All My Life

Минута, две, а то и все двадцать. Андрес может наконец и почувствовать свое тело и вернуть контроль над ним только спустя это время. Берлин пытается спихнуть с себя чужую тушку, что буквально вдавливала его самого в песок, наровясь продавить до сырой земли, но у него ничего не выходит. После больницы, отсутствия нормального питания и с сна, Андрес стал слаб. Его руки больше походили на спички, обтянутые далеко не бархатом очередного дорогого пиджака или рубашки, а всего лишь кожей. Со стороны могло вообще показаться, что он был болен анорексией. Серхио кормил его. Плотно, много и порой даже насильно. Но какой толк, если после этого Андреса тошнило похлеще беременных женщин и в течение целого дня, кроме стакана воды его желудок больше ничего не мог принять? — Андрес? — кажется, тяжёлое тело поняло, что Берлину нужен воздух, потому приподнялось над ним на ладонях, заглядывая своими неимоверными голубыми глазами, такими яркими и слезящимися, словно стеклышко, в глаза Андреса. — Слава Богу ты поднялся, — Фонойоса с явным облегчением перекатывается на другую сторону, лежа так ещё несколько минут, а после наконец-то берет себя в руки и встаёт на ноги. Мартин очень изменился с их последней встречи: лицо распухло и исхудало, под глазами залегли огромные круги. Возможно, это результат долго перелёта, а возможно, что все эти года Мартин работал по профессии непроходимой пьянчугой. — Что ты здесь делаешь? — это всё, что интересует Андреса на данный момент. Это главный вопрос, на который он хочет получить немедленный ответ. Мартин садится коленями на мягкий песок, после мнется, отводит взгляд, кусает губу. Последнее — наиболее привлекает взор Берлина. Острые передние зубы с силой вонзаются в нежную нижнюю губу, терзая её, а после, неаккуратно прикусывая, образуя маленькую ранку, из которой начал появляется сгусток крови. — Так что? — Андрес был нетерпелив, но старался держать себя в рука. Он желает получить ответы, он всегда получает ответы, особенно, когда дело касается Берроте. Но, кажется, в этот раз Берлин не будет удостоен полного рассказа от Мартина. — Я здесь, потому что хотел увидеть тебя, — бурчит Мартин и тон его похож на тон провинившегося ребёнка. — Что прости? — удивлённо поднимает бровь Берлин. — Возможно, я стал глух на одно ухо. Мартин оборачивает на эти слова с полным шоком глазами, воспринимая слова Фонойоса всерьез, а Андрес усмехается на его реакцию. Значит беспокоится. — Это Серхио тебе сказал, верно? Ну, конечно, кто же ещё, хотя я удивлён, что он сделал это, вы ведь, ммм, не очень хорошо ладили, — в голосе нет грубости, скорее усталость, сам Андрес не сердится на Марти, лишь немного ненавидит брата, который провернул всё это за его спиной. — Он сказал, что я нужен тебе, — вот и всё. Берроте на своих словах может видеть шок, удивление и самую каплю смущения на лице Андреса. Это то, чего он добивался долгие года их дружбы. Получив письмо Серхио, которое было отправлено почтой, что уже наводило на определённые мысли, Мартин в начале хотел выкинуть его, сжечь, разорвать, только бы не видеть эту дурацкую подпись. Ведь после того, когда вся команда вышла из Монетного Двора, Мартина пришёл к Берроте с весьма плохими известиями. — Скажи мне, Серхио, — произнес тогда бесцветным тоном Мартин, смотря куда-то сквозь Профессора, — во всех просчитанных тобой вариантах, ты допускал хотя бы мысль о том, что Андрес будет мёртв? Берроте смотрел на лучшего друга и брата любви всей своей жизни, на разрушителя его счастья, на чертового Серхио Мартина и видел в его глазах слезы, а после и отрицательный моток головой. Почему-то в тот момент Мартин поверил, как никогда и никому не верил прежде. Возможно из-за того, что у них было одно горе на двоих? Они долго тогда обнимались, давая почувствовать друг другу молчаливую поддержку, ведь оба потеряли единственного родного человека и боль одного через прикосновения передалась другому. И вот вернёмся к письму, которое горело под пальцами Мартина, когда он разворачивал его. Для чего нужно было это послание? Они поговорили обо всём в тот вечер, перемыли косточки другу другу и разошлись, но, кажется, на этом Серхио не хотел его оставлять. На бумаге было ровным почерком написано лишь три слова: Провинция Трат, Таиланд. И почему-то сердце от этих строчек забилось так часто-часто, а ноги сами его понесли в аэропорт Палермо, чтобы спустя час перелёта, он приземлился в Риме, взяв первый билет до Бангкока, а спустя двенадцать часов, невыспавшемся, небритым, с грязной головой и мало-мальски умытым в спешке лицом, сесть на паром и отправится в маленькую восточную провинцию, по пути не наткнувшись, к великому счастью, ни на одного полицейского из-за своего внешнего вида. У пристани его встречает Серхио. Румяный, загорелый, в огромных очках и шляпе, он молча улыбается, не обращает внимание на внешний вид и предлагает сесть на мопед, чтобы доехать до нужного места. И вот сейчас он здесь. Стоит на теплом песке коленями в свете уходящего солнца и смотрит пристально на Андреса, не веря, что тот цел и почти невредим. Им будет о многом нужно поговорить с Серхио, пару раз выбить ему всю дурь кулаком под дых, рассечь губу, заработать сотрясение мозга, но это всё потом, ведь сейчас ничего не имело значения, кроме Андреса, который возвышался над ним, создавал тень и смотрел слишком хмуро для такого прекрасного вечера. Он хочет сказать: «я рад, что ты прибежал на мой зов, верная собачка даже спустя столько лет, но я желаю видеть тебя больше — убирайся.» Но эти слова так и остаются несказанными где-то на задворках сознания, потому что руки молча тянутся к плечам Мартина и поднимают его, прижимая тело друга к своей груди. Объятия, порой, важнее тысячи слов и Мартин это прекрасно понимает, обвивая руки вокруг талии Андреса в ответ, утыкаясь носом в его шею. Тихий всхлип — и не понятно с чьей стороны, ведь по лицу, спрятанному за плечом Мартина, тоже текут слезы. Они чувствуют тепло друг друга, такое необходимое, нужное им сейчас и родное. Они оба ещё не до конца понимают, как истосковались друг по другу, думая, что больше никогда не встретятся вновь.

***

Они возвращаются в дом, когда на улице становится достаточно темно и немного прохладно. Андрес не хочет заболеть — это последнее, что ему сейчас нужно, а Мартину нужен душ после долгого перелёта. Берроте всё ту небольшую часть дороги до двери держал Андреса за тонкую ладонь, боясь отпустить его, боясь снова потерять. Лишь только пронзительный взгляд Серхио заставляет разочарованно разжать пальцы и молча уйти в душ. Фонойоса провожает друга задумчивым взглядом, садясь за стол по левую руку от брата, напротив Лиссабон, которая уже почти доела свой ужин и теперь с любопытством смотрела на Андреса. — Что? — наконец не выдерживает Берлин. За то время, что он проводит вместе с Лиссабон, Андрес должен был бы уже привыкнуть к тому, что женщина часто смотрит на него с любопытством и каким-то странным постоянным вопросом в глазах. — Ничего, — это её обычный ответ. Ракель никогда не говорила чётко, всегда однотипными и односложными фразами, которые так сильно бесили Андреса. — Ну нет уж, дорогая, будь добра выскажи свой молчаливый вопрос, потому что твой взгляд, изо дня в день, меня, если честно, напрягает и даже пугает, — Фонойоса откладывает в сторону приборы, убирая руки на колени. — Ты хочешь таким способом избавиться от меня? — Что? — от вопроса Андреса у женщины широко распахнулись глаза. — Андрес, пожалуйста, не говори такого. Ты не лишний в нашем доме и уж тем более я не собираюсь выгонять тебя, это было бы даже для меня низко. — Тогда что? — настаивает на своём Андрес, но вопрос вновь повисает без ответа. В столовую входит Мартин и все взгляды тут же обращаются к нему. Он побрился, умылся, переоделся в другую одежду, которая ему была немного мала из-за комплекции Серхио — Андрес сделал мысленно пометку, что завтра нужно будет сводить друга по магазинам и что-нибудь прикупить ему. Берроте садится рядом с Андресом, даже не спрашивая на это разрешения, потому что, сукин сын, чувствует, что ему позволили бы это сделать. Когда все наконец-то в сборе, Андрес обращает внимание на брата, заметно нервничающего и обтирающего вспотевшие ладони об легкие брюки. — Профессор? — выгибает бровь Фонойоса. Мартин, который только взял в руку аппетитный на вид кусок перченой курицы, удивлённо посмотрел на друга. Что за странное обращение? Они ведь не на уроке, в конце-концов. — Вы что-то хотите сказать нам? — Токио нужна помощь, — всё же говорит Серхио, спустя пять минут давящею тишины, вцепившись в бокал с водой, как в спасательный круг. Андрес никак не комментирует это, молча отводя взгляд, Лиссабон поджимает губы, а Мартин ни черта не понимает. — Серьёзно? — выгибает бровь Берроте, который всегда привык высказывать своё недовольство в адрес обидчика. — И ты вот сейчас бросишь всё, подставишь Андреса и поставишь под угрозу безопасность? Серхио, — Мартин цокает, откидываясь на спинку стула. Никто из присутствующих не комментирует его беспокойство о друге, делая вид, что пропустили мимо ушей. — Не думаю, что твоё мнение так уж и важно, — огрызается Профессор, получив недоуменный взгляд всех присутствующих. Никто из них никогда не слышал, чтобы Мартина разговаривал в таком тоне. — Прошу прощения, — стушевавшись, тут же произносит Серхио, снимая очки. — Я бы никогда и никого не стал подставлять, Мартин, но перед тем как мы все разошлись после ограбления, — Серхио бросил настроенный взгляд на Берлина. Тот кивнул брату, говоря, чтобы он продолжил, — так вот, перед тем как разойтись я дал кажлдому бумаги, новые паспорта и план, что делать, если вам нужна помощь. Токио нужна наша помощь. Рио взяли, — два слова разрезали тишину на части. — Идиот, — высказывает Берлин спустя минутное молчание, громко цокнув языком, — я так и знал, что их «любовь» пагубна на последствия и вот, как результат. Одна — беглянка в розыске, второй схвачен полицией. Браво, большего я от этой парочки и не ожидал. — Андрес, — одергивает брата Серхио. Мартин, уже было открыл рот, чтобы сказать что-то колкое в адрес Профессора, но Фонойоса сам берет эту роль на себя. — О, прекрати, братец, — закатывает глаза, — они ни черта не умеют контролировать свои эмоции, свои действия. От них мы дважды подверглись разоблачению и нападению во время ограбления Монетного двора, а что сейчас? Правильно! Мы должны подвергать свою жизнь опасности вновь, только потому что малышка Токио не уследила за Рио! — Андрес, неконтролируемо стукает по столу. Мартин, сидящий рядом, вздрагивает, автоматически накрывая ладонь друга, призывая к успокоению. Это было для всех огромным шоком. Умеющий первоклассно держать свое лицо и эмоции под контролем Андрес только что с позором потерял свою выдержку. — Мы, — с нажимом начал Профессор, —не просто будем спасать Рио из лап правосудия, мы приведем действие план по ограблению банка Испании. Андрес, открыв рот для очередной тирады, так и закрыл его, немигающи смотря на брата. Мартин полностью разделял в этот момент позицию друга и только, кажется, одна Ракель была спокойно до чёртиков, что аж раздражало. — Ты должно быть шутишь, — нервно выдавил Мартин, зарываясь ладонью в волосы. — Нет, Мартин, — Берроте показалось или глаза Серхио только что сверкнули? — Когда приедет Токио, мы сообщим всем остальным и начнём подготовку к ограблению века.