Идиот.

      Дождь не прекращается четвертый день, столько же дней Рыжий не появляется дома. Это волнует. Волнует его любовника до дрожи в руках, до сотен смс на первый и почти что единственный номер в контактах телефона и попыток бежать искать непутёвого лейтенанта самому, что обычно заканчивается лишь очередной парой промокших кроссовок. Мало ли на задании может возникнуть проблем? Но в части, где он работает, молчат. Молчит телефон, игнорируя вот уже двухсот семидесятое смс, молчит корреспондент в новостях. Их захудалый райончик никому не интересен, зачем рассказывать о происшествиях в нём? Узнаёт всё певец из ленты в какой-то соцсети, совершенно случайно, проводя пятый по счёту одинокий вечер, растянувшись поперек кресла и зажав сигарету между зубов — сколько он за это время выкурил? Две, три целые упаковки? Считать их было неинтересно. Интересно было на разбитом экране. Новость показалась неожиданно — сеть по геолокации (включенной по настоянию любовника, потому что «так я смогу найти тебя, если что-то случится») подобрала какой-то районный сайт, где писались последние новости. С запозданием, конечно. Читать до конца у парня не хватило терпения.       Меньше чем через час он уже бежал, промокший и задыхающийся, но не сбавляющий скорости. Собранные в небрежный хвост волосы совсем растрепались, и теперь он больше напоминал бродягу, чем знаменитого поэта. Но какая к черту разница? Рыжему бы не понравилось, но о нём сейчас думать не хотелось. Потому что и без лишних причин все мысли были только о нём. Как он? Жив ли? Стоило, всё же, дочитать статью, но телефон остался брошенным на полу в квартире. Певец, не желая обходить целое здание больницы, цепляется пальцами за мокрые прутья забора. Приземляется, царапая колени, но не даёт себе отдышаться. Потом надышится, а сейчас нужно спешить. Внутрь. К нему.       Светлая палата встречает его более добродушно, чем дежурный врач на входе, который до сих пор кричит что-то вслед и старается догнать, чтобы схватить за плечо и вывести нежеланного гостя, но тот захлопывает перед самым его дверь и только теперь застывает на месте, закрывая глаза и шумно сглатывая. Все мысли разом покидают черноволосую голову, сердце бешено бьётся, хоть он больше не бежит. С кровати доносится голос. — Маглор? — становится холодно. Щеки горят, а непослушные пальцы трясутся. Смотреть на любовника совсем не хочется. Сил ответить хватает только через пару минут. — идиот. — он отрывается плечом от двери, укладывает руку на сердце и морщится от ощущения под ней мокрой ткани. Двигает стул к окну. И всё ещё не смотрит. — ты идиот, Майрон. Что случилось? В какую передрягу ты снова попал? — певец достает из кармана промокшую, но сносно выглядящую сигарету и прикуривает, затягивается глубоко, до искр перед глазами, стараясь успокоиться. Со стороны кровати отчётливо слышится движение. Лейтенант сползает с неё, коротко шипя. Босыми ногами звонко шлёпает о кафельный пол и встаёт позади. — засада на одном из выездов. Пустяк. А ты идиот. Промок весь. — на последних словах Майрон забирает сигарету из чужих пальцев раньше, чем срабатывает сигнализация и сминает ее в кулаке, морщась. — сколько раз я говорил тебе бросить курить? Голос посадишь. - сколько раз я тебе говорил бросить эту дурацкую работу? В ответ молчание. Маглор тоже не продолжает, так и оставшись сидеть, одной рукой прощупывая ритм собственного сердца. Майрон вернулся в постель, ведь при ходьбе всё ещё неприятно резало в перетянутом чистым бинтом боку. — ты разбил телефон? — темноволосый спросил тихо, почти шепотом. — потерял. — не ищи. — а ты зачем искал? — испугался, что потерял навсегда. — ты точно идиот.