***
Эмма машинально провела рукой по аккуратному ряду струящихся тканей. В зеленом, цвета изумрудного колье, подаренного бабушкой на совершеннолетие, она впервые призналась в своих чувствах Ричарду. Было страшно, неловко, а потом очень стыдно. Принц смотрел на неё мягко, без улыбки, даже чуть снисходительно. Взял её руку в свои теплые ладони и, поблагодарив за откровенность, сказал, что обручен. «Прости, Эм» «Ты же понимаешь, Эм» «Королевские браки происходят не по воле чувств, Эм» «Ты найдешь куда более достойного мужчину, Эм» Хотелось умереть на месте. Или, по давней аристократической традиции, незаметно подсыпать пару грамм бесцветного порошка в бокал Джулии. Конечно, так делать она не стала. Просто эти мысли немного отвлекали от безысходного горя, засевшего сначала в груди, а потом где-то еще глубже. Впитавшегося в кости и лимфу, пронизавшего каждую клеточку тела на долгие, очень долгие месяцы. Потом, конечно, стало легче. Она сроднилась с этой нелепой болезненной утратой чего-то, что никогда ей и не принадлежало. Смогла вновь спокойно общаться с кронпринцем и даже порой танцевать с ним на балах. В конце концов, он действительно подчиняется всем этим правилам, традициям, договоренностям, произведенным без его ведома. Так случилось. Ничего не поделаешь. Это успокаивало её до тех пор, пока не пришла пора желтого платья. В желтом платье, цвета подсолнечного поля на рассвете, она впервые встретилась с Джессикой. С умиленным неверием смотрела, как вокруг неё вьется Адам, нелепо шутит и отчаянно пытается быть галантным. А немного позже, стоя в одинаковой позе плечом к плечу, они оба с застывшим выражением лиц, наблюдали встречу американки с принцем. — Черт, — сквозь зубы процедил варвар, и чуть было не сплюнул под ноги, но вовремя вспомнил, что они на светском приеме. Эмма невольно кивнула. Впрочем, смотря на восторженное сияние глаз Ричарда и счастливую улыбку Джессики, она думала только о том, что всё это не имеет значения. И, рано или поздно, туристка из Штатов так же, как и она когда-то, услышит мягкий бархат ее любимого голоса: «Ты же понимаешь, Джесс». Повседневное серое платье в шотландскую клетку, которое Эмма надевала, пожалуй, слишком часто, неизбежно застало еще один судьбоносный поворот. Де Гиз как раз возвращалась из розария во дворец, когда наткнулась на растерянную и странно-возбужденную Джессику. — Эмма! Вот ты где! — девушка почти вприпрыжку пересекла разделяющее их расстояние и, порывисто схватив холодные ладошки Эммы в свои, сжала их, — Представляешь… Нет, ну ты представляешь? Я теперь графиня! Ричард выдал мне титул… — она на мгновение запнулась, — Или «пожаловал»? Всё никак не разберусь в ваших… — Ричард… Что? — Эмме показалось, что земля уходит из-под ног. Что на улице не июль, а февраль, а сами они не в Сагаре, а в самых высоких горах Швейцарии. — Титул! — контрольным выстрелом уничтожила её сомнения сияющая американка, — Правда, я не очень понимаю… Зато Эмма понимала. Отлично понимала. Неожиданно снова захотелось стоять плечом к плечу с Хьюзом. Потому что он бы тоже мгновенно понял. А еще, потому что когда под ногами разверзается пропасть, почему-то немного легче, когда знаешь, что не у тебя одной. — А ты говорила Адаму? — Что? Причем тут… — Джессика неожиданно залилась краской, и де Гиз снова всё поняла. Стало немного теплее. Но только самую капельку. Похоже, новоиспеченной графине варвар более чем по душе, раз, от одного упоминания, её щечки начинают полыхать, а взгляд убегает куда-то в сторону. Увы, ситуацию для самой Эммы это никак не меняет. Не так уж Ричард и подневолен. Не так уж и стремится угодить семье, женившись на выбранной ею кандидатке. То есть, дело вообще не в этом. «Ты же понимаешь, Эм». В платье тонкого голубого шелка, повторяющего цвет весеннего неба над Хезуром, де Гиз вчера днём встретила Адама. Телохранитель был сам не свой, и даже не заметил Эмму, проносясь по коридору дворца, пока не врезался в неё могучим плечом. — Ой! Эмма! Прости, я… — он уже был готов бежать дальше, с таким мрачным видом, что, казалось, в радиусе пары километров должны завять все цветы, а рыбки в прудах всплыть животами вверх. Но она его остановила: — Что-то случилось? — Нет… Да… — Хьюз, наконец, сфокусировался взгляд на подруге и резко выдохнул, окончательно останавливаясь, — Ричард собирается сделать ей предложение. К этому всё шло. Это было логично. Они все, возможно, правда, кроме самой Джесики, знали, что так будет. Но резкий голос Хьюза всё равно прозвучал громом среди ясного неба. А грозы Эмма уже ненавидела всей душой.***
Зато в теплом флисовом костюме до неё еще не дотягивалась ни одна беда. Поэтому де Гиз наскоро влезла именно в него и, погасив свет, выскользнула из своей комнаты под очередной оглушительный треск в ночном небе. Дворец спал. В коридорах горели приглушенные ночные светильники, выполненные в форме факелов, мягкие ковровые дорожки глушили и без того тихие шаги. Что бы тут ни происходило, Эмма любила этот замок, ставший домом, гораздо более, чем тот, что полагался ей по праву рождения. Каменные прохладные стены помнили ее детские игры в прятки с мальчишками, помнили её первый бал, и даже первый нелепый поцелуй с пареньком-садовником. Их застукал Ричард и когда он, видимо, примеряя на себя роль будущего короля, отчитывал его, Эмма впервые подумала о том, что, на самом деле, хотела бы целоваться с принцем. После, лежа в своей постели, она до утра фантазировала об этом с глупой улыбкой на лице. Первенство в её рейтинге занимал сюжет, где принц поучает садовника вовсе не из-за того, что целовать благородных юных девиц тому не пристало ни по статусу, ни по положению, а, конечно же, из ревности. А потом, вместо того, чтоб строго на них посмотреть и пообещать Эмме, что никому не расскажет (как это было в реальности), он берет её за руку и уводит… Дальше было множество вариантов, куда он её уводит и что они там делают. Но общая концепция сводилась к признанию в любви и поцелую. В конце концов, ей же было всего четырнадцать. Эмма грустно усмехнулась воспоминаниям и свернула на винтовую лестницу. Здесь гул ветра, бушующего за толстыми стенами, был слышен еще отчетливее, и явно намеревался заткнуть за пояс любой саундтрек к фильмам ужасов. На секунду ей стало не по себе. Вновь послышался женский смех, и теперь это точно не показалось. Эмма замерла. На этаже расположены гостевые комнаты, так что, наверняка это Джесс. Значит, она не одна. Что ж, хоть у кого-то в этом дворце в личной жизни всё сложилось. Де Гиз передернула плечом и быстро взбежала по лестнице на последний этаж. Здесь было меньше светильников, а ковровые дорожки не закрывали массивные каменные плиты пола, за столетия ставшие гладкими от шагов многих сотен ног. Когда-то в широкой зале, занимавшей всё пространство под самой крышей, проходили большие приемы и празднества, но, со временем, помещение пришло в запустение. Торжества теперь проводили в саду или в малом бальном зале на первом этаже, а сюда заглядывали разве что уборщики. Эмма нежно огладила кончиками пальцев витую колонну и уверенно двинулась в противоположный конец помещения. Там был балкон. Еще в детстве они все втроем любили подолгу играть на его широких мраморныхплитах, представляя себя то в гнезде орла, то на мачте огромного галеона, с которого открывается вид на бескрайние морские просторы. Вид, действительно, был что надо. Правда, никакого моря вокруг, конечно, не было, зато как на ладони просматривались парк, сады и даже некоторые городские улочки. Детство прошло, но Эмма всё так же любила приходить сюда за спокойствием, одиночеством и легкой ностальгией. Она пересекла слабо освещенный периметр зала и уже мысленно содрогалась от ожидания протяжного скрипа дверных петель, который, должно быть, перебудит пол замка. Однако, потянув латунную ручку, с удивлением обнаружила, что створка прикрыта не плотно, словно кто-то совсем недавно дверь уже отпер. Эмма нахмурилась и немного помедлив, вышла навстречу промозглому ветру. Потоки дождя отвесной стеной лились с неба, но балкон не заливали. Разве что мелкая водяная взвесь стояла в воздухе по самому краю парапета и временами отражала неверный лунный свет, изредка проглядывающий сквозь тучи. — Эмма? От удивления и неожиданности она подпрыгнула, ойкнула, поскользнулась на натекшей с улицы луже, и непременно вписалась бы носом в ограждение, если бы неведомая сила не удержала её на ногах. А точнее, крепкая мужская рука, принадлежащая обладателю голоса, только что назвавшего её по имени. — Ричард? — Что ты тут делаешь? — мужчина отпустил её локоть и отошел на шаг. Еще не до конца привыкнув к полутьме, Эмма разглядела лишь спутанные влажные кудри и блестящие темные глаза — Вышла подышать воздухом. Не спится, — она зябко поежилась, чувствуя себя, как минимум, очень странно. Вроде и радоваться надо, что Джесс хохочет у себя в комнате не с ним. А вроде, радоваться всё равно решительно нечему, — Тебе, я вижу, тоже? — Да… — принц вздохнул, и вдруг выудил откуда-то бутылку, — Будешь? — Виски? — Нет, — он поморщился. На лице мелькнула какая-то эмоция, которую в темноте разобрать было непросто. Эмме показалось, что это досада. — Бренди. — Я не пью крепкие напитки, но спасибо. — Я тоже — принц кивнул и вопреки собственному заявлению, открутил крышку и сделал щедрый глоток, — Обычно. — Случилось что-то необычное? — Эмма перехватила вновь протянутую бутыль и, чуть помедлив, все же отпила. Чтобы не замерзнуть и не простыть, не более. Терпкая жидкость обожгла горло, но она стоически не подала виду. — Я сделал предложение Джессике. — Он дернул уголком рта и в упор посмотрел на Эмму, словно не желая упустить её реакцию. Но де Гиз отлично владела собой. Взгляд принца медленно вернулся обратно — к изучению дождевой мглы. — А она отказалась. — Не знаю, что сказать, — Эмма тоже теперь смотрела на дождь. Странное дело. Они словно вновь на высокой мачте галеона, только вокруг шторм, а корабль вот-вот налетит на рифы, — Думаю, я понимаю твои чувства. И мне очень жаль, что ты их испытываешь, — это была правда, от которой делалось только больнее. Кронпринц невесело усмехнулся: — Ничего. Еще пара глотков и перестану. — Какой-то чисто «хьюзовский» метод, — она неодобрительно цокнула и тут же испугалась собственной реакции. В конце концов, перед ней будущий король, можно и попридержать эмоции. — Как показал опыт, методы Хьюза почему-то оказываются верными, — он снова хмыкнул, но, помедлив, всё же отставил алкоголь на широкий парапет. — Эмма, ты всегда была умницей. Скажи мне, почему всё так? — Что именно? — ей стало грустно и очень обидно. То есть еще грустнее, чем в течение всех этих недель. — Почему, как только я решил сделать что-то для себя и пойти против правил, всё рухнуло? Обида, сконцентрировавшаяся жгучим комком где-то в груди, чуть было не просочилась в голос, но Эмма справилась с собой и задала вопрос буднично, почти отстраненно: — А почему ты решил пойти против правил именно сейчас? — Да как-то всё совпало, — он ответил просто, совершенно не по-королевски, и ей на секунду показалось, что это снова пятнадцатилетний мальчишка, которого она так хорошо знала когда-то. Который бесследно исчез уже много лет назад, уступив место взрослому и сдержанному наследнику престола. — Знаешь, я же никогда не позволял себе ни шагу ступить против правил. Не отказался от выбранной отцом невесты, никогда не ставил под сомнение выбранный не мной путь, образование получал, конечно, не то, что по душе, а то, что нужно было… Это так осточертело, Эм. Она молча кивнула. Хотелось его обнять. А больше ничего не хотелось. — И когда я уже смирился с тем, что ничего не могу выбрать сам… Ну, ничего значимого для самого себя, понимаешь? В этот момент появилась Джессика. И… Дурак, конечно. Но я подумал, что это знак. Последний шанс, сделать хоть что-то по-своему. В конце концов, иначе, зачем она здесь? А оказалось, что если это и знак, то не мне. И теперь у меня ни невесты, ни друга, ни Джессики… — он тряхнул головой и вдруг повернулся к Эмме с грустной полуулыбкой, — Но я рад, что всё еще могу поговорить хоть с кем-то. И рад, что это ты. Она снова кивнула. Мягкий флис впитывал влажность воздуха и слова принца, рискуя стать еще одним комплектом одежды, который она больше ни за что не наденет. Потому что больно было от каждого звука. Больно за него. И за себя, от того, что ей, похоже, никогда не стать для Ричарда ничем большим, чем подруга детства, которой можно пожаловаться на жизнь, в моменты, когда за тебя говорит бренди. — Знаешь… — он сделал глубокий вдох и пол шага к ней, заставляя тем самым взглянуть себе прямо лицо. Выражение было невозможно прочесть, а от всё еще целомудренной, но уже неуставной близости, чуть кружилась голова. — Больше всего я жалею, что не понял, что мой шанс всё изменить и сделать по-своему, был не с Джессикой, а тогда, когда ты открылась мне. — Перестань, — Эмма нервно, чуть резко рассмеялась и отвернулась к дождю, — Ты сделал так, как было правильно для тебя в тот момент. Равно как и сейчас с Джессикой. Не за что себя винить. — Нет, Эм. — она вдруг почувствовала, как прохладные пальцы невесомо коснулись её виска, заправили прядку волос за ухо. Приятные мурашки смешивались с отчаянным непониманием, и Эмма не могла найти сил вновь посмотреть на него. — Ты не представляешь, как тяжело было ответить тебе… Всю ту чепуху, что я ответил. Просто тогда я был уверен, что так нужно. Не смотря ни на что. А сейчас уже ни в чем не уверен. — Не смотря ни на что? — она всё же повернулась к нему. Выглянувшая из-за тяжелых облаков луна освещала каждую черточку его лица, упавшие на лоб темные пряди волос, серьезный взгляд, отсвечивающий холодными бликами. — Думаю, ты понимаешь, о чём я. — он пожал плечами и улыбнулся. Неловко, странно. — Думаю, — Эмма тяжело вздохнула, борясь с желанием до боли закусить губу, — Сейчас не лучший момент: Джессика, Адам, бренди… Пройдет немного времени… Он поцеловал её, не дав договорить. Аккуратно, нежно, властно. Эмма почувствовала, как растворяется не только весь мир, но и она сама. Теряет последние крохи самообладания, разума, критического мышления. Какая разница, почему он это делает. Из долга, велящего немедленно найти невесту, или из давних потаенных желаний, которые, возможно ему лишь почудились. Какая разница, когда его губы так мягко накрывают её, запах тела проникает в ноздри, а ладони сжимают её талию, притягивая ближе и ближе, пока между их телами не остается только одежда, начинающая раздражать и саднить кожу. И если это ошибка, то почему она так счастлива? Но, разве это может быть не ошибкой? Когда он сделал предложение Джессике? Вчера вечером? Сегодня? Несколько часов назад? — Рич, — Эмма с трудом отстранилась, пытаясь перевести дыхание, — Не стоит. Правда. Он не разжал рук, а сама она не смогла заставить себя убрать ладони с его плеч. Несколько секунд ничего не происходило. Эмма слышала только своё сердцебиение, шум дождя и грохочущие уже в отдалении электрические разряды. В конце концов, принц кивнул. Теплые губы коснулись её лба, и он отодвинулся. — Как скажешь. Спокойной ночи, Эмма. Она невольно зажмурилась, а когда через пару мгновений открыла глаза, рядом его уже не было. Галеон налетел на рифы и разбился вдребезги — гроза.