***
Бэррон приоткрывает глаза и потягивается, разминая затекшие мышцы. Затем следует короткий зевок, после чего парень промаргивается, пытаясь понять где он и сколько сейчас времени. Первое, что приходит в голову, так это то, что он снова просыпается один. Трамп вздыхает, садясь на кровать. Одеяло съезжает с плеч, оставляя Бэррона в одной лишь белой футболке. Контраст температур заставляет вздрогнуть, Бэррон вновь осматривается, неосознанно дуя губы. Как бы ему хотелось просыпаться не в холодной постели совершенно одному, а в теплых руках своего хоккеиста. Трамп вздыхает, понимая, что может лишь мечтать о совместном пробуждении, тянется к прикроватной тумбочке, на которой лежит телефон, краем глаза замечая на столе записку. Бэррон уже было расплылся в улыбке, про себя урча какой у него Коля романтик, но взяв бумажку в руки понял, что Коля у него не романтик, а система защиты, над взломом которой придется поработать. Непонятый язык режет глаза, заставляя секундную эйфорию собрать свои вещи и свалить куда-подальше. Бэррон хмыкает. Если Лукашенко думает, что языковой барьер когда-либо останавливал Трампа, то он очень сильно ошибается. Телефон начинает вибрировать, а Бэррон удивляется самому себе, потому что вставать раньше будильника он не привык, да и таким часто себя не побалуешь. Возможно это из-за того, что вчера они решили лечь пораньше. И уснули оба тоже быстро, Бэррон даже сейчас и не вспомнит кто вырубился первым. Вдвоем спать как-то спокойнее, несмотря на то, что на кровати еле-еле хватает места для них двоих. Бэррон дергается, когда дверь в его комнату приоткрывается, а на пороге появляется заспанный Глен. Друзья смотрят друг на друга всего с секунду, после чего Макларен извиняется, говоря, что сделал это неосознанно. Бэррон выдает нервный смешок, после чего окончательно выбирается из плена одеяла, откладывая мобильник с выключенным будильником обратно. Трамп бросает, что Глен может зайти и закрыть дверь, он все равно уже собирается, на что друг кивает и заходит, падая на один из потрепанных временем пуфиков, которые Бэррон никогда не использует, ибо для него они слишком жесткие и неудобные. —Ты не закрываешь дверь? —вопрошает Макларен, глазами следя как друг снимает пижамную футболку, заменяя ее белым поло. —А смысл? —запихивая ноги в черные брюки, спрашивает Трамп, оборачиваясь на Глена через плечо, —Что тут красть? —усмешка, —кроме меня, —Бэррон просовывает кожаный ремень через шлевки, надевает носки и быстрым шагом оказывается в ванной. —Кому ты нужен, —фыркает Макларен, вставая с пуфика и облокачиваясь на стену возле ванной комнаты. —Тем более, —Бэррон пожимает плечами, умывает лицо, чистит зубы и расчесывается. Волосы длинные уже, оттого пушатся. Неудобно, но. Но Коле нравится, а значит Бэррон не против немного помучиться с ними. —Ты чего застрял? —Глен заглядывает внутрь, выгнув бровь. Бэррон отмахивается, еще раз ополаскивает лицо, пытаясь не выдать собственные покрасневшие щеки. Он не может перестать думать о Лукашенко, перебирающим его волосы, это буквально самое чувственное, что Трамп только может себе представить. —Кинь мобильник, —просит парень, засовывая ноги в простые кеды, что никак не вяжутся с его полуофициальным образом, —о, и записку дай сюда, —вспоминает Трамп, а Глен цыкает, потому что уже принес другу телефон. —Что за записка? —с толикой любопытства в голосе спрашивает Макларен, но к его удивлению Бэррон лишь мотает головой. —Понятия не имею, —и тыкает пальцем в бумажку, —понимаешь, что написано? —Глен лишь отрицательно мычит, —вот и я нет, —записка оказывается в руке у Бэррона, сумка с учебниками на плече, а Глен в коридоре. Трамп поворачивает ключ в замке всего раз, после чего зачесывает падающие на лицо пряди и расслабленно улыбается, —пойдем.***
Тренировка прошла как обычно, не обошлось даже без закатанных глаз Марка и Мэтта с его привычным «когда уже перекур?». Коля даже начал что-то подозревать, но все сомнения рассеялись, стоило парню выйти на лед. Тренировка хоть и измотала всех по полной программе, но было весело. Казалось все в команде даже не задумывались о предстоящем матче, просто играли как обычно, Коля с Никитой иногда перебрасывались фразочками на русском, из-за чего на них странно косились остальные, ну а парни просто пожимали плечами. В общем, ничего не предвещало беды. Беда под названием Марк Уокер свалилась нежданно-негаданно в раздевалке, когда все уже приняли душ и собирали свои вещи. Коля даже сначала не понял в чем дело, просто не обратил внимание на шушуканье своего соседа с Никитой, только когда этот маленький, но далеко не самый тихий парень ударил по одному из шкафчиков, заставляя всех резко съежиться от неприятного звука. —Стоять, Стивенсон, —упомянутый строит страдальческое выражение лица, уже держа в зубах сигарету, —пять минут подождешь-не сдохнешь, иди сюда, —Мэтт вздыхает, убирает пачку обратно в штаны и подходит к Уокеру без всяких перепалок. Знает же, что потом достанется. Достанется в любом случае, но лучше уж Мэтт проигнорирует угрожающие взгляды, чем потом придется отбиваться от этого чудовища. Уокер страшен в гневе, —Итак, —Марк хлопает в ладоши и лыбится во все тридцать два. Всю команду пробивает на холодный пот от этой маниакальной ухмылочки, —как вы все знаете, кое-кому сегодня исполняется целых девятнадцать, —Уокер складывает руки в замок и переводит взгляд на Колю, который устало вздыхает, —я знаю, что ты не очень любишь все это, но, —парень осматривает всех присутствующих своими прищуренными глазами, сохраняя некую интригу, —мы решили устроить закрытую вечеринку в честь нашего именинника, —Марк усмехается, —только наша команда и все, —пауза, —никого больше, —Уокер вновь переводит взгляд на белоруса, угадывая в нем что-то теплое, —как тебе идея? —и смотрит таким просящим взглядом, что Коле только и остается, что усмехнуться, да махнуть рукой. —Неплохо, —и все равно Лукашенко не может сдержать полуулыбки, смотря на то, как обрадовались все его друзья—даже Мэтт—после этих слов. —Тогда сейчас Мэтт с Никитой раздадут вам кое-что, —в руках Уокера появляется целая стопка из небольших картонок, —там время и адрес, не опаздываем, окей? —в один голос орава парней повторяет последнее «окей», начиная расходиться, когда получают в руки заветную бумажку. —А девчонки-то будут? —раздается из толпы и тут же слышатся одобрительные возгласы. —Только команда, —отрезает Марк, на что Мэтт закрывает ему рот и светит своей ослепительной улыбкой. —Все организую, —последовали довольные возгласы, а Марк, пихнув Стивенсона в живот, строит обиженное лицо и отворачивается, —да ладно тебе, —Мэтт облокачивается на шкафчики рядом, но Марк все так же не смотрит на него. Стивенсон на это лишь вздыхает, —максимум трех, ладно? —и в подтверждение своих слов показывает пальцами, будто Марк без наглядного примера не поймет, что значит число «три». Уокер раздраженно выдыхает, закрывая дверцу своего шкафчика. —Не больше, —и уворачивается, когда Мэтт собирается напасть на своего старшего с удушающими объятиями. Марк называет Стивенсона ребенком, а после приходится сорваться с места, когда этот самый «ребенок», разозлившись, начинает закатывать рукава. Коля с Никитой, смеясь с этих двоих, собирают свои вещи и выходят на улицу, обнаруживая Мэтта лежащим на земле. Никто и не сомневался, что охота на Марка обернется провалом. Так было, есть и будет. Уокер усмехается, помогает другу подняться, оттряхивает его спину от придорожной пыли и поворачивается к Лукашенко, когда они с Ершовым подходят к парням. —Все точно нормально? —решает уточнить Марк. Он знает, что Коля не очень любит праздновать собственное день рождение, даже прошлое не праздновал, парни лишь подарили ему номерную футболку и все. —Нормально, правда, —уверяет его белорус, но видит, что друг все еще мешкается, —мне бы и вас хватило, вообще-то, —сознается парень, а Марка, кажется, хватает удар, —но вечеринка с командой, —пауза, —думаю будет круто, спасибо, —повисает неловкое молчание. —Вау, ты так вырос, —Марк театрально смахивает несуществующие слезы, а после вскрикивает, стоит Коле взъерошить его волосы и закинуть руку на плечо. Никита усмехается, а Мэтт наконец закуривает и игнорирует разыгравшуюся сцену.***
Пара идет уже как минут двадцать, а Бэррон все сверлит глазами исписанный клочок бумаги, раздумывая как ему вообще переводить все это. Глен, что сидит практически рядом, иногда поглядывает на задумавшегося друга, но ничего не говорит. —Эй, —Трамп дергается, когда Макларен наклоняется ближе к парте и дергает Бэррона за штанину, —ты скоро дыру просверлишь в этой записке, —Бэррон вздыхает, кладя ту на стол, —насколько же это важно для тебя? —вопрос остается без ответа. Трамп мотает головой, но неопределенность в этом мотке только настораживает. Из всей этой буквенной вакханалии Бэррон может только более-менее разобрать собственное имя, да и то только потому, что как-то баловался с русским словарем, завалившимся за комод в собственной комнате. Посидев еще над несчастной бумажкой, испепеляя ее взглядом до конца пары, до Бэррона, наконец доходит. Язык-то русский. Бэррон знает язык, а значит дело за малым. Просто взять и перевести. Трамп внутренне ликует сам себе за такую сообразительность и где-то в душе проклинает Лукашенко с его загадками. Ну как проклинает, ворчит разве что. Бэррон не дурак—хотя иногда бывает—а еще у Бэррона есть специальное встроенное приложение, дабы не переводить по одному слову или, что еще хуже, матерясь выписывать каждую буковку, которое может перевести текст целиком. Выключив звук, а то было бы очень не очень, если бы в тишине раздался щелчок камеры, Бэррон фотографирует записку и ждет, пока на экране ему высветятся уже понятные для разбора буквы и слова, складывающиеся в предложения. «Прости, что снова просыпаешься один, мне жаль. Но сегодня важный для меня день, сегодня у меня день рождение. Я не говорил тебе, даже не знаю почему. Хочу чтобы ты знал, я безумно счастлив проснуться сегодня рядом с тобой, слушать твое сонное сопение, Бэррон, я благодарен судьбе за такой подарок, потому что ты-и есть мой самый лучший подарок. Я надеюсь, что мы ещё сегодня увидимся, не хочу проводить этот день без тебя.Твой занимающий почти всю кровать хоккеист
» Бэррон пялится на текст с выпученными глазами, а щеки тут же наливаются краской. Внутри просто гамма чувств: от беспокойства, потому что Коля в здравом уме не стал бы писать такое, до бесконечного смущения, потому что если это действительно написал Коля, то, как оказалось, в душе белорус просто до дури романтичен. Глен смеется с красного лица друга, а у Бэррона мир переворачивается. Этот засранец не сказал ему! Бэррону! О своем! Дне! Рождения! У Бэррона ничего нет и эта фраза про то, что Трамп уже его подарок—Бэррон боится перечитывать ее, не дай бог сердце просто остановится—не прокатит уж точно. Парень хватается за голову, делая пометку как следует зацеловать этого идиота. Господи, ну за что ему такое чудо—от слова чудовище, видимо—досталось. И Марк ничего не сказал! Вокруг одни предатели! —У тебя лицо просто оборжаться, что случилось? —Глен подсаживается ближе, громко смеясь с того, как выражение лица Трампа меняется буквально за секунду. —Мне нужно уйти, —кое-как выдавливает из себя Бэррон, а Глен лишь вздыхает. —Ну да, пара ко…—но его перебивают. —Нет, —тут же следует короткий вздох, —уйти вообще, у меня появились дела, —лицо Макларена тут же становится серьезным, а в голосе проскакивают нотки недовольства. —Опять? —и бровь ползет вверх, показывая раздражение, —что может быть важнее, чем учеба? Буквально то, что у его парня—парня же? —сраный день рождения, а Бэррон узнал об этом только сейчас и все еще сидит на жопе ровно без подарка и без всего. И что ему делать непонятно, потому что даже если Коля придет сегодня к нему, Трампу будет капец как неудобно оставлять его с ничем. Какой из Бэррона подарок? Скорее невнимательное проклятие, он ведь даже не задумывался, чтобы спросить о дате. Трамп закрывает лицо руками и устало стонет куда-то в них. —Я не могу тебе сказать, —бубнит Бэррон, слыша обиженное «понятно», —прости, Глен, погоди, —Трамп останавливает хотевшего уже уйти друга, но тот даже не смотрит на него, —это правда очень, очень-очень важно для меня, —Глен молчит, но руку из захвата не выдирает. Стоит так с минуту, после чего бросает взгляд на Бэррона, что смотрит глазами побитого щенка, и вздыхает. —У тебя очень много прогулов, друг, —пауза, —ты хоть понимаешь, что творишь? —Глен взволнован, но он нутром чувствует, что Бэррон не слушает его, все еще жалостливо смотрит и совершенно не внимает словам. Макларену остается лишь покачать головой и придумать новое оправдание для парня, —последний раз, Бейкер, —Бэррон вскакивает со своего места и сжимает друга в крепких объятиях, —больше твою жопу я прикрывать не буду, имей в виду, —Бэррон что-то там бубнит про том, что это действительно последний раз, собирая все свои вещи. Следующая пара вот-вот начнется, поэтому друзья быстро прощаются у дверей и расходятся в разные стороны. Глен останавливается всего на мгновение, оглядывается и горько вздыхает. Бэррону попадет за это. Трамп пулей вылетает из учебного здания, чувствуя тяжесть в груди и сильную отдышку. В голове крутится сотня мыслей, одна из которых сосредоточена четко на подарке для Лукашенко. Бэррон хаотично вспоминает что он может и что понравилось бы Коле, пока быстрым шагом идет к себе в кампус, следя за временем. Скорее всего у белоруса уже закончилась тренировка, Бэррон не знает точного времени, это плохо. Голова начинает болеть от множества мыслей, и чтобы хоть как-то ее остудить, на свой страх и риск Бэррон решает спросить у завсегдатой вахтерши не знает ли она во сколько примерно заканчивается тренировка у хоккеистов. Та смотрит на Трампа как на умалишенного, но пыхтит что-то непонятное, напоминающее то, что что они должны приехать с минуты на минуту. Бэррон благодарит уставшую женщину и, быстро переступая ногами по ступенькам, оказывается на своем этаже. Зайдя в комнату и не включая свет, потому что естественного освещения вполне достаточно, да и Бэррону для раздумий яркий свет от лампы будет лишь мешать, Трамп спихивает сумку с учебниками с плеча и садится на кровать, прижимая ноги к себе. Мысли в голове более-менее устаканиваются, остается лишь одна, самая главная—что подарить Коле? И тишина. В комнате, на улице, в голове. Бэррон не знает. Бэррон в принципе не очень хорошо знает белоруса, лишь настолько, насколько это возможно, они все еще притираются друг к друг. Что нравится Коле? Хоккей? Проводить время с друзьями? Учиться? Ерошить Бэррона по волосам? Спать друг с другом? Разговаривать и обниматься? Что нравится Коле, что может дать ему Бэррон? Что-то покупать звучит вполне логично, но куда-то ехать и тратиться…Бэррон не хочет лишних вопросов, а они точно будут. Да и Трамп не знает, что можно такого купить, чтобы прям для Коли. Бэррон понятия не имеет. На раздумья уходит час, может немного меньше. Все это время Трамп сидит на кровати так тихо, что может показаться, словно комната совершенно пустая. Бэррон думает, думает, думает. Мечется глазами по комнате и натыкается на подставку для карандашей. Карандаши…Точно! Трамп подскакивает с места и практически валится на пол. Сердцебиение вновь ускоряется, а на лице появляется довольная ухмылка. Бэррон многого не знает о Коле, но и Коля не все знает о Бэрроне. Бэррону нравится Коля, очень сильно, он буквально теряет свою голову рядом с ним. Его касания, его ухмылочки, весь Коля. А еще Бэррону нравится рисовать. Он давно этим не занимался и не уверен получится ли красиво, но сам факт. Коля не знает об этом, вообще в принципе об этом маленьком секрете Трампа не знает никто, кроме его родителей, в особенности мама. С мамой он любит рисовать. Любил. Где-то в убранном чемодане Бэррон находит увесистый альбом для рисования, вытаскивая тот на белый свет. Бэррон вообще думал, что тот не пригодится и он выбросит его на следующий год, так и не притронувшись к заветным плотным листьям, не проведет пальцем по шершавой поверхности и не ощутит то щемящее чувство в груди. Но вот он сейчас в руках Бэррона, он открыт и ждет своей участи, пока его испишут, изрисуют, когда он наконец пригодится. Бэррон практически задыхается. Он так долго не рисовал. Он даже не знает что рисовать. Картинка всплывает сама собой и больно бьет под самые ребра. Кончики пальцев холодеют, Бэррон сглатывает скопившуюся слюну и проводит первую линию.***
В автобусе было непривычно громко. Все обсуждали предстоящую вечеринку, пытаясь выпытать у Марка какие-либо подробности, но Уокер держался стеной, лишь один раз сказал, что некоторым придется приехать раньше и помочь кое с чем, а Мэтт лишь мотал головой на вопросы о девчонках. Коля сонно зевает, радуясь, что сегодня пар у него нет и он со спокойной совестью может прийти к себе и завалиться спать. Кажется, он переспал свою норму, оттого и клонит в сон. У Бэррона должны быть еще пары, а значит дрыхнуть Лукашенко придется у себя в комнате. А жаль, ему бы хотелось зарыться в мягкую светлую шевелюру и храпануть до самого вечера. —Коль, —упомянутый резко дергается, понимая, что совершенно не помнит, как задремал. Никита, что сидит рядом с ним, усмехается, —доброе утро, мы приехали, —белорус, все еще не отошедший ото сна, зевает, кое-как пытаясь протиснуться сквозь узкий проход к выходу из автобуса. Марк что-то с совершенно серьезным лицом втирает курящему Стивенсону, но ко всему удивлению Лукашенко, тот его слушает. Сегодня вообще день открытий, Коле нравится. Никита трясет Уокера за плечо, указывая на Колю пальцем, что-то быстро шепчет парню на ухо и, потянув Мэтта за собой, уходит. Марк оборачивается и сдерживает себя, чтобы не заржать в голос, ибо вид у белоруса был как минимум потрепанный. Особенно Марку понравилась одна покрасневшая щека. Видимо ей он и прижимался к окну. Забавный. —Видели бы тебя твои фанатки, —усмехается Уокер, когда Коля подходит чуть ближе и они направляются в сторону кампуса. —Заткнись, —беззлобно фыркает Лукашенко, уже мечтая о мягкой подушке и теплом одеяле. До комнаты доходят без происшествий, разве что Коля чуть не навернулся разок, но это можно понять, человек спать хочет. Марк открывает комнату, а после хмыкает, стоит хоккеисту сбросить свою сумку куда-то в угол и завалиться на нижнюю койку. Уокер вздыхает, качает головой, убирая вещи в шкаф, после чего смотрит на время и подходит к успевшему уже задремать Лукашенко. —Смотри не засни окончательно. —Угу. —Я серьезно, сколько ты спать собираешься? —тон все же приходится понизить, Марк не мудак и понимает, что друг устал. —Часа четыре, —сквозь сон бормочет белорус, —возможно. —Я позвоню тебе, ладно? —Угу. —Не опоздай, —вздох, —и только попробуй не взять трубку, —пауза, —Коля! —Да понял я, —раздраженно выстанывает хоккеист, поворачиваясь к стене, —вали уже, —Марк качает головой, про себя отмечая, что Лукашенко ведет себя как ребенок. Ужас, и это ему сегодня девятнадцать? Выглядит на девять. Постояв еще немного, Марк решает, что лишней пары минут у него на рассматривание спящего белоруса ну нет вообще. Время он знает, адрес тоже, проблем возникнуть не должно. Уокер набирает Мэтту, потому что тот неожиданно согласился помочь со всей организацией, выходя из комнаты, захлопывая дверь как можно тише.***
Бэррон уже несколько часов безвылазно сидит в своей комнате, вырисовывая на бумаге толстые линии, что перекликаются между собой, образуя не очень замысловатый, но смысловой рисунок. Боковая сторона ладони уже давно слилась с цветом наброска, Бэррон бы пошутил, что он теперь чистое серебро, но ему не до этого. Бэррон не видит сам себя, но предполагает, что лицо у него максимально серьезное и сосредоточенное. Периодически Трамп возвращается в реальность, но лишь ненадолго. Глен пару минут назад вернулся в комнату—Бэррон слышал, как хлопнула его дверь и щелчок замочной скважины. Парень практически заканчивает рисовать, когда его начинает раздражать дребезжание мобильника, лежащего на столе. Трамп откладывает альбом и удивляется, когда на экране высвечивается номер Марка. Тот никогда ему не звонил. —Да? —Бэррон ведет пальцем по экрану, прикладывая телефон к уху. Тут же доносится какое-то невнятное бормотание, а после звонкий голос Уокера бьет по ушам. —Можно тише, я разговариваю?! —ему что-то отвечают, а после на том конце слышится раздраженный вздох, —Бэррон, привет, это Марк. —Я в курсе, —усмехается Трамп, одной рукой разминая затекшую шею, —чего звонишь? —Вообще, я хотел позвонить раньше, но вспомнил только сейчас, —Уокер нервно смеется, а после замолкает на секунду, —мы устраиваем вечеринку для Коли, тут будет вся команда и…ты же придешь? —Бэррон задумчиво мычит, а сам уже рассчитывает оставшееся время и успеет ли он вообще закончить свой рисунок. —А я могу прийти? —в ответ лишь цыкают. —Конечно, —пауза, —ты такой же друг Коли, как и мы, —Бэррон сдерживается, чтобы не выдать нервозность в голосе. Ну-ну «такой же», —короче, —вздыхает Уокер, не дождавшись ответа, —я скину тебе адрес и время, приходи, хорошо? —Трамп угукает в ответ и на том конце тут же бросают трубку. Буквально через секунду на телефон приходит СМС, и Бэррон выдыхает, понимая, что у него еще есть время для того, чтобы закончить начатое. Рисунок был закончен, аккуратно свернут и завязан какой-то красной ленточкой, которую ему любезно подогнал Глен. Бэррон отмывает ладонь от карандаша, попутно раздумывая о том, чего бы ему такого надеть. Хочется…удивить. То, что Бэррон никогда бы не надел просто так. Трамп открывает свой шкаф и впервые за месяц пребывания здесь задумывается над выбором одежды. Обычно это была бы какая-нибудь толстовка, но. Но не сегодня. Глазами пройдясь по всем полкам и вытащив из них практически все содержимое, Бэррон в бессилии опустился рядом с кучей своей же одежды и вздохнул. Это всегда было настолько сложно? В итоге, промучившись еще минут двадцать, Трамп все-таки решил в чем ему пойти. Бэррон пихает ногами кучу с одеждой, попутно напяливая на себя красный свитшот с принтом, светлые свободные штаны и каким-то чудом находит у себя белые носки. С белыми кроссовками проблем не было, они давно уже пылились дома, а тут хоть в свет, в люди выйдут. Трамп несколько нервно возится перед зеркалом, не до конца решаясь пойти именно так. Не странно ли он выглядит? Все сомнения и вопросы приходится отбросить, когда Бэррон берет в руки телефон и практически вскрикивает в голос. Если он не выйдет прямо сейчас, то точно опоздает. Трамп срывается с места, кладет рисунок в заранее подготовленный пакет, надевает светлые кроссовки и пока спускается вниз, молит погодных богов о том, чтобы сегодня не было дождя, и земля не превратилась в месиво, напоминающее что-то не очень приятное на вид. Ехать не так долго, но до места придется еще некоторое время шлепать. Бэррон взволнованно стучит пальцами по коленкам, смотря в окно, надеясь, что если он и опоздает, то не сильно. Ну или хотя бы приедет раньше, чем заявленный именинник.***
Коля сквозь сон слышит уже давно надоевшую мелодию и проклинает Марка за то, что этот гаденыш посмел включить звук на его мобильнике. А ведь Коля так сладко спал, за что надо было тревожить его покой? Кому он что сделал? Кое-как вытащив себя из сонного царства, Лукашенко тянется за телефоном, не глядя принимая вызов. Он надеется, что это просто ошиблись номером, но надежда падает вниз с обрыва, когда на том конце слышится знакомый голос. —Дай угадаю, —усмешка, —ты все еще спишь? —Конечно Коля спит, что ему еще делать? Картошку копать? —Угу, —не открывая глаз отвечает парень, переворачиваясь на спину. Из-за того, что он уснул в одежде, та теперь неприятно липла к телу, доставляя лишь дискомфорт. —Значит я вовремя, —белоруса аж всего передергивает от излишней нахальности в голосе, —собирайся давай, —Марк смеется куда-то в сторону, кажется он параллельно успевает болтать с Никитой, Коля вроде слышал что-то на русском, —не опоздай на собственную вечеринку, говнюк, —Коля уже хотел было ответить что-то едкое, но звонок сбрасывается, а хоккеист остается лежать в одеяле с вертевшимся на языке «сам говнюк». Приходится вставать, иначе Уокер просто так не отцепится. Да и прав он, на свою же вечеринку опаздывать как-то не комильфо. Сонно потирая лицо руками, Лукашенко кое-как приходит в себя. Решение сходить в душ кажется самым логичным, так он и проснется быстрее и смоет с себя навалившуюся усталость. Коля встает с кровати, потягивается и направляется в душ. Крупные теплые капли бьют в лицо, окончательно прогоняя остатки сна. Мыслей в голове совершенно никаких, а вот тупое волнительное чувство, возникшее где-то в животе, раздражает. С чего бы это Коле волноваться? Долго стоять под водой не очень хочется, поэтому Лукашенко быстро ополаскивается, завязывает полотенце вокруг бедер и выходит. Волосы все же успели чуть намокнуть, но это не страшно, должны высохнуть быстро. По голым плечам тут же проходится холодный ветер, Коля ежится и закрывает окно окончательно. Время почему-то его совершенно перестало волновать, а вот в голове четко вырисовываются картины спящего Бэррона. Они так и не увиделись сегодня… Лукашенко вздыхает, зачесывая волосы назад, и берет первое, что попадется на глаза, из шкафа. К огромнейшему удивлению это оказывается обычная белая рубашка. Рубашка Марка, если быть точным, что больше самого парня раза так в два. Белорус усмехается, решая, что идея не плохая. Вот только если Уокер узнает…ладно, живем один раз, была не была. На ноги Коля надевает излюбленные черные джинсы и продевает ноги в какие-то непримечательные кеды, пока закатывает рукава рубашки, что села просто идеально, до локтя и чуть ерошит собственные волосы. Хоккеист мельком смотрится в зеркало и практически усмехается в голос. Выглядит так же как на всех важных конференциях, разве что только менее опрятно и без пиджака. Навевает воспоминания. Коля берет телефон в руки, неосознанно дергая бровями, когда понимает, что времени у него осталось совсем немного, а до места назначения добираться минут сорок, да и то на такси. Прося прощения у всех богов и немного у Марка, который в мыслях так и смотрит на него своим осуждающим взглядом, Лукашенко быстро собирает все необходимое и выходит из комнаты, закрывая ту на ключ. Теперь уже в ближайшее время ему будет точно не до сна.***
Белорус делает глубокий вдох, затем выдох. Живот крутит из-за беспокойства, по сути он опоздал не на много, но сам факт. Парень широким шагом идет по какой-то узкой тропинке, сам себя спрашивая почему Уокер вообще решил устроить вечеринку в месте, до которого приходится идти пешком, зная, что ответ на это он все равно не получит. Лукашенко качает головой, но мысли о каком-то там доме быстро улетучиваются, стоит заметить впереди, немного дальше, чем он сам, знакомую высокую фигуру. Либо у Коли уже галлюцинации, либо… —Бэррон? —белорус сам неосознанно хмыкает, когда упомянутый чуть ли не подпрыгивает и оборачивается. О, вау, Бэррон выглядит…необычно? Коля в считанные секунды доходит до остановившегося парня, ощущая легкое волнение, —что ты здесь делаешь? —вопрос остается без ответа, поскольку Бэррон, кажется, теряется в собственных мыслях. Он медленно ведет глазами снизу-вверх, осматривая всего белоруса, а Лукашенко прям нутром чувствует, как у Трампа начинают подкашиваться ноги. Они встречаются глазами и не одному Бэррону остается ртом воздух ловить. Хоккеист делает полушаг вперед, оказываясь почти прижатым к парню вплотную. Бэррон сглатывает, да неосознанно хватается за крепкое плечо белоруса, вызывая у того лишь ухмылку. —То же, что и ты, вероятно, —кое-как произносит Трамп, отводя взгляд. Уверенности в голосе просто ноль, но это так безумно очаровательно. Коле бы прекратить прожигать первокурсника взглядом, но он не может. —Я думал вечеринка только для команды, —Бэррон вздрагивает, когда белорус неожиданно понижает тон и сокращает расстояние между их лицами. Хватка на плече становится лишь сильнее, а воздух покидает легкие, не в силах выдержать такого напора. —Мне позвонил Марк, —практически одними губами произносит Трамп, а в следующий момент оба вздрагивают. У Бэррона звонит телефон, он смотрит на экран и усмехается, —кстати о Марке, —ведет пальцем по экрану и включает громкую связь. —Ради всего святого на этой планете и моего практически закончившегося терпения, скажи, что ты уже стоишь у сраной двери, —Бэррон смеется с такого уставшего голоса, но уже в следующую секунду Уокер шумно вздыхает и с секунду молчит, —ладно, сейчас не об этом, —пауза, —ты не видел Колю? —упомянутый тут же лезет за телефоном и к своему страху обнаруживает целых три пропущенных от друга. В другой день его бы уже убили, но не сегодня. Бэррон поднимает все это время прикованный взгляд к телефону на Колю и хмыкает. —Нет, не видел, а что? —Лукашенко ухмыляется краешком губ, притягивая Трампа к себе за талию. На лице Бэррона проскакивает секундное удивление и только потом парень понимает, что Коля играется с ним. О как интересно получается. —Да ничего, —вздыхают на том конце, —ты скоро придешь? —Бэррон раздумывает с секунду, а после тянет. —С минуты на минуту, —пауза, —возможно. —Отлично, жду. Марк бросает трубку, а Бэррон почти роняет собственный мобильник из рук. Коля тянет Трампа еще ближе, наклоняясь к самой шее, вдыхает запах чего-то холодного, но такого приятного. Бэррон оглядывается по сторонам, но понимает, что от дома их ограждают несколько метров и густая листва, решившая дать противостояние осеннему ветру, что лишь колышется, создавая не то свист, не то что-то отдаленно напоминающее музыку. Пока Коля отчего-то тщательно исследовал каждый миллиметр открытой шеи парня, Бэррон лишь пытался совладать с собой и не потерять контроль раньше времени. К сожалению, близость долго не продлилась, белорус замечает небольшой пакет в руке Трампа и удивленно хмыкает. —Что это? —Бэррон вздрагивает от тихого вопроса, а теплое дыхание хоккеиста лишь сильнее распаляет. —Твой подарок, —так же еле слышно в ответ, —или ты думал, что я не переведу твою записку? —усмехается Трамп, чувствуя, как хватка на его талии становится сильнее. Коля такой милый, когда смущается, —не знал, что ты такой романтик, —Бэррон смеется, когда белорус наконец отрывается от него и выпрямляется. —Ммм, не стоило тратиться на меня, —Трамп усмехается, понимая, что Коля даже не смотрит на него. Делает вид, что о чем-то усиленно думает, но Бэррон, кажется, догадывается, о чем именно. Он прикладывает чуть дрожащую ладонь к неожиданно горячей щеке белоруса, заставляя того посмотреть на себя. —Я и не тратился, —их глаза вновь встречаются, а сердце уже в который раз за эти жалкие минуты ловит мини-инфаркт. Лукашенко расслабленно улыбается, нехотя отстраняя от себя парня. Бэррон лишь непонимающе хлопает глазами. —Иди первый, —Белорус кивает в сторону дома, отходят от Трампа на шаг. —А…—Бэррон приподнимает пакет с подарком в воздух, указывая на тот. —Тоже потом, —просто отвечает хоккеист, —иди давай, —Бэррон нерешительно поворачивается, но его тут же тянут обратно на себя. Трамп слышит смешок над ухом, —совсем забыл, —а после его щеки касаются чуть суховатые губы Лукашенко, оставляя практически невесомый поцелуй. Бэррон краснеет до состояния помидора, неосознанно хватаясь за щеку, —все, —смеется хоккеист, поправляя выбившуюся прядь парня, —теперь иди, —и слегка шлепает Бейкера по бедру, как бы подгоняя. Изумленный Бэррон, с нескрываемым шоком в глазах, все время оборачиваясь на удаляющегося белоруса, подходит к двухэтажному коттеджу, увешанному каким-то лампочками и гирляндами. Вся зелень на территории была также увешана различными украшениями. Создавалось ощущение, что как только заходишь за небольшой заборчик, то сразу оказываешься в каком-то волшебном мире, даже в сказке. Трамп осматривается, восхищаясь тем, насколько эта вечеринка отличается от остальных, даже просто по оформлению. Бэррон ступает на каменные плиты, что ведут дорожкой сначала к небольшой лесенке, а после и к двери. Внутри уже, кажется, веселье идет полным ходом. Бэррон нервничает, но все равно коротко стучится, надеясь, что ему не придется заглядывать в окна. Дверь ему открывает встревоженный, практически злой Марк. Они обмениваются короткими фразами, Трамп извиняется за опоздание и как бы между делом спрашивает, не пришел ли еще Коля. Уокер страдальчески закатывает глаза и трет у висков. —Этот идиот опаздывает на собственный день рождение, —Бэррон сочувствующе хлопает старшего по плечу, проходя внутрь. Он коротко приветствует Никиту, что стоял возле огромного стола с кучей напитков, и кивает Мэтту, стоящему чуть поодаль с несколькими парнями и девчонками. Проходит всего пара минут после прихода Бэррона, когда в дверь вновь постучались. Марк, что выпытывал у первокурсника какой же подарок он приготовил хоккеисту, подрывается с места, жестом указывая Мэтту на что-то. Вмиг все оказываются у двери, Бэррон даже смеется с такой преданности команды. Трамп встает где-то справа, пока Марк шипит на глупо улыбающегося Стивенсона. Все происходит в одну секунду. Дверь открывается с мучительно противным скрежетом, а в лицо малость удивленному тем, что дверь ему никто не открыл, Лукашенко прилетает куча каких-то блестящих ленточек, вместе с едким паром, от которого все присутствующие начинают кашлять. Белорус, с неким пренебрежением снимая со своих волос завитушку зеленого цвета, непонимающе выгибает бровь на смущенного Мэтта, а Марк пробивает себе лицо ладонью, бурча что-то про идиота. Коле бы сделать удивленное или хотя бы слегка испуганное лицо, но краем глаза белорус замечает Бэррона, что прикрывает собственное лицо руками и отшатывается к стенке. Бэррон испугался и уже поэтому Коле не очень весело. Но он не может вот так с порога наехать на парней, поэтому быстро подавляет свою раздраженность и усмехается, закрывая дверь. Как только та захлопывается, Никита, что до этого стоял возле стола с ноутбуком и не участвовал во всей этой вакханалии, включает музыку, крича о том, чтобы парни переставали мять свои булки и начали уже наконец веселиться. И абсолютно все к совету Ершова тут же прислушиваются. Куча из хоккейной команды постепенно начала рассасываться, Марк тянет Лукашенко вглубь дома, что-то втирая ему, а Коля теряет Бэррона из виду и ему приходится принять свою учесть. Мэтт смеется, перекрикивая музыку, не очень убедительно извиняясь перед разозлившимся Уокером, но тот игнорирует все слова, пихает Стивенсона в бок и поворачивается обратно к имениннику. —Это моя рубашка, —Марк складывает руки на груди, смотря на Колю не то с ехидством, не то с немым вопросом в глазах. —Твоя, —соглашается Лукашенко, не зная, что ему на это ответить. Уокер, кажется, не ожидая такого честного ответа, теряется и замолкает. Коля оглядывается по сторонам и все-таки находит Бэррона. Тот стоит возле стойки, крутя в руке наполовину заполненный чем-то стаканчик. Трамп смотрит куда-то вниз, видно, что ему не очень весело. Коля бы разбавил его одиночество, но собственная нерешительность крепко держит за горло, заставляя оставаться на месте. Лукашенко не успевает начать загоняться, поскольку к ним подходят несколько парней, а Марк дергает друга за рукав, заставляя обратить внимание на подошедших. Ими оказываются Даррен и Пол—парни из команды. Коля с легкой улыбкой выслушивает поздравления, немного расслабляясь от того, что им самим так же неловко, как и самому белорусу. Пол протягивает хоккеисту увесистый пакет, но его почему-то перехватывает Марк. «Я помогу» —и Уокер тут же испаряется. Даррен неловко чешет голову, а Коля фыркает: «брось, он всегда такой». Некоторое время все трое разговаривают о чем-то непримечательном, пока к ним не присоединяется Скотт—капитан команды. Тот с силой хлопает Лукашенко по плечу, перенимая внимание на себя. Тоже поздравляет, но в отличие от Даррена с Полом, передает так же пожелания от тренера, которое под конец речи превращается в «бла-бла и все такое». Марк возвращается вместе с Мэттом, который зовет Скотта куда-то, говоря о том, что подарки лично можно не дарить, а сложить на кухне. Коля пожимает плечами на все это. Ему неудобно, он не привык к подаркам в стольких количествах, да и вообще к подаркам, это напрягает. Такое чувство, будто Коля после этого тоже должен будет что-то дарить. Засада.***
Бэррон вот уже минут тридцать делает вид, что сидит в телефоне, пока на самом деле краем глаза следит за Колей. Трампу некомфортно. Мало того, что он почти никого не знает, так еще и эти взгляды…кажется, он слышал что-то на подобии «что он тут забыл?». Неприятное чувство. —Йо, Бэррон, —упомянутый дергается от того, насколько резко прозвучало собственное имя практически над ухом, а после видит Никиту и, вроде как, успокаивается, —скучаешь? —Трамп лишь пожимает плечами. —Может мне не стоило приходить, —бубнит Бэррон, а после возмущается, стоит парню забрать пустой стакан из рук и ухмыльнуться. —Оставь загоны на потом, лады? —Трамп усмехается такому панибратскому обращению, —принести тебе еще выпить? —и тут же, не дождавшись ответа, уходит куда-то, приходя уже с наполненным стаканом, —алкоголя совсем мало, но если хочешь, то я могу достать, —Бэррон отпивает, еле заметно кивая. Ершов кивок замечает, хлопает Трампа по плечу и шепчет на ухо, —только Коле не говори, —Бэррон внимательно следит за тем, как Никита опасливо оглядывается, а после исчезает из поле зрения. Сок в стакане тоже постепенно заканчивается, музыка глушит все мысли, заставляя сосредоточиться лишь на том, что происходит вокруг. А вокруг одни подкаченные хоккеисты и Коля, который замечает внимательный взгляд Бэррона и ежится от него. Трамп хмыкает куда-то в стаканчик. Что ж…пока он ждет, можно и повеселиться. Коля—красивый. Особенно сегодня. Эти волосы, что парень постоянно зачесывает назад, эта рубашка с расстегнутыми сверху пуговицами и закатанными рукавами, эти руки с слегка выпирающими от напряжения венами, джинсы, обтягивающие крепкие мышцы на ногах. У Бэррона спирает дыхание, когда он начинает подмечать каждую деталь, каждый жест. Становится жарковато. Коля разговаривает о чем-то с Марком, коротко улыбается, смеется. Бэррону хочется подойти к нему. Хочется поцеловать, утонуть в его руках. Хочется, чтобы в такой особенный день они были лишь вдвоем. Ладони дрожат, Бэррон никогда не отличался собственническими наклонностями, это для него в новинку. Немного пугает, совсем чуть-чуть правда, потому что ему кажется, что он имеет на это полное право. Хотеть быть с ним, хотеть обнимать его, просто хотеть его. Внутри так жарко и так шумно, все эти разговоры о хоккее, в котором Бэррон не понимает абсолютно ничего, только выводят из себя. Трамп облизывает пересохшие губы в надежде, что белорус заметит его. Бросит хотя бы один несчастный взгляд. Бэррону так хочется понимать, что не он один чувствует это безумное влечение. Бэррону сложно. Сложно и тяжело. Была б его воля, он бы просто заперся с ним в какой-нибудь комнате и будь что будет. Достало все. Бэррону просто хочется к Коле. Немедленно. Он устал. —Бэррон? —от собственных мыслей отгоняет подошедший Никита, держа в руках бутылку с коньяком. Трамп приятно удивляется, а Ершов подмигивает, протягивая ее парню, —ты покраснел, жарко? —бутылка из рук изымается, но отставляется до лучших времен. Хотя…какие лучшие времена. Трамп вскрывает ту, немного отпивая из горлышка, и морщится, —Ты, это, полегче, —взволнованно просит Никита, но Бэррон делает лишь глоток, после чего уже правда отставляет ту. Горло приятно согревает, а в голову тут же ударяет терпкий запах. Никита внезапно испаряется, видимо поняв, что его работа тут закончена, а Коля остается один. Бэррон усмехается, когда слышит знакомую песню и решает, что лучше момента для соблазнения не будет. Либо сейчас, либо сию секунду, другого не дано. Бэррон делает шаг, зная, что Коля уже заметил его. Заметил, но это не значит, что он знает, что Трамп собирается делать. А Бэррон собирается. Собирается наконец получить ту жалкую каплю внимания, которую он ждет уже, кажется, целую вечность. Бэррон подмечает чуть приоткрытую дверь на задний дворик, что так и манит своей темнотой, проходит мимо Лукашенко, специально соприкасаясь с ним плечами, и бросает всего один мимолетный взгляд, ухмыляясь. Коля теряется в пространстве, потому что Бэррон это вау. Он просто невероятный, даже собственный страх расцепляет цепкие пальцы с горла, не в силах выдержать тот опьяняющий дурман, что исходит от парня. Воздух становится тяжелым, белорус осматривается, а когда понимает, что никто на него не обращает внимание, разворачивается к открытой двери и буквально вспыхивает всем телом. Бэррон тянет на себя, жмется ближе и целует рвано, напористо, отдавая всю инициативу хоккеисту, ведя руками по плечам и зарываясь во взлохмаченные волосы. Бэррон мягкий и податливый, весь извивается в руках и стонет несдержанно прямо в губы напротив. Пожар, что разгорелся буквально за секунду с одного касания, успокаивается лишь когда Трампа прижимают к стене, срывая с губ болезненный хмык. Лукашенко коротко извиняется, вбирая сначала нижнюю, затем верхнюю губу. Он буквально набрасывается на мальчишку, не в силах устоять перед ним. А Бэррону в кайф. Бэррон именно этого и добивался. Чтобы его прижали и целовали так, чтобы воздух в легких заканчивался. Коля напорист, а Бэррон идеально прогибается под него, лучше и не придумаешь. Трамп тихонько скулит, когда его отрывают от себя и шумно дышат. В светлых глазах напротив ни одной здравой мысли, впрочем, как и у Бэррона. Вокруг темно и только они вдвоем. Чувства наружу, такое скрывать просто невозможно. Бэррон красивый, безумно красивый, с этими его чуть прикрытыми глазами и опухшими от поцелуев губами, Лукашенко в буквальном смысле готов сделать для него все, что угодно, даже забить на собственную вечеринку, Бэррон как запретный плод, что так манит, ему невозможно отказать. От вида Коли у Бэррона подгибаются колени, и голова кружится. Он сходит с ума и, кажется, забирает белоруса с собой. Хочется смеяться от собственной глупости, а еще забраться под самую кожу и поселиться там. Коля такой добрый, такой хороший, так легко ведется на провокации Трампа. Это не «нравится», это самая настоящая безбашенная любовь. У Бэррона наворачиваются слезы от переизбытка всего. Он льнет к Коле и его заключают в самое крепкое и теплое объятие из всех, которое только существует на свете. Бэррон горит, Коля горит, все вокруг воспламеняется. —Ты специально, —куда-то в самое ухо, с тихой усмешкой. Бэррон трясется всем телом, не зная куда деть себя, его вновь раскрыли. —Я специально, —музыка затихает, как и голоса, Коля отрывает Трампа от себя и целует вновь. Не так, как всего секунду назад, медленно и нежно. Они разделяют одно дыхание на двоих и чувствуют себя совершенно счастливыми.