Игра Бурбонов

Ночь выдалась сочной, ароматной и лунной. Полнолуние освещало тропинки в Версальском саду так, словно бы они были обставлены миллионами свечей, видно было так же четко как днем, разве что контрасты были более жесткими. И это несмотря на то, что в пятидесяти метров отсюда стояли ярко освещенные факелами шатры. Придворные праздновали вместе с ним этот чудесный летний день, напиваясь, наслаждаясь и предаваясь искушениям. Юный король Франции, Людовик XIV Бурбон, молодой человек около двадцати лет, с длинными светло-каштановыми волосами, заботливо уложенными в объемные букли, и в сине-красном камзоле с золотым шитьем, отошел в сторону, отяжелев и опьянев от празднества. Вначале просто пометить дерево, потом, заслушавшись цикад и вдохнув запах ночных фиалок и раскрывшихся по сезону королевских лилий. Откуда-то неподалеку из леса доносились сладострастные вздохи двоих возлюбленных, которых застигла страсть. Луи выдохнул и отошел на соответствующее расстояние, завидуя и смеясь над собой и своей завистью. Ах, как бы он теперь бы хотел бы поцеловаться у платана, а там, как Бог даст, с одной своей подругой. Но, она конечно, не дала бы ему того, что, судя по стонам и сладострастным крикам происходило за пару кустов от него. Мария Манчини, племянница кардинала Мазарини, его отчима, она вряд ли дала бы ему теперь поцеловать себя. Она была очень принципиальна в этом вопросе. Они очень дружили и, видит Бог, он готов был на ней жениться, хотя кардинал Мазарини и был против. С тех пор, как он сказал нет, ее любовь к нему мгновенно прекратилась и она перестала позволять с собой даже такие мелкие и смешные вещи вроде как прижать к себе и поцеловать. Она сказала, или в браке, или никак. Женщины - такие непредсказуемые создания. Какого в самом деле, черта? Лунный свет расплавил его мысли, заставив смотреть вдаль на контрастно прорисованную платановую аллею, заставив конкретизировать с какой страстью он бы сейчас прижал бы свою возлюбленную к этому серебристому стволу, и что конкретно он бы сейчас бы с ней сделал. Какой-то странный шорох его было спугнул, но потом подавился в хихиканье, и Луи просто стал смотреть вокруг внимательнее. Ему показалось, что между деревьями мелькнула какая-то тень. Белое молочное плечико. Черные богатые локоны, собранные наверху, и голубоватое платьишко. О, боже, любовь моя. Неужели она-таки передумала? - Мария! Из-за дерева послышалось шебуршание и сдавленное хихиканье. Луи бросился к раскидистому платану, залитому шальным серебристым светом полной Луны. Он увидел только кусок мелькнувшего бело-голубого платья с золотистым шитьем, да молочно-белые покатые плечи, на которые опасным змеем-искусителем упал длинный, завитой в ровные завитки иссиня-черный длинный локон. - Мария, - тихо позвал он, - милая. Иди ко мне. За деревом еще более весело пшикнули сдавленным смехом и, словно эльф, улетели за другое дерево. Луи был изрядно пьян. Луи был пьян в свинью. То ли бургундское сегодня было специфической выдержки, то ли это лунный яркий свет полнолуния, обнажавший каждую травинку и листик до чудовищной четкости, сбивал его со здравого рассудка. Ему показалось, что его любимая поманила его за собой, и он рванул за ней, как дурак, тяжелея с каждым шагом но уже не от вина а от той магии, что дарит Луна. Он едва не поймал ее у следующего дерева. Он видел, что ее кожа покрыта каплями пота, а черный закрученный локон приклеился к ее спине. Корсет на спине ее платья был немного распущен сверху, что мгновенно перенесло воображение Луи к тому моменту, когда они были бы особенно близки. Потому что его так легко было бы снять! Боже, перестань меня так искушать! Эта молочно-белая кожа спины сжатая до боли под давлением шнуровки, как он хотел впиться в эту ложбинку верха ее спины уходящей в корсет, чтобы языком ощутить ее запах, вкус ее пота, своим языком и рвануть руками к чертовой матери завязки ниже. Почувствовать вкус ее кожи, и ощутить этот кудрявый мокрый локон клеющимся к ее телу и его, пока он обладает ею. Луи не заметил, как во время своей увлекательной игры в прятки-догонялки они выбрались из парка к боковой лестнице, ведущей во дворец. – Любимая, стой! Любимая только удивительно смело задрала юбки и припустила вверх по лестнице в покои. Серебристый коварный свет луны заставил его увидеть чулок на стройной ноге до самой подвязки над коленкой, кокетливым голубым бантиком обозначающим удивительно стройное бедро. Красоты такой что он ранее не видел и влез бы и оторвал бы бантик на чулке зубами прямо сейчас и впился бы в это красивое молочно-белое бедро с идеальным изгибом. И почему только злые языки при дворе говорили, что в отличие от своей старшей сестры, Олимпии, за которой он тоже ухлестывал, Мария толстовата и точно не может заинтересовать Его Величество. Луи потерялся в коварном лунном свете, он не видел ничего красивее, взбегая по лестнице вверх, думая нагнать прелестницу. - Дорогая! Дорогая показывала неслабые навыки в беге по пересеченной местности, Луи в какой-то момент просто забылся, он просто гнал ее по лестнице, а потом по галерее как лису на охоте, восторгаясь тем, что она так хорошо бежит. Расстояние между ними не сокращалось, как бы он бы не усердствовал. Это заводило. - Мария! - отчаянно выдохнул он, понимая, что задыхается и не может продолжать гонку. Луи встал в коридоре и, опершись о локти, отчаянно выдохнул, чувствуя, как пот стекает по его вискам и по лбу. - Да? - Лунное существо во влажных локонах обернулось внезапно своим лицом, обозначая в ярком свете полнолуния, проникающим через окна анфилады, алые два пылающих от помады полукруга губ, полуоткрытых и сияющих, когда они подбежали вплотную к его покоям, - что.. «дорогой»? - прозвучал ехидный мужской голос. - Филипп, - сказал Луи, отступая на шаг назад, - Филипп.. брат мой.Ты чокнутый, Филипп. Теперь понятно, почему охрана и не попыталась задержать его «подругу» пока «она» неслась по коридору как молодой резвый конь. Его мозг до конца не мог понять, что происходит. Это был его брат, который пытался завлечь его от якобы его невесты, использующий доступную ему артиллерию нарядов. Филипп расхохотался в голос, понимая, что он развел Луи как дурака. Закашлялся, потому что он тоже после этой всей гонки очень тяжело дышал. Он привалился к двери, ведущей в покои короля. Корсет, должно быть сильно мешал в попытке отдышаться. Мушкетеры было напряглись, но, увидев короля остались стоять в положенной позе, поэтому, брат его мог без вопросов прислоняться к двери в его покои. - Слушай, Луи. Милый Луи. Как по мне, так это ты чокнутый, Луи, - тяжело дыша сказал Филипп, пытаясь рвануть корсет вниз. Это не очень помогло но он высвободил большую часть груди из корсета, лихорадочно хватая ртом воздух. Луи смотрел на него как во сне. Он даже не слышал его слов. Просто смотрел, как его рот раскрывается в очерченное ярко-красным кармином «о». Он ничего не соображал, просто смотрел, как это красиво. Он наверное ничего не соображал, потому что совсем был не готов подать назад, в его голове все еще кипели страсти и фантазии про стройное бедро в голубой подвязке над коленкой. Он не видел в этом существе брата. Он видел все что угодно, только не брата. Луи подошел и толкнул дверь, грубо втаскивая Филиппа в комнату за волосы. - Ай, - сказал Филипп, - мне больно! Пусти! - Какого черта ты это делаешь? - прошипел Луи, поворачивая тяжело дышащего брата лицом к себе. - А почему бы и нет? - спросил брат, ухмыляясь своей вызывающей физиономией с гримом парижской проститутки. - Я тебе сейчас покажу почему нет, - резко рявкнул Луи. Подходя к нему вплотную и впечатывая в стену, хватая одной за шею, второй опуская как он почувствовал под рукой, ослабленный корсет голубого платья вниз. Если честно, он ожидал, что брат испугается, и запросит его о пощаде, он не имел в виду ничего сексуального, просто хотел выбить его из колеи. Однако в нос ему ударил запах его пота, смешанный с ветивером и мелиссой, темно-красные губы раскрылись, ловя воздух, и похабно контрастируя с молочной белизной и гладкостью кожи, и от этого всего закололо где-то у него прямо посередине модных кюлот. Брат замер под его движением, прилип к стене и не думал сопротивляться. Если бы он стал сопротивляться, как обычно, может быть этого всего бы ни случилось бы. Но Луи просто стоял, вдыхал запах возбуждения и цветов, смотрел на раскрытые темно-алые губы, раскрытые ему навстречу так, что он реально думал не столько как сунуть туда свой язык, как нечто куда повеселее. Интересно, а что бы его брат сделал бы в этом случае? Говорят, он уже хорошо знал, что делать в этом случае. Луи решил, что его следует поцеловать прямо в рот, не столько из сексуальных соображений, как с целью проучить. Он приблизил свои губы к губам брата. Филипп внезапно грубо оттолкнул его, чем вызвал приступ неуправляемого гнева. Луи рванул его на себя, Филипп схватился за грудки его камзола, жарко дыша, и, как казалось Луи, тоже стремясь его поцеловать. Луи отбросил его руки, от своего камзола, и быстро сбросил его на пол, пытаясь завалить. Но тот все еще держался на руках. Вслед за камзолом на пол отправился и вышитый золотом жилет, заставляя его хозяина остаться в одних штанах и рубахе. Он с трудом соображал что происходит, и лихорадочное дыхание брата его заводили почище ровного сладкого дыхания его любовниц. Он был готов отдать Дьяволу душу, за то, что Филипп его хочет, и это сводило с ума больше чем гладкость плеч, краснота припухлых губ, он хотел его, он его хотел, это манило так, что он терял разум. Но, да, помните, что он был свински пьян. Он впился губами в губы брата, чувствуя сладкий вкус помады, прижимаясь своим телом к телу брата, чувствуя стон под своими губами, то ли возмущения, то ли восторга. - Ты же этого хотел, да? Ты этого добивался? - между поцелуями жарко шептал Луи. И королю наплевать было на то, что кажется ему ответили «нет». Королю нельзя говорить «нет». Он схватил брата за задницу. Да не просто схватил, а сделал ему подножку и уронил его окончательно на пол, придавливая собой сверху. Луи еще раз рванул и без того ослабленный лиф его платья вниз разрывая ткань платья наконец, так, чтобы оно удовлетворяло бы потребности их обоих, обнажая маленькие темные торчащие соски. Он не особенно думал, что делать в этом случае, просто до боли сознательно схватил их обеими руками, сжал пальцами, заставляя сияющий алой краской рот раскрыться в то ли от восторга, то ли в крике боли и снова накрыл этот рот своим, ощущая сладкий вкус помады, размазанной уже его по их лицам и проникая языком глубже, чтобы ощутить вкус их поцелуя. Филипп до боли зубами сжал его верхнюю губу, сознательно приводя его в чувство. Луи почему-то обиделся, и подался назад, тяжело дыша, и шлепнул его ладонью по щеке: - Чего ты из себя строишь теперь? Я тебя предупреждал, чтобы ты не надевал эти бабские штуки! Хочешь быть бабой, я тебе это устрою! Чего не так? - Отпусти меня, - тихо сказал Филипп. Луи не понял что он ему сказал. Вот только не в этом случае, когда они лежали на полу, Филипп под ним, он сверху. Он, в рубашке и штанах, рвущихся на освобождение, он запустил руки под юбки брата, пока тот таращился на него двумя своими бесстыдными сосками, которые он засосал, сжал зубами, поочередно, вызывая стон у Филиппа. Хуй у него встал, и он рванул там некоторое количество пуговиц на кюлотах. Бог свидетель, он просто очень хотел ебаться! Это существо, которое явилось к нему из адского мира не иначе, возбужденное, тяжело дышащее, с открытым ртом с размазанной по лицу алой краской и чертовыми возбужденными сосками в дамском платье и без штанов, мало что соображало в ответ, единственное, что когда он снова впился в этот похотливый рот, засовывая язык и хватаясь за закрученные в прическу волосы, он внезапно ощутил как его ногу сжало чужое бедро. Он схватился за ногу и это оказалось очень рискованным решением, потому что пока его рука прошлась по ткани атласного чулка доходя до кружевной подвязки, все было ничего а дальше он ощутил абсолютную податливость бархатистой гладкой кожи. Короче, под платьем не было ничего. Он надеялся, что его брат хотя бы наденет штаны, но нет, не так, только чулки, подвязка прямо над коленкой а дальше все абсолютно готово для проникновения. Луи сунул руку ниже, ближе, прямо куда надо, дьявол его вел не иначе, под подвязку, изнутри по бедру и вверх. Там было обжигающе и возбуждающе тепло. Он очень хотел туда. Они лежали на полу у его кровати, Луи продолжал его страстно целовать, несмотря на все оказываемое ему сопротивление. Которое было не то что бы сильно, по его мнению брат начал поддаваться на его усилия, и черт бы его подрал, если бы он не был возбужден. Луи перестал соображать вообще если можно так предположить, что он соображал что-то до. Он рванул застежки на собственных штанах, освобождая на волю рвущийся член, держа его ноги разведенными, и сделал роковую ошибку, спустившись по телу брата вниз,видимо, желая его предварительно поласкать в известных местах, где получил в полную силу в нос коленкой брата,который почему-то внезапно заорал: - Cлезь с меня! - даже характерный железный привкус крови во рту, который появился после столкновения с коленкой не привел его в чувство. Только лишь грохот открывшихся дверей и Бонтан, его камердинер, оттащил его фактически за шкирку, пока кровь из разбитого носа красиво заливала платье и пол, и все вокруг. - Ваше королевское величество, и ваше королевское высочество, вам обоим следует немного отдохнуть, - сказал он. Следующие за ним охранники-мушкетеры так же ловко оттащили брата короля от него, поставив на ноги и утаскивая в его покои. - Что ты знаешь о том, что мне стоит делать? - рявкнул на него Луи. Однако, старший мужчина подал ему мокрую тряпку с холодной водой. - Умойтесь, Ваше Величество! Луи глянул в зеркало, висящее на стене и оторопел. Он увидел, что вся нижняя часть его лица измазана в алой жирной помаде и щедро сдобрена кровью, расплываясь алыми пятнами на рубашке. Свой собственный ужасающий вид внезапно привел его в себя. - Срочно, холодной воды! - слуги суетливо бросились в поисках выкрику камердинера. - Спасибо, Бонтан, - сказал он, аккуратно принимаясь вытирать лицо, - мы что-то с братом сегодня совсем не могли договориться. - Я так и понял, Сир, - сказал Бонтан, - еще воды? Может попросить льда? - Нет, просто положите меня на кровать. Я не думаю, что он мог бы сломать мне нос. - Как скажете, Сир - Бонтан призвал в спальню королю слуг, которые его раздели и начали протирать его тело тряпкой, смоченной в розовой воде. И прикладывающих холодный компресс на нос. Луи закинул руку за голову. Говорили, это упрощает останавливать носовое кровотечение. - Бонтан! - Да, Сир! - С моим братом все в порядке? - Думаю, да, - сказал Бонтан. - Убедитесь пожалуйста, мне кажется, что мне необходимо лечь спать. - Не сомневайтесь, Сир, именно это я бы вам и порекомендовал! - сказал Бонтан, вытягиваясь на узкой девичьей койке стоящей около окна. Как и был, одетым. Тем временем кровотечение остановилось, вроде бы нос был в порядке, и слуги успели раздеть Луи, стереть с него влажной ароматной прохладной тряпкой грязь и пот, и одеть в чистую, пахнущую солнцем и лавандой крахмальную, тонкую рубашку. - Спокойной ночи, Бонтан! - Отдыхайте, Ваше Величество! Луи не смог бы сомкнуть глаз, он еще был пьян и возбужден. Хоть бы Бонтан не вздумал болтать о том, что он увидел. - Все в порядке, не волнуйтесь, Ваше Величество, - словно бы прочитал его мысли камердинер. Луи застонал и с силой ударился головой об перьевую подушку. Господь Всемогущий, он едва не изнасиловал своего брата, причем, что самое страшное, ничего не казалось ему в этот момент более естественным и нормальным, и даже разбившая ему нос коленка не могла его остановить на этом пути. Если бы его не оттащили, ей богу, ему бы это не помешало. У него даже возникла шальная идея, когда Бонтан деликатно засопел, погрузившись в сон, пойти в спальню брата и закончить начатое, но тут и его накрыл сон.

***

С утра он ни за что не был так благодарен Богу, Бонтану, сну и прочим высшим силам, за то, что они ему помешали. Удивительно, что может показаться хорошей идеей, порой, когда полнолуние, ночь, платье любовницы и вино. Он очень надеялся, что Бонтан подумал, что они просто подрались, и что его торчащий эрегированный член не так бросался в глаза. Они встретились с братом на уроке военной стратегии. Луи места себе не находил, пока ждал. Он обгрыз ноготь на большом пальце. Оторвал пуговицу у бордового камзола, уперся головой в окно, - Уже половина десятого, Ваше Величество, может быть нам стоит начать? - спросил его учитель. - Без Его Королевского Высочества мы не начнем, вы прекрасно знаете, - прошипел он. Наконец створки двери театрально распахнулись и в комнату вплыл зевающий и сладко потягивающийся, нарочито расслабленный Филипп. Он был в скромный на вид костюм из темно-серого шелка, с аккуратно уложенными в низкий хвост волосами. С чистым, не закрытым пудрой, слегка загоревшим на солнце лицом, а от этого еще более выглядящий как невинное дитя. Как его вчера так вштырило-то? - До-о-о-оброе утро! - ласково пропел Филипп. - Ваше Королевское Высочество вы опо... - седой наставник недовольно. - Подождите! - Луи остановил его движением ладони и резко бросился навстречу брату. - Филипп! - воскликнул он, - Филипп, я прошу прощения за вчерашний вечер. Филипп застыл удивленный. Не в правилах Луи было извиняться. Он его извиняющимся вообще еще никогда не видел. - Прости, я тебе нос разбил, Луи, - странным голосом медленно проговорил Филипп, размышляя, в чем может быть подвох, и попытался дотронуться до его носа. Луи перехватил его руку. - Ерунда. Это моя вина. Ты ни в чем не виноват! Он смотрел прямо в глаза брату, когда увидел чудо. Зрачки в его светлых, серебристо-зеленых глазах мгновенно расширились, как у кошки. Луи хотел его поцеловать в щеку в знак примирения, но это заставило его отпрянуть назад. Он уже видел эти глаза вчера, и они, Бог свидетель, заставили его творить черт знает что. Он уставился на его губы, ему внезапно стало так важно знать как они выглядят без этой дурацкой помады. Словно по команде, под его взглядом они раскрылись, словно цветок под солнцем, словно бы на удивленном выдохе, демонстрируя свои соблазнительные контуры самым выгодным образом. Словно бы приглашая на поцелуй. - Давай больше не будем ссориться, брат? - Луи все еще смотрел как завороженный на его губы, выгнутые трагической дугой вниз, и обнажившие в диалоге неидеально красивые, но трогательно неровные белоснежные зубки, которые выглядели хищно, особенно приглушенными скромно розовеющим оттенком пепла розы. Луи нравилось, что он видел, и раньше бы он без вопросов зацеловал бы брата и в рот и в щеки и куда бы ему бы захотелось, бы, потому что это был его маленький братик, которому надо было его внимание и любовь, а тут в первый раз в жизни, ему внезапно стало как-то очень сильно не по себе. Он аккуратно приложился губами к губам Филлипа. Очень аккуратно. Невинно, если прямо было бы придираться. Филипп мгновенно отстранился, отпихивая его от себя. Не грубо, но очень осознанно. Луи подался назад. Луи не знал, ему это показалось, или на какую-то долю секунды на по-девичьи миловидном лице брата появилась жестокая и самодовольная ухмылка? Когда он еще раз решился посмотреть, лицо его брата было настолько потеряно в эмоциях отчаяния и боли, что даже тени ее не было, а серебристо-зеленые глаза блестели от набежавших слез, за которые ему так захотелось его сразу же обнять и утешить. Наверное, показалось. Ему вообще, по всей видимости, слишком много показалось за последние сутки. - Давай больше не будем ссориться, - сказал Филипп, привлек его к себе и самым невинным образом чмокнул его в щеку. Заставив слизать свои слезы языком, размазав их ему по губам. Луи облизал свои соленые теперь от слез брата губы. - Мы же любим друг друга? - тихо спросил он, пугаясь даже биения собственного сердца. - Я люблю тебя, но я не знаю, любишь ли ты меня, - сказал Филипп. - Я по тебе с ума схожу. Ты можешь не появляться в женском платье при дворе? Это единственное, о чем я тебя прошу. - Могу. Но гулять в нем в огороде Пале-Рояль откровенно скучно, там пугать можно разве что ворон! - Малыш, ты просто не осознаешь, что ты делаешь... - Вообще-то я... - начал Филипп, но Луи как всегда его перебил. - Пообещай мне, что я больше никогда не увижу тебя в этом платье? - Легко, - неожиданно просто согласился младший брат, - поцелуй меня в знак примирения, - он по девчоночьи сложил губы бантиком и протянул их для поцелуя брату, - в этом платье ты меня больше не увидишь!