Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Проходит часа, может два. Все это время Марк переписывается с кем-то, а Бэррон сидит на Коле, иногда укладываясь подремать минут на пятнадцать. Если честно, то у Трампа начинают ныть бедра, но он знает, что если начнет ерзать, ничем хорошим это не закончится, поэтому старается сидеть тихо-мирно, лишь иногда пододвигаясь поближе к белорусу. Рука Лукашенко все еще на его талии; Бэррону кажется, что она ему нужна только для этого—идеальнее сочетания и не придумаешь, словно пазлы сложили. Трамп задумывается над тем, как же сильно их отношения изменились с простых неоднозначных взглядов и Колиных резких, неохотных ответов, до сидения на ручках и нежного «котенок» на самое ухо, и эти мысли кажутся ему такими до чертиков милыми, что его неосознанно передергивает, заставляя по телу пройтись рой мурашек, словно секундный разряд тока; Бэррон тихо смеется, чуть усиливает хватку и выдыхает белорусу прямо в шею, чувствуя ответную, точно такую же, реакцию. «Ты сегодня тоже у нас?» —произносится практически рядом, но первокурсник не сразу понимает, что это обращено к нему, поэтому Марк, хмыкнув, вопрос повторяет, как только убеждается, что этот ребенок вернулся в привычную повседневность из своих мечтаний. Бэррон мотает головой, рассказывая, что ему сегодня писали насчет того, что он уже может вернуться в свою комнату. Уокер понятливо кивает, как бы невзначай интересуясь почему тот тогда все еще тусуется у них. —Мне нельзя побыть с Колей? —практически обиженно вопрошает Трамп, сжимая хоккеиста в своих объятиях. Тот что-то неуверенно хрипит. —Можно, —тут же отвечает Уокер, готовый, если что, найти что-нибудь белое и кинуть в Бейкера в знак поражения, а то тот так зло зыркнул на него, Марка аж передернуло, —я просто тоже тут, —пытается объяснить старший. —Меня ты не смущаешь, —хмыкает Бэррон, —Колю тоже. —С последним я бы поспорил, —усмехается француз, —кстати, —словно опомнившись, восклицает парень, —давно хотел спросить, —Марк усаживается поудобнее, а в глазах так и загораются огни нешуточной заинтересованности, —как тебе вообще это удалось? — «удалось что?» —вопросом на вопрос отвечает Трамп, —ну приручить его, — «кого?» —удивления в голосе все больше, —ну Бэррон, не тупи, я про Колю, —цыкает Марк, хлопая себя по коленке. —Я сделал что? —Бэррон заходится в громком смехе, прикрывая рот одной рукой, чтобы Коля не оглох от его децибелов. Впрочем, Лукашенко вздыхает, кажется не собираясь даже участвовать в этой беседе, —приручил его? —переспрашивает парень, снова хохоча, — «ты сейчас упадешь» —предупреждает Коля, и в следующий момент Бэррон сползает с крепких бедер, удерживая равновесие лишь за счет того, что схватился за плечо и руку хоккеиста, что все еще придерживает его. Марк пытливо смотрит на Бэррона, в надежде, что он прекратит свой цирк, но Трамп, успокоившись, смахивает капельки слез с уголков глаз и шумно выдыхает, —ну ты и выдал, —Бэррон хлопает в ладоши, потому что большего бреда в своей жизни он никогда еще не слышал, —я пойду к себе, поможешь с вещами? —обращается он к Коле, заглядывая тому в лицо. Марк смотрит на то, как белорус тут же откладывает все свои дела и понимает, что еще ни разу не видел, чтобы свою пару ставили на самое первое место. Коля буквально только что отложил самую важную для него вещь—учебу— чтобы просто помочь Бэррон отнести его одну сумку? Невероятно. —Ну и как ты это назовешь тогда? —ворчит парень, скрещивая руки на груди. «Будешь забирать свое?» —спрашивает Лукашенко, закинув сумку Бэррона на плечо, указав на пакет со всеми купленными Марком вкусностями. «Занеси мне потом половину где-то, ладно?» —Бэррон неловко смеется, — «я не съем все сразу», —вы меня игнорируете? —обращает на себя внимание Уокер. Бэррон поворачивается к старшему, жмет плечами и за считанные секунды переодевается в свою повседневную одежду, все равно то, что было его «домашним» целиком и полностью Колино. —Я просто не знаю как тебе ответить, чтобы ответ тебя устроил, — «просто не отвечай ему» —хмыкает белорус, за что получает почти угрожающий замах рукой от Марка и его: «ты придешь, мы поговорим!». Коля закатывает глаза, зная, что ему все равно ничего не будет, —это нормально? —все же отвечает Трамп, но получается вопросительно, —мы, буквально, просто уважаем друг друга, —Бэррон почти добавил «и любим», но вовремя заткнулся, —Коля не хочет расстраивать меня, а я не хочу, чтобы он злился по пустякам. —Перестань перед ним оправдываться, —Лукашенко дергает Бэррона на себя, приобнимая парня за шею, —он нам не мама, пойдем уже, —фыркает белорус. —Если ты не придешь сегодня, я устрою истерику и буду весь завтрашний день ходить, смотреть на тебя, как на предателя, — «да, да» —вообще не задетое, —Лукашенко! —вскрикивает Марк, но дверь уже хлопает, а Уокер оседает на собственной кровати. Он с ними так скорее поседеет, чем выпустится.

***

Бэррон смеется со слов Марка, пока они с Колей спускаются на первый этаж, оповещая вахтершу о том, что Бэррон съезжает. Та бросает быстрое: «я знаю», не отрывая глаз от какой-то газеты. Трамп смотрит на белоруса, но по его лицу можно понять, что она всегда была такой, так что это не грубость или что-то там еще, просто характер, да и на самом деле ей абсолютно по боку кто там у кого живет, главное, чтобы никого не убили или еще что похуже. Коля пихает застывшего Бэррона, мол пойдем уже, нечего себя в депрессию на ровном месте вгонять, упомянутый угукает, прощается с женщиной и оба выходят на улицу. К вечеру стало чуть теплее, это значит, что, скорее всего, к концу зимы морозы будут непривычно лютыми. Бэррона передергивает. Если он сейчас уже замерзает, что же будет, когда придет настоящая зима? Трамп, наверное, просто замерзнет насмерть в своей пустой, холодно кровати. Кстати об этом, Коля, что, правда собирается оставить Бэррона сегодня один на один с кроватью? Вот так просто? Первокурсник тяжело вздыхает и совсем не замечает, как врезается в кого-то. Он уже хочется ойкнуть и извиниться, как понимает, что это вообще не требуется. —О, Коля, привет, —белорус оглядывается по сторонам, словно не понимает к кому это обращено, хотя Николай у них в универе всего один. Перепутать сложно, особенно когда не с кем. Бэррон чуть отшатывается назад и тут же утыкается в пол, чувствуя себя как минимум некомфортно, когда Ева пытается в любезность. Девушка, видимо решив, что хоккеист не помнит кто она, наигранно засмущалась и хохотнула так, что Бэррон аж вздрогнул от резкого звука, —я Ева, помнишь меня? —с секунду парень молчит. Конечно он ее помнит и знает, она буквально чуть ли не самая популярная и самая громкая первокурсница этого года. А еще Коля знает, кто она на самом деле и прекрасно помнит слова Мэтта о том, что она, кажется, помешана на нем. Ему стоит огромных усилий, чтобы не перекосить собственное лицо и не выдать того, как ему на самом деле она неприятна. А Ева все стоит, смотрит, ждет, пока Лукашенко, сжимающий в руках сумку Бэррона, ответит ей хоть что-нибудь, малейшее слово, хотя бы звук. —Ага, —в итоге выдает хоккеист и девушка словно начинает светиться. Она тут же громко смеется, начав балаболить о том, что была на последнем матче и что, хоть он и закончился неудачно, она продолжит болеть за него. Возможно она имела в виду «за команду», но что-то двоим парням подсказывает, что это не так. Пока Ева болтает без умолку, Бэррон ковыряет носком кроссовка землю, размышляя почему он все никак не заткнет ее и не скажет, что у него дела. Зачем они вообще слушают весь этот бред? Бэррон уже хочет к себе в комнату, поваляться с Колей на замененной кровати и, скрепя сердце, отпустить парня к себе. Трамп честно даже не будет пытаться его останавливать, лишь бы Коля прекратил это мерзкое щебетание, —так что ты от меня хочешь? —словно услышав мысленные молитвы Бэррона, прерывает ее тираду Лукашенко, выгибая бровь в немом вопросе. Девушка на секунду теряется, открывает рот в непроизносимых словах, да головой трясет, разбрасывая по ветру свои кудри, —если ничего, то мы пойдем, —вздыхает белорус, делая шаг в сторону. Ева хватается за руку белоруса, тут же одергивая, а Бэррон понимает, что начинает задыхаться от тупого злого чувства внутри. Коля просит не хватать его так, на что первокурсница тут же слезливо просит прощение, —если что-то не срочное, передай через Мэтта, —Коля кивает Бэррону, давая знак, что они уже могут наконец ретироваться от этого излишне шумного объекта. И они даже делают шаг. Всего шаг, правда. —Мэтт? —вопрошает девушка. —Да, —не выдержав, сквозь зубы произносит белорус, —парень твой, вообще-то, —на лице промелькивает секундное удивление, но, когда Ева понимает, что только что буквально упала в грязь лицом перед идолом всей ее жизни, спешит оправдаться, мол учеба и все дела, но. Но Коля устал слушать ее. «Пойдем, Бэррон» —они оставляют Еву где-то позади, совершенно не обращая внимание на то, как из растерянного лицо девушки превращается в гневное. Она зло топает ногой, уходя куда-то в сторону. До самого кампуса идут молча. То-есть, вообще. Коля волнуется, поскольку Бэррон не сказал ни слова после того, как они сбежали от прилипучей Евы. Волнуется, но почему-то не решается спросить напрямую, словно он уже знает в чем дело. Бейкер более-менее разговаривается, когда они заходят внутрь кампуса. Их встречает уже небезызвестная женщина, которая стала для обоих неким житейским приятелем. Она охает, говоря, что давно не видела мальчиков и уже успела по ним соскучиться, а Бэррон слегка краснеет и просит не смущать его такими высказываниями, на что женщина смеется, а Коля видит, как ей хочется по-матерински потрепать Бэррона по волосам. Коля ее понимает. По секрету Бэррону выдают, что теперь у него кровать немного больше, чем у всех остальных, потому что с привычной фирмой почему-то не сложилось. Трамп бросает короткий взгляд на хоккеиста, но словить его не дает, тут же мажет обратно, неловко улыбаясь. Правда есть и минусы, места стало меньше, но Бэррон лишь отмахивается, мол он все равно по самой комнате редко ходит, а для сидения ему много места не надо. Они еще немного разговаривают ни о чем, прощаются, ухмыляясь, что еще обязательно увидятся, а после Бэррон тянет Колю наверх. —У тебя не получается скрывать свое состояние, чтоб ты знал, —Бэррон дергается, но все же продолжает взбираться по лестнице. Пусть Коля думает, что хочет, Бэррон просто собирается пойти к себе в комнату, —Бэррон, —упомянутый ничего не отвечает. Два этажа преодолены, Бэррон с Колей заходят на этаж, доходят до комнаты Трампа за какие-то пару шагов, затем Лукашенко ждет, пока первокурсник вспомнит куда положил свои ключи от комнаты и достанет те. На это потребовалось целых пять минут, может чуть меньше. Бэррон проворачивает ключ в замочной скважине три раза, толкает дверь вперед, ощущая некую ностальгию, словно он вернулся туда, где не был очень давно, на деле же каких-то три дня. Свет включать не хочется, поэтому Бэррон этого и не делает. Это делает Коля. Щелкает выключатель, отставляет сумку с вещами, а после обхватывает запястье Бэррона пальцами и дергает на себя. Бейкер зажмуривается от страха, но когда понимает, что это не он падает, а у него парень идиот, хмурится и стукает белоруса по плечу, —что случилось? —спрашивает Коля. Бэррон в ответ лишь глаза закатывает. Как будто он не понимает. —Ты знаешь, —спустя время, поняв, что, кажется, Коля также не собирается сдаваться без боя, бурчит Трамп. —Не знаю, —простое в ответ, —Честно, даже понятия не имею, —а голоc такой удивленный, словно правда не знает. Бэррон цыкает. Врет, все он знает, сам же говорил, что Бэррон как открытая книга. —Зачем ты ответил ей? —понижая голос, спрашивает парень. По Бэррону прям видно, что его всерьез задела эта ситуация, он не обижен, скорее расстроен, —ты ведь знаешь кто она и что думает о тебе, —практически неслышимое «отпусти меня» проскальзывает мимо ушей Лукашенко. Конечно же он не отпускает, он же не идиот, —ты мог просто пройти мимо или сказать, что занят, с самого начала, —Бэррон дергает рукой, хотя понимает, что это бесполезно, —она бы не стала тебя беспокоить, если бы ты просто отказал ей. —Бэррон, —прерывает его тираду белорус, —это Ева, она в любом случае не отстанет от меня, —в ответ тяжелый вздох, —котенок, мне совершенно плевать на то, сколько времени я потрачу на какой-то очередной треп, ты ведь знаешь, —Бэррон согласно угукает, потому что правда знает. Это же его Коля, как он может не знать, —мне важнее знать, что тебе это не доставит хлопот, —Коля притягивает Бэррона к себе поближе, поглаживая по спине, успокаивая, —проще было просто выслушать ее бред, а потом сказать, что у меня дела, так она отстанет хотя бы на время, —Бэррон молча утыкается Коле в плечо. Сейчас он как никогда понимает, почему все называют его ребенком. Потому что, кажется, ведет от себя соответствующе, —мне не нужен никто, кроме тебя, в этом можешь быть уверен, —Бэррон в руках Лукашенко вздрагивает, а пальцы сжимают крепкие предплечья. Трамп вздыхает, понимая, что еще чуть-чуть и он не сможет больше сдерживать самого себя. Это невыносимо, решает Бэррон. Он просто не понимает, как Коля может говорить все это и его голос даже не дрогнул ни разу, ни одна нотка не видоизменилась. Бэррон буквально восхищается своим парнем, потому что он умеет перед разными людьми показывать разное отношения, говорить по-разному, как и тон его голоса может меняться. Бэррон так не может, Бэррон разговаривает со всеми одинаково. Кроме Коли, потому что Коля для него особенный и с ним хочется порой быть избалованным ребенком—Бэррон уже, кажется, свыкается с этим своим негласным прозвищем, еще одним—нежиться в его теплых руках бесконечное множество часов, ловить игривые смешки меж совершенно невинных поцелуев, держать за руку и просто быть рядом. Коля и правда стал для Бэррона буквально всем. Каждая встреча, каждый взгляд, прикосновение—словно глоток свежего воздуха. Трамп бурчит что-то неразборчивое белорусу в плечо, на что тот смеется, взъерошивая светлую копну волос. Бэррон так любит, когда он это делает. Так и хочется прильнуть к его большой руке и остаться там навечно. Сердце заходится в так дыханию—часто и рвано— у Бэррона нет больше сил. Он предлагает сесть на кровать, усмехаясь, что они могут опробовать ее чуть позже. Коля усмешку поддерживает, кивает, и сам доводит парня до кровати. Та немного пружинит, но одно ясно точно—вахтерша была права, она стала чуть больше, не так заметнее, как могло подуматься, но Бэррон уверен, что, если они лягут, места для Бэррона станет немного больше, а значит хоккеисту не придется всю ночь на себе удерживать весомую сопящую тушку в виде первокурсника. Возможно это даже и плохо, что она больше, но уже ничего не поделаешь. Бэррон свои догадки произносит в слух, шутя, что, может они прям сейчас и лягут, чтобы проверить, вот только Коля угукает и подталкивает Бейкера к застеленной койке. Вообще-то это не Бэррон должен удивляться таким предложениям, потому что он планировал заграбастать себе своего хоккеиста еще и на эту ночь, но его самым жестоким образом обломали, ссылаясь на отдых. Ладно, Бэррон будет строить из себя невинную овечку. Скорее волка в овечьей шкуре. Или кота. Скорее кота, на волка Бэррон не смахивает вот вообще. Первым, вопреки своим действиям, ложится белорус, шумно выдыхая, что, кажется, Бэррон был прав. Первокурсник хмыкает: «ну еще бы» —и затыкается, когда рот уже открывается, чтобы сказать очередную глупость вроде: «после тебя в кроватях я тот еще спец». Трампу неловко от самого себя, поэтому он решает быстренько забраться к Коле под руку и прижаться к своему теплому любимому, пока он не вспомнил о том, что сам отказал Бэррону. Лукашенко приобнимает утроившегося рядом парня за плечо: «все еще тесно» —низко смеется он, а Бэррон думает, что это даже к лучшему, они все еще могут быть близко друг к другу. Проходит какое-то время. Минут пять может, может больше, может меньше, никто за временем не следил. Парни все еще валяются на кровати: Бэррон слушает размеренное дыхание белоруса, понимая, что если так и продолжится, он просто-напросто уснет. О своих мыслях он тут же докладывает Лукашенко, который хмыкает, притягивает Бэррона чуть поближе, сгребая в объятие, и целует в макушку. Бэррон чувствует, как краснеют собственные щеки и начинает учащаться дыхание. Ему так нравится, когда Коля держит его в своих руках, он буквально забывает обо всем на свете. В коридоре тихо хлопает дверь, когда Бэррон понимает—все, это была его точка кипения, больше он не может. Трамп ерзает в руках белоруса, отодвигаясь немного, так, чтобы они могли смотреть в глаза друг другу. «Коль» —зовет парень, в ответ короткое мычание и пронизывающий взгляд серебряных, кажущихся такими манящими и полными любви сейчас глаз, что Бэррон на секунду забывает о чем он вообще говорил, — «я хочу кое-что сказать» —получается как-то сухо, обрывисто. Бэррон нервничает с каждой секундой все сильнее, чувствует, как в горле снежным комом встают эти самые слова и понимает—у него кружится голова и крутит живот от переживаний. Белорус смену в лице замечает, садится на кровати и утягивает Бэррона за собой. Парень держится сначала за голову, потом за щеки. Уверенность с каждой миллисекундой молчания все стремительнее покидает его. Бэррона пронзает ужас, что, если он не скажет это сейчас, не сможет сказать никогда. Взяв себя в руки, ну или хотя бы попытавшись это более-менее сделать, Бэррон еще раз зовет хоккеиста и только после того, как тот уже взаправду начинает переживать, гулко выдыхает. —Бэррон, что-то случилось? —Коля заглядывает парню в опущенное лицо, в надежде найти ответы на свои внутренние вопросы, но все летит буквально крахом. —Коль, я…—у Бэррона кончается кислород в легких, когда он произносит следующую фразу, на выдохе, с жатым гулким звуком, а небесные глаза поднимаются, устремляя свой взор на потрясенного хоккеиста, —я люблю тебя, —Бэррон ждет какого-нибудь ответа, но в ушах стоит лишь звенящая тишина, сталкивающая Трампа в обрыв своей продолжительностью. Коля ему не отвечает.