещё стоять у ваших ворот, как нищенке на паперти? Это непочтительно, — на этот раз гневно вопрошал Марвин. Взгляд начальника караула испугано заметался, и он затараторил: — Нет-нет-нет, но, вероятно, они не были готовы к столь раннему визиту... Простите, сейчас, — он засуетился, оборачиваясь по сторонам. А после, приняв какое-то решение, бросил стоящему рядом человеку: — Сопроводи почётных гостей во внутренний зал собраний, чтобы они не ожидали магистров на холоде. Внутренней страже скажи, что я дал своё дозволение. Вскоре они все шли по сумрачным извилистым анфиладам, напоминавшим пропахший благовониями лабиринт. Дейенерис помнила, как впервые оказалась здесь — и что подумала о схожести этого места с заброшенными лабиринтами, расположенными чуть поодаль. Там, где ещё виднелись обрушенные арки самых верхних уровней, обросшие зелёным мхом. Самостоятельно, не зная дороги, выйти из дома магистров оказалось бы затруднительным, но Дейенерис не боялась — Дрогон и без использования пламени в два счёта разнесёт эти стены, обрушив их на головы непокорным. Но всё же надеялась на мирный исход — по крайней мере, пока не вернула себе свою армию, всех людей, сохранивших ей верность. Стражник жестом указал на три кресла, расположенных в углу просторного зала. Впереди стояли деревянные скамьи, перед скамьями, на небольшом каменном выступе, высилось несколько богато украшенных стульев, которые по обычаю занимали сами магистры. Сейчас стульев было девять. По всей видимости, именно здесь выбирали также и будущих князей. Дейенерис уже видела это место, когда встречалась с Джарланом, но, как и в первый раз, окинула высокие арочные потолки внимательным взглядом. Их подпирали несколько мощных, вырезанных из тёмного камня колонн, чьи незатейливые капители были отделаны потускневшей от времени бронзой. Стены, казалось, отражали каждый звук — даже каждый выдох — усиливая тот многократно. С каменных, почти пещерных сводов, свисал неописуемых размеров канделябр, утыканный освещавшими пространство огромными свечами. Воск оплыл, растекаясь по потемневшему металлу. Окон не было, что ещё больше усиливало ощущение нахождения под землёй. Вскоре из глубины правого коридора, начинавшегося за постаментом, на коем высились стулья магистров, послышались гулкие шаги — шло явно несколько человек. Всё это теперь напоминало сцену театра, а двери за ней являлись ни чем иным, как кулисами. Дейенерис заметила подрагивающий огонь факелов, который жадно облизывал каменные стены. Она невольно напряглась, сжимая ладони на коленях. «Я должна быть твёрдой, — повторила она себе, прокручивая в голове заготовленные слова. — Я не имею права отступать». — Господа магистры Джарлан, Эмир Гхан, Ма`ан и Талгхо готовы принять Матерь Драконов и её спутников, — торжественно объявил один из тех самых стражей, что не так давно отправился на поиски. Марвин и Кинвара поднялись. Чуть помедлив, это сделала и Дейенерис. Сама она прежде видела только Джарлана. С остальными пока не имела чести общаться. Хотя и сегодня их оказалось четверо, а не девять, по числу стульев. Эмир Гхан оказался по возрасту чуть старше Джарлана, и был облачён в церемониальные одеяния священнослужителя. Ма`ан и Талгхо выглядели почти старцами. Видимо, иные магистры возложили на них обязанность принимать решения. Или же попросту отсутствовали на острове. Каждый из них назвал своё имя прежде, чем занять положенное место. Центральное кресло оставалось свободным: четверо магистров сели по обе стороны от него. — Матерь Драконов должна подойти к ним, — скрипучим, но строгим голосом велел самый старший, Ма`ан. Глаза у него оставались закрыты, но он нахмурился. Похоже, он прежде даже по коридору шёл вот так, смежив дряблые старческие веки. Зеленоватые одежды его переливались в свете факелов и свечей, напоминая змеиную чешую. — Пусть она говорит правдиво и честно. Они готовы выслушать её в столь ранний час. В последнем послышался лёгкий упрёк. Только сейчас Дейенерис заметила, что Эмир Гхан и Джарлан выглядят немного заспанными. Джарлан осторожно улыбнулся Дейенерис, едва заметно кивая. Марвин и Кинвара двинулись за ней следом, но суровый голос Ма`ана предупредил их: — Спутники Матери Драконов пусть остаются на своих почётных местах. Никто из них не собирается чинить ей вреда. Дейенерис не сильно понравился этот приказ, но возражать она не стала. Бросила короткий взгляд на стража, который стоял поодаль, у самого прохода, продолжая сжимать в руке коптящий факел. Сейчас он более всего напоминал каменную статую — ни один мускул на его лице не дрогнул. — Они слушают её, — густым басом заговорил Талгхо, когда Дейенерис оказалась у небольшого выступа. Его тёмные глаза впились в неё. Багряное одеяние отсвечивало кровавым. Он был абсолютно лыс: даже бровей и ресниц не оказалось. Морщины на лице напоминали оставленные острым лезвием шрамы.— С какими словами она пришла? — Я предлагаю жителям Лората занять мою сторону, — начала Дейенерис. — Стать частью великого замысла. — Какого же замысла? — удивился Джарлан. Тон его оставался вежлив, но в нём слышалась настороженность. — Я — королева Миэрина, Астапора и Юнкая, правительница Залива Драконов, — напомнила Дейенерис, — и цель моя остаётся неизменной — сделать этот мир свободным от рабских оков. — На островах их нет рабства, — прокряхтел Ма`ан, не открывая глаз, но обратив лицо в её сторону. Покрытые старческими, напоминающими лишай пятнами руки крепко обхватили резные подлокотники, — полагаю, она это заметила. — Именно поэтому я предлагаю вам союз. Потому что мы — не враги и можем оказаться полезны друг другу. — Залив Драконов находится слишком далеко от них, — Талгхо покачал лысой головой, — и у них нет большой армии, флот их состоит преимущественно из рыболовных судов. И они ни с кем не воют. — У меня есть армия, — Дейенерис сделала ещё один шаг вперёд. — Где же она? — Эмир Гхан хмыкнул, криво улыбаясь. Тёмно-синие одежды священнослужителя, как ни странно, делали его почти что мальчишкой. Зелёные глаза под тёмной чёлкой хитро прищурились. — Её дракон — это жуткий зверь, но далеко не армия. «Его мне будет достаточно, чтобы уничтожить каждого из вас», — подумала Дейенерис, но остановилась. Эти люди не сделали ей ничего дурного — пока что. — Моя армия остаётся в Миэрине. — Который всё также далеко, — снова возразил Эмир Гхан. — Поэтому цель её для них по-прежнему не ясна. — Я уже озвучила её: я предлагаю острову Лорату присоединиться ко мне. Жители его — потомки Древней Валирии, откуда я и сама родом. Признав мою власть и мои права, вы положите начало возрождению великой империи, которая правила почти всем континентом, — Дейенерис обернулась на Марвина и Кинвару. Кинвара благосклонно улыбнулась ей. — Я не требую от вас армии, ибо до сего момента вы редко нуждались в ней, но я прошу у вас верности. Я обещаю вам, что знамя Валирии и дома Таргариенов будет развиваться от Тироша до Кварта. От Йи-Ти до Серых Пустошей. — Это красивые слова, — грустно улыбнулся Джарлан, — однако чем она может это подтвердить? И не навлечёт ли на Лорат многие беды подобный... замысел? Много лет они жили спокойно и тихо, не вмешиваясь в войны иных городов. Они не хотят, чтобы люди Лората гибли на чужой войне. Дейенерис испытала смутное дежа-вю. Подобное ей уже говорили невообразимо давно в городе Кварт — и это вдруг разозлило, пусть она и понимала причину их опасений. Как и всем людям, им было свойственно цепляться за привычный мир и порядки. — Вы сами говорили, что слышали обо мне — а значит, вам известно, что я исполняю свои обещания. Вам известно, что случилось с теми, кто насмехался надо мной. Кто отворачивался и отказывал мне в помощи. — Они не отказывали ей в помощи, — с некоторым негодованием перебил её Талгхо, — напротив. Разве может она обвинять их в отказе, когда получила дом и пристанище не только для себя, но и для своих спутников? Они слышали, что Мать Драконов также умеет быть и благодарной. Неужели те слухи обманчивы? — Лишь поэтому я сейчас стою здесь и говорю с вами, — продолжила Дейенерис. — И не требую, а прошу. Пока прошу. — Пока, — хмыкнул Эмир Гхан. Джарлан бросил на него хмурый взгляд, явно веля придержать язык. — Правильно ли они понимают её, — попытался подвести итог Ма`ан. Лицо его теперь сделалось задумчивым. Дейенерис казалось, что он внимательно разглядывает её, хотя глаза его всё так же были закрыты, — она желает предложить Вольному городу Лорату возможный союз и просит, чтобы он поддержал её, как наследницу погибшей Валирии? — не дожидаясь ответа, он продолжил: — Полагаю, ей также хорошо известно, что многие живущие здесь — потомки рабов, что бежали оттуда, и вольноотпущенники. Они могут подумать, что она предлагает им... — Нет! — выдохнула Дейенерис, перебивая старца. — Я уже сказала и повторяю: не будет рабства от Узкого моря до Кровавого. — Она и шрайкам сумеет втолковать эту истину? — не удержался всё-таки Эмир Гхан. Для священнослужителя в нём было много яда. — Возможно, у них нет рабства, но... — Вы верите в шрайков? — вдруг заговорил со своего места Марвин. — Вы видели их? Дейенерис оглянулась. Марвин встал, сделав несколько шагов вперёд. Слова его казались удивительными хотя бы от того, что она помнила рассказ о путешествиях по жутким землям рядом с К`Датом. Однако магистры о этом, разумеется, не знали. — Поверьте, есть создания и похуже... — заверил магистров Марвин, воспользовавшись повисшей паузой. — Страшнее, чем шрайки. Даже в городах бескровных людей не сыщется чудищ, которых вам действительно следует бояться. Дейенерис Бурерождённая из дома Таргариенов предлагает вам не просто союз — а спасение. Она предлагает не только свободу, но и жизнь. Магистр Ма`ан, может быть вам следует держать глаза открытыми, чтобы узреть истину? Лабиринты, кои вас окружают, источают эту древнюю страшную силу. Магистры зашумели, перебивая друг друга, но Ма`ан вдруг скинул руку, обрывая гул. — Мои глаза закрыты, чтобы видеть все оттенки этой бездны, — невесело улыбнулся он, а после заговорил уже о деле. — Положим, они примут на веру все эти слова, но в чём же заключается спасение? Лорат — не самые богатые острова, не имеющие даже армии. Рыбаки же — не самые лучшие воины. Они могут признать власть Матери Драконов, но какая в том для них польза — и для неё самой? И как к тому отнесутся иные Вольные города? — Ваша польза очевидна, — Дейенерис не желала отступать, — когда мои враги восстанут, а их, несомненно, предостаточно, огонь моего гнева не коснётся ваших островов. И я и мои армии защитим вас от возможных врагов, потому что вы станете частью великого. — Слова, слова... — Талгхо махнул рукой. — Как долго будет лететь к ним дракон или добираться армия, если Лорат окружит недруг? — Вы желаете проверить правдивость этих слов? Ибо дракон уже здесь, — Дейенерис оставалась непреклонна, но раздражение росло в ней. — Скажите мне «да», и вскоре остров Лорат не будет более бедствовать. И никто больше не посмеет грабить вас и ваши торговые суда. Каждый покусившийся на Лорат станет моим врагом. И за кровь заплатит огнём. Лица магистров выражали самые разные эмоции. Джарлан улыбался почти сочувственно, Эмир Гхан едва заметно кривился, как от зубной боли, Талгхо хмурился, и лишь лицо Ма`ана выглядело спокойным. Сейчас он напоминал спящего. Но, видимо, именно он и был главным среди присутствующих. Когда он вновь заговорил, что-то обдумав, старческий голос его звучал строго и твёрдо: — Они услышали её слова. И она — услышала их слова. Они надеются, что Матерь Драконов понимает: невозможно принимать такие решения поспешно. Им требуется обговорить всё с другими магистрами, князьями и жителями островов. — Сколько времени вам на то потребуется? — Дейенерис осталась не совсем довольна, но то, что они не отказали ей сразу, уже казалось почти что победой. После всего, что она узнала, эти лабиринты следовало охранять. — Четыре дня, — чуть подумав, ответил Ма`ан, а после повернул голову к другим магистрам, — пусть они соберут остальных. Пусть зал собраний приготовят для большого совета. Пусть явятся князья и все, кто пожелает сказать слово. Матерь Драконов, — он повернул голову в к ней, — они надеются на ваше терпение и понимание. Лорат воистину вольный город и лишь его жители примут решение о его судьбе. — Я даю вам и им четыре дня, — Дейенерис спустилась со ступеней. — Четыре. Ровно через четыре дня я должна услышать ответ. — Что произойдёт, если они откажутся? — раздался за спиной голос Эмира Гхана. Дейенерис оглянулась. Он больше не выглядел насмешливо и не кривился. Он стал предельно серьёзен. — Я не стану чинить вам вреда и покину остров. Вы вольны выбирать собственную судьбу. Но рано или поздно враг явится к вашему порогу — и некому окажется спасти ваших женщин и детей. Тогда не просите о помощи и милости, ибо врагом этим буду не я, а те, кто не станет внимать вашим мольбам.