Так вкуснее

Halsey — Ghost

***

— Так вкуснее, — наёмник пожал плечами, когда маленькая серебристая ложечка выскользнула из его рта. Кухня никогда не была сильным местом «Цербера»: даже если удавалось подцепить грамотного повара с хотя бы намёком на фантазию, мизерная часть колоний были готовы снабжать организацию качественными продуктами на постоянной основе, уж не говоря о том, что транспортировка тонн продовольствия на «Кронос» была задачей нелёгкой и дорогой. Впрочем, Призрак никогда не гнался за Мишленовскими звёздами, но для лучших случались редкие исключения, вроде сегодняшнего. Кай Ленг родился и вырос на Земле, наслаждаясь теми преимуществами, которыми к концу двадцать второго столетия та ещё обладала. И если экологией, роскошными лесами и запасами ресурсов голубая старушка похвастать не могла, то дешёвые путешествия были ее преимуществом относительно колоний. Каждая новая освоенная территория была не похожа на предыдущую, но внутри этих миров всегда устанавливалась единая культура и обычаи, в то время как Земля, с ее долгой историей двух сотен различных государств пестрела разнообразием языков, искусств, традиций, которые не смогли стереть даже десятилетия глобализации. И Ленг активно пользовался возможностью «посмотреть мир», родившись в «золотой век» дешевых быстрых перелётов. Берлин, Мюнхен, Хельсинки, Роттердам, Оксфорд, Рим, остров Эльба. Эльба. Его последняя поездка вместе с родителями. Неделя на побережье, после которой никто из них не мог бы подумать о том, что она станет последним совместным путешествием, последним путешествием, перед тем, как Кай Ленг решил посвятить свою жизнь войне. Он до сих пор помнил сахарные клубы облаков, отразивших на своих объемах нежно-розовый оттенок заката. Помнил хрупкую вазочку работы итальянского мастера, покрытую изящным кружевом стекла, образовавшим причудливые узоры. В самой вазочке сладкими слоями покоилось тирамису: пропитанный кофе бисквит Савоярди, чуть сладкий сливочный маскарпоне, пудра какао. Простейшие сочетания продуктов всегда удавалось сложить в нечто невероятное. Кай навсегда запомнил тирамису. Запомнил сладость бисквитов и крема, запомнил аромат кофе, который легко переплетался с каплей рома где-то на дне. В памяти остались и привычные движения руки: зачерпнуть ложкой нежный десерт, перевернуть ее глубокой стороной вниз и тут же коснуться языком, не позволяя себе запачкать стол. Так вкуснее. Тусклая пластиковая баночка перед наемником «Цербера» была наполнена бежевым, чуть жирноватым кремом, сквозь который проглядывало пропитанное кофейно-алкогольной смесью печенье. А мужчина, что присел рядом с ним, интересовался, почему Кай так странно ел. Неужели Призрак забрался так глубоко? Неужели десерт — не случайная догадка, но точное знание, на что надавить? И сложно было сказать для чего: чтобы сделать больно или приятно? Ленг усмехнулся: так можно было рассуждать о любом действии Призрака. Противоречия и загадки давно поселились в ледяных глазах, которые никогда не дадут ответов больше, чем вопросов.  — Его было не легко достать. Но если знать, кого попросить, — наёмник не интересовался тем, откуда на забытой всеми Богами (даже батарианскими) станции нашёлся тирамису, Харпер заговорил сам.  — А ты и минуты не можешь прожить, не рассказав мне о том, какой ты крутой? — чёрные пряди, часть из которых была собрана в аккуратный пучок на затылке, дёрнулись: Кай отвлёкся от своего десерта и теперь смотрел прямо в глаза Джека. Парня не часто можно было увидеть без маски, даже на «Кроносе». Его большие карие глаза, что сами были как кофе, видели разве что пара врачей и сам Призрак. Он видел даже больше: как Лен жмурится, как нервно дергается по ночам, как собирает темные волосы в хвост, как ест земной десерт ложкой вниз. Харпер видел буквы и цифры в его персональном файле, видел кровь на его мече, видел человека, что скрывался под чёрной броней и высоким званием. Звучит бесчестно: видеть все и взамен не показывать ничего. Если бы только сам Кай не искал этого. Пусть Джек видел плавные движения меча в его руках, пусть нервно стряхивал пепел, наблюдая за силой биотики, пусть смотрел, как Ленг, сжав зубы, доставал из ран осколки стекла, пусть оставался при всем этом для него лишь неуловимой тенью. Призраком. Так было лучше. Меньше знаешь — крепче спишь.  — Не делай вид, что тебе не нравится, — огрубевшие после десятков битв и сотен сигар пальцы коснулись чёрного контура Уробороса, окружившего пару торчавших позвонков. Чуть ниже начинался стальной имплант, которому наёмник был весьма рад. Что может быть лучше, чем видеть на месте мерзко выступавших позвонков нечто по-настоящему крепкое? Будь Альянс не таким закомплексованным конформистом, Кай давно бы ввинтил себе эту штуку, лишь бы никогда больше не видеть слабостей собственного тела. Смог приручить биотику, сможет и ускорители обуздать.  — Не подмазывайся, — огрызнулся, отправив ещё одну ложку десерта в рот. Дернул плечом, скидывая чужую руку со спины. Потертая лямка чёрной майки, на груди которой виднелась небезызвестная эмблема, предательски сползла на плечо, обнажив красное пятно на сгибе шеи. Лен мог демонстрировать своё недовольство, сколько ему хотелось, в отличие от других членов «Цербера». В отличие от других он понимал, что его власть — мнимая иллюзия. Призрак ведь не был тенью на самом деле, тенями были те, кто трудились вокруг него. Вся физическая оболочка «Цербера», все доспехи, «кони» и «замки» были тенью. Единственным, что имело значение, была идея. Единственный, кто мог говорить от ее лица, был Джек Харпер. Потому Кай наслаждался тем, до чего мог дотянуться: хамством и грубостью, излишней жестокостью на миссиях, местом любимчика, который, как послушный цепной пёс, вилял хвостом за каждую подачку из пропахших табаком рук. Было ли ему хоть когда-то дело до того, что подумают другие? Джек вновь положил руку ему на спину, провёл пальцами по стальным позвонкам, будто бы проявив нежность к крепкому сплаву. Он потянулся вперёд, касаясь губами обнаженного плеча. Кай вновь лишь повёл рукой, отталкивая Призрака, и вернулся к десерту. Ему было плевать, что все знали, ведь Ленг и не пытался что-то скрыть. Ведь если все они — только тень, то какая разница, кто в этой тьме «сучка босса»? Впрочем, если кто-то очень уж хотел его достать, наемнику только в радость отправить его на тот свет. Не спустит же «босс» свою «сучку» в шлюз за пару трупов в коридорах станции. Призрак приобнимает Кая за плечо. Тот ёжится: пальцы мужчины слишком холодные для его горячей кожи. Джек тянется вперёд, явно к его губам, но Ленг оказывается быстрее. Парень упирается ладонью в грудь Харпера, чуть задевая видневшуюся в белом разрезе полоску кожи.  — Что такое? — интересуется Джек так, будто не понимает. Но ему приходится заткнуться: губы накрыла обратная сторона маленькой ложечки, что была покрыта сливочным кремом. Мужчина хмурится, но лишь до тех пор, пока его губы не накрывают чужие. Мягкие и горячие, ни с чем не спутать. Кофейный взгляд скрывается под тонкой кожей век, за рядами пушистых ресниц. Ладонь, что на груди, сжалась, будто бы предупреждая, ведь в следующую секунду сжимались уже зубы наёмника, захватив между ровными рядами нижнюю губу Призрака. Во рту чувствуется вкус крови, который тут же сменяется сливочным ромом: язык Ленга скользнул по рту мужчины, собирая остатки того крема, что Кай недавно сам размазал по чужим губам.  — Так вкуснее.