Некто, даже будучи представителем самых флегматичных людей на планете, обязательно подтвердит вам, что дарение подарков — событие весьма радостное как для дарителя, так и для получателя. Явившиеся ощущения, которые вызывает резкий выброс эндорфинов в кровь, создают дополнительную эмоциональную привязку человека к вам и добавляет доверия в отношения. Как и теплоты. А если вы преподносите презент возлюбленному или возлюбленной, то затея оценивается ещё более высоко.
Когда Уву и Палмотив объявили о своих чувствах знакомым, то новость, по сути, никого не удивила. По крайней мере, ни одна персона не осмелилась озвучить в лицо хотя бы одну мысль из арсенала гадостных соображений, опасаясь расправы со стороны Уву — грозной, хладнокровной мыши с виду. Все те, кто давно и хорошо знал главных героев, словно единоутробных братьев и сестёр, испытывали детскую и искреннюю радость за девушек. Остальная часть вела себя по-разному: кто-то смеялся, перемывая косточки, кому-то стало стыдно наблюдать чужие горячие поцелуи на глазах. Возможно, для совсем малой толики людей произошедшее стало неожиданностью — но, вероятнее всего, они врали.
Глупо было бы утверждать, что отношения протекали идеально — битья посуды и звуков ломающихся ножек табуретки о пол слышно не было, но мелкие конфликты, неизбежно зарождавшиеся между подростками, периодически случались. Если бы было осуществимым изъять из памяти все события на киноплёнку, то, прокручивая оную в кинематографе, мы бы с вами увидели одну выделяющуюся из общих кадров историю. Данному рассказу исполнилось два года, но Палмотив до сих пор любит посвящать в неё близких подруг. А я, являясь одной из них (смело об этом заявляю) делюсь событием с вами.
Витиеватая табличка с надписью на входе в аккуратную хибару:
fugonara fugonara fugonara
В крохотной, чистой и хорошо освещённой комнате племени серебряными колокольчиками прозвучал голос молодой девушки:
— Уву, может в вилладж пойдём? Там будет веселее.
Палмотив поправляла аккуратно завязанный амарантовый бант на голове, остановившись напротив большого зеркального комода. Подушечками лапок она коснулась глянцевой поверхности ткани, легко и непринуждённо улыбаясь. На щеках девушки играл еле-заметный румянец, как если бы красное облако заслонило солнце.
Шестое. Шестое марта. Палмотив оторвалась от созерцания своего отражения из гладкого стекла и вычеркнула прошедший день на календаре. На протяжении двух недель она вычеркивала чёрной гелевой ручкой каждый уходящий день, что свидетельствовало о неуёмном ожидании воплощения долгожданного плана в жизнь. Сегодняшняя погода радовала всех мышей ясным небом без единого облачка. И если бы не открытое настежь окно, через которое в комнату врывался лёгкий ветерок, впору было вспомнить жаркое лето Манауса. Девушке совсем не хотелось оставаться в четырёх стенах и проводить время, бездумно листая журналы и обмахиваясь наспех сделанным веером из бумаги. Тем быстрее данная затея улетучилась, когда она высунула мордочку в ближайшее окно: за горизонтом кто-то сильно воодушевлённый кричал о цветущей сакуре
которая, как многим известно, расцветает именно в марте.
Свежий, ароматный воздух заполнил лёгкие, грозясь их владелице подавиться, будто она побыла в роли пассивного курильщика. Что, впрочем, в Палмотив не вселяло ужаса. Она зажмурилась, вспомнив свои планы на сегодняшний день. «Да, — мечтательно пронеслось у маленькой мышки в мыслях, — это то, что надо для нашего романтического свидания в беседке. Твою мать, я надеюсь, её никто не займёт. Иначе я вырву все рукиноги этого пидораса»
Девушка снова прикрыла глаза. Потрясающий обзор на распускающиеся почки вишнёвых деревьев, игристое шампанское с тарелкой спелых экзотических фруктов и она с Уву, на бархатном покрывале. Влюблённые, томно глядя друг на друга, отобедают бутербродами, найдут в интернете длинную мелодраму (не исключено, что это будет старый добрый «Титаник»). Послушают, хихикая, как один смельчак недвусмысленно облизывает свои губы и подкатывает к их общему врагу. Ближе к, успевшей стать прохладной, ночи, провалятся в сон. И будут видеть комбинацию из сладких грёз и вещих снов про их счастливое будущее до тех пор, пока на рассвете мышек не разбудит соловьиное пение абсолютно уникальных в их мире птиц. Невероятное событие!
— Ну дай мне ещё один час, сейчас я занята, — она взглянула на свою девушку исподлобья. Не так уж трудно было догадаться, куда заведет мышь ее упорство, но практически возможный скандал стоил свеч. Скосив взгляд на холст с незаконченным артом, расположенным рисунком вниз, Уву медленно поднялась и прошла к тумбочке. Вместе с полотном она прихватила и кисти с красками.
Девушка, отправившись рисовать обратно в угол комнаты, продолжила:
— Ты же знаешь, если я оставлю всё как есть, то потом буду долго ныть.
— Это неважно! Я успокою.
Такая нелепая причина пробудила в собеседнице желание выдохнуть от облегчения. И зацепиться внутри, словно утопающий, за тоненькую золотую нить надежды — стоило лить чуть-чуть надавить, и лёд сломается, раскрошится, а после этого она добьётся своей цели.
— Это для меня важно! Я не хочу жаловаться, — заявила Уву тоном, не терпящим возражения. Затем опустила голову и продолжила увлечённо рисовать мелкие детали: работа требовала максимального сосредоточения.
Возможно, именно по этой причине тембр голоса показался её девушке слишком резким. Палмотив рассерженно засопела и покраснела ещё больше: кровь прилила к лицу так стремительно, как закипает вода в супе при большой температуре и напряглась до такой степени, что у неё свело ногу. Ойкнув, она быстро подошла к двери и, дёрнув ручкой, крикнула:
— Ну и ладно, оставайся… а я пойду! — после этого, дверь с оглушающим стуком захлопнулась.
Уву поморщилась и вздохнула, лицо ее перестало выглядеть холодной маской. Ну зачем так реагировать? У неё же действительно есть важное незаконченное дело, над которым Уву корпит
(ровно две недели)
Казалось, что чего-то всё равно не хватает. Бисер? Можно оформить шкуру из асфальтовых шариков: несколько пятен тёмно-серого, почти чёрного бисера с металлическим блеском; ровно оставшаяся половина из цейлонских белёсых переливающихся жемчугов. Или использовать камни — драгоценные изумруды, которые можно было добыть в недрах земли в деревне пару лет назад.
В какой-то момент мышь подумала о том, что проще вообще махнуть рукой и сделать оригами. Уву подлетела к тумбочке своего письменного стола, находившегося рядом. Она открывала по очереди каждый отсек, проверяя наличие содержимого. Девушка не мнила себя божественным творцом, а лишь существом до предела творческим и креативным. Внутри селилась прочная уверенность, что подарок обязательно придётся по вкусу. Внезапно кончики её лап наткнулись на мягкую, бархатную ткань. Тактильное ощущение было сравнимо с касанием воздушного пера.
«А вот и оно! — Уву победно ухмыльнулась, — ну теперь-то я точно знаю, как сделать эту картину шедевром».
Влюблённая приложила шёлковую ленту к хвосту нарисованной мыши…
***
Внутренне Палмотив, сложив лапы в молитвенном жесте, благодарила небеса за отсутствие свидетелей её истерики (иначе бы она долго краснела, как высочайшая лампа светофора). Мышь успела сто раз пожалеть о своей горячности, которая кричала хриплым голосом — не нужно срываться на человека, который занимается приготовлением приятного презента
и пусть девушка об этом не знает.
Даже совершенно ясная, безоблачная погода уже не радовала её взор и душу, как утром, будто на них с высока обрушился град камней. Палмотив занималась организаций потрясающей романтической атмосферы: расставляла ароматические дорогие свечи по перилам беседки и плела метровые витиеватые декоративные венки из ромашек (поодаль стояла стремянка, чтобы иметь возможность украсить венками рейки). Когда на закате лучи светила уйдут далеко за горизонт и не будут греть шкуру, Палмотив зажжёт огонь и помещение заполнится лёгким полумраком, ещё больше настраивая персонажей на нужный им лад. Заботливо приготовленная еда уже была разложена на покрывале рядом с расставленными хрустальные бокалами и старым французским вином. Мышь, ещё раз оглядев сие великолепие — потребовалось два часа, и, наверное, требуется выпросить у матушки Удачи ещё час, потянулась за колоском для следующего венка.
К тому, что случилось далее, Палмотив уже на подсознательном уровне была готова. Малая толика недобрых чувств, которые были посеяны после ссоры с любимой девушкой, сыграла свою магическим мышлением отведённую роль. Именно поэтому, с цветами в лапах, девушка была сбита с ног настоящим смерчем, набирающим силу, как теория социального конструктивизма. Палмотив потёрла многострадальную пятую точку и, немедленно встав, обернулась:
— Ты чё, охуёл?! А ну пошёл вон отсюда! Расхреначил мне всю поляну! Щас собирать всё это будешь!
Палмо взревела, чуть не плача. Тоскливым взглядом она обвела картину вокруг и ужаснулась: вся вкусная еда, заботливо приготовленная и декорированная умелыми руками девушки, была раскидана по земле. Бокалы звонко разбились о мрамор беседки, а вино красовалось на белом покрывале. Мышь специально выбирала пушистую ткань, похожую на снег.
— Кек, не буду. Сама виновата.
Виновник сложившегося безобразия, как всегда, ничуть не смутившись и не поежившись от оскорблений в свой адрес (ибо привык), стоял чуть поодаль, насмешливо улыбаясь. Он почувствовал, как в нём поднимается волна удовлетворения от проделанной очередной гадости. Сообразив, что делать Фениксу больше здесь нечего, он поспешил удалиться прочь.
Нижняя губа Палмотив выпятилась и предательски задрожала. Девушка зарыдала в голос, совсем не обращая внимания на успевших собраться вокруг неё окружающих крыс. Толпа пыталась выведать у Палмо, а заодно и у своих мохнатых собратьев, детали случившегося инцидента. Кто-то не упустил возможности подцепить коготком малиновый джем и лизнуть его.
Какая-то часть её существа, не испытывающая унижения и давно затаенной боли, испытывала полыхающую ярость, растекаясь по нутру пятнами размером с фарфоровое блюдце. Мышь очень хотела распотрошить маленького ухмыляющегося ублюдка, вырвать ему кишки и сделать инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Но спустя несколько секунд пришлось признать — самый лучшим вариантом в данной сложившейся ситуации было развернуться и отправиться домой к Уву, просить прощения. Не успела девушка убрать лапы с заплаканной мордочки, как…
— Это чё такое… А что здесь происходит?
Фразы «Разойдитесь», «Да дайте пройти» раздались в нестройной мешанине голосов. Уву, закончив свой рисунок, не осталась в комнате, справедливо заметив, что настало время вручить её творение законному владельцу. И, конечно, девушка узнала персону, которая так сильно ругала всем известного маленького, грязного чмырёныша. Уву обвела стоящих перед ней крыс непонимающим взглядом и остолбенела:
что-то, что раньше называлось бисквитными пирожными, ягодами и бутербродами с сыром, смешанные с цветами ромашки (?) испачкало весь фундамент постройки; в центре спиной к Уву стояла её самая главная мышь в жизни, утирая солёные слёзы, которые не думали останавливаться. В пятнадцать лет в глазах Палмо читалось ярко выраженное отчаяние, что Уву содрогнулась.
«Ну попадись ты мне, сукин сын, я тебя ещё поймаю!»
— А, это, — Палмо лепетала, резко и испуганно обернувшись на звук голоса, — а это ничего… Иду и вижу, всё разбросано… Вот. Придурки.
Последнее слово было произнесено уже с новыми слезами на глазах. Она медленно перевела взгляд с одной крысы на другую, затравленно озираясь. Палмотив вспомнила, как мгновение назад все присутствующие смеялись над ней, и её отчаяние вдруг превалировало над желанием стать более-менее сдержанной.
— Ну ладно! Это всё было моё! Наше! Я хотела сделать нам классный вечер, а этот Феникс, урод вонючий, всё испортил. Как теперь…
Палмотив прервали на полуслове заботливые лапки, которые Уву расположила на щеках своей подруги. Хмуро сведя брови, она раздражённо махнула рукой на поднимающееся улюлюканье, улыбаясь уголком губ, словно только что припомнив забавный случай
(они совсем забыли про зрителей)
Уву отодвинула прядь со лба девушки, заставляя своё и её сердце биться в бешеном ритме. Их лица не касались друг друга, только губы Уву приблизились к губам Палмотив и властно прижались к ним. Сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, одновременно успокаивая и принуждая забыть обо всём, причиняющим жгучую боль. Её язык, вальяжно очерчивая зубной ряд, будил в Палмо ощущения, которые она раньше не знала и не думала, что когда-либо узнает. И прежде чем отдаться во власть уносящего в бездну чувства, Палмотив осознала, что тоже целует свою девушку.
***
— Вообще-то у меня тоже есть для тебя подарок, — она смущённо смотрела на Палмотив, а затем подтолкнула нечто огромное, что было накрыто мантией тёмно-бордового цвета. Сняв ловким движением лапы ткань, Уву гордым взглядом показала подруге на работу.
— Это… это мне? Боже, какая красотень! Спасибо! Спасибо, спасибо, спаси-и-и-ибо!
Мышь бросилась к портрету, желая скорее жадно обнять нарисованного сородича из золотой фольги. А потом провести подушечками лапки по атласному хвосту. Она не была уверена, из чего именно сделан хвост: то ли из шёлка, то ли из бархата. Но была ли в этом существенная разница, когда вся работа выглядела превосходно волнующе. Теперь Палмотив знает, чем украсить место над изголовьем своей кровати. В душе царил хаос из безумной радости, возбуждения и, словно вишенкой на сладком торте, капли умиротворения, как бы намекающей, что неплохо бы попробовать устроить ещё одно свидание. В более уединённом месте.
…Две любящие мыши самозабвенно целовались, а сверху между лепестков сакуры промелькнул луч света. Или это дерево улыбалось?..
