Звёзды видны только ночью

      Пожалуй, это была самая тяжёлая и серьёзная битва в его жизни. Тошинори уверен, что не было среди его противников того, кто хотя бы отдалённо был похож на ВЗО. Страшно подумать, что его ждало бы, если бы дети не вмешались тогда. Благодаря вмешательству юного Яку и юной Хоши он смог взять себя в руки, и теперь Все За Одного мёртв. Он лично видел его тело в морге.       Мужчина остановился неподалёку от процессии в чёрных одеждах, среди которых угадывает знакомые силуэты, скрытые чёрными зонтами.       В этом году сезон дождей пришёл с опозданием.       Тошинори сжимает ручку чёрного зонта, не решаясь подойти ближе.             — Подглядывать нехорошо, — раздался рядом юношеский голос.       Юный Сириус в чёрных одеждах: рубашке и брюках. На его бледной коже он различил рисунок чёрного дракона, начинался замысловатыми узорами на шее, и уходящий вниз, предплечья также украшала драконья чешуя, похожая на ту, что изображали викинги на своих кораблях. Обычно уложенные волосы неровными прядями свисали на плечи, отсыревшие от влаги.             — Я не имею права там находиться, — негромко отзывается мужчина, вновь переводя взгляд к скорбящим.       Множество раз он повторял себе, что невозможно спасти всех, но каждый раз смерти мёртвым неподъёмным грузом падали ему на плечи. Этот груз ему придётся нести до конца своей жизни.             — Она не злится, — пожал плечами юноша, вставая вровень с мужчиной. — Но прийти в себя до сих пор не может.             — А как же юный Даби? Не помогает ей в этом? — спрашивает герой, затаив дыхание в ожидании ответа, сам того не замечая.             — Им обоим в жизни досталось. Вряд ли это тот случай, где он бы мог надавить, — криво усмехнулся Сириус, вспоминая, как последнее время Хоши только и делает, что спит, развалившись на Даби. Рассказывает иногда, что происходит в их доме, где приходится порой отстаивать себя и брата с помощью причуды перед слишком наглыми родственниками и соцработниками, а потом отрубается, вымотанная событиями.       Прошла всего неделя, а кажется, словно подруга месяц не спала. Под глазами пролегли тени, сама она похудела и побледнела, лишь синий блеск глаз выдавал то, что она жива, и не собирается сдаваться. Лишь бесконечная усталость не даёт взять себя в руки. К тому же, над ними нависла гнетущая неизвестность в лице возможных опекунов подруги. Кто-то уже подал документы в соответствующие органы, но кто это был, никто из них так и не узнал. У Сириуса, конечно, есть догадки, но они до того абсурдные, что он не решается назвать их вслух. Конечно, у их жизни хреновое чувство юмора, но не настолько же!             — Вот как, — мужчина оттянул, казалось, душащий его серый шарф, наблюдая, как уходят люди, а рядом с надгробием остаются два ребёнка. — А где же юные Юкари? — вспоминает он о близнецах, ведь присутствие ещё одного наблюдателя Тошинори заметил давно.       Либрехт как-то странно дёрнулся и посмотрел на героя с лёгким подозрением, словно ожидал подвоха от его слов. Но увидев растерянное выражение его лица, на миг прикрыл глаза ладонью, то ли собираясь с мыслями, то прося у Вселенной больше сил и терпения.             — С подачи сэра Ночноглаза ими заинтересовалась опека, — он посмотрел на него невероятно тяжёлым, отнюдь не детским взглядом.       Тошинори вспомнил, что товарищ говорил о том, что обстановка в доме близнецов крайне ужасающая, но тогда он лежал в больнице и был погружен в мысли о ВЗО, чтобы воспринимать его слова. Сасаки был крайне озабочен, а Тошинори эгоистично пренебрёг его чувствами. Ничего нового, но как же неприятно это в очередной раз осознавать.             — Но почему же вы сами никак не повлияли на ситуацию, если знали об этом? — спросил, но внезапно почувствовал себя дураком, под пронзительной зеленью глаз молодого человека.       Сириус резко выдохнул, запуская пальцы во влажные волосы. С такой влажностью, никакие лаки не спасали. Сразу Лондон вспоминается.             — Мы — всё, что есть у друг друга, — не надеясь на понимание, отзывается Сириус. — Мы не хотим разлучаться, и даже если бы привлекли соответствующие органы, ребята бы это нам не простили, — грустно усмехнулся, и мужчине показалось, что зелень его глаз стала ярче. — Как бы не было болезненно, каждый старался сохранить то, что имеет.       Хоши пыталась поддерживать отношения с семьёй, где чувствовала себя лишней, Даби старался приспособиться к новому образу жизни, Сириус пытался понять уклад жизни в Японии, из раза в раз сталкиваясь с непрописанными истинами, которых слишком много в этой, чуждой европейцу, стране. А Яку и Касуми ходили по минному полю в доме родителей, стараясь не нарушать их правила. И это им удавалось, пока не случился тот инцидент. Никто не мог предугадать, чем закончится фестиваль фейерверков в Токио.       Их хрупкое равновесие было нарушено, и теперь жизнь стремительно менялась. И к одному из изменений лично приложил руку сэр Ночноглаз. И теперь не ясно, как сложится судьба его друзей. Когда в деле замешано правительство, Сириус не имеет достаточно власти, чтобы что-то изменить. Оставалось уповать на то, что их не забросят в программу подобную той, в которой состоят Ястреб и Рюноскэ. Всё-таки, причуды у них сильные.       Тошинори смотрел на юнца, который слишком много на себя взвалил и узнавал себя. Лидерство, чувство ответственности и груз принятых решений — возможно, однажды этот юноша смог бы стать отличным героем, даже более хорошим, чем он сам.        В конце концов, уже в этом возрасте он уже умел здраво оценивать свои силы, не колеблясь, принимать решения и брать на себя роль лидера.       Сириус не только позаботился о своих друзьях, но и о нём самом после сражения. Если бы не эта клиника, Тошинори бы лишился части лёгкого.             — Уверен, юные Касуми и Яку попадут в хорошую семью, и вы сможете часто видеться, — решил поддержать юношу мужчина, подумав, что обязательно позаботится о том, чтобы ребята попали в любящую семью.             — Пха! — парень поперхнулся, едва не выронив зонтик из рук, и повернулся к герою.       Сириус уставился на Всемогущего нечитаемым взглядом, пытаясь понять, шутит тот, или говорит серьёзно. Но нет, даже намёка, пусть и на откровенно дерьмовую шутку, молодой человек не увидел.       Во имя реинкарнации, этот человек просто невозможен!             — Я сказал что-то не так? — осторожно спрашивает мужчина.             — Вы… — на выдохе произносит Сириус, а потом делает глубокий вдох. — Хорошо общаетесь с Сэром, не так ли?             — Да, он мой хороший друг, — подтвердил его слова Тошинори, начиная смутно догадываться, что ляпнул что-то откровенно глупое.             — А вот вы — ужасный товарищ, — без обидняков сказал Либрехт, повернувшись боком к герою и лицом тропе, ведущей к надгробию родителей Хоши. — Он ведь при вас говорил об этом, точнее, лично Вам, — юноша нахмурился, пытаясь унять бушующее внутри негодование.       Мужчина промолчал, видимо, так и не вспомнив, что происходило у него в палате.       Сириус ещё тогда заметил, что Всемогущий погружён в свои мысли, но его никто не просил интересоваться судьбой близнецов и остальных членов их группы. Зачем спрашивал, если даже не прислушивался к ответу?       Кое-кто слишком привык полагаться на Сэра и взваливать на того всю работу.       И эта ситуация породила неприятно кислый осадок на языке, который не перебьёт ни один кофе. Сириус не был фанатом героев, но как человек, Всемогущий его несколько разочаровал. Возможно, эти дежурные вопросы, ответы на которые тебе знать совсем не хочется — норма. Однако Сириус не мог этого понять. Ему это было чуждо, как особое отношение к иностранцам как к людям третьего сорта, спрятанное за фальшиво вежливыми улыбками, поклонами и прочей устаревшей несколько веков назад шушерой.       Этикет, половое, расовое и причудное неравенство процветали здесь гуще российских борщевиков вдоль железной дороги. Люди пытались загнать себя и остальных в никому не нужные рамки, высокомерно называя себя прогрессивными, в то время как банально не пытаются справиться с проблемой беспризорных детей, пострадавших от различных причин, из которых в будущем вырастают преступники.       В стране, где проживает номер один — гроза всей преступности, до сих пор суд предлагает изнасилованной девушке выйти замуж за своего насильника, как в далёком двадцать первом веке! Японцы не используют причуды для самообороны, лечения болезней, улучшения качества жизни, и многие скорее умрут, чем обратятся в клинику его семьи.       Чокнутая страна. Ненормальные люди. Странные, чуждые правила.       И при всём этом, именно здесь он нашёл бесконечно дорогих ему людей. В этом была насмешка судьбы над ним.       Сириус, как бы сильно не любил Японию, не оставит эту страну, потому что здесь его друзья. И сделает всё, чтобы позаботиться о них.             — Ну… — протянул Тошинори, потерев шею, вынужденный признать его правоту. — Тут ты прав, у меня практически нет своей жизни.       Юноша смерил его усталым взглядом.             — А потом, когда что-то случится, и ваша работа или жизнь, встанет под угрозу, вы схватитесь за какого-нибудь отчаянного идиота, следующего похожей идеологии, взвалив на него все свои ожидания и надежды, — озвучил самый популярный сценарий так обожаемый Касс сёнен-манг.             — Преемник? — почему-то сказанное им же слово, зацепилось в сознании.       У Сириуса был острый язык, но крайне правдивый. Он не мог не признать, что в сказанном им было до боли много истины.       Он ведь действительно одинок, и ему некому, в случае чего, передать Один За Всех. Да и кто бы мог нести на своих плечах подобный груз? Не прогнуться под тяжестью обязательств и бремени символа Мира, и гордо нести факел воли предшественников.       Тошинори в упор смотрит на молодого человека, и Сириусу вдруг стало неуютно от пронизывающего взгляда голубых глаз.             — Что это вы на меня так смотрите? — вдруг подозрительно прищурился Либрехт, пятой точкой ощущая грядущие неприятности.        «А ведь он сейчас с средней школе учится, до UA совсем недалеко», — подумалось ему.             — Ничего, — отрицательно покачал головой, погрузившись в свои думы. Грудная клетка заныла от свежего ранения. Кандидатуру юного Сириуса точно стоит обсудить с Сасаки. — Скажи, юный Сириус, какая у тебя причуда? — возможно, у него либо дар убеждения, либо нечто подобное, ведь он обладает по-настоящему очаровывающей и располагающей к себе харизмой, притягивая к себе людей, независимо от возраста.       Впрочем, возможно, это какие-то особые волны. Хотя как тогда он с уверенностью заявлял, что позаботится о своих товарищей, не имея никакой боевой мощи, остаётся вопросом.       На него в очередной раз посмотрели как на идиота. И кажется, он начинает привыкать к этому, что не слишком хорошо. Не хотелось бы, чтобы общение с этим юношей строилось подобным образом.       Сириус помассировал переносицу, убеждая себя, что номер один просто был поглощён мыслями о сильном злодее, своём состоянии, накопившихся делах, скандалах, и ему совсем не было дело дела до причуды какого-то подростка. Он прекрасно понимал это, как и то, что не представляет из себя ничего, что могло бы заставить первого номера всерьёз изучить его личное дело. Просто мальчишка.       Сэр Ночноглаз уже знал и либо не счёл нужным сообщить, либо просто был слишком занят.             — Я беспричудный, — спокойно произносит Сириус, видя, как в шоке расширяются глаза у его собеседника.       Ну вот опять, стандартная реакция на эти слова. Единственные, кому было похер — его орден Жаренной Курицы, а для остальных, он словно в онкологии признаётся, на четвёртой стадии. Хотя имея рядом Яку, и это будет не страшно.       Мысленно хихикнул над своей шуткой, но вслух никак не показал своего веселья.             — О… прости, юный Сириус, я…             — Всё нормально, — закатил глаза Либрехт, раздражённо передёрнув плечами. — Жить буду. И даже счастливо. Так что не стоит этой никому не нужной жалости.       Серьёзно. Пусть все идут нахер с этим. Даже в детстве его волновало не отсутствие причуды, а изменившееся к нему отношение. Ему казалось, что он сам, его личность и сущность заключаются не в причуде.             — И правильно! — ободряюще хлопнул его спине мужчина, и юноша едва не прожёг искрами, что посыпались от удара из глаз ближайшее надгробие. — Не стоит сдаваться!             — Ага, — незаметно повёл плечом, отмечая, что рука у Всемогущего крайне тяжёлая. Лучше к нему спиной больше не вставать.       Бросив взгляд туда, где стояла Хоши, уже никого не увидел и вздохнул. Наверняка Даби уже потащил её в гараж. А ведь завтра она должна встретиться с опекуном! Рюноскэ, в отличие от неё, полностью забрала на своё попечение программа по воспитанию героев. И подруге одной придётся идти в новую семью. И, зная её характер и перенятые от Даби привычки, парень всерьёз опасается, что она может уйти бродяжничать или выкинуть ещё что-то более проблемное, которое ему придётся разгребать.       Им в последнее время сильно везёт на приключения. И Либрехту уже хочется от них передышки.             — Я пойду. До свидания, — махнув на прощание рукой Всемогущему, поспешил на выход. Его ждал Ямато в машине, следовало отпустить его домой, пока он отлавливает будущую парочку по подворотням, через которые Даби наверняка потащил Хоши.       В такие моменты Сириус ощущает себя многодетной матерью. Надо ещё связаться с близнецами и сказать, где они встречаются.       Уходя, он старался игнорировать направленный ему вслед взгляд. И он никак не мог догадываться, насколько он был оценивающим и изучающим.       Уныние считается одним из смертных грехов.       Хотя она всё равно не верит в бога, так что плевать.       Неделя слилась в один большой бесконечно муторный день.       Девочка бездумно смотрела на высокое каменное надгробие с двумя именами, держа в руках зонтик. Теперь у неё остался только брат, о котором, она по мере сил должна заботиться.       А ещё, кто-то изъявил желание взять над ней опеку, так как Рюноскэ полностью переходит под надзор правительства.       Просто, блять, потрясающе.       Куда катится её жизнь?       Капли у ног объединялись в до противного прозрачные лужи, что своим бурным потоком утекали куда-то в водосток.       Впервые за долгое время, она вновь не чувствовала холода. Хотя, если быть честной, она вообще ничего не чувствовала. И это было проблемой, ведь она совершенно не представляла, как утешить Рюноскэ, что стоял позади неё и мужественно глотал слёзы.       Вздохнула, с тоской подумав, что больше всего на свете хочет развалиться на коленях у Даби и поспать несколько суток к ряду.       Возможно ли, что её апатичность связана с до конца не восстановившимся организмом?       Невольно вздрагивает, чувствуя у себя на плече тепло небольшой ладони. Подняв голову, встретилась взглядом с золотыми глазами, смотревшими грустно, но одобряюще, насколько это вообще возможно в такой-то ситуации.       В груди защемило, и к глазам вдруг подошла влага.       Она ужасная сестра.       Рюноскэ заслуживает лучшего, ведь он всего лишь светлый ребёнок.       Сделала шаг назад, вставая вровень со страшим братом, беря его за руку. Его кожа куда теплее, чем у неё, и он явно хочет что-то сказать, но она отрицательно качает головой. С ней точно всё нормально. У неё есть Даби, Касуми, Сириус и Яку. Она не одинока, в отличие от Рюноскэ, для которого всем была его семья.       Она не слушает речь кого-то из их родственников с кислотно-жёлтыми волосами в чёрном, траурном костюме. После использования своей силы при защите их дома, когда особо ушлые пытались вынести всё ценное, она чувствовала себя выжатой.       Равнодушный камень без фотографий не вызывал в душе ничего, кроме усталости. Ей хотелось уйти, сбросить с себя этот груз, отдохнуть, прийти в себя.       Ещё неизвестный благодетель нашёлся. Пусть только попробует протянуть руки к наследству — запугает силой, а потом вместе с Сириусом и Даби выкинут куда подальше.       Люди потихоньку расходились, и она не поняла, в какой момент оказалась с братом один на один. Хотя несколько пар глаз пристально наблюдают за ними из разных точек, Хоши засовывает приподнявшую голову паранойю куда подальше. Все ауры ей знакомы: Даби, Сириус, Кейго и Всемогущий. Последнего, возможно, заела совесть.       Дёрнула уголком губ, вспомнив последнего. Ну да, как же, у людей его уровня совести быть не должно.             — Хоши… — сдавленно произносит Рюноскэ, разворачивая девочку к себе.       Глаза большие и влажные, он вот-вот расплачется, но держится из последних сил. Она чуть сжимает его дрожащие ладони, устало и мягко улыбаясь ему.             — Давай позаботимся друг о друге, — насколько это возможно в их положении, будучи разлучёнными.       Он на миг прикрывает глаза и отрывисто кивает, стискивая маленькие ладошки.             — Приходи ко мне в школу хоть иногда, — подрагивающим голосом просит Рюноскэ, вглядываясь знакомые родные черты.       Она так похожа на маму…       Горько улыбается, падает на колени, стискивая сестру в объятиях. Та ничего не говорит, крепко обнимая его своими маленькими ручками. И в её объятиях ему становится спокойно, и тревога с болью временно отступают. От неё пахнет не так, как от матери — морозом, а лесными ягодами и малиной. Хоши была его младшей сестрёнкой, которую он должен был защищать, но в итоге это она его утешает.       Иногда Рюноскэ кажется, что она намного старше, чем есть на самом деле.       Но потом он напоминает себе, что девочка просто другая. С иными интересами, взглядами и мировоззрением. Редко, но такое всё-таки случается в одной семье. И любить её от этого он меньше не стал.       Услышав неподалёку подозрительное шуршание весь подобрался, а вот сестра даже не вздрогнула.             — Иди сюда, чудо в перьях, — хмыкнула Хоши, и раздалось хлопанье крыльев откуда-то слева.       Кейго неловко переминался с ноги на ногу, спрятав руки в карманы, явно не знал, куда себя деть. И зачем тогда пришёл?             — Как ты поняла, что это я? — заинтересованно спросил Кейго, по-птичьи склонив голову на бок.       Рюноскэ разомкнул объятия и насмешливо фыркнул.             — Такого слона сложно не заметить, — смерил его ироничным взглядом, заставив парня покраснеть.       Хоши действительно что-то не договорила о своей причуде, и он даже рад этому обстоятельству, ведь совершенно точно не хотел, чтобы она состояла в той же программе, что и он. Ему, может, и нравилось там, но ей бы точно пришлось это не по душе. Слишком уж любила свободу, что даже из детского сада умудрялась сбежать.       Девочка отошла на пару шагов, подбирая с асфальта зонт брата, куда уже успело прилично натечь воды. Замерла, услышав, как кто-то несильно отбивает знакомый ритм об могильный камень.       Смешок сам собой сорвался с губ, и она стрельнула глазами за парочку памятников, встретившись с бесстыжими бирюзовыми глазами Даби. И давно этот наглый кошак здесь мокнет? И почему не додумался взять зонт?             — Я хотел показать одно место, до того, как нас с тобой погонят обратно в общежитие, — неловко улыбнулся Кейго, поведя плечами. — Хоши, если хо…             — Нет! — в голос воскликнули брат и сестра, удивлённо воззрившись друг на друга.       Девочка передала ему зонтик, хотя в нём уже не было смысла: чёрные волосы вымокли насквозь, чёрные футболка и джинсы прилипли к телу, в кроссовках уже наверняка хлюпала вода. Хоши опустила взгляд на свои красные дорогущие туфельки, подаренные матерью, что резко выделялись на фоне её чёрного траурного платья. Ей бы тоже хватит стоять в этой луже, а то обувь раньше времени выйдет из строя.             — Какое единодушие, — фыркнул Таками, сложив руки на груди и тряхнув головой. Он тоже был одет во всё чёрное: джемпер и штаны со множеством карманов. Пожалуй, это самое траурное, из всех его вещей. Да и те нашлись не сразу.       Теперь в его комнате вновь появится сосед и, по-хорошему, здесь не стоило радоваться, но Кейго не мог заставить противное сердце думать иначе. Одиночество по-прежнему давило на него, и он надеялся, что с Рюноскэ они смогут стать чуточку ближе, если будут проводить больше времени вместе. Возможно, даже подружатся, хотя в последнем парень сомневается: у него, несмотря на все его социальные показатели, которые отмечают тесты и преподаватели, совсем не получалось заводить друзей.       Даже Тойя ни разу другом его не назвал.       Покачал головой, отгоняя дурные мысли.       Он хотел немного отвлечь Рюноскэ в этот тяжёлый для него день и отвести на крышу высотки, откуда открывается отличный вид на город. Хоши, как он и думал, отказалась принимать в этом участие. Он никак не мог понять особенностей взаимоотношений между братом и сестрой и, видимо, не поймёт никогда. Они оба странные.             — Я, пожалуй, пойду, меня тоже ждут, — Хоши резко обняла брата на прощание и также резко отстранилась, делая пару шагов назад. Она стрельнула глазами в сторону, куда ушла похоронная процессия и мстительно улыбнулась.             — Ключи от дома только у тебя? — насмешливо фыркнул Рюноскэ и, порывшись в карманах, отдал ей свои с брелком в виде звезды.             — Ах, я и забыла, — хлопнула ресницами девочка, прижав ладонь к щеке. — И так устала, что уснула в гостях у друга, оставшись там на ночь!             — Аферисты, — хохотнул Кейго, отбросив с лица мокрые пряди.       Он мог лишь догадываться о том, насколько это неприятно, когда в родном уютном доме ходят неизвестные люди и пытаются всеми способами вынести всё ценное у ничего не понимающих детей. Часто потом юристы не досчитываются имущества. Ладно ещё, если у родителей были близкие друзья и родственники, что могут за всеми проследить, но если нет…       Кажется, похоронами занималась семья Бакуго, что вообще никакого отношения к Фукуи не имеет.             — Ты отпишись мне, я отвечу, как просплюсь, — честно признаётся Хоши, прикрывая рукой зевок. Выглядела она и в правду неважно.       Внезапно чуткий слух уловил чьи-то приближающиеся шаги. Видимо, шли за братом и сестрой, решив, что пора возвращаться.             — Тогда пока, — теперь уже брат стискивает сестру в объятиях, быстро отстраняясь.             — Пока, — кивает девочка и стремительно скрывается из виду. Стук каблучков тоже стихает через несколько секунд, и уже ничто не намекает на то, что здесь стояла девочка.       Кейго расправил крылья и подхватил Рюноскэ, взмывая в хмурое небо. Диалог оставил некоторое ощущение недосказанности.       Наверное, он тоже должен был что-то сказать, но просто не мог подобрать слов. Совсем.       Возможно именно поэтому у него не было друзей — поддерживать совсем не умел.       Грустная улыбка мелькнула на его бледных губах. По крайней мере, он надеется, что Рюноскэ понравится смотреть на залитый дождём Токио с высоты птичьего полёта.