Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Тренировка заканчивается, по арене проносится завершающий длинный свист, а хоккеисты на льду, тяжело дыша, снимают шлемы. Парни хлопают своих вратарей по шлему, хмыкая, что те сегодня отлично постарались. Команда уже подъезжает к бортикам, чтобы услышать последние наставления и пойти собираться, ибо большинству еще на учебу, но тут из толпы прорезается невообразимо громкий голосок, в возмущенном: «а че только лед?». Команда, как по сигналу, оборачивается на кудрявого, раскрасневшегося Стивенсона, который реально не понимает почему они уже закончили. Мэтт даже не догадался посмотреть на время, просто потому, что у него, кажется, в голове собственные часы. —А тебе надо что-то еще? —Тони упирает руки в боки, держа в одной планшет с планом на дальнейшую тренировку, а в другой, на пальце, связку ключей. Тренер выгибает бровь, а стоящие рядом парни понимают—сейчас что-то будет. —Ну мы же еще на земле обычно, —объясняет канадец, будто это не он дебил, а все вокруг, —вот… —А тебе мало льда? —Мэтт, почуяв, что что-то не так, неуверенно отвечает: «не то чтобы мало…», косясь на Колю. Тот сочувствующе вздыхает и до Мэтта доходит только сейчас—все, кажется, очень плохо, —десять отжиманий, вперед, —Тони кивает на выход со льда, а Мэтт нервно хихикает, говоря, что обойдется, —поздно, Стивенсон, пятнадцать, еще слово и будет двадцать, давай, —Мэтт еще с секунду стоит столбом, видимо не веря в то, что это сейчас происходит с ним. Канадец мямлит «коньки», на что Тони жмет плечами: «Ну сними». Остальные парни терпеливо ждут, пока Мэтт сойдет со льда и снимет часть обмундировки. Как только Стивенсон становится в стойку и отрывается от пола первый раз, тренер возвращается к парням, —так, а теперь вы, —никто из ребят даже ничего говорить не хочет, боясь, что разозленный Тони и их заставит отжиматься, а у них итак после долгого перерыва мышцы тянет, —во-первых, Бредли и Батлеры, —упомянутые кивают, в знак того, что слушают, —как всегда, отлично, вами я доволен, —Тони переводит взгляд на Джеймса, —Росс, поработай над защитой ворот, —Джеймс кивает, —Лукас, —Бейль окликается: «да», —вся пятерка—справились отлично, вы молодцы, Ли, отличные подачи, сегодня ты звезда, —Томас благодарно угукает, но по его лицу видно, что тот прям засветился от счастья. Похвала от тренера всегда действует на третью шестерку как-то по-особенному. Это даже забавно. Тони некоторое время не сводит взгляда с Томаса, после чего, вздохнув, перебирается глазами на Ершова с Уокером, но, вопреки ожиданию, обращается он не к ним, —Стивенсон, —Мэтт, ойкнув от неожиданности, падает, прикладываясь лбом о твердую поверхность, но уже через секунду подскакивает на ногах, готовый к расстрелу, —несмотря на то, что вы с Ривзом как обычно, сегодня ты молодец, —канадец молча шумно дышит, а Коля видит, как того не держат ноги, —маневрирование все лучше и лучше, —и, хмыкнув, добавляет, —такими темпами и Лукашенко догнать можно, —Мэтт с Колей пересекаются взглядами. Они-то прекрасно понимают, что находятся на совершенно разных уровнях. Мэтт больше по обманным маневрам, он быстрый и ловкий, Коля тоже, но белорусу больше нравится идти напролом. Хотя по ним и не скажешь, —Ершов, Робинсон, —оба напрягаются, —вы все еще показатель тому, какой должны быть защита, я горжусь вами, —парни посмотрели друг на друга, явно смущенные такими громкими словами, —Уокер, —Марк вздрагивает, —ты и сам все прекрасно знаешь, повторюсь—я доволен, —француз коротко улыбается, а остальные парни, затаив дыхание, поглядывают на закисшую звезду, —Лукашенко, —отстраненно называет Тони, —неплохо, но могло быть и лучше. Вратари, как всегда, справились на ура. Все свободны, Коля, задержись ненадолго, —команда тут же гурьбой принимается сваливать в раздевалку, параллельно обсуждая кто какую кабинку займет. Громче всех кричал младший Батлер, которого постоянно пихали к самой ближней к двери, по совместительству и самой холодной. Марк дружески хлопает Колю по плечу: «удачи» —после чего парни уходят вслед за командой. Как только арена погружается в тишину, Коля подъезжает ближе к бортику, а Тони тяжело вздыхает, потирая у висков, —что с тобой сегодня? —непривычно обеспокоенным, даже отдаленно похожим на отцовским, тоном спрашивает тренер, кладя руку на плечо белорусу. Коля не дергается, но почему-то руку очень хочется убрать. —Нет настроения, —сознается хоккеист. Отчасти это правда, ведь арена тоже напоминает о Бэрроне: как он приводил его сюда и о чем думал. Коля все еще надеется осуществить свой коварный план, но теперь он не знает, когда сможет это сделать. И вновь следует тяжелый вздох. —Если что-то случилось, ты всегда можешь рассказать мне, —Коля для вида кивает, но прекрасно понимает, что это лично его проблемы и его мысли, делиться ими не особо хочется. Даже с Тони, —я твой тренер, я обязан знать, что происходит с ребятами в моей команде, особенно если это лучшие игроки, —Коля, опять-таки, понимающе кивает. —Все нормально, —пытается отвести от себя подозрения Лукашенко, —в следующий раз я постараюсь, —Тони качает головой: он пытался донести до парня, что беспокоится, но, кажется, Коле его беспокойство только боком встало. —Ладно, —Тони хлопает по плечу, —иди собирайся, —Коля выходит с арены, понимая, что оставил тренера слегка расстроенным, со смешанными чувствами. Впрочем, такое для Коли было не в первый раз. Переживет. Белорус проходит небольшой туннель, прежде чем оказаться в раздевалке, где творился какой-то Армагеддон. Ничего нового, Коля лишь слегка удивился. Никита хмыкает, что новички в последнее время популярны, и косится на Нейтана с Картером и Йоханом, которые вместе с Логаном и Дарвином обсуждают чью-то последнюю игру. Лукашенко пожимает плечами, проходя внутрь. «Парни только пошли» —говорит Ершов, облокотившись о шкафчики и указывая головой на душевую, из которой валит пар. Коля снимает обмундировку, чувствуя непривычную легкость, и хочет спросить почему Никита не с ними, как вовремя замечает, что волосы у друга влажные, а значит он сам только-только из душа. Потупив в пол секунд десять, Лукашенко встает со своего места и, раздевшись, направляется в душ. Честно, он даже не замечает ничего, потому что ему тупо не интересно. И то, что Мэтт с Марком, какого-то хрена, разговаривают опять, и то, как Скотт периодически палит на него. Если бы Коля был Мэттом, он бы разорался, что на него собираются покуситься, но Коля это Коля и нападает тут он, а не на него. Вода смывает остатки тренировки, оставляя после себя лишь чистое тело и мысли о предстоящем дне. У них вроде как еще две пары впереди, одна из которых фармакология, на которою белорус откровенно забил болт вчера, а ведь Марк даже отдал ему свой конспект, Коля вообще вернул его? Кажется, он как кинул тетрадь на стол, так она там и осталась валяться, мда. Ну, на крайний случай придется импровизировать. Это не очень хорошо, но лучше, чем сидеть, не сказав ни слова. Ополоснув лицо и засунув голову целиком под воду на секунду, Лукашенко трясет ей из стороны в сторону, напоминая собаку, да так, что холодные капли с волос попадают на рядом стоящего Кэмерона. Батлер младший зло косится, на что получает отстраненное извинение; Коля закручивает вентиль, обматывается полотенцем и выходит, почти что сталкиваясь с Нейтаном, который до сих пор о чем-то болтает с Йоханом. Коля останавливает парня, бурча, чтобы тот смотрел перед собой. Бейкер извиняется, что-то кричит своему напарнику-новичку и скрывается в клубах пара. Спасибо Нейтану, он напомнил Коле о том, что он собирался написать Бэррону. Да, это, возможно, будет его самое бесполезное действие, но хоккеисту просто необходимо, чтобы Бэррон знал—ему не все равно. По-другому замять то, что между ними произошло Коля не может, по крайней мере потому, что Бэррона тут нет. Горестно вздохнув, белорус принимается переодеваться под хмурый взгляд Уокера и страдальческие стоны Ершова. Несмотря на то, что они втроем—почти лучшие на потоке, фармакология у Никиты идет как-то туго, но он старается. Мэтт, зачесав волосы назад, накидывает на плечи футболку и оказывается готовым раньше всех, чем шокирует всю команду и чуть не доводит до инфаркта несчастного Алана, которого Скотт придерживает за плечи. Стивенсон называет Бредли придурком, бросает парням, что подождет их на улице и выходит в коридор. Кажется, некоторые слышали, как удивился Тони, завидев канадца, выходящего самым первым. Коля не спешит, потому что ему некуда, не к кому и незачем. Марк о чем-то просит Никиту, и только получив утвердительный кивок, бросает взгляд на Колю и уходит. Лукашенко думает, что Марк и правда проницательный, раз может запихнуть свои наставления и любопытство куда-подальше, когда этого слышать ну совсем не хочется. А после Никита пихает друга во все еще голое плечо, хмыкая: —Давай сюда коньки, —Коля, в одних джинсах и носках, поворачивается к Ершову, хмурясь, —коньки, Коль, на заточку, —Лукашенко сгибается, после чего, выпрямившись, отдает парню коньки. Холодные голубые глаза недобро щурятся, из-за чего Колю передергивает. У Никиты всегда очень отстраненный, но до боли пронизывающий взгляд, сразу видно—парень в России жил, —почему мы перестали общаться, как раньше? —у Коли пересыхает горло, несмотря на то, что воздух в раздевалке влажный. —Что? —переспрашивает белорус, но в ответ ему лишь хмыкают. —Спрашиваю, тебя ждать или...? —Нет, —тут же отрицательно мотает головой хоккеист, —я скоро приду, —Никита кидает в Колю его свитер, с секунду наблюдая за тем, как он продевает в него голову. Вещь обхватывает все тело, садясь не то, что идеально, скорее правильно, через нее прекрасно видны габариты Лукашенко, которые в обычных одеждах, да и в костюмах иногда тоже, не заметны. —Иногда я раздумываю, когда все это прекратилось, —Ершов, вопреки словам белоруса, облокачивается на шкафчики, нервно потирая шею. Напускной нервозностью Никита надеется дать Коле понять, что он не атакует, а лишь разъезжает вокруг, вынюхивает. Коля зашнуровывает ботинки, собирает баул, прощаясь с Картером и Нейтаном, что выходят самые последние, —Ты знаешь, до меня доходит долго, но доходит, —Коля не понимает к чему Ершов клонит, но ему заранее весь этот монолог не нравится, —и прошлой ночью я наконец поймал ту мыслю, о которой долго пытался подумать, —Лукашенко забрасывает баул на плечо, а Никита отрывается от шкафчиков. Вместе парни выходят из раздевалки, направляясь по коридору к выходу из корта, —на вечеринке первокурсников, —Коля чуть ускоряет шаг, пытаясь дать понять, что он не хочет об этом разговаривать, —что-то произошло, да? —вопрошает друг, но ни ответом, ни хотя бы взглядом, великий Николай друга не награждает, —но ты не скажешь мне, да? —Никита резко дергает Колю на себя за лямку баула, останавливая и заставляя обернуться на него, —разве мы не друзья? —предъявляет ему Ершов. Коля слышит давно залегшую обиду в голосе, а еще чувствует, как легкие сжимаются от того, что он ничего не может рассказать ему. Просто…Коля не знает. —Друзья, —отвечает ему белорус, но Никита лишь усмехается, разжимая пальцы. —Тогда почему у вас с Уокером создался тандем, а мы со Стивенсоном остались в сторонке? —Коля пытается объяснить, хоть и не знает что именно, а у Никиты голубые глаза теряют свой итак ненасыщенный цвет с каждой секундой, —чего такого о тебе знает Марк, чего не знаю я? —Коля нервно выдыхает, понимая, на что именно Никита намекает. Да, он знает о том, кто Коля на самом деле снаружи. А Марк знает о частичке Коли изнутри. И, наверное, между ними это главное различие. —Я не могу тебе сказать, —Ершов делает глубокий вдох, затем резко выдыхает. —Отлично, то есть ты признаешь, что у вас от нас есть секреты? —Никит, ты не… —Да иди ты в жопу, —Никита отмахивается, опускает взгляд и, толкнув белоруса плечом, собирается выйти из здания, как теперь уже Лукашенко останавливает его. —Стоять, —Ершов дергается, но все-таки останавливает, —я все расскажу тебе, но позже. —Почему не сейчас? —тут же вопрос в лоб. —Потому что сначала мне нужно разобраться в себе, —Никита оборачивается, впиваясь в застывшее, не выражающее никаких эмоций, лицо белоруса выискивающим взглядом. Коля дергает бровями, мол предлагая Ершову или согласиться с ним, или поссориться по совершенно идиотской причине, —я все расскажу, —белорус дергает краешком губ, —позже, дай мне время. —У тебя его полно, Лукашенко, —Никита вмиг сменяет гнев на милость, —тебе повезло, что я такой хороший и отходчивый друг, —Коля согласно угукает и они выходят на улицу вдвоем, —если будет совсем тупняк, ты знаешь как меня найти, —Коля хмыкает. —Ага, написать «прекрати смотреть тик токи со мной, сука Ершов», —Никита смеется, зачесывая каштановые, высохшие волосы набок. —Не, ну а что? —друг похлопывает белоруса по спине, —кто-то должен все это смотреть, они же стараются, —Коля жмет плечами. —Надеюсь учатся они также старательно, как режут моменты со мной, —Никита наигранно морщится. —Ты в курсе, что ты противный, Лукашенко? —Какая жалость, что они этого не знают, да? —Никита лыбится во все тридцать два. —Однажды я напишу в комментариях рандомный факт о тебе, а твоя фанбаза на меня налетит и скажет, что я не могу так говорить, потому что не знаю какой ты в жизни, —друг весь сотрясается от смеха, —прикол в том, что как раз я тебя знаю,—Коля закатывает глаза, тут же переключаясь на английский: —Залезай внутрь, —Никита еще раз зачем-то хлопает его по плечу, после чего забирается с Мэттом в автобус, и парни начинают обсуждать какую-то игру. Коля выдыхает лишь тогда, когда они садятся и трогаются с места. Это было опасно. Пиздец как опасно. Повезло, что Ершов и правда понимающий, иначе получилось бы пипец как по-дебильному. И даже не объяснить почему поссорились: потому что белорус не хотел говорить о том, что это не он перестал рассказывать все другу, просто он еще не знает о их с Бэрроном отношениях. Коля откидывается на сиденье, пытаясь успокоить гул собственного сердца. Сразу же вспоминается тот сериал, что смотрел Бейкер. Коля не понимает, почему для него это сложно, где он допустил этот пробел, почему нет? Почему? Марк спрашивает все ли с другом в порядке, а до Лукашенко доходит. Он не написал Бэррону. Хотя хотел. Белорус неоднозначно мотает головой, достает телефон из кармана джинсов и несколько секунд смотрит в экран. Тони, по ходу, что-то бубнит о следующих тренировках, прося Фреда не налегать на орехи. Тот спрашивает не хочет ли их тренер, на что Тони, подумав, кивает. Парни тут же перешептываются, хихикают, но тренер игнорирует это, изымает из рук Фостера орехи, говоря, что тому уже хватит. Марк слегка касается бедра белоруса, когда Коля наконец решается зайти в их с Бэрроном диалог. Последнее присланное Бейкером сообщение заставляет грустно улыбнуться. Лукашенко проводит пальцем по экрану, обновляя переписку не зная зачем, он ведь понимает, что Бэррон ему не напишет. Последний раз он заходил вчера, во время их совместной физкультуры. Коля вздыхает, нажимает пальцем на строку внизу и уходит в свои мысли. Автобус хоккейной команды делает крутой поворот, когда Коля решает не юлить, а просто выложить все как есть. Kolya: привет? Kolya: наверное я придурок, раз пишу тебе, хотя знаю, что ты не ответишь мне сейчас или завтра Kolya: вообще, я не только поэтому придурок Kolya: ты знаешь это, да, ты просто не можешь не знать Kolya: Боже… Kolya: я соскучился по тебе Kolya: мне жаль, Бэррон Kolya: за то, что я сказал и чего не сказал Kolya: прости меня Kolya: я очень переживаю Kolya: как только появится возможность Kolya: напиши мне, пожалуйста Kolya: все, что угодно Kolya: я не могу смотреть на это «доставлено», мне хочется выкинуть телефон Kolya: надеюсь ты отдыхаешь, котенок Kolya: я буду ждать тебя. Белорус выходит из диалога и выключает телефон, поворачивая тот экраном вниз. Как ни странно, он чувствует, что сделал все правильно. Нет того липкого ощущения, когда хочется спрятаться от неловкости. Может Коле слегка некомфортно, но не больше. Потому что скрывать свои чувства перед Бэрроном—значит ответить отказом на его признание. А Коля не хочет отказывать ему. Потому что для Бэррона, в его программе не существует слова «нет». Хоккеист вздыхает. Ну, может только для вредной еды. Все же Бейкера стоит переучить. Во благо его здоровья, и чтобы лишнего искушения для белоруса не было. Он ведь тоже не железный. С чувством выполненного долга, Коля отворачивается к окну и до конца поездки любуется уже давно изученными и рассмотренными вдоль и поперек пейзажами.