Матерь богов

— Сколько у нас в последнее время гостей, — усмехнулся пахнущий рыбой человек, с подозрительным прищуром глядящий на незнакомцев. Не знай Квиберн, что тот, кто представился Хозаем, является в Саате кем-то вроде городского головы, то с лёгкостью принял бы его за одного из рыбаков, которыми оказался наводнён город. Высокий, черноволосый, с рубленным лицом. Нос его был таким огромным, что напоминал утёс. Квиберн никогда прежде не бывал в Саате, маленьком занюханном городишке, дни процветания которого остались позади. Жалкий — и единственный — осколок Сарнорского царства. Поселение, выживающее благодаря торговле с Иббом и Морошем. — А кто ещё изволил приехать? — поинтересовался вдруг Томас, который прежде молчал, и Джейме бросил в сторону наёмника недовольный взгляд. Квиберн пока только слушал, внимательно наблюдая. Хозай сидел на обычном колченогом табурете и потрошил сельдь, которая ещё недавно билась в большом тазу, стоящем у обутых в грязные сапоги ног. Однако внешность умела быть обманчивой — Квиберн это знал, как никто, и сейчас прекрасно видел насторожённость в тёмных глазах, силу в руках, сжимающих острый нож, и необычайную ловкость пальцев. Хозай был сильным человеком. Сильным и опасным, поэтому жители Саата и выбрали его своим главой. Саат — словно брошенный всеми сирота, вынужденный выживать собственными силами, и только такие люди, как Хозай, вероятно, позволяли ему удерживаться на плаву. — Дайте-ка подумать, — Хозай почесал затылок рукоятью ножа. — Очень странная компания, — он бросил в другой таз выпотрошенную рыбу и потянулся за следующей. Его внимательные глаза снова посмотрели попеременно на Квиберна, Джейме и Томаса, явившихся к бревенчатому срубу, в котором Хозай и жил со своей женой. — Полубессознательный мужчина с лихорадкой, еле живой, явно знатного рода, золотоволосый, высокий, откуда-то из Закатных земель, красная жрица — настоящая красотка! — Хозай мечтательно улыбнулся. — Один из моих капитанов, Яло, утверждает, что это сама Верховная Жрица из Храма Владыки в Волантисе... — нож вспорол брюхо сельди, — с ними — старик, челюсть такая, словно в глотку вот-вот вцепится, а руки... такие здоровенные ручищи мне редко видеть доводилось, что твои лопаты, — хмыкнул Хозай, покачав головой, — нос явно был когда-то сломан не один раз. Ну... и самое интересное, — он весело оскалился, демонстрируя подгнивающие зубы и подозрительно посмотрел на делегацию, — с ними была молодая девушка... кажется, мёртвая. Можете себе такое представить? «Марвин! — сразу понял Квиберн. Ему хватило одного описания от Хозая, чтобы это понять, даже упоминание Дейенерис — очевидно, речь шла именно о ней — так не укрепило его в догадках. — Значит, он где-то здесь». Хозай, кажется, только рад был потрепаться. Даже мёртвая девушка стала для него скорее предметом веселья или удивления, а не чем-то ужасным. — С ними были диковинные вещи... Но я человек честный, покушаться на них не стал. Они дали мне красный рубин. Здоровенный! — с гордостью произнёс он. — И я позволил им занять дом моего сыночка-ублюдка, который пару лет назад сбежал с какой-то шлюхой в Вольные города. Да и скатертью дорожка, бездарь безрукий, — презрительно пробурчал Хозай, с особенным упорством начиная потрошить третью рыбу. — Вы поступили верно, что приютили их, — заметил Квиберн, на что Хозай, ткнув в его сторону ножом, грубо, но весело произнёс: — Я твоего мнения и не спрашивал! Сам разберусь, что верно, а что нет. Вы мне никто, чтобы указывать, — он снова нахмурился. — Так это дружки ваши труп мне в город привезли? Некислые у вас развлечения. Томас, не удержавшись, хмыкнул, явно сдерживая рвущийся наружу смех. Хозай заметил это и, щербато улыбаясь, одобрительно закивал. — А? Что я сказал! Ты, говоришь, волантийец сам? Поди из тех, кто ещё в Старом Волантисе жил. Глаза, волосы, — заметил Хозай. Кажется, человек из Эссоса вызывал у него больше доверия, чем чужаки из Вестероса. Поэтому, полностью игнорируя Квиберна и Джейме, он продолжил обращаться к Томасу. — Сколько вас там снова прибыло? И все ли живы? — он снова хмыкнул. — А то как-то нехорошо получается. Томас, весело улыбаясь, заверил: — Не сомневайтесь, почтенный, мы привезли только живых... — он осёкся. Квиберн понял, что Томас, вероятно, в тот миг подумал о сире Григоре, но Хозаю, пожалуй, не стоило знать подобных деталей. — Во всяком случае, каждый из нас способен ходить самостоятельно. — Что ж, и то неплохо, — покивал Хозай, лицо его продолжало кривиться в улыбке. — Нас прибыло... давайте-ка сосчитаем, — Томас принялся разгибать пальцы, — трое, которых вы видите перед собой, ещё один мой друг из Тироша, сир Григор, тоже боец из Закатных королевств, молодая женщина, — Томас перешёл на вторую руку, — двое её новорождённых детей, юная девушка, ученик вот этого лекаря, — он указал на Квиберна, — и кормилица детей... Вроде бы никого не забыл? — Томас перевёл вопросительный взгляд вначале на Джейме, потом на Квиберна. Квиберн покачал головой. Хозай, задумавшись, проговорил: — Итого десять. Неплохая у вас вышла поездочка, а? — он снова оглядел их с ног до головы. — Как вы видите, места у нас тут не очень много, а вас — много, — Хозай бросил в таз очередную сельдь и потёр большим и указательным пальцем, — так что я должен знать, сколько вы можете мне заплатить. Чтобы я вас пустил, и закрыл глаза на все странности... Ну вы понимаете. Ваши и ваших знакомых, а не погнал вас на хрен или доложил куда следует. На этот раз улыбка Хозая была скорее жёсткой, чем весёлой. Джейме коротко вздохнул — Квиберн уже знал, что золото у того было на исходе. Он успел с прискорбием рассказать о том, как большая часть вещей и денег стала добычей речных пиратов. — Во сколько вы оцениваете своё... беспокойство? — тихо поинтересовался Квиберн. — Полагаю, мы не останемся перед вами в долгу. Хозай задумался, постучав грязным указательным пальцем по заросшему жёстким чёрным волосом подбородку. — Так-так-так... Дайте подумать. Чем вообще собираетесь платить? Золото? Драгоценные камни? — Квохорские монеты и онеры, — ответил Квиберн. — В таком случае я попрошу у вас пятьсот квохорских монет... для начала, — заключил Хозай, снова улыбнувшись. Квиберн понимал, что это был грабёж. Самый настоящий — ни один домишко здесь того не стоил, весь город можно было купить за пятьсот золотых монет, но выбора особого и не было. Следовало соглашаться. — Я могу предоставить свои услуги. Я мейстер. Умею лечить людей. — Что ж, это тоже может быть полезно, — Хозай снова посмотрел на Томаса. — Если он и в самом деле мейстер, а не какой-нибудь шарлатан. Томас кивнул. Хозай перевёл взгляд обратно на Квиберна. — Что ж, тогда по рукам, — он протянул грязную, вымазанную рыбьей кровью и потрохами ладонь. Квиберн коротко пожал её безо всякого отвращения. — Принесите мне золото, и я покажу вам дом... точнее, два рядом стоящих домишки, которые вы сможете занять. Не устроит — так проваливайте. «Наверняка жалкие лачуги. Королеве они вряд ли придутся по вкусу», — подумал Квиберн, но вслух сказал только: — Вы очень добры. — А это мы ещё посмотрим, — хмыкнул Хозай и поднялся со своего места, потягиваясь. — Можете отправляться за деньгами. Все втроём коротко поклонились и направились прочь со двора, который по большей части представлял собой кучу влажной грязи, лишь чуть поодаль можно было разглядеть чахлый огород. Едва оказавшись за высоким, но изрядно покосившимся забором Джейме с негодованием напустился на Квиберна: — Знает ли Серсея, что вы задумали? — О чём вы, милорд? — спокойно осведомился Квиберн с полуулыбкой. — Пока я намерен только найти кров... для всех нас. Джейме, по всей видимости, остался недоволен таким ответом. — Вы знаете, о чём я. Что там у вас за друг с мёртвой девушкой? — Давайте мы обсудим эти детали позже, — предложил вмешавшийся в разговор Томас. — Сейчас и в самом деле не самое лучшее время для таких бесед. Настала очередь Квиберна бросать на Томаса сумрачный взгляд. Он не мог до конца понять, что именно не так с этим человеком, но знал — Томас был не тем простым наёмником из Волантиса, которым представился. Или не только им, во всяком случае. Стоило, однако, чуть сместить взгляд, и лицо Томаса словно начинало расплываться. Хотя пугало даже не это, а едва уловимое ощущение смерти, исходившее от него. Словно говоришь с мертвецом. Но то был не простой мертвец, как Гора, а нечто иное. Более жуткое и неизведанное. Томас, заметив внимательный взгляд Квиберна, ответил тому самой лучезарной из своих улыбок. — Тогда поспешим, — буркнул Джейме, стараясь ускорить шаг и шлёпая сапогами по узким улочкам Саата, которые представляли собой деревянные доски, брошенные в грязь. Всё кругом было заставлено низкими домами и рыбацкими лачугами. Местные жители провожали их любопытствующими взглядами. Здесь обреталось также и немалое количество низкорослых, волосатых иббенийцев, которые давно вели с Саатом оживлённую торговлю. Квиберн зацепился взглядом за пятилетнюю девочку — почти полностью голую и грязную с ног до головы — ковырявшуюся палкой в бурой жиже. Девочка, увидев незнакомцев, уставилась в их сторону, сунув палец в нос. Томас улыбнулся и ей, однако она, скривив личико, громко разревелась, отбросила в сторону палку и побежала в сторону одного из домов. — Чего это она? — не понял Джейме. — Мы её пугаем, — пожал плечами Томас, выглядевший абсолютно беспечным. — Мы слишком высокие и волос у нас маловато. И, пожалуй, слишком белые. Квиберн промолчал. Он предпочитал не упоминать вслух — по крайней мере, в присутствии Джейме, которого не считал нужным посвящать в такие тонкие материи — о том, что дети Серсеи тоже начинали плакать, стоило Томасу оказаться поблизости. Хотя лошади и вели себя спокойно. Возможно, дети понимали чуть больше прочих. «Это верно, дети близки к той тонкой грани, которая становится недоступна и невидима для большинства взрослых. Они видят и чувствуют больше. Поэтому они боятся». Мысль эта была верной, но Квиберну она показалась чужой, посторонней. Он снова бросил короткий взгляд на Томаса, и тогда заметил, что тот продолжает внимательно смотреть на него с лёгкой полуулыбкой. *** Квиберн не был в восторге от прибытия Джейме с его наёмниками, хотя в глубине души — после рассказов Серсеи о том, что она видела во снах — принимал всю неизбежность случившегося. И всё же Джейме хоть в чём-то оказался полезен, стоило отдать ему должное. Иногда Квиберн думал, не обнаружил ли Орхан, помимо прочего, его причастность к исчезновению одного из кузнецов. Особых кузнецов... Хотя быстро отбросил эту мысль: Орхану явно было не до того. Скорее всего, он даже убивать их не планировал — просто доставить обратно. Но Квиберн не был дураком, чтобы не понимать: в любом случае, это не закончится ничем хорошим. Ни для него, ни для Серсеи. Оставалось вопросом времени, когда Орхан захочет её себе — если ещё не захотел. А если Орхан попросит, справиться с ним будет куда как сложнее, чем с Хунгаром, ещё и в одиночку. Если бы не праздник, он бы так или иначе уговорил Серсею уехать в самое ближайшее время. Лхарис кричал, Лхарис умолял, Лхарис желал смерти. Он искренне разочаровал Квиберна: когда тот был совсем мальчишкой, то немало читал про валирийскую сталь и её магию, теории и предположения, связанные с её происхождением. Тёмная — изнутри и по сути своей — она представлялась чем-то невероятным. И люди, которые могли ковать её, закалять и делать живой в помыслах его обретали едва ли не божественную власть. Или хотя бы являлись могущественными колдунами, способными взвывать к неведомым силам, суть которых Квиберн всегда стремился познать. Однако Лхарис оказался просто человеком. Смертным, который сломался слишком быстро, пусть Квиберн не сделал с ним и половины того, на что была способна его бритва. Под конец Лхарис бормотал что-то на незнакомом языке, лишь отчасти похожем на валирийский. Квиберн, благодаря своему обучению в Цитадели, знал не только высокий валирийский, но и гискарский, летнийский, асшайкий, итийский и торговый языки. На дотракийском говорил очень бегло. Конечно, в подлунном мире существовало более полусотни других языков и наречий, о которых у Квиберна и вовсе было лишь смутное представление, но он готов был поклясться: Лхарис говорил на чём-то более древнем. Вполне возможно, на неком варианте высокого валирийского, который остался похоронен в седой древности. Квиберн медленно срезал кожу с груди и рук с начертанными на ней иероглифами: в тот же вечер он принялся сушить её, чтобы потом свернуть в подобие жутких свитков, которые ныне покоились на дне одного из сундуков, спрятанные под двойным дном вместе со сделанными заметками. «Вечерняя тень, чёрный лотос, Старое Слово, человеческая кровь». Старое Слово, как Квиберн не без основания полагал, написано на теле самого кузнеца, именно поэтому ему и нужна была его кожа. Под конец Лхарис не мог говорить — только хрипел, и на губах его пузырилась кровь. Глаза закатились под веки, и можно было разглядеть только его белки с полопавшимися красными сосудами. Квиберн перерезал ему горло, собирая кровь в небольшую склянку. Он и прежде использовал в своих экспериментах кровь людей, чьё тело прошло через пытки, полагая, что та может обладать некой особой силой, и не желал отказываться от этой практики теперь. Квиберн давно заметил, что кровь тех, кто умер спокойной или быстрой смертью, никуда не годится. Теперь же у него была ещё и кровь Эйемона, наделённая особыми свойствами. Тёмная жидкость стекала в сосуд, густая, пахнущая металлом и солью. Завороженный этим зрелищем, Квиберн не мог оторвать взгляда. Вся суть жизни заключалась в этой влаге, как и вся суть смерти. После, конечно, ему пришлось разделать Лхариса на части большой и острой пилой, которую обычно использовал для ампутации конечностей. Все инструменты отмокали в уксусе. Мясо, отделённое от костей, было скормлено собакам, сами кости покоились теперь на дне притока Койны, хотя вполне вероятно, что течение унесло их гораздо дальше. Работа не из лёгких — и не из чистых, однако Квиберну потребовалось всего два дня, чтобы управиться с ней. И он не сомневался, что Орхан — да и кто бы то ни было — вряд ли сумеет отыскать бренные остатки Лхариса. Квиберн умел тщательно избавляться от тел и доказательств. Вскоре после этого пташки нашептали ему неприятную новость: Хунгар. Люди Хунгара, подозревавшие причастность к его смерти самого Орхана, вот о чём перешёптывались тайком на рыночных площадях и тёмных переулках. Это лишь подкрепило уверенность Квиберна: им стоило убираться. «Даже если у него ничего не получится, оставаться здесь небезопасно, а если получится...» Думать об этом не хотелось. Квиберну не улыбалось на деле проверять, насколько сговорчивы друзья Хунгара, и как вообще изменится обстановка в Квохоре. Что ему требовалось, так это подготовить всё к отъезду. *** — Подождите, — произнёс Джейме. Квиберн и Томас разом остановились. Оба посмотрели на него вопросительно, но сам Джейме глядел только на Квиберна: — Нам нужно кое о чём потолковать. — Я слушаю, милорд, — ровным голосом откликнулся Квиберн. Что бы ни собирался сказать — или спросить — Джейме, волнения он не испытывал. Джейме бросил короткий взгляд на Томаса. — Ты иди, проверь, всё ли там в порядке, мы скоро тебя догоним. Томас только кивнул и зашагал туда, где они оставили своих лошадей и паланкин под охраной Кохалио и Горы, посчитав, что этого будет вполне достаточно, чтобы отогнать слишком любопытных местных. — Я должен кое-что сказать, — нахмурился Джейме, Квиберн вопросительно вскинул брови. Джейме продолжил: — Это касается Брандона Старка. Квиберна кольнуло дурное предчувствие. Ничего хорошего он и не рассчитывал услышать. — Что с ним, милорд? — Я всё никак не мог поговорить об этом с Серсеей, однако поговорить всё же стоит... «И вы хотите, чтобы эту новость преподнёс я?» — хотел было спросить Квиберн, но промолчал, желая узнать, услышит ли от Джейме что-нибудь интересное. Однако тот сказал по большей части именно то, что Квиберн и ожидал: — Когда он отправил меня сюда... Точнее, сказал, что мне стоит отыскать Серсею в Эссосе, то заметил, что было бы не лишним привезти её обратно в Вестерос. Но он... — Джейме замолчал в попытке подобрать правильные слова. Тогда-то Квиберн окончательно понял, в чём дело, слегка подался вперёд, чтобы говорить тише обычного, и доверительно прошептал: — Я понимаю, о чём вы, милорд. — В самом деле? — удивился Джейме. Квиберн снова легко кивнул. — Да. Вы хотите, но не решаетесь сказать о том, что Старк кажется не тем, кто он есть, не так ли?.. Джейме покачал головой, словно пытаясь отрицать это, а потом выдохнул едва не с отчаянием, неожиданно цепляясь в рукав мантии Квиберна. — Откуда вы знаете? Откуда?! Объяснитесь. — Не будьте такими подозрительным, — хмыкнул Квиберн. — Я спасал её величество и её детей уж точно не ради того, чтобы потом отдать их новому королю. Полагаю, это и так очевидно. Джейме, продолжая хмуриться, всё же отпустил Квиберна, очевидно понимая верность его доводов. — Да, пожалуй... Но я понятия не имею, как сказать об этом Серсее, и что вообще можно с этим поделать. Если, конечно, предположить, что мы с вами не сумасшедшие. — Не сумасшедшие, — заверил его Квиберн. «И уж точно не в ваших силах разобраться с этими проблемами», — однако вслух он сказал другое: — Я говорил об этом её величеству прежде, — Квиберн снова двинулся вперёд, доски скрипели под ногами, между стыками чавкала грязь. — Не скажу, что она в полной мере верит в это, и всё же... Пока что вам достаточно будет сказать, что возвращаться в Вестерос не стоит. По крайней мере, прямо сейчас, поскольку мотивы нового короля не вызывают доверия. Не стоит её зря беспокоить, вы ведь это понимаете, верно? — Квиберн посмотрел на Джейме вопросительно. Тот, чуть помедлив, кивнул. — У вас есть какой-то план? Он связан с вашим знакомым? И что за мёртвая девушка? Бран Старк говорил мне о преступниках, и о том, что... — Джейме снова замолчал, словно в неверии. — Не беспокойтесь зря, — Квиберн изобразил на лице улыбку, предполагая, что мог наговорить новый король. — Определённый план у меня действительно имеется, пусть и рискованный. Поэтому мне очень важно знать, что вы останетесь здесь, с её величеством и вашими детьми, что бы ни произошло. — Что за странные вопросы! — возмутился Джейме. — Не полагаете же вы, что после всего этого я вот так просто их брошу? «Почему бы и нет? В прошлом вам это не помешало». — Просто хочу увериться, что у нас с вами одна цель: защитить её величество. Мне ничего обещать не нужно, не нужно обещать и ей — пообещайте это самому себе. Во взгляде Джейме, направленном на Квиберна, по-прежнему мешались недоумение с подозрительностью. — Видят боги, вы в самом деле очень странный человек, Квиберн, — сумрачно проговорил он. — И я не вполне понимаю, почему этого не видит Серсея. Но всё же я благодарен вам за то, что вы сохранили её жизнь. И я не позволю чему-то такому произойти снова. — Именно это я и хотел узнать. *** «Если Трёхглазый Ворон рассчитывал, что появление Джейме неким образом сломает мои планы или ухудшит ситуацию, то он просчитался», — размышлял Квиберн, когда осознал, что неожиданно свалившая им на голову помощь — это действительно Джейме. Прежде он надеялся, что тот исчезнет в глубинах Эссоса, сожранный и переваренный в его недрах, однако это не произошло. И теперь Квиберн был даже рад тому. — Следовало мне велеть ему убираться прочь, — при этих словах Серсеи Квиберн с трудом удержался от улыбки. Ему ли не знать, чего она хотела на самом деле. Как бы он сам не относился к Джейме, он не был слепым: Серсея желала совсем иного. «Я обещал вам давать честные советы, и оставить Джейме при себе — это лучшее решение». — Вы в самом деле этого хотите? Вопрос этот — Квиберн знал — способен привести Серсею в ярость. Он мог бы сказать: оставьте его, не прогоняйте, он ещё понадобится. Не мне — вам. Он мог бы сказать: если что-то случится, вы не должны остаться в одиночестве. Но понимал, как это прозвучит, и что Серсее вовсе не стоит думать о таких вещах. Достаточно уже и того, что она знала. Бескрайний шатёр неба, раскинувшийся над степями, шёпот травы и беззвучные песни звёзд, напоённые сладким ветром, успокаивали — Квиберн чувствовал тепло Серсеи тогда, думая о том, что прибытие Джейме — не просто совпадение. Предзнаменование! Серсея говорила о дурных снах, спрашивала его совета, а сам Квиберн размышлял о том, что Джейме прибыл не просто так. И дело не в Трёхглазом Вороне, стечении обстоятельств, превратностях судьбы или везении. В двери стучал сам Рок, некая высшая сила привела его сюда, чтобы дать понять: Ты должен это сделать. Ради Серсеи, ради своей королевы, как прежде. И Квиберн испытывал волнение — не страх. Это был тот самый шанс, который жизнь ему предоставила, вероятно, в последний раз. Ты должен это сделать. Голос матери, чьего лица он даже не помнил. Но всё же в памяти его сохранилось время, проведённое во тьме. И она звала его — не могла не позвать. Манила, как тепло Серсеи, как колдовские цветы, раскрывающие свои сияющие лепестки во мраке ночи. Ты должен это сделать. Лёгкость, вдруг овладевшая им, показалась едва ли не удивительной, она рождала желание смеяться, желание жить — как у любого, стоящего на пороге неведомого. Словно впервые за долгие годы он смог испытать истинное облегчение, отпущение всех грехов, хотя Квиберн в том вовсе не нуждался. Джейме прибыл вовсе не для того, чтобы забрать у Квиберна Серсею: она и без того одновременно принадлежала ему всецело, и не будет принадлежать никогда. Серсея Ланнистер была женщиной, которая в полной мере никогда не будет принадлежать ни одному мужчине. Квиберн видел в её глазах что-то, чего там прежде не было — и это наполняло его уверенностью и решительностью. Джейме послали сами боги, чтобы защитить Серсею, когда Квиберн ступит на путь, по которому, вполне может статься, нет возврата. Это и будет его самое великое деяние, самая главная жертва, которую он положит к ногам своей королевы, чтобы доказать свою преданность. *** Они с Джейме приблизились к месту своей остановки — в конце очередной грязной узкой улочки, сразу за городскими воротами, которые можно было назвать так только условно: такой же наскоро сколоченный дощатый забор с подобием небольшого острога поблизости, который даже никем не охранялся. Впрочем, вряд ли кому-то пришло бы в голову пытаться напасть на Саат и завладеть всеми его богатствами. До слуха донёсся оживлённый спор, Квиберн заторопился, хотя прекрасно слышал, что возмущённые возгласы принадлежат Кохалио. И спорит он явно не с кем-то из местных. — Говорю тебе, нечего нам здесь больше делать, — увещевал, как оказалось, Томаса, наёмник. Завидев Джейме он ткнул в его сторону пальцем. — Мы выполнили свою часть сделки, Джейме Ланнистер, признай это! Джейме, явно не ожидавший такого разговора, словно растерялся, однако, к чести его, быстро сообразил: — Да, ты абсолютно прав. Вы выполнили свою часть сделки. — Слышишь, ты? — снова напустился на Томаса Кохалио. Видимо, спор их продолжался довольно долго. Квиберн поискал глазами Серсею, однако та, видимо, предпочла пока что не покидать паланкина. Зато он увидел Джой и Джико, которые оглядывались поблизости. — Забираем наши деньги, садимся на корабль — и отчаливаем обратно в Пентос. Томас сделал вид, что задумался. — В одном ты прав: тебе и в самом деле стоит сесть на корабль и ехать обратно. У меня остались здесь кое-какие дела. — Какие ещё дела?! — уставился на него Кохалио. — Совсем ты разума лишился. В разговор наконец вмешался Джейме, положивший руку на плечо Томаса. Говорил он спокойно, даже с улыбкой: — Он прав. Я благодарен вам за помощь и нахожусь у вас в неоплатном долгу. Агрос отдал свою жизнь, ради всего этого... Поэтому не могу вас больше держать. — Слава богам! — Кохалио возвёл глаза вверх. — Хоть кто-то здесь в своём уме! — Я вольный человек, Кохалио из Тироша, — с непроницаемым лицом напомнил Томас. — Ты можешь возвращаться обратно, это хорошая идея. Как только я закончу со своими делами, то обязательно присоединюсь к тебе в Пентосе. Квиберн поджал губы — ему это всё совсем не нравилось. Он едва ли не больше всех прочих желал, чтобы Томас, кем — чем — бы он ни был, убрался куда подальше. — Я заплачу вам, — вмешался он. — Я уже понял, что у сира Джейме могут быть трудности с этим, однако не сомневаюсь, что он, как и любой Ланнистер, вернёт мне свой долг. Джейме, похоже, остался недоволен сказанным — по всей видимости, подобное замечание задело его гордость — но возражать не посмел, понимая правоту Квиберна. Тот снова посмотрел на Кохалио, а после на Томаса: — Какую сумму вы находите приемлемой? Кохалио задумался, и Квиберн прикидывал, хватит ли у него денег на то, чтобы оплатить и проживание здесь, и услуги наёмника. — Джейме Ланнистер обещал тысячу золотых драконов, — улыбнулся он. — Каждому. Повисла тишина, которую нарушил Томас: — Я не требую своей части платы, — улыбка его снова стала почти лучезарной. — Я могу вам заплатить квохорской монетой, — Квиберн не потрудился улыбнуться ответ, буравя Томаса пристальным взглядом. — Не думайте, что оказываете мне какую-то услугу. — Уже оказал, лорд Квиберн, вы забыли? — насмешливо хмыкнул Томас. — Мы все втроём, — он обвёл рукой Джейме и Кохалио, — когда подоспели на помощь вам по дороге в этот пропахший рыбой городишко. С этим Квиберну было спорить сложно, и в то же время он по-прежнему не желал высказывать вслух свои подозрения относительно Томаса. Поначалу он полагал, что Томас — один из Безликих, однако быстро отвергнул эту мысль. «Кто же ты?» — Я настаиваю, — настойчиво повторил Томас и посмотрел на Кохалио. — Бери деньги, нанимай корабль и плыви в Пентос. — Но почему? — на этот раз удивился даже Джейме. — Вы и в самом деле больше ничего мне не должны. — Разумеется, но я хочу убедиться, что всё в порядке прежде, чем отбыть. — Вы очень... ответственны для наёмника, — Квиберн не удержался от иронии. — Таковы мои личные правила, — Томас пожал плечами. Кохалио хмыкнул и снова закатил глаза. — Останься здесь, — попросил его Томас, — ещё ненадолго. Хозай, местный глава, ждёт нас, чтобы получить свои деньги, так что вскоре мне, сиру Джейме и лорду Квиберну предстоит вернуться. — Ты-то здесь при чём? — не понял Кохалио. Квиберн не желал больше участвовать в этом разговоре — совершенно бессмысленном, как ему начало казаться. Он направился к паланкину, к сундукам, в которых хранил почти пять тысяч золотых, и которые имели свойство заканчиваться слишком быстро. — Что там происходит? Что за спор? — тут же спросила Серсея, стоило Квиберну войти внутрь. Пахло внутри не лучшим образом — паланкин следовало как следует отмыть и проветрить. Дети, видимо, всё-таки уснули. Недавно Квиберн осмотрел их с целью успокоить Серсею и найти причину их плача, помимо усталости. — У них начинают резаться зубы, ваше величество, — с улыбкой пояснил Квиберн, — поэтому не беспокойтесь. И, конечно, они очень утомлены. Серсея сама выглядела очень вымотанной: растрёпанные волосы, под глазами залегли глубокие тени, и Квиберн испытывал глубокое сожаление, видя её в таком состоянии. — Никакого спора, ваша милость, — сказал он с полуулыбкой. — Наёмники требуют своей платы, и я помогу разобраться сиру Джейме с этим вопросом. Серсея чуть презрительно фыркнула. — Нисколько в этом не сомневалась, — она скрестила руки на груди. Квиберн вдруг посмотрел на измятые подушки, какие-то вещи, лежащие на одном из сидений и коротко выдохнул. Так, словно мог больше не увидеть этого всего. Глаза его пристально впились в лицо Серсеи, впитывая каждую его черту. — Мы нашли для вас дом, ваша милость, — продолжил он. — Сейчас мы отнесём местному главе деньги за проживание и молчание. Уже сегодня вы сможете принять ванну и нормально поесть. И ваши дети тоже поспят в кровати. Разве это не хорошо? — Это отличные новости, — бледно улыбнулась Серсея. И рука её вдруг коснулась щеки Квиберна — легко и мимолётно, однако Квиберн всё равно вздрогнул. — Надеюсь, вы ничего от меня не скрываете? Ответить Квиберн не успел, снаружи неожиданно послышался голос Томаса: — Возьмите с собой свой особый чемоданчик, лорд Квиберн. Дети тихо захныкали, Квиберн обернулся, а Серсея посмотрела на него недоуменным взглядом, игнорируя Томаса: — Что происходит? — Они здесь, — поколебавшись, признался Квиберн. — Кто? Марвин? — поняла Серсея, голос её прозвучал обеспокоено. — Да, Марвин, и... — он не договорил, однако у Серсеи расширились глаза. Она невольно коснулась детей, который начинали плакать, стоило Томасу приблизиться ещё на шаг. — Поторопитесь. Квиберн покачал головой, давая понять Серсее, что сейчас не время для объяснений. — Прежде всего, мне следует самому оценить обстановку, а потом я всё вам расскажу, — Квиберн испытал нечто, похожее на укол совести. Однако сейчас главным было вовсе не это. — Томас прав, мне нужно взять кое-что. Сир Джейме принесёт вам ключи от дома, сопроводит вас... и защитит, если потребуется. Квиберн откинул крышку самого большого сундука, осторожно вынимая из него вещи. Серсея принялась будить Нхаллу, чтобы та накормила их. — Что это всё значит? — спросила Серсея, наконец, когда рабыня поднялась, потирая глаза. Она сама поняла, что от неё требуется, хотя Герольд и Джоанна всё равно плакали, не желая брать её грудь. — Мне не нравится, как вы говорите. — Не стоит беспокойства, — Квиберн открыл двойное дно, извлекая из него тщательно упакованные в пергамент свитки из кожи и небольшой сундук, в котором хранились его инструменты и пробирки. Он посмотрел в глаза Серсеи, коснулся её руки. — Я вернусь, и мы с вами обязательно поговорим. Доверьтесь мне, ваша милость, как прежде. Он отвернулся, спускаясь по ступеням, и сумрачно посмотрел на Томаса: — Можно было и подождать, — проворчал он. — Хотел кое о чём напомнить, — красивое лицо исказила кривая улыбка. Они отошли от паланкина, и Квиберн мог не опасаться, что Серсея услышит их разговор, истолковав его неправильно. Точнее, правильно. — Не знаю, что ты такое, но не стоит при всех устраивать подобные сцены, если не желаешь лишних вопросов. — Я не боюсь вопросов, это люди опасаются правдивых ответов, — откликнулся Томас. Квиберн хотел сказать что-то ещё — нечто едкое, что заставило бы этого Томаса заткнуться или скинуть наконец свою личину, но не успел, поскольку они уже оказались рядом с Джейме. Квиберн протянул увесистый кошель Кохалио. — Ваше золото. Кохалио коротко кивнул, принимая плату. Лицо его снова просветлело — кажется, он уже позабыл о своих разногласиях с Томасом. — Побудь здесь немного, пока её светлость и её свита не окажутся в обещанном им доме, — попросил тот опять. — Ладно уж, — пробурчал Кохалио, пряча деньги, — но после я тут же отправлюсь в порт в поисках корабля. А ты, если совсем дураком сделался, можешь торчать здесь сколько угодно. Хотя, видят боги, мне не хотелось бы терять тебя так же, как Агроса. — Не потеряешь, — пообещал Томас, а после посмотрел на Джейме и Квиберна: — Идёмте, господа, Хозай ждёт свои деньги, а он не похож на сильно терпеливого человека. *** Когда они снова увидели Хозая, Квиберн очередной раз подметил, что тот является полной противоположностью Орхана: вместо золотых зубов — гнилые, вместо мирийских шелков — грязные тряпки. А вместо тонкого аромата лаванды — рыбная вонь. — Если от тебя будут неприятности, я отрежу тебе хрен и засуну в рот, — с улыбкой пообещал Хозай, принимая деньги. — Говорят, западным мейстерам хрен не нужен. Квиберн не мог сказать, что ему нравится Хозай — его следовало опасаться и вести себя осмотрительно, поэтому он лишь заметил: — Постараюсь не доводить до этого, — на губы его легла слабая тень улыбки. Хозай опять расхохотался, а после замахал руками: — Вот умора, — сказал он скорее самому себе. — Ладно уж, ждите здесь, я принесу вам ключи. Хотя, конечно, замки и двери там существует только чисто символически. Но чем богаты. Постоялых дворов у нас нет, как вы могли заметить, поэтому я самолично сдаю пустеющие теперь жилища. Хозай ушёл вглубь дома, не снимая с ног грязных сапог, продолжая что-то ворчать себе под нос. Квиберн по привычке спрятал руки в рукава мантии. Джейме глянул на него и проговорил с явной неохотой: — Как бы там ни было, я тоже в долгу перед вами. «Я делал это не ради вас», — с некоторым раздражением подумал Квиберн. — Я не мог поступить иначе. Королева Серсея... — договорить он не успел — из дома вышел Хозай, гремя связкой ключей и улыбаясь во весь рот. — Вот они, два дома рядом с гаванью, сразу их увидите, там никого нет. Если что, спросите дорогу, местные поймут, что вы ищете, — он протянул ключи и опустил их в протянутую руку Джейме. Словно только сейчас заметив правую руку, полюбопытствовал: — Что это у вас? Никак золотая рука? — Она самая, — безо всякого энтузиазма ответил Джейме, сжимая связку в левой. — Спасибо вам за помощь. — Скажите, где находятся те люди, о которых вы говорили? — осторожно вмешался Квиберн. — Те самые, с мёртвой молодкой в нагрузку? — уточнил Хозай и рассмеялся. После махнул рукой направо, — свернёте вон туда от моего дома, пройдёте вдоль по улице и увидите вывеску с китом. Это наша местная таверна, где обычно собираются иббенийцы. Волосатые такие, низенькие, знаете, наверное... За той таверной стоит покосившийся дом, там они и сидят. Никто не подходит — почти все боятся, разве что Яло пару раз наведывался. Но мне до них дела нет, пусть себе сидят, хоть с трупом, хоть без, главное, что платят и не устраивают беспорядков. Томас оборвал многословного Хозая, который, наверное, мог бы болтать до скончания веков: — Постараемся не обмануть вашего доверия. — Катитесь уже, — махнул на них Хозай, прозвучало это почти добродушно. — Но если будут вопросы, или ещё золотишко заваляется — двери мои всегда открыты. Они вышли, слыша, как Хозай, ругаясь, зовёт свою жену, которую по-прежнему ещё не видели ни разу. Женщина даже не пыталась выйти из дома к чужакам. — Я сопровожу лорда Квиберна к его другу, — вызвался Томас, стоило им оказаться за пределами владений Хозая. — С чего бы? — удивился Джейме. — Я полагал, мы вернёмся вместе. Квиберн, посмотрев на Томаса, решил взять всё в свои руки. Некое подсознательное предчувствие снова подсказало ему, что сейчас Томасу лучше подыграть — тот всё равно получит желаемое: — Он прав, милорд. Если это вас не затруднит, отнесите ключи её величеству и сопроводите в новый дом, мы с Томасом сходим к моему другу, разведаем обстановку. Джейме нахмурился — похоже, даже ему начинало казаться, что что-то здесь не так. — Уверен, здесь на тебя никто не нападёт, — заверил его Томас. — Ну да, ну да, — пробормотал Джейме, поглядывая сначала на одного, потом на другого. — Ладно. Мне там всё равно явно делать нечего. Идите. Но не задерживайтесь. Квиберн посмотрел Джейме вслед даже с некоторым сожалением. Тот не обратил внимания на очень важный момент: о том, что Квиберн «лорд», Томас никак не мог знать. И никто более его здесь так не называл. Если, конечно, его так прежде не представил сам Джейме, в чём Квиберн по многим причинам сомневался. Пересиливая себя, он обернулся в сторону всё ещё улыбающегося Томаса: — Ну что? Тот, перекатываясь с носков на пятки и обратно, не изменял своего выражения лица, теперь улыбка его казалась застывшей: — Идёмте. Я отведу вас. — Есть ли смысл отказываться от ваших услуг? — Нет, — весёлым тоном бросил Томас, направляясь в указанном Хозаем направлении. Вывеска с китом, иббенийцы... И Марвин, их ждал Марвин. Квиберн с силой сжал ручку небольшой сумки, которую нёс с собой. *** Серое небо недружелюбно глядело на них, хлюпающих по хляби. Облака — такие же грязные, как Саат, — напоминали изодранные знамёна. — Кто вы? — решился спросить после долгого молчания Квиберн. Без особой, впрочем, надежды. Томас, бросив короткий взгляд через плечо, произнёс: — Представитель Ордена Нового Мира. Квиберну это ни о чём не сказало. — Кто? — Скоро узнаете. Ваш друг Марвин уже успел познакомиться с моим учителем, — Томас подбросил в руке извлечённую из кармана волантийскую монетку, сверкнувшую золотом: королевский профиль с одной стороны, череп — с другой. Он начал ловко перекатывать её от мизинца к большом пальцу — и обратно. Череп — профиль — череп — профиль... Было в этих движениях нечто гипнотическое, и Квиберн поймал себя на том, что внимательно следит за перемещениями монетки. Он тут же потряс головой, стряхивая наваждение. — Ты задурил голову Джейме и остальным, не так ли? Томас спрятал руки за спиной и повернулся к Квиберну лицом. И продолжил идти так — задом наперёд, словно мог видеть даже затылком. На губах Томаса снова появилась мягкая, но при том чуть насмешливая улыбка. Он неопределённо качнул головой. — А что ж мне оставалось? — хмыкнул он. — Конечно, Кохалио — как и его погибший друг — были свято уверены в том, что работают вместе со мной несколько лет, хотя впервые мы встретились в Пентосе, когда туда прибыл Джейме. А он сам... нет, тут я особенно и не старался. Джейме и сам рад обманываться. Кое-чего он по-прежнему не заметил, не так ли? — Томас заговорщически подмигнул. Квиберн предпочёл ничего не отвечать на это и только сейчас обратил внимание на тень Томаса — совсем не похожую на тень человека. Вглядываться в неё не очень хотелось. — Мы почти пришли, — Томас, скользящим движением огладив золотую косу, снова повернулся к Квиберну спиной. Они свернули направо — перед ними и в самом деле выросло обшарпанное двухэтажное здание, которое, как и всё здесь, источало запах соли и рыбы. За ним находилось нечто, похожее неухоженный дом. Настоящая развалина, которая только чудом ещё не рухнула. «Это тут-то его сын жил?» — невольно мелькнуло в голове Квиберна. Очевидно, что ремонтом и починкой дома пренебрегали по меньшей мере несколько лет. Чувствуя, как к горлу от неприятных предчувствий подступает желчь, Квиберн остановился рядом с Томасом, который уже дожидался его у двери. Он коротко постучался и скользнул чуть в сторону, чтобы Марвин первым увидел именно Квиберна. — Кто там? — послышался за дверью гулкий хриплый бас, который невозможно было не узнать. И подозрительности в голосе тоже хватало. Томас вопросительно поднял брови, явно интересуясь: «Чего медлишь?» — Это я, Марвин. Я. Квиберн. Дверь тут же распахнулась — Квиберн даже подумал, что сейчас она и вовсе сорвётся с петель, столько силы Марвин вложил в этот рывок. Глаза его — покрасневшие, угольно-чёрные, усталые — впились в Квиберна с некоторым недоверием, которое быстро сменилось вначале замешательством, потом — радостью. — Квиберн, ты... — но договорить Марвин не успел: ровно в этот миг из-за стены вышел Томас, и взгляд Марвина снова наполнился искренним удивлением. — Кто там, Марвин? — раздался женский голос. Очевидно, та самая Кинвара. — Давайте войдём, негоже толкаться на пороге, — хмыкнул Томас, слегка подталкивая Квиберна внутрь и захлопывая за собой дверь. Та закрылась с пронзительным, почти болезненным стоном умирающего. Никто не посмел возражать Томасу, никто не решился. Из глубины дома — точнее, из одной из его комнат, выступила женщина, одетая в простое платье, а вовсе не в красное, как ожидал Квиберн. Однако на груди её сиял рубин, тёмные волосы ниспадали на плечи и даже глаза, казалось, светились огнём изнутри. В самом доме витал травяной запах, повсюду стояли свечи, дарившие свет, однако окна, видимо, были закрыты ставнями, потому что внутри, не считая неверного света свечей, царил мрак. По дощатым стенам бегали тени, порождённые дрожащим пламенем и ворвавшимся в дом дуновением ветра. Повисшая тишина казалась густой и тягучей. Слишком долгой. Кинвара смотрела на Томаса, расширив глаза, Марвин, напротив, нахмурился. Квиберн же толком не глядел ни на кого, слыша лишь напряжённое дыхание. — Полагаю, я мог бы передать тебе привет от главы Ордена Нового Мира, однако мы давно не виделись, да и нет у меня желания находиться с ним рядом, — нарушил всеобщее молчание Томас. — Ты... — опомнился Марвин, а после перевёл взгляд на Квиберна. — Но как? — Я бы сказал, что это чистая случайность — для Квиберна, однако это было бы не совсем верно. Что насчёт тебя, то всё благодаря твоей метке. Отличный маяк. Квиберн оглянулся — и вздрогнул. Он совершенно чётко увидел, что настоящий цвет глаз Томаса вовсе не зелёный. Те были красными, как кровь. И Квиберн готов был поклясться, что видит вместо лица череп, самый обычный человеческий череп, лишённый плоти. Томас слегка отклонился в сторону — так, чтобы свет рубина Кинвары не падал ему на лицо — и снова обратился человеком. — Красный открывает истину, — улыбка его теперь выглядела жутковато, и голос звучал немного глухо. — Серсея... — выдохнул Квиберн, с силой сжимая свой мейстерский чемоданчик. Удивительно, что это была едва ли не первая мысль, пришедшая ему в голову. Если Серсея наденет на себя тот, другой амулет, то тоже сможет увидеть... — Не переживай, я буду осторожен, — ответил на его невысказанное опасение Томас. — Но не этого тебе сейчас следует бояться. — Что ты здесь делаешь? — Марвин сделал шаг вперёд, угрожающе сжимая кулаки, на лице играли желваки. — Очевидно, то же самое, что и вы. Пройдёмте, — он указал на комнату, на входе в которую и замерла Кинвара. Квиберн увидел, как она вцепилась в дверной косяк с такой силой, что костяшки пальцев побелели. — Ты не посмеешь, — почти прошипела она, рубин её снова вспыхнул, выхватив красные глаза и очередной раз обнажив кости черепа, — тебе здесь не место. Тут нет твоей власти. — О, в самом деле? — с наигранным удивлением спросил Томас и сделал резкое движение рукой. Квиберн успел только удивлённо выдохнуть, когда из-за пояса Томаса, словно движимый невидимой рукой или какой-то неведомой силой, вырвался остро заточенный стилет и метнулся в сторону Кинвары. Та резко отшатнулась, Марвин выдохнул какое-то проклятье, бросаясь вперёд, однако лезвие, загудев, с силой вонзилось в дерево, от которого тут же полетели щепки. Кинвара, упав на пол, шумно выдохнула и прижала руку к груди. Марвин сидел рядом с ней, держа за плечи. Глаза его яростно сверкнули. — Прежде, чем мы начнём, я внесу некоторую ясность, — Томас посмотрел на лицо каждого по очереди. — Если вы, лорд Квиберн, не будете вести себя, как подобает, и делать, что должно, я сверну Серсее шею, не прикоснувшись к ней и пальцем. Если что-то выкинет архимейстер Марвин, я заберу, скажем, у Квиберна руку или ногу. Если же вы приметесь за свои фокусы, миледи Кинвара, я разобью на осколки ваш рубин, а после вырву ваше же сердце. Это понятно? — Лучше убей меня, — попросил Марвин. Квиберн прекрасно слышал гнев, скрытый в его голосе. Сам он, как ни странно, вовсе не чувствовал страха за себя, а вот обещание сломать шею королеве — совсем другое. И не приходилось сомневаться, что Томасу не помехой будет даже сир Григор. — К чему? — Томас легко пожал плечами. — Ты уже почти мертвец, в лёгких у тебя сидит смерть, и ты отмечен учителем, — он ткнул в сторону Марвина пальцем. — Разве я не прав? Марвин отвёл взгляд и Квиберн, наконец, заговорил. Хотя вовсе не о том, что вызывало у него настоящее беспокойство, поскольку не желал даже упоминать имени Серсеи при этом создании, словно так оно забудет о ней. — Я могу помочь, Марвин, — тихо вымолвил Квиберн, стараясь не смотреть на Томаса и даже игнорировать его присутствие. Настолько, насколько это было возможно. Словно невидение зла способно было от него избавить, — ты оставил мне кровь Эйемона, и, думаю, хоть на какое-то время я смогу облегчить твоё состояние. Может быть, даже навсегда, но точно сказать сложно. — Это, конечно, интересно, — заметил Томас, — неужто тебе удалось? Квиберн опустился на одно колено прямо здесь, в узком, полутёмном коридоре, чувствуя присутствие Томаса за своей спиной и видя Марвина и Кинвару, полусидящих на полу и не смевших двигаться. В руках Квиберна показалась небольшая мензурка, наполненная тёмно-багровой жидкостью. Томас тоже заинтересованно наклонился, с неподдельным любопытством изучая ёмкость. После он посмотрел на Марвина: — Сир Герион жив? Настала очередь Квиберна бросать на Марвина вопросительные взгляды. Он помнил о полученном незадолго до родов Серсеи письме, помнил о поисках Гериона Ланнистера, и когда Хозай упоминал о другом человеке, то в голове также мелькнула мысль... И всё же боги не лишены определённой иронии: по стечению обстоятельств и дочь, и отец оказались в одном маленьком, забытом всеми городе. — Жив, лихорадка прошла, он дышит, но находится в бессознательном состоянии, — без особой охоты ответил Марвин. Похоже, он был немало опечален этим фактом. — Крапива, горчичное семя и хлебная плесень спасли ему жизнь, но не избавили от последствий отравления ядом. Квиберн, чуть подумав, произнёс: — У меня здесь три таких мензурки, — он осторожно качнул ёмкостью, та оставляла красные маслянистые разводы на стекле. — Этого зелья следует добавлять не более одной-двух капель на чашу. Здесь, помимо крови Эйемона, находится и кровь василиска, а от её избытка, как ты знаешь, Марвин, можно впасть в неистовство. Ещё несколько трав... — он покачал головой. — Словом, потом я расскажу тебе формулу. Понадобится перегонный куб. — Никакого потом, — Томас вырвал мензурку из ладони Квиберна и протянул её Кинваре. — Берите, миледи, — потребовал он, и та повиновалась, хотя принимала зелье из рук Томаса так, чтобы совсем не касаться его пальцев. — Идите к сиру Гериону, и дайте ему этого зелья, можете забрать и остальное, однако не смейте даже переступать порог этой комнаты, — он указал на дверь за её спиной, — пока мы не закончим. Вы помните, что случится в противном случае? Марвин, коротко закашлявшись, наконец поднялся на ноги, и помог подняться Кинваре. Та, опираясь на его руку, посмотрела на Томаса полным ненависти взглядом. Квиберн переживал, как бы мензурка в её руке не лопнула — с такой силой она вцепилась в неё. — Ты ещё пожалеешь, чудовище. — Прах мой давно смешался с грязью и пеплом, я — горсть земли, лежащая в недрах Старой Валирии посреди разрушенных гробниц служителей моего Ордена... Я давно мёртв, миледи, и мало что в этом мире способно причинить мне страдания, — Томас хмыкнул, а после указал рукой на коридор, напоминая, — я велел вам идти, так идите же. А вы, господа, извольте пройти в покои Дейенерис Бурерождённой. *** Это и в самом деле была она. Квиберн сразу это понял, стоило ему бросить быстрый взгляд на узкую кровать, со всех сторон окружённую свечами. До слуха донёсся звук закрываемой двери и пламя боязливо дрогнуло от сквозняка, и Квиберн ощутил, как по его спине бегут мурашки. У изголовья кровати Дейенерис лежал кинжал, у ног — меч из валирийской стали, по которому то и дело пробегала красноватая рябь — это вспыхивали и гасли, пульсируя, как живое сердце, древние иероглифы. Лицо Дейенерис было бледным, однако в свете свечей всё равно казалось, что ресницы едва заметно подрагивают — и она вот-вот откроет глаза. На груди у неё виднелось тёмное пятно засохшей крови. Квиберн, не задумываясь о том, что делает, коснулся пряди её серебристых волос. — А куда подевался Укротитель Драконов? — голос Томаса заставил вздрогнуть. Квиберн на мгновение успел позабыть, что в комнате, помимо него, находятся Марвин и Томас. За тонкой стеной послышалось едва заметное шебуршание — наверняка там была другая комната, в которой лежал без сознания Герион. — Не здесь, — ответил Марвин. Он по-прежнему не горел желанием беседовать с Томасом. — Что ж, дело ваше, — Томас почти ласково коснулся чёрной стали, чуть улыбаясь. — Хотя он и не потребуется в том, что нам предстоит. — Нам? — скептически произнёс Марвин. — А кому же ещё? — Томас, казалось, был искренне изумлён. — Неужели вы и в самом деле полагаете, что я вам враг? Прошу меня простить за вынужденную грубость, однако так было необходимо, чтобы сделать вас более сговорчивыми. Это один из минусов бытия живым — всегда есть, что терять, — он снова улыбнулся. — Но на деле мы с вами, господа, не враги, и вам не нужно выбирать какую бы то ни было сторону. Мы уже на одной стороне. — Это ты так говоришь, — Марвин нахмурился, однако в следующий миг его скрутил приступ кашля. Квиберн заметил тёмные капли, которые остались на рукаве его друга, когда тот вытер рот. — Я озвучиваю факты. У меня есть один план... — Томас помолчал. — Впрочем, об этом, архимейстер, мы с вами поговорим отдельно, когда вернётся Дейенерис. Квиберн, слушая их, молча извлекал из сумки то, что должно было ему понадобиться: свитки из человеческой кожи, кровь Лхариса, вечерняя тень, купленная у одного из торговцев, заходящих в Квохор и который всегда располагал редкими, дорогими и опасными ингредиентами. — Кажется, я понял, думал об этом — и понял, — хрипло пробасил Марвин. — Орден Нового Мира хочет вернуть мир к исходной точке. — Да. Мой учитель полагает, что есть единственный способ исправить деяния детей Матери — вернуть Вселенную в её лоно, к самому началу, чтобы она исторгла её из себя заново, обновлённую... Однако, — Томас помолчал, — я увидел достаточно, чтобы понять, что здесь существует ряд вещей, которые не учитываются, и которые, вполне возможно, у нас получится исправить. — Какая Мать? О чём вы говорите? — вмешался наконец Квиберн, совершенно не понимая, о чём они говорят, хотя сердце его — и глубины разума — похоже, уже знали ответ. Он почувствовал это гораздо раньше, ещё в Квохоре, ощутил движение миров, сопряжение высших сфер, скрип дверных петель. Томас, кажется, снова прочитал его мысли. — Скоро ты это поймёшь сам, — он перевёл взгляд на Марвина, и улыбка его сделалась лукавой. — И я не знаю, что вызывает в тебе такой гнев, разве не ты собирался пожертвовать своим другом? — Это была моя ошибка, я не должен был... — словно оправдываясь, ответил Марвин. — Отдать можно только себя самого, — спокойно пояснил Квиберн, перебивая его. Гнева или негодования он не испытывал, хотя, возможно, и следовало. — Чтобы купить одну жизнь, нужна другая. И только своей собственной жизнью ты можешь расплатиться. Квиберн взял в руки лежащий рядом кинжал, и вонзил его в ладонь Дейенерис, чтобы выпустить кровь — в мёртвом теле та оставалась неподвижна. Чёрные густые капли медленно капали в открытую ёмкость. После настала и очередь Квиберна. Холодная сталь вонзилась в кончик пальца. — Верно, — протянул Томас, наблюдая за его манипуляциями, — всё верно, лорд Квиберн. Марвин уже отдал свою жизнь, теперь настала ваша очередь отдать свою, вы это давно поняли, не так ли? — Как только получил в руки эту формулу. Я долго думал, почему могу понадобиться именно я, и почему это недоступно, скажем, для магии Кинвары, и осознал, что Дейенерис Таргариен ушла слишком далеко, для этих целей нужен кто-то, кто там уже побывал. Томас одобрительно улыбнулся, Квиберн же вдруг испытал к нему презрение, хотя старался не задумываться о собственном плане, в который следовало, пожалуй, внести коррективы. Если уж он вознамерился отдать свою жизнь, то должен был извлечь из этого выгоду — в первую очередь, для Серсеи. Смерть Квиберна не страшила — она давно звала его, манила, притягивала к себе, раскрывая тёмные, удушливые объятья. Поэтому и в Цитадели он так стремился постичь суть её, за что его посрамили и лишили цепи. Он хотел узреть не только торжество над бездной небытия, куда суждено уйти всем и каждому, но и понять, что она представляет из себя на самом деле. Теперь у него появится такая возможность. — Квиберн, — в голове Марвина послышалось едва ли не страдание. Он сделал шаг вперёд, но Томас остановил его, вскинув руку. — Нет, не мешайте ему, пусть делает то, что нужно. Милорд, начинайте, я настаиваю, — он кивнул в сторону извлечённых Квиберном предметов. — Полагаю, у вас есть сложности с прочтением начертанных на коже рун... Буду рад оказаться вам полезен в этом. Марвин дёрнулся в сторону, словно намереваясь броситься на Томаса, но оставил эту затею, возможно, потому что вспомнил о его угрозе. Квиберн был тому только рад: орудовать одной рукой будет далеко не так удобно. Пот стекал по вискам — в комнате было душно и дымно, Квиберн слышал стук собственного сердца и позвякивание склянок. — Как ты это сделал? Как тебе удалось? — спросил неожиданно Марвин. Квиберн бросил на него беглый взгляд и вернулся к своему занятию. — Пытал квохорского кузнеца, — буднично ответил он. Томас расхохотался. — О боги, — пробормотал Марвин. — Вечерняя тень... ты не пил её прежде, и то, сколько ты её льёшь... — Я знаю, — в голосе Квиберна послышались раздражённые нотки, хотя ему было и несвойственно злиться, — для меня это — смертельная доза. Но ты же и сам прекрасно знаешь, что иного выхода нет. Марвин хотел было сказать что-то ещё. Вероятно, испытывая что-то вроде мук совести, но вместо этого только отвернулся, яростно глядя на соседнюю стену. Квиберн знал, что Томас мог бы рассказать ещё многое, и столь же многое останется неизвестным, однако тот ясно дал понять: ему не дадут этого сделать. Томас очевидно поторапливал его умереть. «Что скажет Серсея? Что она подумает? Исполнит ли Джейме своё обещание». Он искренне надеялся, что она не задержится в этом городе надолго, что сделанное им позволит воплотить планы в жизнь, которые он так долго строил. И что всё это стоило пройденных ими вместе испытаний. Корона должна венчать достойную её голову. Квиберн поднёс к губам получившееся зелье, источавшее омерзительный запах. «Посчитает меня предателем. Наверняка», — он снова посмотрел на спящую смертельным сном Дейенерис. Сейчас он даже по отношению к ней не испытывал гнева — в том не было никакого толку. Что-то, безусловно, безнадёжно изменилось в нём самом с тех пор, как Старая Валирия очередной раз пробудилась. Что-то в его сознании, и совсем скоро ему предстояло встретиться с этим лицом к лицу. С тем, чему он сопротивлялся столько времени. Томас беззвучно подошёл ближе, распрямляя съёжившуюся кожу, губы его зашевелились, а затем из недр глотки полились звуки, лишь отдалённо напоминающие классический валирийский. Странные, пугающие до дрожи, полные потаённой силы. Старое Слово расползалось по удушливому полумраку маленькой комнаты. Квиберн услышал, как судорожно, хрипло выдохнул Марвин, когда он сам одним долгим глотком опрокинул в себя отвратительное на вкус зелье — горечь полыни, терпкость крови и смрад мертвечины. К горлу тут же подступила тошнота, с которой Квиберн сумел справиться только чудом. Даже со смеженными веками он ощутил, как комната покачнулась в сторону, словно зыбкая палуба корабля в шторм. Мертвечина, кровь и полынь смешались, становясь чем-то иным — всем тем, что он помнил, и тем, что уже успел позабыть: материнское молоко, свежая рыба, сладость апельсинов, книжная пыль, сладкое вино и Серсея... вкус Серсеи. Запах её тела. И ощутил ни с чем несравнимое чувство: то, как время, казалось, проходит сквозь него, унося туда, где самого понятия времени больше не существовало. Выше, выше, выше... Туда, где бурлила, взвиваясь до самых звёзд, неведомая сила. — Квиберн! — Марвин бросился к нему, не давая упасть. На этот раз Томас не стал его останавливать. Сильные руки придерживали Квиберна за плечи, помогая опуститься на колени перед Дейенерис. С губ сорвался едва слышный шёпот. Собственный голос казался ему чужим, далёким, нереальным. Призрачным. — Вам пора проснуться, — он произнёс это с нежностью любовника, касаясь её губ, которые казались почти тёплыми и живыми. Несколько капель зелья стекло в её горло. Квиберну чудилось, что внутри у него самого разливается чистый огонь, выжигая дотла. Услышал странный гул — и горячее сердце тьмы распахнулось перед ним, обнажая своё пылающее и пульсирующее потусторонней жизнью нутро. *** Конечно, это был Дорн, не приходилось сомневаться: даже здесь, в тени деревьев ощущалось горячее дыхание пустыни. Квиберн с отстранённым любопытством разглядывал белый кирпичный дом, окружённый лимонными деревьями. Взгляд зацепился за красную деревянную дверь, и образ этот всколыхнул нечто в его памяти. «Вот, что важно, вот что...» Мысль Квиберна оборвал раздавшийся поблизости плеск — только сейчас он заметил небольшой фонтан с водой, подле которого, спиной к нему, сидела золотоволосая женщина в алом платье. Золотые узоры на нём горели также ярко, как и её волосы. Квиберн увидел, что на коленях женщины сидит ребёнок, маленькая девочка. Она распахнула большие ярко-лиловые глаза, испуганно уставившись на Квиберна, а после ткнула в его сторону пальцем. У него самого едва не перехватило дыхание — он готов был поклясться, что перед ним Дейенерис Таргариен, пусть совсем ещё ребёнок. А женщина... ещё до того, как она обернулась или произнесла первое слово, Квиберн уже знал, кого увидит, одновременно страшась и желая этого. — Беги в дом, малышка, беги, — напутствовала женщина, поставив девочку на землю. Та, покосившись на Квиберна, вдруг захихикала и, взметнув серебряными волосами, рванулась к дому. Красная дверь открылась — и Квиберн увидел кажущуюся плотной непроглядную темень, в которую бесстрашно вбежала Дейенерис, словно не замечая того. — Она тебя не помнит. Пока не помнит. Это лишь осколок её души, и забирать его с собой бессмысленно, не отыскав её саму. Вновь подала голос золотоволосая женщина, и Квиберн заставил себя посмотреть на неё. Конечно, сейчас она выглядела молодой, полной сил девушкой, едва ли встретившей свои двадцатые именины, но Квиберн всё-таки узнал её — не мог не узнать. Чистое золото волос и горящие зелёным страстные глаза. Он видел перед собой Серсею Ланнистер, и та улыбалась ему. Квиберн прекрасно сознавал, что смотрит вовсе не на то, чем являлась эта женщина в действительности. Всеми чувствами, которые у него ещё остались, всей душой он ощущал, что это куда более древнее существо. Не человек и не женщина в полном смысле этого слова. Немыслимая древность проглядывалась в глубине её зелёных глаз, в уголках растянутых в улыбке губ. — Что же ты молчишь, неужели не рад меня видеть? — Ты — не Серсея Ланнистер, — заключил он уже вслух. — И да, и нет, — она скорчила забавную рожицу, и превратилась почти совсем в девочку. — Я — Серсея Ланнистер, я — Дейенерис Таргариен, я — Кейтилин Старк, я — Элия Мартелл... Я — каждая женщина, которая подарила и которой ещё предстоит подарить новую жизнь этому миру. Не-Серсея положила руки ему на плечи, улыбаясь ласково и нежно, словно и в самом деле была матерью Квиберна. — Я — Великая Матерь, дитя, Матерь вселенной, Матерь богов, Матерь всего, что есть и будет. Настало моё время навести порядок, устранить хаос, который устроили мои дети. Для пробуждения мне потребуются все силы, какие только есть... — Что ты делаешь здесь? — осторожно осведомился Квиберн, чувствуя внутреннюю дрожь, порождённую чужим прикосновением. — Смотря какое здесь ты имеешь ввиду. Я всегда где-то поблизости. Однако Дейенерис, как и ты, среди моих возлюбленных детей, особенных детей, — она коснулась его лба. Губы казались раскалёнными. И пахло от неё... от неё пахло матерью. — А если я умру? — Ты уже умер, дитя, — мягко проговорила не-Серсея. — Обратный путь для тебя заказан. Гляди! — она вскинула голову вверх, и Квиберн последовал её примеру. Безоблачное южное небо оказалось охвачено пламенем, среди которого то и дело появлялись зелёные всполохи дикого огня. Нарастающий жар обжигал лицо. Хотя, конечно, у Квиберна не было тела в полном понимании этого слова — лишь память о таковом. — Но ты можешь пройти другим путём, — она обхватила его лицо, снова заставляя посмотреть себе в глаза. В глаза Серсеи Ланнистер. На лицо Серсеи Ланнистер. — Это единственное, что тебе осталось. — И что будет в самом конце? — краем глаза Квиберн увидел, как вспыхнули, подобно свечам, лимонные деревья. Зелёные листья скручивались и чернели, гарь смешивалась с кислым запахом плодов. — Всегда останется некоторая неопределённость, — лукаво улыбнулась она, не-Серсея. В зелёных глазах отражался огонь — и сам Квиберн. — И люди привыкают действовать в подобных условиях, верно? Однако помни — это не прямая, а лабиринт, и ты поймёшь всё лишь достигнув самого центра. На этот раз горячие губы коснулись щеки Квиберна, обняла его — тепло и заботливо — и отступила назад. — Иди, дитя. Она долго ждала, и долго пряталась здесь. Помни, что там властвуют мои злые, жадные до человеческих душ дети... Будь осторожен, — она сжала его руку. Квиберн оглянулся на красную дверь, когда же он снова перевёл взгляд туда, где стояла она, увидел только пустоту. И огонь. Квиберн, словно всё ещё цепляясь за осколки реальности, расплавленные в горниле смерти, отступил, страшась боли. Языки пламени тянулись к его ногам, желая облизнуть их. Дверь была всего в нескольких шагах — и Квиберн положил руку на раскалённую ручку, опустил её. Красная дверь открылась бесшумно, в лицо Квиберна дохнуло могильной сыростью. Казалось, здесь не было стен, только мрак. До слуха его донёсся смутный, едва различимый шёпот потревоженных призраков, одним из которых ему самому скоро предстоит стать. Квиберн сделал шаг навстречу неизвестности. — Здравствуй, Тьма, — с едва заметной тенью улыбки поприветствовал безмолвие смерти Квиберн, чувствуя, как она смыкает вокруг него свои объятья. Чувствуя, как мир позади сгорает дотла, окончательно растворяясь в чистом пламени, подобно картонным театральным декорациями. — Здравствуй, старая подруга.