Маки в груди

Ипполит после неудачной попытки застрелиться бродит по Петербургу одинокой тенью, зловещим тонким изломанным видением. У Ипполита кроме одиночества не осталось ничего, ни капли, ни куска. У Ипполита холод внутри, зима под рёбрами — Ипполит не удивится, если под рубашкой однажды найдёт иней на светлой коже. У него боль в груди поселяется. Боль выедает все внутри, ломает ребра насквозь. Ипполит думает мстительно, болезненно: сколько же ему ещё осталось. Когда боль проломит клеть, уничтожит лёгкие чахоткой. Ипполит думает, что болезнь цветы бы выжгла, если бы они были. Грядущая смерть становится ему любовницей, невестой, супругой, он ей всем телом и душой принадлежит. Ипполит на людные улицы не суется. Ипполит людей не любит, злится на них бессильно. Каково жить тем, кому жить осталось больше нескольких месяцев или недель, каково не ждать каждый день грядущей смерти, грядущего... покоя? Ипполит не знает. Ипполит бродит переулками, безлюдными подворотнями, после кашляя долгими вечерами, видя кровь на ткани платка. Ипполит не знает, сколько ему осталось, сколько это будет длиться теперь. Ипполит смерть приближает, кажется, всеми силами, бродя зимой под снегом и выкашливая, кажется, куски лёгких. На снегу кровь расцветает красными бутонами. Ипполит радуется, что это не настоящие лепестки. Ипполит в любовь не верит; ну какая к черту любовь, если ему умирать скоро. Ипполит смерти даже ждёт — после смерти боли не будет. Ничего не будет вообще. Ипполит ни в рай, ни в ад не верит тоже. Странного человека с лихорадочным взглядом он встречает в начале февраля. Человек на площади, куда Ипполита заносит случайно и болезненно, раздаёт листовки, у него пальцы озябшие и покрасневшие, потрескавшаяся кожа на ладонях. У него в глазах — пламя. У него в глазах — Человек и Человечность. Он в худом старом тулупе выглядит совсем не замерзшим. Ипполит знает, почему. Видит. У него внутри огонь мечется, пылает, опаляет ребра. Ему тлеющие угли, которые остались от самого Ипполита, кажется, вовсе незнакомы. Люди вокруг шепчутся. Ипполит ни слова не разбирает, но понимает почему-то — они говорят о нем. О странном человеке с замерзшими руками и пламенем в радужках. Ипполит не знает, какого они цвета. Ипполиту самому кажется, что под рёбрами становится теплее. Иней подтаивает под этим огнём. Человек к нему подходит сам. Человек улыбается криво, сломано, человек, кажется, и сам надломлен не меньше больного Ипполита. — Они шепчутся, слышите о чем, — он ледяными, до нутра промерзшими пальцами сжимает ладонь Ипполита, тоже без перчаток. — Говорят, убийца в город вернулся из ссылки. А я бы не вернулся. Я бы в Сибири остался, там люди злее, но другие, они злые искренно. На вас похожие. Ипполит замирает. Ипполит в его словах слышит честность и правду, гнетущую, больную, горькую. Она кажется лучше любой сладкой, приятной лжи — вот эта правда. Она живая. — Раскольников, — представляется ему человек, — Родион Романович. Не бойтесь, вас не убью. Ипполит его пальцы сжимает больно, до крови из растрескавшихся ранок. Кажется, что его только этот человек способен понять. Кажется, у человека в груди тоже болит, ноет — не от любви, от чего-то другого. Ипполиту узнать хочется, от чего. Он улыбается резаной рваной раной, словно губы рассекли надвое. — Не боюсь, — едко говорит он, — меня и без вас убьют, Родион Романович. Раскольников головой качает и смотрит без сочувствия, от которого уже тошнит. У Раскольникова в глазах — интерес, жгучий, любопытный, у Раскольникова в холодных окровавленных пальцах пламя и горячая, упрямая жизнь. Ипполит знает: за ним смерть ходит по пятам, страшная, уродливая, жадная; смерть к нему тянет окровавленные костлявые руки, хватает за плечи ледяными руками, царапает кожу. Ипполит знает, что умирает. Ипполит думает, что у его смерти глаза зелёные с янтарем по радужке. Ипполит думает: его смерть рядом стоит. Раскольников к нему начинает приходить вечерами. Раскольников днем о своей идее мыслит, разрывая жилы, мрачностью морща лоб. Вечера же отдаёт Ипполиту. Он поначалу сердится, принимать его фальшивое сочувствие отказываясь; после понимает: у Раскольникова ни капли фальши, Раскольников честен до страшного. Ипполит все громче кашляет, все чаще чувствует, как дышать ещё больнее, ещё горче. У Ипполита в горле застревает ком и стучится о гортань истерика. Ипполит нехочетнехочетнехочет признавать то, о чем думается, глядя на чужой гордый профиль. Ипполит рядом с Раскольниковым все сильнее чувствует, как в груди что-то мешает, что-то появляется чужеродное, неживое. Б о л ь н о. Дышать больно. Ипполит привкус желчи чувствует все ярче, все острее, чувствует, как в груди распускается что-то, оплетая ребра, прорастая сквозь лёгкие. Н а с к в о з ь. Ипполиту верить не хочется. Ипполиту страшно впервые, Ипполит боится умереть не от болезни, не от пули. Ипполиту страшно умереть от того, во что он верить никогда не пытался. Ипполит цветок — красный мак — выталкивает, выплевывает вместе с кровью в начале самом марта. Ипполит на лепестки смотрит долго, втаптывая их в снег. Капли крови от алых цветов отличить сложно. Ипполит не знает, как иней у него под рёбрами цветы не замораживает, не промораживает насквозь. Раскольников его лба касается тонкими пальцами вечером. Раскольников спрашивает хрипловато, негромко: — Вам стало хуже? Ипполит думает, что стало. Ипполит думает, что умрёт из-за Раскольникова, гордого, красивого, горящего беспокойно своей идеей, и цветов в лёгких ещё раньше, чем отвела ему чахотка. Ипполит думает, что смерть от такой любви — не страшна даже. Ипполит улыбается криво, через горячку и цветущие в глотке алые маки. — Не бойтесь, Родион Романович, — давит он сухими губами. — Раньше срока не умру. Только кто виноват, если срок у него уменьшается от этой любви?