Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Коля нервничает. Впервые. И не очень понятно, с чем это связано, но он ярко чувствует этот комок панической атаки, что ворошит все его внутренности в животе. Трибуны заполнены практически наполовину, и всех этих людей Коля видит впервые в жизни, нет даже отдаленно знакомых черт лица; площадка малая, это удобнее, но лед какой-то слишком уж холодный, или это Коле так кажется. Он проезжается по идеально выровненной глади, оставляя на ней резкий ровный срез, —коньки отлично наточены, практически до хирургической остроты— в руках тяжелая клюшка, уже потертая в нескольких местах и липкую ленту на крюке приходилось менять уже два раза, но она его. Эту клюшку, несмотря на то, что Тони просил Колю этого не делать, он с парнями на одном из выездов купил самостоятельно. Она была идентична той, которой он играет в Беларуси. Он не говорил о том, что те клюшки, которые были закуплены для команды изначально плохие, нет, просто Коле нужна была именно его желтая клюшка и больше никакая. Есть другие, да, но она—его. Никита как-то пошутил, что Коля привязывается даже к вещам, но что-то белорусу подсказывает, что в шутке этой была и доля правды, причем немалая. Сейчас, держа в руках свою клюшку, слыша какие-то переговоры парней, чувствуя, как разравниваются складки на верхней кофте и ощущая под крагами важнейшую в этот миг ленточку, Коля понимает—привязанность к особенным вещам—это точно про него. Тони подзывает своих парней, когда на лед выезжают противники, а трибуны начинают подрагивать от топота ногами. Тренер говорит, что это у них такое приветствие, выражение почтения силы команды, а Коля гулко сглатывает, тут же ощущая у себя на плече увесистую руку друга. Никита, даже через решетку отлично выражающий беспокойство, не стал поднимать эту тему, просто молча попросил белоруса сосредоточиться и не париться о ерунде. Коля оглядывается на Марка и Мэтта, и только поняв, что те в более-менее приподнятом настроении, выдыхает. Игра будет сверхтяжелой. Пока Тони контрольный раз проговаривал тактику и отвечал на какие-то внезапно появившиеся вопросы, вратари разминались рядышком, Коля, оглянув поле поверх голов своей команды, натыкается на парня из соседней команды, в точности вторящего его движениям. У него на свитере, справа, белорус замечает характерную для капитана букву «A». Парень с какой-то странной заинтересованностью отвечает на Колин изучающий взгляд, зачем-то коротко кивает ему, а после Коля видит точно такую же клюшку у него в руке, и паника в груди начинает менять свой окрас и оболочку. Это его клюшка. И пусть Коля сейчас поведет себя как ребенок, но это его клюшка. В Беларуси у него одного была такая клюшка и он делал все, чтобы эта традиция не нарушалась. Он запомнит этого парня. Даже если они вдруг не пересекутся на льду в этот раз, будет следующий, будет еще много следующих, потому что теперь Коля не намерен проигрывать. Казалось бы, такая мелочь, но белорус покрепче обхватывает свою единственную и неповторимую и отворачивается к Тони, который, как раз вовремя, заканчивает с вопросами и отпускает команду на свою сторону, раскатываться перед игрой. Картера оставили сидеть, поскольку тренер сказал, что так будет лучше, как для самого Тернера, так и для остальных парней, не будет лишних вопросов и поводов попытаться подстебнуть. На поле особо не поговоришь, но, если урвать момент, можно и в лицо харкнуть. Главное делать это тому, у кого шлем без решетки, а то Тони потом самостоятельно заставит отмывать экипировку и тряпочку не забудет подогнать, вроде как поощряя, но не до конца. Шайбы покатились врассыпную, Коля пробил Стива раз семь, но так и не получил нужного ему удовлетворения. Марк спрашивает о том, произошло ли что-то, о чем Коля хочет поделиться сейчас, потому что потом будет поздно, но Лукашенко отмахивается, уверяя, что к началу точно придет в себя окончательно. Уокер не верит, но поделать ничего не может. Все же докапываться до Лукашенко лучше тогда, когда тот с Бэрроном. Хоть битья по башке можно попытаться избежать. Настрой соперников был непонятен. Как по рассказам, так они должны были чуть ли не в глотки вцепиться команде Пенсильванского университета, но нет, те казались совершенно обычными пацанами, только вот Коле не нравился их капитан и белорус старался особо не смотреть в его сторону, что получалось из рук вон плохо, но в общем и целом парни решили, что они не похожи на тех, кем они прослыли за спинами сотоварищей по льду и игре. Или они только так думали. Первой на льду решили выпустить пятерку капитана. Так Коля понял, что не светит ему с капитаном противником скрестить свои желтые, особенные клюшки. Две капитанские пятерки играли первыми, хоть пятерка Хилла и была вторым звеном. Стоило Хиллу и капитану противников чуть ли не стукнуться шлемами, а свистку прозвучать, как Коля понял—все, что о них говорили, абсолютно все является правдой. Лукашенко видит, как шайба не успевает даже коснуться льда, а тип с двойником его клюшки уже, вывернув ту крюком вбок, подбрасывает увесистый блин и тот отбрасывается назад, к защитнику, который с размаху вгоняет шайбу в ворота. Поскольку период только начался, парни еще не успели устать, Стиву удалось поймать ту рукой, но факт оставался фактом—грязные приемчики будут и от этого никуда не деться. Пока вставали в позиции, Коля внимательно наблюдает за непроницаемым лицом капитана противников, обнаруживая на том нотки насмешки над пятеркой перед ним. Как Коля это понял? Стук крюка о крюк клюшки Хилла был настолько «на отъебись», грубо говоря, что белоруса всего передернуло. Резкий свисток, грохот трибун, что отдавал вибрациями по защитным панелям, и два капитана, не собирающиеся поддаваться, даже пусть прошло каких-то семь секунд. Шайба летит на сторону противников и это уже поднимает отметку в их злости выше допустимого. Даррен с Кэмероном передают друг другу шайбу, успевая сделать подачу открывшемуся вовремя Алану. Как раз в этот самый момент Батлера-старшего припечатывает к бортику один из нападающих, падая на лед вместе с ним. Бредли ведет шайбу, перекатывая ее то вправо, то влево, обводит двух защитников и делает замах прямо в ворота, но промахивается, рассчитав траекторию неверно, и отправив шайбу прямиком в железные прутья. Проезжающий мимо Скотт хлопает по спине, выдавая «неплохо», затем помогает Даррену подняться и пятерки меняются. Никита спрашивает все ли с вице-капитаном в порядке, потому что удар был не слабый, но Батлер лишь усмехается и ерошит по шлему: «иди давай». Коля глазами следит за лжесвоей клюшкой, которую капитан так пренебрежительно отбрасывает рядом с собой, усаживаясь на скамейку. «Че завис?» —белорус резко поворачивает голову на этот писк, с удивлением обнаруживая, что это было адресовано ему. «Это мне?» —ответом служит конский смех. Коля молча принимает его, прокручивает клюшку в руках, ощущая, как ленточка слегка трется о запястье, и думает, что сейчас он заставит их заткнуться. Когда Коля в очередной раз обманным маневром отправляет одного из тех придурков головой в щиток, им становится все ясно. Шайба, с подачи центрального, летит прямиком к Мэтту, но ту перехватывают. Тут же захватчика валит на бок Никита, а игра останавливается. Удивительно, но Ершова даже не удалили. Видимо, судьи сегодня не из лучших, потому что даже Тони показал защитнику кулак, грозящийся проехаться по лицу за содеянное. Остановило ли это Никиту? Не особо. Пятерка меняется без особых происшествий и без забитых шайб. У Лукаса почти получилось забить, но, как Тони говорил до этого, сильно рассчитывать на то, что они дадут прорваться сквозь их ворота уже в первом периоде не стоит. Их тактика совершенно противоположна тактики команды соперника. Если их команда распределяет силы и рассчитывает успех на всю игру, команда соперников давит, начиная с первого периода. Под конец они обычно полумертвые, но ворота держат до конца, как голодающая собака, которой бросили обглоданную кость. Так просто забить не получится, нужна совершенно пустая, холодная голова. А, как говорит Тони, его парни первый период все еще способны думать. Плюс это или минус, на этот вопрос Тони затруднился ответить. В данном случае, наверное, все же минус. Им забивают по совершенно тупой причине, Карла и Логана просто задавили, а нападающие были слишком далеко. Шайба пролетает над правым плечом Хендерсона, вызывая оглушающий ор команды, свист одобрения с трибун и какой-то неприятный мандраж, прошедшийся по рукам Лукашенко. Он видит, как Стив, коря самого себя за пробитие, цыкает языком и чуть оседает на лед. Нет, думает Коля, не может все быть настолько очевидным, это бред какой-то. Когда выезжает его пятерка, меньше всего Коля был готов столкнуться лицом к лицу с капитаном противника. Но тот предстает прямо перед центральным первым нападающим. У Коли номер «1», у него «31». Белорус чувствует, как неприятно играют желваки на щеках от смутно знакомых ощущений. Если бы не реальность происходящего, Коля бы свалил все это на сон. Слишком много совпадений. Клюшка, номер, осталось только моргнуть и увидеть, что он играл все это время против себя самого, только на пару лет младше. Белоруса всего передергивает. Капитан это замечает, самодовольно хмыкает и прокручивает клюшку в руке, делая это в точности, как и Николай. Марк сзади зовет Колю по имени уже пятый раз, но Лукашенко все. Он уверен, что еще никогда его не захлестывала такая резкая, холодная и расчётливая злость. Коле нужно было найти между ними ярко выраженную разницу, и он нашел ее. Он специально—за это потом получив осуждающий взгляд Никиты—перебросил веденую шайбу капитану противнику, дождался, пока тот, на радостях, расслабит тело и ослабит бдительность. Коля ловчее, Коля быстрее и сильнее. Шайба буквально-таки крадется из-под носа, а сам капитан прикладывается правой стороной к бортику, шипя Коле в щеку какие-то проклятия. Как только на белоруса уже хотели наехать, перебирая ногами, он оказывается на другой стороне поля. Коля понял в чем его отличие. Он намного лучше. И силовые приемы в его исполнении выглядят внушительнее. Нападающий противников спрашивает о состоянии капитана, но тот отмахивается. Никита резко дергает Колю назад, стукаясь шлемом так, что произносит в самую решетку: «тут тебе не песочница, хорош письками мериться». Ершов отрывается от Лукашенко, отъезжая, двумя пальцами показывая, что будет следить за ним и его поведением. Коля угукает, но понимает, что, пока та самая мерзкая частичка его души не будет довольна собой, он не отстанет от этого парня. Их пятерке оставалось проиграть буквально секунд сорок-тридцать пять, когда, понявший, что Коля бросил ему вызов, капитан, не начал действовать. Шайба рикошетила от каркаса ворот, влетала в пластмассовые ограждения, вызывая шок у сидящих на трибунах фанатов и заставляя тех, кто стоял вблизи, отойти подальше, или лучше вообще забраться повыше. Девчонки из группы поддержки даже затихали на какое-то мгновение, а до трибун доносились лишь резкие звуки торможения и хлесткие удары, отправляющие шайбу на соседнюю часть. Оставалось секунд восемь, когда ситуация стала выходить из-под контроля. Столпившиеся у ворот, не давая противнику забить шайбу и защищая Стива всеми возможными способами, парни не могли трезво рассчитывать собственную силу и возможности. Марк пытается, чувствуя, как по лицу съезжает капля пота, отогнать шайбу, сосредотачивая все внимание на ней, что не замечает, как после очередной такой попытки, резко дернув клюшку, попадает верхней частью сопернику в дыхалку. Нападающий корчится от боли, выпускает из рук клюшку и именно ее стук приводит в чувства всех остальных. Гол не засчитывается, а Марка, после того, как он помогает тому парню подняться и извиняется перед ним, получая в ответ сипловатое «порядок», отправляют на скамью оштрафованных. Тони кидает планшет на колени к Хиллу, но тут же забирает, орет через все поле «Уокер!» и что-то быстро поясняет ему на пальцах. По громкоговорителю объявляют о штрафе. Марку предстоит сидеть и наблюдать за парнями целых две минуты. Прикинув, Уокер понимает, что вылетит он ближе к середине периода. Неплохо, могло быть и хуже. Не Мэтта первого штрафанули, уже хоть что-то. Прокрутив клюшку, Уокер опирается спиной о жесткую спинку и вздыхает. В следующий раз нужно будет внимательнее следить за собой. Пятерки меняются. Тони несильно бьет Лукашенко по плечу планшетом, называя его бестолочью и прося уже прийти в себя наконец. Коля угукает, но как-то слабо вериться, что он действительно собирается выпускать своего внутреннего монстра так скоро. Тем не менее, на табло замечательно расцветает «0:1» и у них уже есть один штраф. А ведь это только первый период. На льду сталкиваются третья и вторая пятерка команд. Скотт что-то спрашивает у Тони про порядок, немного нелогичный, по его мнению, и пока тренер, наклонившись так, чтобы капитану было слышно, объяснял ему что-то, жестикулируя одной из рук, сложенных на груди, Коля внимательно следит за тем, что происходит на льду. Рядом слышится запыхавшееся «он ведь не серьезно» и в этот самый момент Коля видит, как выведенный из себя Томас, подняв клюшку надо льдом, толкает парня, выше и крепче него раза в полтора, пытаясь, видимо, отбросить его от себя. Игра тут же останавливается резким свистком, а Лукас хватается за клюшку Ли и дергает, что-то быстро говоря сокоманднику в лицо. Томас, яростно жестикулируя, отмахивается от своего центрального и, выхватив у него из рук собственную клюшку, едет на скамейку оштрафованных. Уокер приветливо машет ему ладонью, а когда калитка захлопывается, и диктор объявляет о штрафе, спрашивает, видимо, что произошло. Ли, развернувшись лицом к нападающему, начинает что-то объяснять, а Тони меняет пятерку Лукаса на единственную оставшуюся без штрафов пятерку капитана, угрожая, что если и эти вытворят что-то странное, то он их на кол после игры посадит. Скотт послушно кивает головой, но что-то Коле подсказывает, что они не хорошие мальчики и слушаться, даже тренера, вряд ли будут. Коля оказывается прав. Но со своей правотой он чуть поспешил. Буквально через полторы минуты удаление прилетает соперникам за то, что один из нападающих выбивает клюшку из рук Кэмерона, тут же получая в ответ громогласное «ты охуел, чмо?». Кэмерон, как и Даррен, Батлер, это понятно, но нападать именно на Кэмерона не стоило, потому что именно младший Батлер знаком со всеми уловками и хитростями. Своим выкриком он обратил внимание на произошедшее, сам вылез сухим из воды, а соперникам прилетел штраф за грубость. Вообще, по-хорошему Кэмерону бы тоже вписать штраф, причем дисциплинарный, но это матч университетских команд, поэтому тут такие выражения, как высказанные Кэмероном, считаются нормой. Хоть это и неправильно. Батлеры гаденько угорают над устранением одного из соперников, дают друг другу пять и счастливые едут вставать на свои позиции. Коля вздрагивает, когда Тони сзади кладет руку ему на плечо и, ничего не говоря, устремляет взгляд на лед. Парни заинтересованно посматривают на тренера, но молчат, не решаются спросить в его присутствии. Хотя что спрашивать, сам Коля не в курсе что происходит. Если Кэмерону дали по рукам и он стойко выдержал, это не значит, что остальные будут следовать его примеру. Марка выпускают как раз вовремя, пятерка Лукашенко успевает отдохнуть и прийти в себя, с новыми силами вылетая под лет. Никита уклоняется от подножки, а Мэтт ловко пихается, когда его пытаются подсечь, называя того чувака «гандон» на всю площадку. Марк как бы между делом напоминает, что тут его девушка, на что Мэтт орет «поебать мне, веришь, нет?». Марк верит, поэтому даже спорить не будет. Ему же лучше. Они меняются, нервно переглядываясь, поскольку до конца периода остается всего ничего, а счет на табло не меняется. Коля вливает в себя четверть бутылки с водой, поднимая решетку от шлема, прикрывает глаза всего на какое-то мгновение, но тут же раскрывает их, стоит до ушей донестись какому-то металлическому звуку. Скотт, обычно спокойный и лишь изредка срывающийся на неприличные выражения, буквально одной рукой перекидывает навалившегося на Алана, и зажавшего его защитника. Бредли клонит на сторону, но на ногах он держится. Батлер-младший подлетает к сокоманднику, подставляя свое плечо для поддержки равновесия, а вот Скотт начинает бычку. С трибун не слышно, но парни примерно понимают в чем замес. Первый период, а у них уже два штрафа и по крайней мере один по их вине. Пенсильванские парни сдержанные и знающие цену своей игре, но не когда их пытаются вывести на понт таким идиотством. —Держи своих шавок при себе, —Хилл пихается с центральным грудью, получая в ответ: —За своими лучше смотри, а то как девчонки играете. Коля не успевает за ходом событий, потому что клюшка капитана оказывается у пришедшего в себя Алана, а Скотт набрасывается на соперника, повалив того на лед. Судья оказываются тут как тут, пытаются разнять парней, но не могут решить с какой стороны кого подхватить. Даррен пытается протиснуться в этот комок и схватиться за своего капитана и по совместительству лучшего друга, но Скотт берет такой сильный размах, что Батлер невольно осторожничает, боясь, как бы не прилетело ему самому. Тони орет, чтобы они сделали ну хоть что-нибудь и когда Мэтт пихает Колю, прося его остановить этот балаган и Лукашенко, поддавшись своему младшему, вылетает на лед, перепрыгнув через калитку, словно для него это и не препятствие вовсе, драка уже принимает нешуточный поворот. Коля бьет Даррена клюшкой по спине, рыча, чтобы он перестал тупить и брал капитана на абордаж, иначе он убьет его; также Лукашенко, резко повернувшись, рявкает соперникам, что они уебки и самостоятельно принимается вытаскивать соперника из-под Хилла. Кэмерон с Дарреном хватают Скотта за плечи, но неудачно, потому что как раз в этот момент Скотт вновь замахивается и удар локтем приходится Кэмерону чуть ниже ключицы. Даррен, обеспокоенный состоянием брата, который аж не по-мужски пискнул от боли, дергает Скотта на себя. «Да успокойся ты уже!» —орет вице-капитан, припечатывая Хилла к бортику. У Скотта красное лицо и помутневший взгляд, но удар, пришедший на затылок, отрезвляет. Капитан неверяще, что это он был только что, смотрит на своего друга, но Даррен цыкает, отпускает его и отдает на попечение Алану. Бредли, прикоснувшись к предплечью, заглядывает в глаза и спрашивает, что такое случилось, что у Хилла снесло башню. Скотт выдыхает с каким-то свистом, поднимает глаза на нападающего и вместо того, чтобы ответить, вторит его вопрос, отзеркаливая, направляя прямиком в парня. Подъехавший Стив как бы между делом говорит, что ему стоило бы извиниться перед Кэмероном, над которым уже стал хлопотать Даррен. Батлер-младший приподнимает левую руку и болезненно морщится, но старается разработать ее как можно быстрее, чтобы не останавливать игру вовсе. Коля помогает сопернику подняться, оттряхивает его от снега и, осмотрев шейные позвонки и небрежно ощупав тело на наличие травм, хлопает по плечу, говоря, что жить он будет. «И зачем?» —совершенно тупой вопрос и Коля говорит об этом вслух. «Потому что так правильно» —Коля явно намекает на то, что его сокомандники все это время тупо следили за развитием событий. Соперник, глянув на то, как Даррен что-то спрашивает у поврежденного Кэмерона, а Алан пытается узнать о произошедшем у капитана, сжимает губы в узкую полоску и, не произнося ни слова, отъезжает к своим парням. Последние минуты доиграла третья пятерка в полном составе, блестяще пропустив еще одну шайбу к себе в ворота. На конец первого периода счет составлял «0:2», имелось два штрафа и как минимум трое с травмами: Алан с ушибом на ноге, Кэмерон с деревянной двигающейся рукой, и Скотт с выплеснувшимся гневом и парочкой синяков на всем теле, особенно на руках. Тони рвал и метал, особенно в сторону второй пятерки. Пока Даррен всем своим видом старался принять удар на себя, оттесняя брата, а Алан периодически подглядывал на сидевшего с опущенной головой Хилла, остальная часть команды старалась отдохнуть в перерыв и утрясти разболтанные последней дракой мозги. —Вы идиоты! —несдержанно кричит тренер, —Хилл, твою мать, что на тебя вообще нашло?! —упомянутый жмет плечами, —Это твой ответ? И это, по-твоему, ответ капитана?! Бери на себя ответственность, черт возьми! — «я просто…» —пытается что-то сказать парень, но его перебивают, — «Просто» ?! «Просто», Хилл, было, видимо, твоей матери рожать тебя, а сейчас все охуеть как сложно, ты представляешь, что могло произойти, если бы тебя не оттащили?! Это могло стоить нам игры, ты это понимаешь?! —Да, тренер. Тони устало вздыхает, глубоко и медленно. Зарывает пятерню в короткие темные волосы и, прикрыв глаза, вслух считает до семи, после чего садится на корточки, берет Скотта за затылок и прижимает его лоб к своему. «Ты идиот» —говорит он, отстраняясь и давая парню подзатыльник. На этом разбор полетов почему-то был окончен, и они стали готовиться ко второму периоду, который обещал быть гораздо успешнее. Парни разыгрались, изучили врага и теперь готовы были начать сражаться по-настоящему. Да, Тони был недоволен тем, что они пропустили две шайбы, но Стив держался особняком, поэтому заслужил похвалу. Как и все остальные, включая тех, кто попал на скамейку оштрафованных. Реакцию тренера и его высказывания все дружно решили проигнорировать, хотя шока в глазах, после произнесенного, было хоть отбавляй, особенно у запасников, которые еще ни разу не видели тренера таким взбешенным. На отдых им дается ровно семь минут и ни секундой больше. Коля, отпивая из своей бутылки, скользит взглядом по сокомандникам: Лукас пытается что-то спросить у Логана, но тот, как всегда, отвечает с неохотой, больше интересуясь вратарями, которые по очереди трясут Хендерсона за плечи, видимо разминая те. Карл подсаживается к пятерке капитана, нагибается, вопрошая в порядке ли Хилл, но ему отвечает Алан, прося не доставать его сейчас. «Все нормально» —отмахивается Скотт, видя, как недобро сверкнули глаза Бредли при этом. Батлеры все еще зализывали друг дружке раны, полученные в период, Мэтт ловил нирвану, распластавшись на скамье, а Марк с Никитой подзывают Колю и, несмотря на то, что у тренера уже был заготовленный план, предлагают ему вытворить кое-какую штуку. Коля выслушивает, и идея ему нравится, поэтому он кивает, параллельно залезая в телефон и обнаруживая, что Бэррон был в сеть чуть больше, чем полтора часа назад. Спит, думает белорус, ощущая какую-то тяжесть в груди. Он, конечно, сам был категорически против присутствия котенка на игре, но искать его глазами было занятно, к тому же они постоянно сталкивались взглядами и Бэррон краснел, но даже и не думал отворачиваться. Хоккеист вздыхает, предаваясь воспоминаниям о своем очаровательном любимом. —Так, все готовы? Коля вздрагивает, рукой смахивает все наваждение, защелкивает крышку бутылки и спешит подобрать свою клюшку, опустить решетку и выйти сначала в небольшой коридор с тускловатым освещением, а после на яркую арену, где уже вовсю гудели фанфары фанатских секторов. Первую на лед выпускают пятерку капитана, несмотря на то, что она вся побитая и покалеченная, кроме Джеймса. Соперники явно отдохнули за этот короткий промежуток, от них так и веяло чем-то воинственным и глаза горели полной готовностью к бою. Они усаживаются на скамейку, обхватывая клюшки руками, чтобы в любой момент быть готовым вылететь на лед. Тони, осмотрев своих парней, скрещивает руки на груди, устремляя сосредоточенный взгляд карамельных глаз на лед, где пятерка капитана уже встала в стойку, а крюк Скотта нетерпеливо елозит по льду, уже готовый к принятию тяжелой ноши в виде долгожданной шайбы. Свисток и они, две пятерки, бросаются друг на друга, словно они играют не в хоккей, а в регби на льду. Скотт сбивает с ног неустойчивого капитана, на радость Коле, пулей оказываясь на стороне соперников, передает шайбу сначала Даррену, который нагибается как раз вовремя—летящий на него бугай от резкого торможения перелетает Батлера, впечатываясь в пластмассовое ограждение, но шайба уже упущена. Бредли ловит ее практически на лету, обводит защитника и с силой бьет. Та, отрекошетив от балки, попадает прямиком в сетку, спутываясь в ней. Круг ворот подсвечивается красными огнями. Капитан соперников, от злости скрипнув зубами, пихает нападающего своей пятерки, а Алан, на которого накинулся Даррен и Скотт потрепал по шлему, подъезжает к своим парням, раздавая всем кулаки. Тони довольно ухмыляется, кивая Бредли, когда они встречаются глазами. Кэмерон с Джеймсом одобрительно хлопают по спине, а по громкоговорителю доносится не менее довольное: «С передачи Скотта Хилла, номер 13, Даррена Батлера, номер 21, шайбу забросил Алан Бредли, номер 87». С трибун раздаются фанатские кричалки, заглушающиеся громогласным и противным барабаном, но все равно доходящие до парней на льду. Алан, чья статистика, хоть он и играет во второй пятерке, все же оставляла желать лучшего, вздрагивает, стоит капитану подъехать к нему и на секунду задержать свою ладонь на плече, оказывая другу и сокоманднику молчаливую поддержку и, конечно же, гордясь им за то, что первый забитый гол в этой игре достался именно ему. Дальше обстановка только накалялась. Азарт, возникший в глазах Пенсильванцев после забитого гола, мог бы выжить один небольшой городок, а та сила, с которой они вступали в молчаливую, а кое-кто и рукопашную, борьбу была сравнима с битвой двух титанов. На одно мгновение, когда сопернику в лицо прилетает порция снежных хлопьев, Коля опускает все свои сомнения. Тот проигрышный матч становится лишь отдаленным воспоминанием. Таким, о котором сейчас даже задумываться не хочется. Вот сейчас происходит настоящая игра. Именно сейчас, когда они с грохотом врезаются в ограждения, толкают друг друга плечами и практически вгрызаются друг в друга голодными волками, Коля чувствует себя невероятно. Он как рыба в воде, скользит между двух нападающих, расталкивая их своими широкими плечами, обходит центрального и успевает спасовать шайбу Мэтту до того, как его с силой зажимают в углу, больно прикладывая головой о дрожащие от силы удара ограждения. Коля видит, краем чуть заплывшего глаза, как пришедшие на игру девочки отшатываются, а одна даже роняет телефон от неожиданности. Коля позволяет себя зажимать, потому что знает, что со следующим свистком, благодаря Мэтту и Никите, один из этих же самых драчунов окажется уложенным лицом в лед. Еще в раздевалке, после слов Тони, Коля заметил, что Марк как-то посерьезнел. Но теперь все встало на свои места. В тот самый момент, когда Уокер летел со скоростью звука к воротам соперника, а навстречу ему ехал парень раза в два крупнее и выше него. Они сталкиваются и Коле уже кажется, что Марка отбросило куда подальше, но секундный пискнувший звук издал далеко не Уокер. Никита подбирает клюшку друга, когда как сам француз, сбросив с себя увесистую тушу и назвав парня «свининой», схватив его клюшку, проезжается крюком по крепкому шлему. —Марк! —Никита тут же одергивает друга, бросает клюшку соперника, которому Мэтт помогает подняться, а Коля с интересом наблюдает за взбесившимся старшим. —Что с тобой? —вопрошает он, когда судья указывает на неспортивное поведение и Уокер тем самым зарабатывает себе второй штраф за игру. —Ничего, —рычит парень, вырываясь из некрепкого захвата, —отпусти меня! —Никита не сопротивляется, разжимает захват и, проследив за тем, как их старший, подняв свою клюшку, подъезжает к скамье оштрафованных, поворачивается к Коле. —Что с ним? Но вместо Лукашенко отвечает, отряхнувший соперника, Мэтт. —Проблемы с Джастином, —славянский дуэт вопросительно выгибает бровь, оглядываясь на канадца, —что? —не понимает Стивенсон, —он сам мне сказал. Что-то не так, думает Коля. Зная Марка, а он знает его достаточно, чтобы предположить, что Уокер не будет так срываться из-за какого-то очередного ебыря, дело тут далеко не в пятикурснике. Вообще, Коле кажется, что вся эта игра с Джастином затянулась, что Марку уже самому все равно на него и удерживает он его возле себя только по одной потребности, которую, увы и ах, Уокер сам удовлетворить не может. Хотя, хмыкает собственным мыслям белорус, если постараться, то можно и воздержаться. Но для этого нужны причины, особенно для такого человека, как Марк, который, как Коля понял, не очень любит привязывать себя руками и ногами к одному единственному человеку. Впрочем, он просто будет надеяться, что друг утихомирит свой пыл, а то это придется делать Тони. Что, наверное, будет заебно и мозговыносяще. Коля думает, что Марк справится. Всегда справлялся и в этот раз справится. Шла седьмая минута второго периода. На трибунах взволнованно переглядывались и перекрикивались, пытаясь слушать и голос диктора, и следить за фанатскими кричалками. Барабан соперников бил по ушам так сильно, что даже кто-то из своих, не выдержав, попросил хоть на минуту перестать капать на мозги этим ритмичным звуком. Правда это не сильно помогло, потому что, скорее всего, сам невысокий мужчина, справляющийся с этим агрегатом, уже давно от него оглох. Страдальческий стон прерывается, когда прерывается и музыка, а команда встают в стойку, в правую нижнюю разметку. Темно-синяя форма встречающей команды и бордовая другой смешиваются, как словно они бы были простыми цветами на холсте и теперь пытаются не смешаться, а вытеснить друг друга, они борются за право быть первыми, за право пойти дальше и ни одна, ни вторая команда даже не думает уступать своему сопернику. Лукас полностью игнорирует грязные высказывания о том, что его пятерка третья потому, что они играют хуже всех. Игнорирует и мерзкий хохот, что они в любом случае их положат, мол у них больше преимущество, да и играют они на своем корте. «Это не имеет значения» —Томас стреляет своими убийственными металлическими глазами, — «дома обсираться гораздо привычнее, чем в гостях» —Лукас одергивает его, прося не говорить такие мерзости на льду, а вот Фред друга поддерживает. Нападающие дают друг другу пять, уже через мгновение принимая серьезное выражение лица. Они в меньшинстве. Если забьют, будет здорово, но им хотя бы подержать ворота до выхода Уокера. Лукас не привык быть оптимистом, он скорее реалист. Его пятерка больше аналитического склада ума и, он не признается, но Бейль явно считает это как своим достоинством, так и недостатком. Снова свисток, снова резкий звук сцепившихся крюков, шайба, переданная Логану и сразу же Томасу. Ли пытаются поддеть, но у него получается сделать небольшой прыжок, избегая падения. Фред зачем-то предлагает им начать идти на пролом. «Как Лукашенко?» —быстро вопрошает Ли, получая в ответ утвердительный кивок. Бейль несильно бьет Фреда клюшкой по бедру, неодобрительно мотая головой. Они все равно, как бы не старались, не смогут сделать так же. Только выставят себя посмешищем, словно пятиклассники, парадирующие старшеклассников. Лукас цыкает, краем глаза видя, как оба спрашивают у Логана почему Лукас против. Гонсалес смиряет их пустым взглядом и едет на свое место, не собираясь участвовать в их тупых играх. Хоть Бейль и собирался больше уделить внимание защите воротам, его пятерка, кажется, была с этим не особо согласна. Он широко раскрывает глаза, стоит мимо пронестись Фостеру, задевая своего центрального плечом, направляясь к воротам соперников. Лукас оценивает ситуацию. На Фреда уже с низкого старта летит грузный защитник, с другой стороны Томас толкается со вторым, яро пытаясь дозваться до нападающего, чтобы тот передал пас ему. Фред всего на секунду замедляется, и эта секунда стоит ему равновесия. Лукас чуть отъезжает назад, пока Фред с этим самым защитником прокатываются на спине Фостера каких-то пару метров, головой ударяясь о бортики. Ли помогает сокоманднику подняться, после чего оба тут же смотрят на Лукаса, видя в глазах не то, чтобы неодобрение, а даже огоньки злости. «Довольны?» —Логан оттряхивает Фреду кофту, хлопая по спине. Томас жмет плечами, когда к ним подъезжает судья, вопрошая все ли в порядке и нет ли ушибов. Фред цел и невредим. Судьи, кажется, долбятся в глаза, потому что этого чепушило даже не удаляют. Было сказано, что это лишь случайность, хотя на экране, при повторе, было видно, как защитник несся на Фреда, словно разъяренное животное. Но против их «а» у соперников найдется и «бэ» и «вэ» и так далее. Тем не менее, несмотря на то, что им всячески пытались помешать, забить парням все-таки удалось. Томас, кажется, шайбу бросил просто наугад, с мыслями «сосиска-плыви», но в итоге эта сосиска оказалась пролетающей под ногами вратаря соперников, а Фред тут же бросается на ничего не понимающего Ли с крепкими удушающими приемами, что называет объятием. Карл пихает Томаса в спину, чтобы он отдал пять радующейся за него команде, но Ли, кажется, все еще не догнал в чем прикол. Тем не менее, едет, и даже радостно усмехается. Лукас хлопает сокомандника по шлему, говоря, что он молодец еще и потому, что в меньшинстве были как раз-таки они, а не соперники. «Шайбу забросил Томас Ли, номер 68». Им осталось проиграть секунд двадцать от силы. Лукас краем глаза видит, как пятерка капитана уже встает для подготовки к выходу на лед, когда происходит что-то странное. Лукас не привык отвечать на фразы, он привык игнорировать и играть холодно и расчетливо. Но такой Лукас один, его пятерка эта смесь чего-то непонятного. Томас—хоть и почти самый тихий, но жмет сотку на отвались, просили его или нет, он не очень любит, когда кто-то сомневается в нем; Фред—вроде и на ха-ха и на хи-хи готов, если надо, а если надо, может и, как Мэтт на прошлом матче, головой об балку и в нокаут. И завершает всю эту адскую смесь, не считая Карла, который остался на скамейке из-за Уокера, Логан, которого пихнули в хоккей с самого рождения и вбили в голову, что самое отвратительное в нем—несправедливость некоторых исходников матча. Эти двадцать секунд стоят Лукасу нервных клеток, которые он так старательно восстанавливал, ну или пытался. Секунда. Свисток. Трое идут в нападение, Логан в защиту, к воротам, ближе к Дарвину. Семнадцать секунд. Главное продержаться, не важно забьют снова или нет. Оборона—их главная цель. Лукас мечется глазами от одного нападающего к другому, с ужасом наблюдая, как они разбредаются по итак небольшой арене. Пятнадцать. Четырнадцать. Томас выбивает из-под клюшки нападающего шайбу, тот от неожиданности резко тормозит, отбрасывая от себя снег и так же резко разворачивается, гонясь за Ли, летящим к воротам. Тринадцать. Двенадцать. Одиннадцать. Лукас видит, что он слишком далеко. Что он не забьет. Томас тоже это видит. Но все равно делает подсечку, размахивается и бьет по воротам, попадая прямиком вратарю в щиток. С губ срывается ни разу не раздосадованное «черт». Он знал, что ничего не получится, второй раз фортуна отвернулась от Ли, но он предполагал такой исход. Снова стойка. Десять секунд. У Бейля сдавливает горло. Даррен уже перекидывает одну ногу, ладонь Скотта на щеколде, расхлябанной из-за того, что ее постоянно открывают-закрывают, Алан напряженно следит за игрой. Свисток. Десять. Девять. Восемь. На этот раз шайба оказывается у соперников. Лукас стискивает зубы так сильно, что те начинают дрожать, а скулы сводит от приложенной силы. Семь. Шесть. Пять. Лукас слышит, как у него от усердного сжатия клюшки набухает мозоль и как пломба на шестерке трескается. Шайба у противников. На их стороне. Столкновение неизбежно. Неизбежно. У Лукаса опускаются руки, но Томас идет им наперекор, не желая смиряться с судьбой. Четыре. Три. Томаса откидывают, как беспомощного котенка, а Логана зажимают в углу сразу двое нападающих. Два. Один. —Сука! Гонсалес рычит, что есть мощи, но в этот самый момент, когда калитка с грохотом стукается о бордюр и нога капитана уже оказывается на льду, Дарвин пропускает шайбу и та пролетает под ногами. Их ворота загораются красным, а соперники ликуют, хохоча, что девчонки им не помеха. Прежде, чем покинуть лед, Лукас помогает Логану подняться и всего на мгновение между ними устанавливается та оборванная когда-то связь. Немой вопрос, все ли в порядке. Немой кивок, означающий, что в полном. Скотт, как обычно, беспечным прокатом подъезжая к ним, хлопает Бейля по плечу, мимоходом говоря, что это была достойная оборона. Издевается, думает Лукас, потому что это, на его памяти, худшая попытка в оборону. Они даже не попытались. И Тони за это выскажет им сполна. И будет чертовски прав. —Вы молодцы, парни, —Карл, как обычно, выглядящий гораздо младше своего возраста года на три, крепко жмет сокомандникам руки и улыбается хмурому центральному, пытаясь дать ему понять, что он, как обычно, лишь накрутил себя и что все не так уж и плохо, шайбу-то они забили. Тони молча впивается в них взглядом. Лукас, усевшись на скамейку, чувствует тяжелую руку и хрипловатое «неплохо» сзади. Ему, росшему без отца, ничего в жизни больше не нужно, кроме одобрения тренера. Плечи Бейля опускаются. Он принимает свое собственное поражение. Пятерка капитана успела лишь выехать на поле, да секунд десять отыграть от их общего времени, когда Даррен сцепляется с нападающим защитника. Батлер-старший, маневрируя по льду, обводит обоих нападающих, выбивая из-под рук шайбу, как один из них тут же требует остановить игру. Никто не понимает в чем дело, пока парень не начинает скандалить, мол Даррен играет не честно и вообще он собирался выбить у него из рук клюшку. —Ты че несешь? —фыркает Батлер-старший, а Скотт поднимает руку, прося заткнуться и не возникать. Кэмерон, оставленный на скамье, практически вываливается за борт, но его придерживает Никита, не давая окончательно соскользнуть и помчаться защищать брата. А тем временем разборки шли полным ходом. Скотт просит спокойно объяснить в чем дело, потому что, как ему кажется, его сокомандник ничего не нарушал, и шайба оказался у него посредством применимой техники, идеально, видимо, отточенной. Даррен в шоке уставливается на своего капитана, а Алан рядом сдавленно усмехается, пихая друга в бок. «Влюбись в него еще» —Даррен пихает Бредли своей лапищей в лицо, вызывая у Алана смех, а Скотт тем временем ведет мысленную борьбу с истеричкой на льду. Ничего толком доказать не смогли. Пересмотрев повторно запись, судьи лишь развели руками, мол все и правда было совершенно по правилам. С пеной у рта нападающий соперников орет, начиная доказывать, что это не так, за что его удаляют, когда, после хмыка Хилла, тот лезет в драку, назвав капитана «выблядок». Скотт отъезжает, смахивая с бардовой формы белые снежные хлопья, оглядывает своих парней медленным взглядом и вопрошает. «Ну как настрой?» —Даррен по секрету вещает Алану, что капитан у них с железными яйцами, с чем Бредли, безоговорочно и без сомнений, соглашается. Марка выпускают вовремя. Никита вылетает на лед, отсалютовав своему старшему в знак приветствия. Коля, подъехав, спрашивает в себе ли Уокер, на что француз оскорбленно вздергивает подбородком и с улыбкой, больше напоминающий акулий оскал, выдает, что готов прямо сейчас разорвать этих тузиков. Коля усмехается, несколько нервно, стукается с Уокером шлемами—правда для этого Коле пришлось наклониться—и после приглушенного «с возвращением», после резкого свистка, они встают в позу, готовые быть титанами в этой войне против людей. Марк сполна отработал свои удаления, решает Лукашенко, когда Уокер, в очередной раз не смирившись с тем, что его щемят на льду, сначала орет нападающему, что он мудак, а после того, как окончательно вывел его из себя, выхватывает шайбу из-под носа и, резко отпрянув влево и нагнувшись так, что одно его колено оказывается в миллиметре ото льда, пасует отнятую шайбу в ворота и показывает нападающему язык раньше, чем ворота успевают загореться красным, а над ними произнестись: «Шайбу забросил Марк Уокер, номер 11». Ну и черт же он, думает белорус, подъезжая и давая довольному до усрачки своими действиями старшему пять. Никита интересуется не сошел ли их старший с ума, но, кажется, именно это с ним и произошло. Соперники рвут на себе волосы и орут на того нападающего, который отвлекся на колкости Уокера. Тот лишь рычит что-то себе под нос, а Коля в голове рассчитывает случится ли чудо и забьют ли они еще. Очень бы хотелось, впрочем, по остальным видно, что те тоже уже разыгрались и очень даже за то, чтобы втоптать соперников в грязь уже сейчас. Белорус хмыкает. Ну что ж, посмотрим, что будет дальше. Чуда не происходит. Как бы они не старались вырвать первенство, как бы не рвались к воротам и не провоцировали соперников, забить снова, пока те были в меньшинстве, не получилось, что очень раздосадовало Николая, но вместе с этим придало озорства. На табло все еще светится это противно режущее в глазах, словно сухой песок, «3:3», которое Коле хочется стереть с него огромным числом в их пользу. Капитан команды, блондин с номером «31» больше не раздражает его, теперь он один из тех пятен, которое Коля сотрет своей техникой, он уничтожит его, приложит лопатками к земле и посмеется. Коля из прошлого никогда в жизни не сравнится с Колей настоящим. Настоящий он, не Коля, Николай, уже давно взрослый и принимающий самостоятельные решения, вставший с колен и имеющий такую сильную моральную поддержку в виде Бэррона, который сильнее его морально раз в двести, может перевернуть весь мир, обойти планету миллиард раз и даже не запыхаться. Когда в ушах проносится гул, смутно напоминающий объявление о перерыве после второго тайма, Коля понимает, что не может выдохнуть этот полный ярости, полный холодного адреналина воздух. Мэтт с каким-то непередаваемым трепетом в голосе, пихнув Марка в бок, шипит, что у Коли какой-то уж слишком безумный взгляд. Уокер, заглянув белорусу в глаза, ежится и отходит подальше, утянув за собой Мэтта. Никита, единственный бесстрашный, потому что русский, спрашивает в чем дело, не получая в ответ совершенно ничего, кроме безумной ухмылки. Окей, говорит Ершов, ты странный, чувак. О, Коля знает. У Коли в висках бьет пульс, а ленточка на запястье кажется единственным реальным сейчас, ровно как и клюшка в правой руке. Его захлестывает это чувство. Чувство полной свободы и вседозволенности. Чувство, что он может все, что он выше и опытнее, что он лучше, что он—номер один. До какого-то момента это были лишь слова, пустой звук. Но это не так. Коля номер один не потому, что он сын президента, не потому, что так получилось и именно этот, казалось бы, странный номер, выпал ему, нет, Коля номер один потому что он, раз, любимый сын, два, лучший игрок, три, лучший на потоке, четыре, у него самый классный парень, и пять, потому что он всего этого, за исключением первого, добился сам. Коля машина. Коля может уничтожить одним взглядом, одним движением, одной фразой. Он может растоптать чужие надежды и мечты, просто выйдя на лед. Он может все это. И, о, господи, как же сильно ему сейчас хочется смешать запах собственного возбуждения, морозного льда с мягким, до звезд в глазах домашним, Бэррона. Сжать Бейкера в своих руках, уткнуться ему в ямку на ключице и чувствовать, как прижатое к нему тело млеет, он всех этих прикосновений. Поцеловать, много-много раз, куда дотянешься, подмять под себя и заглянуть в кристально голубые, с синевой возле зрачка, глаза, ощутить, не услышать, как он зовет по имени и как подгибает одну ногу в колено только для того, чтобы Коля сам ее коснулся и сам развел его ноги, устраиваясь между них поудобнее. Нежность, страсть, животное желания обладать—все это смешивается, стоит Коле просто понять, что Бэррон готов ко всему. К крикам, к стонам, к срывающемуся, охрипшим голосом, рваным и топорным, от резких толчков, собственному имени. Как он прижимается, как Коля имеет его, как хочет и как давно хотел, как откидывается назад, на подушку, как глаза закатывает от удовольствия. Коля хочет вытрахать из него все то, что так давно хотелось. Раз пять. Или семь. А потом упасть рядом, сгрести к себе под бок и, придя в себя, извиниться, понять, что Бэррон ни капельки не злится, вдохнуть разгоряченный запах разомлевшего после секса тело, провести руками, очерчивая каждый изгиб и прошептать все то, что так давно хотелось. Я так чертовски люблю тебя, мое сокровище. —Коль, пора. —А? Из собственных мыслей, словно белорус находился глубоко под водой, а его резко выдернули, с небес на землю возвращает Никита, толкнув Колю под бок. —Пора, говорю, перерыв прошел. —Что? —Ты идиот? —слегка злится Ершов, уже через секунду отдавая своему другу подзатыльник. Шлем больно бьется о затылок, приводя в чувства. Пальцы все еще чуть подрагивают и немеют от представлений, а в глазах звезды летают, но, кажется, до Лукашенко доходит где они оказываются, —ну что, Гагарин, приземлился? —ржет собрат-славянин, когда, после прошедшего перерыва, они выезжают на лед. —Да задумался, —бурчит Николай, вздыхая. —О своей малышке? —спрашивает друг, выгибая бровь. Коля уже хочет было огрызнуться, что это не его дело, но вовремя понимает, что Никита не издевается, а реально просто спрашивает. Следует короткий вздох. —Угу. Ершов по-братски крепко приобнимает его, хлопает по спине. «Скоро увидитесь» —говорит ему Никита, прежде чем отъехать на свою позицию. Коля не может сдержать короткой улыбки. Ему и правда осталось отыграть всего немного. И ради Бэррона, ради команды и будущих успехов, из этой игры они должны выйти победителями. Последний период начинается с первой пятерки. Коля прокручивает клюшку в воздухе, делает круг, чувствуя холодную уверенность под ногами. Что они там говорили про выигрыш на своем льду? Коле безразлично на чьем льду уничтожать соперников, Коле абсолютно все равно. Воздух напряжен. Капитан соперников, заметив перемену в лице белоруса, встретившись с ним взглядами через решетку шлема, отъезжает буквально на миллиметр, а Лукашенко усмехается. Страх. Вот, что излишняя уверенность в себе вселяет в мелких выпендрежников. Он уже чувствует, как в последствии по его спортивным штанам будет течь вязкая теплая влага. Он уже знает, что, задев Колю однажды, живым из этого боя ему не выйти. Рядом Марк. Рядом Мэтт. Чуть позади, с двух сторон—Рассел и Никита. Вся его пятерка в сборе. Судья подъезжает. Капитан и центральный сокращают расстояние между крюками. В голове мысли летают с такой скоростью, что за ними не угнаться. Ладони обхватывают рукоятку его желтой боевой красавицы, потертой уже на крюке в некоторых местах, лента на запястье натягивается, Коля чувствует, как она соприкасается с толстой веной, что гоняет кровь и как сердце ускоряет свой ритм в геометрической прогрессии. Спина, плечи, ноги, бедра, все напрягается с такой силой, что итак немаленький Коля в размерах становится еще больше. Он уже слышит победный звон в ушах. Он не допустит, чтобы это все осталось лишь в его подсознании. Свисток, удар. На трибунах замерли все. Если бы Коля был призрачным хоккеистом, огнем горела бы не его голова, а клюшка, которая с радостью и резвостью показывает своему близнецу кто здесь хозяин на льду. От периода прошло две секунды, когда Коля, забрав заветную шайбу себе, резко идет влево, оказываясь в самом центре, и даже сам не следит за собой, как бьет прямо по воротам. Вратарь, от шока и, кажется, такой неслыханной дерзости, позорно отклоняется, избежав контакта тяжелой шайбы со своим лицом, и та врезается в ворота, натягивая сеть прежде чем балластом рухнуть за вратаря. Трибуны, со стороны, где должен быть их небольшой фанатский сектор, аж подскакивают от неожиданности и ревут радостно, во все горло. Никита ржет во все горло с потерянных лиц соперников, Марк отдает другу пять, а Мэтт присоединяется к фанатам, ликующе набрасываясь на своего кумира с крепким объятием. Рассел стягивает с Коли Мэтта, тоже отдает белорусу пять и довольный, самоуверенный Коля едет отдавать кулаки остальной части команды, краем глаза видя дергающийся в ухмылки уголок рта Тони. Он тоже доволен. «Шайбу забросил Николай Лукашенко, номер 1» Цифры на табло дергаются, сменяясь долгожданным «4:3». Никита, как только Коля возвращается обратно, кричит, что не понимает, что произошло за эти пятнадцать минут перерыва, но лучше бы Коля бывал таким почаще. Белорус жмет плечами, обещая с этого дня перестать быть просто игроком и сосредоточиться на том, чтобы стать их секретным оружием. Ершов хлопает глазами, не понимая смысл сказанного, а после Коля смеется, и друг выдыхает, поддерживая белоруса усмешкой. Коле так хорошо стало после броска, словно он впитал все, что так давно грызло его, в ту шайбу и послал все это далеко и надолго. Снова круг, легкий удар крюком по льду, стойка. Они больше не позволят даже рта раскрывать в их сторону. Свисток, начало игры, сцепленные клюшки, яростные звуки борьбы за шайбу. Никита защищает ворота любой ценой, передает пасованные шайбы Мэтту или Марку, следя также и за Расселом, который бычится с одним из нападающих. Тот прижимает Робинсона так сильно, закрывая его, поднимает руку с клюшкой и орет кому-то своему, что он чист и ему можно пасануть. Рассел бесится, потому что, попытка извернуться и освободиться не увенчалась успехом, а драться он как-то не привык. Он отталкивает нападающего от себя, а тот уже сразу начинает возникать о неспортивном поведении. Свисток о прекращении игры. Никита, тяжело дышащий, ворчит, что его остоебало слушать какие-то детсадовские разборки, из-за них игра длится по ощущениям уже часа два с половиной, если не больше. Марк друга поддерживает, его тоже бесят такие конченные игроки, которые чуть что, так сразу зовут судью. Никита по секрету ведает, что это он Рассела зажимал, как малолетку на вписке, а не его, и Уокеру все становится понятно. Коля с Мэттом стоят возле судьи, выслушивая мерзкий крик нападающего, в чем-то обвиняющего Рассела, только сам, видимо, не может понять в чем. —Ну и нахер надо было игру останавливать? —цыкает Мэтт, а на Колю тут же устремляется вся пятерка противника. Мол, ты что, разрешаешь ему говорить вместо себя? —взял бы номерок после игры, че ты как баба, —Стивенсон отмахивается от парня, чьи глаза резко стали по пять копеек. Рассел выдает непонимающее «э», а Марк спешит успокоить Робинсона, что Мэтт так шутит специально, чтобы вывести на конфликт. —Я не пидорас! —Ну круто, —хмыкает Мэтт, —мне тебя поздравить? —Коля осаждает канадца коротким «Мэтт», младший тут же опускает плечи и собирается отъехать, потому что конфликт исчерпал сам себя, но тут происходит непоправимое. Никто не слышит, что конкретно было сказано, но то, что Мэтт взбесился, было ясно как день. Коля лишь услышал что-то про Марка и, конечно, не стал его останавливать, в отличие от самого Уокера. Стивенсон, правда, все равно своего добивается. «Че сказал?» —Мэтт впечатывает парня в бортик, но судья тут же начинает разнимать их. «А что, задело твою гордость?» —вякает нападающий, уже, правда, какой-то шуганный и голос у него срывается на что-то не очень уверенное. —Не трогай моих друзей, гандон! Коля останавливает Марка, схватив его за плечи. «Не трогай его» —просто говорит белорус, хотя, вообще-то, по правилам должен сам влезть в драку и остановить его. Пока Никита и Рассел пытались схватиться за Мэтта, бьющего в плечо, грудь и, конечно, живот, Коля поворачивается к Марку. —Что он сказал? —Я помню? —потерянно вопрошает Уокер, —что-то про то, что я гей, —нервный смешок, —но это очевидно, я… —Значит, —рассуждает белорус, —он сказал это не так нормально, как ты. —Коль, —вздыхает Марк, —он убьет его. —И? —И?! —Это Мэтт, —отвечает белорус, словно это что-то поменяет, —он твой лучший друг, —пауза, —Марк, ты сам должен это понимать, он может беситься, когда кто-то лжет обо мне или достает Никиту, но стоит задеть тебя и он звереет. —Это бред. —Ты такой же, —Марк поднимает глаза на белоруса, горящие огнем правоты и ему ничего не остается, кроме как сглотнуть и услышать, как только что екнуло сердце, —поэтому нет ничего странного, что он так злится из-за тебя. Ты сам по первое число вставляешь тому, кто хоть как-то пытается набычить на него. —Ну он… —Твой лучший друг, Марк, —Коля кладет руку ему на плечо, —и твой младший, —пауза, —я все понимаю, и ты его тоже пойми. Они молчат в этой вакханалии из криков и звуков удара несколько секунд. Коля смотрит на макушку Марка, пока у Уокера в голове не начинают шевелиться шестеренки. —Коля, блять! —орет Никита, —может ты уже поможешь, а?! —Марк, —белорус кивает, показывая, что сейчас подойдет. В ответ мычание, —просто вопрос, —Уокер вздыхает, мол давай, вещай, —дело не в Джастине? —Марк нервно хмыкает, поднимая полные какой-то бесконечной боли глаза на друга. —Не в Джастине. В ответ слабая улыбка. —Тогда я верю, что ты справишься. —Коля!!! Лукашенко подъезжает к куче на льду, одним рывком вытягивая из нее канадца и отвешивая ему подзатыльник. «О» —выдает он, — «а я думал это Никитос» —Коля кривит ухмылку. «Лучше бы это был Никитос» —ровным голосом отвечает центральный, пихая канадца в сторону скамьи оштрафованных. Судьи на секунду аж опешили, но благо всего на секунду. После озвучивания удаления и его причины, игра продолжается. Игра продолжается, но Тони отзывает их пятерку, меняя на пятерку капитана. Скотт скользит взглядом по возвращающемуся Лукашенко, выезжает на лед и практически сталкивается с белорусом, но у того на рефлексах получаете отклониться вправо и, переступив через бордюр, усесться на скамейку, издавшую какой-то странный звук, вроде соприкосновение с формой теперь вызывает у нее шарканье. Тренер еще раз, с умеренной радостью, трясет белоруса за плечи, уже через секунду сосредотачивая все свое внимание на пятерке на льду, оставшейся на этот раз без Даррена. Батлер-старший приподнимает решетку на шлеме, выплескивая в себя целый фонтан воды. Как только упорная водяная струя перестает бить в рот нападающего, и тот закрывает рот, становясь похожим на не очень здорового хомяка, игра на льду начинается. Усевшийся на скамейку оштрафованных и снявший шлем Мэтт, поскольку сидеть ему еще как минимум до выхода своих парней, а там для начала нужно пропустить полторы минуты первой и третьей пятерки, что-то кричит Алану, на что Бредли, усмехнувшись, отмахивается от него, встает в стойку и в воздух устремляется чуть нервный, громкий свист, разбивающийся об потолок. Пятерка капитана, даже без одного звена, слаженная, и работает хорошо, не говоря друг другу ни слова. Скотт, видя краем глаза, что ему не удастся забить, жертвует собой и отдает пас Кэмерону, который, в свою очередь, пасует Алану, хотя у него, мелькающего между двумя нападающими, ситуация не лучше. Те двое резко стартуют и в этот самый момент Алана изворачивается и нагибается, сталкивая тех двоих между собой. Шайба оказывается потерянной и уже скользит к целому нападающему соперников, но Алан цел и не заработал штраф/удаление, а значит все не так уж и плохо. Кэмерон, правда, бесится. Но Кэмерон всегда бесится, он как Стивенсон, идет на пролом, вперед и только вперед. Даррен со скамейки хмыкает, откидываясь назад. Кому как не ему, интересно злорадствовать над собственным братом. Стравить тех двоих не получилось, все-таки команда не так прогнила, чтобы драться между собой. А жаль, думает Алан, это бы упростило задачу раз в сто. Краем глаза Бредли замечает Скотта. Тот кивком головы зовет к себе, видимо придумал что-то. Алан едет к капитану, на ходу спрашивая «что?». Тот хмыкает, осматривается и, наклонившись, предлагает ему кое-что, о чем он подумал, когда увидел его игру. Алан вздрагивает, но соглашается, даже не дослушав до конца. «Серьезно?» —вопрошает Хилл. «Да, давай попробуем, почему нет?» —отвечает Бредли и ему тут же отвешивают дружески хлопок по шлему. Давя настолько дружелюбную, насколько он только может давить перед капитаном усмешку, они разворачиваются, а на разведенные руки Кэмерона и непонимающий взгляд Джеймса лишь отмахиваются. У Скотта, принципиального в некоторых вещах и ненавидящего идти против себя, было одно, совершенно тупое, по мнению Алана, правило, когда тот вступил на должность капитана. Его связки будут происходить только с вице-капитаном. Точка. Тони раз двадцать, если не больше, пытался уговорить Хилла, даже как-то угрожал, что выкинет из команды за его упрямство, но нет, Скотт даже слушать ничего не хотел. Он не объяснял это. То-есть вообще никак. Даже сам Даррен спрашивал, но Скотт будто глухим притворялся. К тому же, Батлер мог сколько угодно связываться и с братом, и остальными членами пятерки, но не Скотт. Могла быть тройная передача, но не двойная со Скоттом, не имеющая посередине или вначале Даррена. Казалось, Хилла вымораживало то, что ему передают шайбу и это НЕ Даррен. В таких случаях, чаще всего, если Батлер был рядом, шайба оказывалась его, если же нет, она просто упускалась. Скотт идиот и принципиальный придурок, но прямо сейчас он предложил Алану сыграть вместе. Бредли даже не стал задумываться на счет того, почему именно Скотт это предложил, просто так давно заснувший дракон радости вдруг очнулся и воспылал. Скотт отличный игрок, лучше, чем капитан, но Алан ему об этом не скажет, и почувствовать на льду не просто командную связь, а то, что у него с капитаном именно связка…если бы Алан мог, он бы подпрыгнул от радости, но он может лишь подъехать к парням и, ничего не объясняя, встать в стойку. Время на табло останавливается, останавливается и стук в ушах. Остается лишь лед, тяжелое дыхание и мысль о том, о чем нельзя было даже думать до этого момента. Кэмерон и Джеймс, поняв, что все равно им ничего не расскажут, а только покажут, смиряются с этими двумя и едут на свои позиции, пропуская вперед Скотта. Соперники как-то приуныли, хотя до этого были бодрячком. Впрочем, возможно они уже слышат гул собственного поражения. Снова клюшка к клюшке, напряженные плечи и глаза в глаза, центральные—пустые и капитанские—насмешливые. Все это так забавляет. Скотт считает, что иерархия должна блюстись и в хоккее. Но Даррена нет, а Алан единственный, кто может подойти вместо него. Не Кэмерон, потому что Кэм—защитник, а Скотту нужен нападающий, причем хороший и, желательно, чуть отчаянный. Алан подходит по всем параметрам, уступая Батлеру-старшему, разве что в размерах и кое-где хромающей технике, но Алан подходит. Скотту нечего терять, теперь уже нечего. Хилл секундно бьется своим крюком с крюком центрального и, осмелев от всего того, что собирается отпустить, подмигивает ему, наблюдая, как разгораются непониманием глаза напротив и как губы поджимаются в узкую полоску от осознания того, что над ним насмехаются. Свисток. Удары, трибуны опять затихли, даже этот идиотский барабан, раздражающий абсолютно всех. Момент, и Скотт откланяется от попытки нападающего задеть его, навалиться. Шайба скользит рядом, от конька всего пара миллиметров и конечно ее заметил не только Скотт. Резкий разворот, прямо в лицо тому мудаку, который решил, что капитан идиот и не увидит этой жалкой попытки отобрать заветную победу, немного снега. «Охладись» —хмыкает капитан, видя, как Алан, обогнув защитника и вроде как убедивший в том, что не предоставляет опасности, тормозит. Бредли оказывается прямо на линии проброса, открытый в самом нужном месте. Полуборт. Скотт придумал просто идеально. Он делает вид, что ошибается, что передает пас своему нападающему по ошибке и цыкает, театрально-возмущенно, а соперники радуются, мол вот он лох, сейчас-то мы и заберем шайбу, но нет. Шайба не успевает коснуться клюшки Алана, как тот уже срывается с места и несется к воротам. Защитники, поняв, что совершили огромную промашку—в тактике или в том, что вообще вышли на лед не понятно, но один из вариантов точно верен— на всех скоростях летят к воротам, чтобы не допустить заброса шайбы, но уже поздно. Алан чертов аналитик, и Скотт отлично знает это. Его статистика хромает, потому что Бредли не хочет выделяться, но если он захочет, думает Хилл, место в пятерке Лукашенко ему обеспечено. Просто потому что для Алана миллиметры—не просто математическая единица. Рывок, заезд за ворота, момент. Замах клюшкой, обманный маневр. И когда вратарь поднимает руки, чтобы поймать шайбу, та пролетает между ногами. Скотт чувствует, как на него бросается Кэмерон, но смотрит он исключительно на Алана. «Ты все сможешь» —Бредли кивает молчаливым словам. Заброшенная шайба, хоть и была забита Аланом, принадлежит Скотту и только ему. «С передачи Скотта Хилла, номер 13, шайбу забросил Алан Бредли, номер 87». Джеймс отдает другу пять. «Ты сегодня в ударе, чувак» —восхищается он. «Я всего лишь сделал то, что должен был сделать Скотт» —Росс оборачивается на капитана. Тот кивает. Это шайба Скотта. Не Алана. Алан едет давать парням пять, диктор произносит его имя, как имя того, кто забросил шайбу, но Бредли знает, что его лишь использовали. Он понял это, как только резкий свистящий звук раздробил ту пелену счастья, покрывавшую глаза. Если бы на льду был Даррен, Скотт бы даже не подумал о том, чтобы предложить ему связку. И Даррен, с которым они на секунду встретились взглядами во время обмена ударами крагами, подтверждает это хотя бы тем, что на его губах не улыбка, а скорее ухмылка. Алан понимает это и все равно—быть использованным лучше, чем быть игнорированным до конца матча. С триумфом и заставляющим оживиться счетом «5:3» на табло, пятерки меняются. Выезжающая пятерка Лукаса даже не догадывается, что трюк их капитана так разозлил противников, что они обозлились и стали как голодные волки кидаться на добычу. В прямом смысле кидаться. Первый штраф прилетает тут же, стоит свистку раздаться на всю арену, а пятерке с захваченной шайбой резко стартануть, пытаясь идти напролом. Лукас даже не понимает, что происходит, просто в какой-то миг мир из вертикального перешел в горизонтальное положение, спина отозвалась резкой болью, а в ушах послышалось возмущенное «слышь, уебок!». Карл помогает своему центральному подняться, спрашивая может ли он стоять. «Могу» —отвечает Лукас, но его не хило так кренит вправо, вызывая у своих сокомандников встревоженные взгляды. Тони орет, что это нормально, что у него просто шок, а Бейль спрашивает, что вообще произошло. Грубое, неспортивное нарушение, отвечает ему Карл, все еще придерживая за предплечье, хотя стоящий рядом Логан всеми фибрами своего тела просит его этого не делать. Медиков на лед вызывать не хочется, матч итак уже идет невообразимо долго. Парня, который ни с того, ни с сего огрел Лукаса клюшкой в разгар его ведения шайбы, получил дисциплинарный штраф и явно еще потом получит от своего тренера, который итак начал рвать на себе волосы с забитой шайбы Лукашенко, а теперь так вообще побагровел от злости. «Можешь играть?» —Карл отпускает центрального, как только подъехавший достаточно близко Логан спрашивает, и, не получив ответа, коротко хлопает по плечу, — «Лукас?». Упомянутый резко переводит взгляд на Гонсалеса, прося дать ему полторы минуты и он придет в себя. Логан просит Карла успокоить Томаса, который бычится с защитником и, кажется, злится с каждой секундной только сильнее. Джонсон уезжает к нападающему, а Логан вздыхает, кладет ладонь Бейлю на плечо и произносит: —Просто глубоко вдохни. —Что? —Ничего, делай, что говорю. С Логаном лучше не спорить, решает Лукас и, чуть прикрыв глаза, медленно вбирает в легкие побольше воздуха. —Задержи дыхание секунд на пять. Лукас послушно выполняет приказ, животом чувствуя собственного сердцебиение. Странное ощущение. —А теперь резко выдыхай. В глаза на секунду темнеет, но свист в ушах прекращается и Бейль понимает, что теперь он может стоять ровно. —Лучше? —в ответ кивок, —Тогда давайте играть дальше. Томас беспокоится, сможет ли их центр играть нормально, на что Бейль ему коротко кивает, всем своим видом убеждая Ли, что он жив, цел, орел и так далее. Карл косится на Логана, но у того настолько невозмутимое лицо, что даже спрашивать не хочется, дабы не получить исчерпывающий ответ-молчание. Заторможено, все-таки, понимает Лукас, до конца ему отойти нужно чуть больше, чем двадцать секунд и наставления сокомандника, он оценивает обстановку. Соперники в меньшинстве, а значит шанс забить увеличивается, если в нужный момент поддеть или передать. Если бы был Фред, было бы проще простого, у Фостера на все эти упущенные уголки собачья чуйка, но и так тоже неплохо. Есть еще Томас, и Карл, и Логан. Шестеренки в голове начинают протяжно скрипеть, выдавая подобие мыслительного процесса. Снова стойка. Снова свист. Снова клюшка к клюшке, ничего не меняется. Слева остальная часть команды—плюс Тони—пристально следят за их игрой, хотя бы потому, что любая травма не должна остаться без внимания. А это Лукас. И Логан. И одна проблема на двоих, о которой вслух лучше не произносить. Резкий скачок назад, шайба у соперников. Отстойно, думает Бейль, срываясь с места и пытаясь догнать уводчика, но вовремя вспоминает, что у них есть Карл. Карл, который совершенно не выглядит так, словно он может сбить с ног кого-то вроде Батлера-младшего. Не выглядит, но делает. Причем так искусно, что судьям даже придраться не к чему. Все по правилам, ни одного упущенного шагаа. Карл просто монстр. Джонсон стреляет в Лукаса глазами-молниями, в которых так и читается отчетливое «не упусти в этот раз». Лукас понял, Лукас не дурак. Все происходит как в замедленной съемки. Происходит за долю секунды. Свист, стук, шайба вправо, сам Бейль летит в свободный, так вовремя освободившийся угол. Томас замахивается, передает пас капитану, но соперники были быстрее всего на какую-то секунду. У Лукаса уводят шайбу вновь, а он чувствует, как внутри что-то вскипает от собственного идиотизма. Он смотрит на Логана и тот закатывает глаза, показывая как его достало спасать задницу недо-друга. Две пятерки—одна неполная—смещаются на их часть поля, Дарвин в воротах и пятерка Лукаса спокойна, потому что Браун отличный вратарь и, что хорошо, из всех троих меньше всего пропустил шайб за все сыгранное командой время. А это о многом говорит. Логану понадобилось шесть секунд и две десятых миллисекунды, чтобы, сцепившись с нападающим крюками, отобрать заветную победную шайбу. Победную, потому что когда Гонсалесу в спину орут «гандон» и он отвечает, на таких же повышенных тонах «от гандона слышу», та уже, переданная Томасу, летит в сторону Лукаса, который остался за линией обороны и ближе всех находился к попытке забить. Дальняя подача у Бейля получается из рук вон плохо, поэтому ему приходится приблизиться к вратарю и, запутав того быстрой переброской шайбы, бросить ту в левый верхний угол, услышав, как напряженно выдохнули трибуны и как завыли фанаты. Круг ворот загорается красным, а Лукас едет обнимать своих парней и отдавать сидящим кулаки. «С передачи Логана Гонсалеса, номер 82, Томаса Ли, номер 68, шайбу забросил Лукас Бейль, номер 55» Логан называет его придурком, но от крепких объятий не отказывается, хотя и принимает их с огромной неохотой. Их пятерка доигрывает оставшиеся семь секунд, разъезжая по льду и дразня соперников растяжением времени, переброской шайбы туда-сюда. На скамейку возвращаются под горящее на табло «6:3». Тони крепко жмет Лукасу руку, радостно сообщая, скорее самому себе, что его пацаны наконец проснулись и вынули головы из жоп. Нейтан морщится от этого высказывания, остальные же коротко усмехаются. Из запасников заметно нервничает лишь Картер, а вот Йохан как-то притих. Мэтт, выехавший из своего угла для наказанных вместе с третьей пятеркой, что недавно обвинял Ривза в чем-то, в его сторону вообще не смотрит, игнорирует, словно он пустое место, хотя обычно не стеснялся в колких выражениях, особенно когда настроение поднималось и было желание подоставать кого-то, кто не его пятерка. Даже Рассела от этой участи уберегал тот факт, что они вместе играли. А тут тишина. Никита спрашивает не заболел ли их младший, на что Стивенсон отвечает: «не тронь говно, вонять не будет». Ривз тут же на это заявление полу-рычит-полу-шипит, но это получается настолько жалко, что никто не обращает внимание. «И о чем ты?» —не понимает Ершов. «Позже» —отвечает ему канадец, но на то, когда именно настанет это «позже» ответа получить не удалось. Эта секундная заминка стоила парням грозного белорусского «чего расселись?». Коля, как самый настоящий предводитель армии идиотов, стукнул обоих кулаком по шлемам и велел выкатываться на лед, угрожая смертной казнью за неисполнительность приказов. Тони ржет куда-то себе в локоть, а Коля мотает головой и, перешагнув через бордюр, едет на свое законное место. Неожиданно, но так получилось, что Колина пятерка занималась исключительно обороной. Коля с Марком, конечно, сделали вид, что пытались забить, но, если честно, по ним обоим было видно, что ведущий счет их устраивал. До конца матча остается всего ничего, пару минут, забьют—хорошо, не забьют—ладно, команде от этого ни горячо, ни холодно. У соперников уже ноль шансов. По крайне мере потому, что с обороной у пятерки Лукашенко все лучше некуда. Не зря ведь Никита и Рассел пользуются неким почетом у остальных защитников в команде. Обычно так и происходит, если они видят, что счет перевешивает в их сторону, а до конца каких-то пять плюс минус минут, прикинув в голове сколько еще раз какая пятерка сможет сыграть, парни ставят в приоритет упор на оборону. Если соперники совсем раздражают, могут увеличит разницу очков на пять-семь, но эти вызывают лишь желание посмеяться в лицо или презрительно хмыкнуть. Мол, такая маленькая разница и все равно облажались. Лошки. Но это чисто мысли, после победы—пожать руки, кивнуть головой и разойтись, как в море корабли, не вспоминая друг о друге еще долгое время. Оборона обороной, но без происшествий не обошлось. Правда совсем не темная белорусская душа гаденько хихикнула где-то глубоко и очень тихо, стоило капитану соперников, тому самому «31», сцепившись с Мэттом на льду, выпустить из рук свою драгоценную клюшку. Та с громким стуком отрекошетила об борт и упала на лед, печально расколовшись на две части. Коля ухмыляется и даже не едет посмотреть поближе—ему и со своего места отлично видно, кто из них победил в этой борьбе. Прокрутив в руке свою крепкую, целую и невредимую клюшку, Коля в очередной раз убеждается, что самостоятельно купить ее было его лучшей идеей. «У тебя все на лице написано» —ржет Марк где-то справа и Коля даже не собирается отрицать очевидное. Просто коротко кивает. Дальше происходит что-то странное. То ли парни слишком были расслаблены, что не заметили накала атмосферы, то ли произошло все как-то быстро. В общем, после паузы и замены клюшки, парни в команде соперника как-то резко напряглись и озлобились. И, что еще страннее, не на них, а на собственных сокомандников. У Коли перед глазами проносится момент, когда Мэтт так озверел из-за Йохана, что приложил его головой о ворота, когда в очередной разгар игры, когда шайба была у Марка, белорус не замечает, как собственный защитник, секундно зажав своего капитана, со всей силы ударяет того под дых и капитан падает, начав задыхаться от стреляющей боли и сжатия легких на секунду. Никита, тоже увидевший это, орет судьям, чтобы они прекратили игру, а Коля осматривает соперников и понимает, что они даже не собираются делать вид, что переживают за своего капитана. Глухое «черт» срывается с губ раньше, чем до хоккеиста доходят собственные действия—он подъезжает к скрюченному капитану и садится на одно колено, спрашивая сможет ли он сам встать или ему помочь. Рядом останавливается Марк и Рассел, а Никита с Мэттом, с горем пополам, просят позвать медиков. «Забей» —хрипит капитан, но Коля повторяет свой вопрос и только получив короткий утвердительный кивок, просит Марка помочь ему поднять его. Уокер без вопросов соглашается. Пока на лед выезжают носилки, потому что удар, похоже, был с приложенной силой и простым испугом, и шоком капитан не отделается. Коля с Никитой помогают ему сойти со льда и усесться на кушетку. Капитан смотрит на белоруса с немым вопросом в глаза и Коля отвечает ему. Не важно, кто мы на льду, говорит Коля, смотря ему в глаза, главное то, кто мы под экипировкой. Капитан глухо хмыкает. И если тебе нравится вариться в этом котле с крысами, продолжает белорус, то удачи, но просто знай, что в первую очередь команда всегда должна оставаться командой. —А ты и правда номер один. —Я заслужил этот номер. —Не сомневаюсь. И сказано это было без тени иронии на лице. Капитана увозят, а игра продолжается уже без него. Марк спрашивает будет ли Коля в порядке, на что белорус хмыкает, что меньше всего Уокеру сейчас стоит волноваться о нем и больше всего о себе. Марк молча жмет плечами, наблюдая, как того парня уводят на скамейку штрафных. До конца матча. Уокер фыркает. Да ну его, идиота этого, осталось то всего ничего. Даже как-то неинтересно. Когда пятерки вновь меняются, команда соперников берет тайм-аут. Тони смотрит на подъехавшего Скотта и молча ждет, пока тот решит сказать то, что говорит уже через секунду. Он не видит смысла дальше пытаться играть «по-взрослому». Они убедились, что команда прогнила окончательно, потому что капитан—второй после тренера, кого команда должно уважать. С такими даже играть противно, а соперничать, Хилл считает, так вообще дело последнее. Они итак уже показали всем себя, ниже опускаться некуда. Скотт говорит, что, они, конечно, могут забросить еще пару шайб и позлить своих «врагов», но лично ему просто уже не хочется показывать к ним хоть какой-то интерес. Даже игровой. Вся пятерка мнение капитана поддерживает. —Как скажешь, —Тони всплескивает руками, ловя на себе удивленные взгляды некоторых парней, —вы знаете мое к вам отношение, парни, если вы правда уверены и знаете, что делать, я готов идти вам на встречу. Скотт уверенно кивает, зная, что слова тренера чистой воды правда. Тони и правда иногда готов идти на уступки ради парней. И никогда он не делает этого безосновательно. Хилл краем глаза видит, как тренер соперников что-то яростно пытается вбить своей команде в голову, а те тупо уставились кто вниз, кто вбок и даже не слушают. Скотт хмыкает. Технически, они уже проиграли им по всем фронтам просто потому что команда Скотт зеркально противоположна им. Таймаут не помог, не спас и уверенности уж точно не предал. Соперник теряет шайбу в зоне вбрасывание и по ошибки передает ее Джеймсу. Тот, отсалютовав «спасибо, чел», передает ее Даррену. Тот возится с ней, как кот с маленькой мышкой, которую чуть придушить лапками, и она замрет, но стоит их раскрыть, как тут же начнет биться в конвульсиях и просить жить. Батлер объезжает нападающего и чисто для прикола делает бросок. Промахивается, конечно, попадая вратарю в защиту, но у него и не было мысли, чтобы забить по-настоящему. Они просто делают вид, что все еще хотят забить. На деле же каждый уже чувствует тяжесть от медали, в ушах постепенно начинают играть фанфары, а фанаты уже бегут с охапкой телефонов и какой-то мелочи, которой нужно улыбнуться и принять. Тем временем на скамейке, где сидит вся команда, Лукас подсаживается к замершему передо льдом Картеру и спрашивает готов ли он, потому что, если нет, они просто не будут заменять Картера на Карла и отыграют период так, как есть. «Нет» —твердо выдает Тернер, — «нет, я выйду». Бейль смотрит на защитника еще некоторое время, после чего отвечает нейтральным «ладно» и возвращается к своим парням. Время Скотта подходит к концу. В смысле, играть им осталось секунд пятнадцать. Лукас переглядывается с Тони и тот утверждает то, о чем оба подумали. Постепенная замена лучше, чем ничего, думает Бейль, хлопает Картера по плечу. Тот от хлопка подрывается с места, а по арене проносится громогласное: «В команде Пенсильванского университета происходит замена. Вместо Карла Джонсона, номер 17, на лед выезжает Картер Тернер, номер 9» Все происходит так быстро, что не успел среагировать никто, а из колонок сначала пролетело встревоженное «э-э-э», но диктор быстро понял, что к чему и переобулся. Пятерка Лукаса выезжает на лед и последний—Картер—делает шаг, уже собираясь отталкиваться ото льда и рвануть к остальным парням, как коньки тормозят и въезжающий Даррен успевает схватить Тернера за шкирку, но он все равно, извернувшись, прикладывается шлемом решеткой вниз ко льду, а через калитку перепрыгивает Йохан, кричащий на лету, что он может заменить его. Вместо Картера и его номера произносят номер и имя Ривза. Кэмерон помогает брату поднять запасника и усадить обратно на скамейку. Как только калитка хлопает, игра на льду начинается, а команда толпится возле Картера, у которого царапина на шлеме и погнуто два прутья от резкого падения; Тони спрашивает не ушибся ли сам парень, а Картер снимает конек и никто не успевает остановить его, как он проводит пальцем по лезвию. И ничего не происходит. Вообще ничего. Тернер кидает конек на пол, снимает шлем и закрывает лицо руками. Его тело пробивает крупная дрожь от стыда и злости, захлестнувших парня. —А я говорил, —на ехидный тон оборачиваются оба Батлера и Никита. У всех немой вопрос в глазах, —я говорил тебе, —обращается он непосредственно к Даррену, —что эта крыса не сдавала его коньки на заточку, —Мэтт усмехается, устремляя свой взор на лед, где третья пятерка не может понять в чем дело и поэтому скользят по льду как слизняки и лишь один Ривз что-то пытается из себя выжать. Коля, оставшийся рядом с Мэттом, оценивает масштаб трагедии и выдает, на выдохе: —Он издевается. Мэтт, Тони, остальные и даже Картер, прекращают самобичевание и рассасываются, поворачиваясь на лед, дабы понять причину того, что разозлило даже Лукашенко. —Он не играет, —поясняет белорус, —у него хват клюшки неправильный, он не видит зоны, просто гоняется за ней, как дворовый пацан семи лет, впервые вышедший на коробку, —Джеймс и Рассел понятливо закивали, Батлеры лишь вздохнули, а Картер, которого Нейтан успокаивал и поддерживал как мог, кажется, только сильнее убедился в том, о чем думал с самого начала—не стоило и не стоит доверять тому, кто хочет скорее выебываться, чем играть на самом деле. —Он вышел за тебя? —обращается Коля к Карлу. Тот, помедлив, кивает, —а играет как нападающий, смотрите, —Коля перекладывает клюшку в другую руку и показывается двумя пальцами на Йохана, следя ими за его траекторией, — зона вброса чуть левее, а то, где играет он—зона защиты. Он не знает банального, —белорус поворачивается на Тони, —у меня могут быть вопросы или мне лучше заткнуться? —Тони в ответ хмыкает, не собираясь, видимо, отвечать хоккеисту на уже итак заданный вопрос. А тем временем Томас с Фредом, практически с открытым ртом глядят на то, даже уже не передвигаясь по полю, как Йохан зачем-то пасует сначала Лукасу, а после скачет, как баран, у ворот, прося передать ему шайбу обратно. Лукас передает, словно кидает собаке летающую тарелку, и он несется за ней, как безумный пес, и забрасывает. Забивает. Гол. «Шайбу забросил Йохан Ривз, номер 6». Голосистый диктор, кажется, сам в курсе. Йохан аж подпрыгивает от радости, летит к парням, но натыкается на недоумевающий взгляд и злобный оскал Логана. —Катись отсюда, —рычит Гонсалес, которого Лукас одергивает по имени. Йохан хочет было поехать отдавать остальной команде кулаки, но вовремя глянув на них понял, что лучше воздержаться. Сирена, означающая конец матча. Громкий возглас фанатов и «7:3» на табло. Коля уже хочет было придержать Мэтта, потому что предполагает, что тот пойдет чистить Йохану лицо, но тот смеется. «Успокойся, я даже в сторону этой крысы смотреть не буду» —и свое слово канадец держит до конца. Пока на них надевают медали, пока озвучивают лучшего игрока—на этот раз это Алан—никто даже слово Йохану не говорит. Стоящие рядом Нейтан и Картер настолько абстрагировались, что за них стало страшновато. У Бейкера на губах излишне злобный оскал, а Тернер побледнел, как смерть, и холодную металлическую медаль в руке сжал так сильно, что та чуть ли не треснула. Фанфары, гимн, хоровой стук клюшек и сброшенные шлемы. Коля ерошит парней по волосам, говоря, что они отлично поработали, а после Никиту забирают какие-то девчонки на «парочку совместных фоток». Мэтт хохочет во все горло, но тут же замечает в толпе Еву и спешит к ней, расправив свой павлиний хвост. Коля зачесывает волосы назад, затем трясет головой и еще раз зачесывает, шмыгая носом, когда взгляд зацепляется за нечто замеревшее на трибунах, где отовсюду уже сходил взбудораженный игрой народ. Коля застывает, ровно как и Бэррон. Бейкер хмыкает, а после лучезарно улыбается, так, что Коля даже со льда щурится, и машет ему. На котенке его футболка, его толстовка и, господи помилуй, его куртка, висящая в плечах, а еще волосы растрепаны и щеки с глазами блестят. Вот уж кто явно фанатеет не от игры, а от игроков. —О, так он пришел, —Коля вздрагивает, с немым шоком оборачиваясь на Марка, —он просто спрашивал про время матча, я спросил придет ли он, но он сказал, что просто хочет не пропустить трансляцию, —Коля с секунду тупит взгляд, после выдавая непонятливое «а?». —Ты тоже это видишь? —Марк хмурит брови, мысленно называя друга идиотом. —Кого? Бэррона? —Уокер чуть было не выдал «твоего парня?», —да, я пока не слепой. —То-есть это не у меня крыша поехала, —Марк несдержанно смеется от того, с каким облегчением это было сказано, —не смешно, —ворчит белорус, отвечая Бэррону таким же небрежным махом, —я просил его не приходить. —Я был уверен, что он придет, —Марк просит Колю чуть наклонится, а после шепчет ему, с нахальной усмешкой в голосе, —я бы тоже ходил на все матчи, будь моим парнем горячий хоккеист. Коля пихает его в бок и посылает в жопу, кивая Бэррону, мол, давай спускайся, встретимся где обычно. «Где обычно» —это черный вход и выход, через который обычно выходят все хоккеисты. Так как эта арена незнакомая, Коля решает дать Бэррону фору и немного времени, поскольку не уверен, что тот сразу найдет что тут к чему. К тому же Коле нужно выцарапать в мозгу речь о том, что он не должен был приходить и подвергать свое здоровье опасности, но стоит Коле только вспомнить каким восхищением горели глаза котенка, как весь напор стачивается и становится гладким, словно камень от воды. Их триумф завершился довольно быстро. На то были причины и эта причина у всех одна и та же-учеба. Ее никто не отменял. Коля задерживается чуть на подольше, потому что видит, как к нему уже раз седьмой пытается робко подойти какая-то девчонка и решает подойти сам. Марк шипит «что ты делаешь?», но белорус отмахивается и спрашивает у нее хочет ли она что-то ему сказать. В итоге да, сфоткались, обменялись любезностями—она сказала, что ходит на все матчи и что болела за всю команду с самого начала, а Коля покивал ей и одарил напоследок полуулыбкой. Когда хоккеист возвращается в раздевалку, накаленность обстановки ощущается каждой фиброй тела. Парни уже сняли верхнюю защиту, кто-то даже уже утопал в душ. Все уставшие, но довольные, кроме некоторых. Картер напряженно складывает что-то в сумку, когда резко вздыхает и выдает: —Я так не могу. —Картер, не надо, —пытается остудить его Даррен, но Коля понимает, имея опыт общения с Мэттом, что если высказаться очень хочется и характер на то поджимает, то ничьи слова не остановят. —Почему? —Тернер поворачивается к сидящему рядом Ривзу, снимающему коньки, и спрашивает, неожиданно спокойным голосом. В ответ пожимание плечами и это действие как спусковой крючок. Коля считает секунды до появления Тони, —Я спросил тебя: «почему ты поступил, как крыса канализационная, а, Ривз?!». —Не важно. —Не важно?! —Картер, не так громко, —Нейтан кладет руку уже видимо другу-товарищу на плечо, и Тернер цыкает, убавляя децибелы в голосе. —Ты мог просто сказать мне, когда я сам вызвался, —Ривз не реагирует, так же продолжает собирать баул, —я бы просто отказался, если ты так хотел на лед, —Картер делает паузу, переводя дыхание, —я думал мы команда. —Мы кома… —Нет, —парни поворачивают головы на резкое отрицание, сказанное тренером, как только тот вошел, —мы—команда, а ты, Ривз, не понимаешь этого. —Понимаю. —Будешь спорить со мной? —Нет, тренер. —Тогда все едут по домам, а ты едешь со мной. Йохан аж напрягается весь, хмурит брови и вроде как даже хочет что-то возразить, как голос подает никто иной, как Мэтт. —Да смысл ему что-то объяснять, —фыркает канадец, —крыса в волка не превратится даже при всем желании. —Стивенсон. —Да-да, затыкаюсь. Коля мотает головой, называя их детским садом, как можно быстрее кидает все вещи в баул и, попрощавшись с парнями и тренером, на чью речь он не останется, потому что у него правда-правда есть срочные дела, а парни передадут все слова с точностью до запятых и так далее, буквально-таки вылетает из раздевалки и широким шагом направляется в сторону черного выхода. Нужно просто выйти раньше всех и все. Ничего особенного. Бэррон уже был там. Бейкер вздрогнул сначала от короткого пискнувшего звука, а после от тяжелого металлического, когда Коля открывал дверь. Белорус не успевает даже рта раскрыть, как на него уже бросаются с объятием и неким подобием поздравлений, приглушенных из-за того, что Бэррон утыкается Коле в шею. «Рука» —напоминает хоккеист, но первокурсник лишь сильнее прижимается к белорусу и отпускает только тогда, когда Коля тоже приобнимает его. Пальцы чуть подрагивают от такого долгожданного тела перед собой. Бэррон тут, весь такой из себя его с головы до пят, смотрит только на него и никуда больше. —Поздравляю, —шепчет он, а у Коли, кажется, мозги отшибает. Они не виделись всего день, но кажется, будто вечность. —А? —не понимает белорус, только смеша Бейкера этим. —Вы выиграли, Коль. —А, да? —Да. Бэррон заливисто смеется, а до Коли только сейчас начинает доходить то, что не дошло тогда из-за Йохана, который своей выходкой сбил весь настрой на льду. О, пиздец, он что, сбежал от парней, когда они забрали победу? Он идиот? Вздохнув, Коля сознается, что, похоже, вообще забыл про это, но Бэррон берет его за подбородок и оставляет нежный поцелуй на губах, которые тут же расплываются в ухмылке. —Идем домой, чемпион? Бэррон такой невероятный. Коле хочется сжать его в тисках и никогда не отпускать. Прижать к себе и зацеловать всего. Он такой притягательный, у белоруса кислород из легких пропадает, стоит ему взглянуть на своего котенка, льнущего к нему и перебирающего пальцами по плечам. Эти его неловкие прикосновения, когда они на улице, чуть что вздрагивающие ладони, Коля любит абсолютно все в нем. И если до этого он думал, что придет и будет готовиться к экзаменам, то сейчас он собирается послать Марка в жопу и весь вечер липнуть к своему парню. Просто потому что они не виделись целый день и Коля успел жуть как соскучится по нему. Он уже готов был кивнуть и вызывать такси, как вдруг вспомнил. —Как ты вообще смог выйти из кампуса? —Бэррон заговорщицки подмигивает и, по секрету шепотом выдает. —Я попросил твою вахтершу прикрыть меня, она постояла на стреме и когда на улице никого не оказалось, я ушел. —Она сделала что? —переспрашивает Николай, не веря своим ушам. —Постояла на стреме, она, оказывается, крутая женщина. Я и до этого это знал, но сегодня убедился. Коля ерошит Бэррона по волосам, вздыхает и всего на секундочку привлекает ближе для того, чтобы также, как Бэррон недавно, уткнуться в своего котенка, но секундочка проходит и до ушей доносится писк об открытии двери. Бэррон тут же юркает за ближайшую стенку арены, чтобы его не было видно, а Коля поворачивается, наблюдая Скотта, который выходит на улицу. —О, ты еще тут, —Хилл забрасывает баул на плечо и ухмыляется, —ты чего сбежал-то? —Дела, —коротко поясняет белорус. —Придется отложить, —Коля хмурится, разворачиваясь к капитану всем телом. —В смысле? —Ну понимаешь, —Скотт отводит взгляд куда-то вправо, чешет голову и, резко выдохнув, жмет плечами, —капитан не может убегать раньше, чем вся команда.