7 апреля
21:33
Смотрит на меня слишком долго, точно знаю, сомневается. Ищет щепотки лжи в моих словах, но проходит секунда, две, три — не находит. Поднимает голову слишком высоко, чтобы оказаться на одном уровне с моими глазами и молчит, сидит не двигаясь, боиться даже дышать. Я тоже боюсь. В этом мы схожи. В ее малахитовых глазах спрятан целый мир, дивный, удивительный, уютный, не терпящий на своих землях чужаков. И так отчаянно манящий, зовущий за собой. Она — приглашает. Я — не могу отказаться. Быстро приближаюсь и касаюсь губами ее лба. Она маленьким котёнком жмется к моей груди, сгорбливая прямые плечи. Руки Адель оказываются на моих плечах. Я склоняю голову вбок и, поцеловав её, на пару секунд открываю глаза. Ресницы Грин подрагивают, а веснушки, казалось, стали светится ярче. Когда руки девушки оказываются в районе моей груди, она вдруг отстраняется и пару секунд пытается выровнять дыхание. Её зелёные глаза блестят — это единственное, что я могу подметить в данный момент. — Что… это? — наконец спрашивает она, указав на карман. Я недоуменно смотрю на Грин и уже хочу пошутить, когда Адель мимолётом закатывает глаза и добавляет, — В кармане. Я пытаюсь вспомнить, но на ум ничего не приходит, поэтому просто достаю бумажку и раскрываю её. Бегаю взглядом по непонятным точкам и числам, разбросанным по листку в не ясном для меня порядке и затуманенным сознанием пытаюсь понять, что это вообще такое. Миражом в голове проносятся воспоминания из морга. Эта записка была в кармане у той умершей девушки. Листок мятый, с загнутыми краями, вероятно, она очень волновалась держа его, да и пролежал тот в кармане у нее, предполагаю, долго. В мыслях мелькает догадка. Координаты. — Этот листок был в кармане у той убитой в универе девушки. Судя по всему, координаты какого-то места. Как я мог забыть об этом.. Да, действительно, Финни, — издевательски шепчет разум, намекая об Адель, — как ты мог забыть? — Тогда… поехали! — поднимаясь, Рыжик смотрит на меня. С губ срывается усталый стон, но я встаю. Я чувствую пробежавшийся по спине холодок, который посчитал все позвонки и юркнул под рубашку. — Не сегодня, — мягко останавливаю девушку, беря её за локоть и стараясь не давить. Всё нутро кричит об угрозе, а последнее, чего я хочу — подвергать Адель опасности. — Наведаемся завтра. Что-то надвигается. Что-то плохое.***
8 апреля
3:12
Я ложусь в кровать и накрываюсь одеялом с головой. Мысли, мысли, мысли. Казалось, им нет конца, что я навечно заточена в своей черепной коробке, а наказание — думать обо всём в одно время. В один момент я подумала, что наверняка девятый круг ада из «Божественной комедии» не так уж плох, как мои душевные терзания. Там ты хотя бы думаешь о поступках в ледяном озере, и холод может заглушить мысли на некоторое время. А сейчас я лежу в тёплой постели, меня никто не отвлекает, поэтому я предоставлена самой себе. На тумбочке лежал телефон с сим-картой девушки. Посмотрев на него, я вновь задумалась. А потом кинула взгляд на браслет, который сейчас покоился на столе. Меня озарило. Билл купил браслеты. Билл писал Эмили. Совпадение? Точно нет. Чертов псих. Всё продумал до мелочей. И лишь мысль о том, что разгадка всего безумия близка, заставляет идти дальше, погружаясь в это болото стремительнее. Мне казалось, что первые шаги в любом деле самые тяжёлые. Очередная ошибка, глупое заблуждение. По-настоящему тяжело, когда ты у пика. На каждое движение тысяча иголок, сотни испытаний и сомнений, пожирающих изнутри получше всяких червей. И чем дальше, тем хуже. Не угадаешь в какой момент ты оступишься, подскользнешься и увязнешь в этом болоте навсегда. Ты понятия не имеешь в какой момент придется сдаться, поднять руки над головой или вовсе помахать белым флагом. Но я иду, чёрт возьми, иду. Хотя бы потому что знаю, что на другом конце меня ждут. Смерть кажется наградой, лёгким выходом из всего, ведь идти сложнее. Самонадеянно, глупо, наивно идти. Зная не то, что есть шанс упасть. Нет, шанс это всегда надежда. Куда хуже, когда идёшь, понимая, что точно упадешь и никто не поднимет. Вот тогда смерть — награда, гроб — почетное ложе, а слова на могильной плите — посмертное звание героя. Но это только в том случае, если не знаешь для чего жить. Когда нет причины, когда твое существование бессмысленно. Считаю ли я своё таковым? Пока не знаю. Нужно просто идти. Разгадка близко.***
8 апреля
9:58
Мы едем в тишине. Финн молчит, я тоже. Говорить не о чём, да и не особо хочется. Уверена, мы оба чувствуем, что на месте, куда мы сегодня направимся, не будет радуги или чего-то весёлого. От этого становится не по себе. В какой-то момент, ощущаю тепло на тыльной стороне ладони. Кидаю взгляд ниже, замечая рядом его руку. Невольно улыбаюсь, но быстро отворачиваюсь, пряча эмоции в воротнике водолазки. Совсем невинно, будто бы невзначай, случайно, хотя, конечно же нет, дотрагиваюсь своим мизинцем до его ладони. Мимолётно, легко, так по-детски робко. До моих ушей доносится чужое хмыкание, а потом я вижу, как Финн переплетает наши пальцы, заставляя мое сердце сделать кульбит. Такое чувство, будто эти дурацкие бабочки сейчас полезут через рот. Мерзость. Остановив машину у колледжа, Вулфард ободряюще улыбается и мы выходим почти одновременно. Пара ребят оглядываются на нас, но кудрявый лишь подходит ближе и шепчет: — Знаешь, а я ведь так и не спросил, — рука парня ложится на талию, а голос становится вкрадчивым, — каково это, быть девушкой очаровательного Финна Вулфарда? Я прыскаю. А ведь действительно, каково? Мое сознание активно выталкивает мысли о наших «отношениях» из моей головы чтобы не мучаться и не заниматься самокопанием ещё и по этому поводу. Но все же иногда они просачиваются, единицы, но даже те доставляют мне бо́льший дискомфорт чем что либо. У нас отношения или «отношения»? Кто мы друг другу вообще? Друзья с привилегиями? И целовались вчера мы тоже по-дружески? А Финн раздувается как шарик, одновременно с этим краснея до уровня красного перца, когда видит любого парня рядом со мной в радиусе километра тоже по-приятельски? Может и да?.. У Алексы ведь тоже были такие друзья. Они точно так же ревновали её ко мне. Вот только выглядело это совсем иначе. Как соперничество, в попытке урвать главный приз, золотую медаль и всеобщий восторг. А сейчас я не чувствую себя тем самым позолоченным кубком. Разве что, кубком, который не отдадут, а если его и выкрадут, то в конце концов из-за него развяжется целая война. «Что за бред, я в любом случае не чувствую себя кубком!» — подумала я, качнув головой, как бы вытряхивая все прочие мысли из своей головы — Этого искусного балабола и самовлюблённого придурка? Ммм, — я чувствую лёгкий толчок в бок. — Вы ранили меня в самое сердце, Адель Грин! — Финн драматично хватается за сердце, прикрывая глаза, но из-под ресниц этот мерзавец всё же наблюдает за моими дальнейшими действиями. Я складываю руки на груди. — Всё, у меня пара. Ранила, не ранила, иди отсюда. Скоро начало. — Бессердечная! — Боги, ты невыносим. Мы расходимся и я уже почти поднимаюсь на второй этаж но, проходя мимо коридора с кабинетом декана, улавливаю его низкий голос: — Хорошо, я проведу пару. Но только первую. Какая возможность залезть к декану в офис! Периферийным зрением я заметила Уильяма, заходившего в аудиторию. Он странно оглядывался и вёл себя дёргано. Я вдруг резко остановилась. Ноги будто приросли к земле. Почему Уильям появился только сейчас? Никогда его не видела до этого момента. Странно. В том смысле, что я учусь тут второй год, а этот парень выглядит ещё старше. Может как Финн или что-то типа, но даже если он и мой ровесник, то я уверена, что не младше. Учится он точно на очном, ведь сейчас не период сессии и если он приходил на занятие по словесности, то он либо на филологическом, либо на лингвистическом, либо на режиссуре, как Финн. Следственно, у нас очень много совместных пар, но странно то, что я за два года ни разу не видела его на занятиях. И Финн, смею предположить, тоже, иначе бы сказал. Тогда возникает вопрос — почему он появился только сейчас? Сразу после той роковой вечеринки. Не хочу быть мнительной и чересчур истеричной, но меня начинает это порядком настораживать. Но все же мои подозрения сейчас больше обрушены на некого парня с именем Билл. Загвоздка в том, что я понятия не имею как он выглядит. Спустившись на первый этаж, я увидела Финна, стоящего у окна, к которому отчаянно клеилась какая-то блондинка. Заметив меня, он вздохнул. Я усмехнулась. — Финн, ты сильно занят? — кажется, её зовут Клэр, — фыркнула, оглядев меня, поняв, что своей репликой я слишком нагло намекаю на нее. — Я? Да не ос.. — Да, — слишком уверенно ответила она. — А, ну, тогда ладно, я пойду, — ответила я, все же понимая, что глупо устраивать сцены ревности, ведь отношения мы только играем. Ведь так?.. — Стой, погоди! Для тебя я всегда свободен! — ответил он, догоняя меня. Я удержалась, чтобы не засмеяться. Руки Финна сжали талию, волосы стали щекотать шею. Блондинка с шумом вдохнула воздух и быстро заморгав, начала уходить. Когда стук каблуков стал едва различимым, я прошептала: — Надеюсь, они не побьют меня в женском туалете. Финн, до этого стойко держась, засмеялся. Я повернулась к нему и вспомнила, зачем пришла. — А! Нам нужно проникнуть в кабинет декана. Смех прервался. — Что ты сейчас сказала? Мне послышалось? — уточнил парень, изящно приподняв одну бровь. — Нет. Пошли! — мило улыбнувшись, я потянула Финна к лестнице, когда он ловко перетянул меня на себя. Ойкнув от неожиданности, я врезалась в мужскую грудь. Вулфард усмехнулся и приподнял мой подбородок, а после чмокнул в нос. — Ты понимаешь, что такое сообщают не так резко? Сначала предисловие, потом предлог, вступление, подводка, мягкий намёк, а только потом уже такое! — перечислял Финн, поспевая за мной. — У нас не так много времени, мы можем не успеть и всему конец, — весьма пессимистично ответила я. — Подожди, я вот сколько тебя знаю всё хочу задать несколько вопросов, а так как жить нам осталось, вероятно, недолго, хочу спросить сейчас. Итак, первый вопрос: у вас не наблюдалось никаких психических расстройств? — демонстративно-театрально парень открыл воображаемый список вопросов и, ткнув куда-то в воздух, спросил один из них. Мы, постоянно осматриваясь, проходим через весь коридор, сворачивая в другой, но резко останавливаемся у стены. Мимо нас прошла уборщица, быстро опуская взгляд вниз, смотря на нашу обувь. Потом она так же резко подняла взгляд обратно, после того как убедилась, что у него бахилы, а я в туфлях, и, мило улыбнувшись, ретировалась. Спокойно выдохнув, я повернула голову вправо, всматриваясь вглубь коридора. Там располагалось несколько кабинетов. Не аудиторий, а именно кабинетов. В основном в них сидел кто-то из администрации, так же там проводились студенческие собрания, подготовка к мероприятиям, конференции, вебинары, если, конечно, требовалось. В одной из таких комнат находился кабинет декана. На нем не было номера, вернее, раньше был, но в данный момент он снят, так как на прошлой неделе кто-то решил развлечься и, предположительно ночью поджёг номерок кабинета из-за чего те пришли в негодность. Сейчас в этом коридоре не было никого кроме нас, но идти все равно было страшно. — Год назад Алекса ставила мне ОКР, потому что мне постоянно казалось, что наша комната грязная и я заставляла её каждый день по два или три раза перемывать полы на своей половине. — неожиданно ответила я тогда, когда Вулфард утратил надежду на всякую реакцию. Он тут же оживился и, достав воображаемый микрофон, потянулся ко мне, при этом немного присев из-за разницы в росте. Порой это даже умиляло меня. — То есть, всё-таки наблюдались? — Можно сказать и так, но сейчас такого уже нет — дополнила свой ответ я, пока тот «записывал себе что-то в блокнот». Резко дёрнув его за край рубашки, я указала рукой на кабинет и стараясь идти тихо но быстро, двинулась в его направлении. — Только некультурные люди показывают пальцем, нужно показывать ладошкой... — протянул последнее слово он, показав мне как правильно, но все же зашагал следом. Внутри всё сжималось с каждым шагом, но в голове лишь вертелись мысли, скорее теории, о том, что с нами будет если вдруг нас поймают. Но отступать поздно — это я, к сожалению, понимала. Поэтому шла дальше. Ноги немного дрожали, но когда перед глазами вдруг показалась нужная мне дверь, страх ушел на второй план. Быстро отворив дверь, я зашла, а потом услышала звук шагов Финна. Хлопок и дверь закрыта. — А теперь вопрос дня: что мы, твою мать, здесь забыли и как мы блять отсюда выйдем? — занервничал парень, находясь на грани истерики. — Без паники, мне нужны личные дела всех студентов. И да, Финн, как некультурно! Сам говорил мне о манерах, а сейчас? Каков моветон, мистер Вулфард, не ожидала от вас такого! Парень закатывает глаза, но на устах прослеживается небольшая, едва заметная улыбка. — Замечательно, а продолжение? Тебе просто так, полюбоваться или по делу? Может просто мою фотографию хочешь на стену повесить? Если да, то я могу хоть сотню дать, но только пошли отсюда, — попросил Финн, но всё же прижался ухом к двери, а потом и глазом в замочную скважину, наблюдая. — У меня есть некоторые догадки насчёт координат и этого Билла, — начала я, параллельно роясь в ящиках. — но для того, чтобы подтвердить или опровергнуть их мне нужно было попасть сюда. В кабинете декана был огромный шкаф, метра три-четыре в высоту и ещё больше в ширину — во всю стену, если кратко. Он был заполнен кучей маленьких и не очень ящиков, что стояли очень тесно и со стороны казалось, что если подвинуть хоть один из них, то весь карточный домик упадет за ним. Облегчало задачу лишь то, что почти каждый был подписан: на одних значились даты, а конкретнее, года, на других не было ничего, но я быстро поняла, что в них лежали разные документы, договора, старые экзаменационные работы и прочие ненужные мне бумажки. А вот ящики с датами были куда интереснее. Увидев пометку «2017-2019» я поспешила пододвинуть коробку с разными файлами к себе и искать там. Бинго. Личные дела студентов. Со временем я поняла, что эти даты ни что иное, как года поступления. Загадкой оставалось лишь то, в каком году поступил сюда этот Билл. Ища знакомое имя на файликах, в голове я параллельно придумывала план отступления. Если поступил он раньше, то мы уже вряд-ли успеем проверить другой ящик или другие, кто знает, но нам точно хватит времени выйти из кабинета до чьего-либо прихода или на крайний случай выпрыгнуть из окна. Опыт уже имелся, да и этаж был первым. Вдруг взгляд падает на «Адель Грин». Высунув папку из ящика, я открыла её и бегло пробежалась по строчкам, высматривая знакомую информацию.«Адель Вирджиния Грин» «29.08.2001» «г.Луисвилл» «Окончила старшую школу имени доктора Харисонна с отличием» «Победительница национальной олимпиады по литературе за 2018 год» «Победительница национальной олимпиады по праву за 2016 год» «Победительница национальной олимпиады по праву за 2015 год» «Победительница национальной олимпиады по английскому языку за 2014 год» «Факультет филологии»
Я захлопнула папку, когда мой взгляд упал на характеристики из школы. Не все учителя были честны, а некоторые наоборот чересчур приторны. Я положила документы обратно и продолжила искать дальше. Через пару секунд на глаза попалась папка с именем «Финн Вулфард». Сначала я потянулась, чтобы взять и открыть ее, но потом вдруг остановилась. Он всегда был слишком искренним со мной, открыт и даже доверчив. Давал возможность в любую секунду спросить у него что угодно и каким бы неловким этот вопрос не был, я знаю, он бы ответил. Мои руки просто не могли сейчас открыть эту папку, поэтому я просто положила ее обратно и продолжила поиски. — Ну, что? — уточнил кудрявый, заметив мой горящий взгляд. Я цокнула, ничего не ответив. — Адель! — Да я... — вдруг все внутри раздалось жаром. Взгляд помутнел следом за рассудком, но только на жалкую секунду, потому что перед глазами сейчас плясали очень знакомые слова. «Билл Монтгомери» — нашла, нашла! Мои руки потянулись к этой жалкой папке и дрожа, открыли её. Неужели мы обошли его? Сделали то, чего этот гаденыш не ожидал? Я просто не верила в это. На поджилках сознания громко загромыхали фейверки, салюты, петарды — всё вместе. Но взглядом я старалась собрать все увиденное воедино, отодвигая идею празднования победы подальше. — Что ты вообще искала, начнём с этого?! — прошипел Финн, глядя на меня. Я закатила глаза, но быстро сказала: — Убийцу нашла в базе данных. Билла Монтгомери. — Что? – вышло слишком неожиданно и громко. Я приставила указательный палец ко рту, повелев молчать. Парень уже хотел отойти от двери и подойти ко мне, но я вновь шикнула и указала пальцем уже на него. Этим движением я попросила остановиться и продолжить наблюдать за коридором: — Погоди! Пройдясь глазами по личному делу, я сфотографировала его и заметила адрес в самом низу. — Уолширская, 26, — сказала Вулфарду и ринулась на выход. Я уже подошла к двери и хотела мягко отодвинуть Финна, чтобы пройти, но тот резко ударил ладонью по двери, не давая мне открыть её. Метнув на него слегка испуганный, но, вероятно, больше удивленный взор, я возмущённо спросила: — Что ты творишь? Мы пробыли тут и без того долго, нужно убираться! — И без тебя знаю, вот только хрен нам, дорогая моя, а не «нужно убираться», — почему-то шепотом ответил мне он, — потому что возле коридора крутится замдекана по учебке и мой куратор! — завершил он. Мы быстро переглянулись. Напряжение плескалось волнами в его карамельных радужках, разливаясь каплями глинтвейна по моему телу. Я сжала правую руку на его запястье, чувствуя дрожь, пробежавшую по телу. Финн сначала с неким беспокойством взглянул на меня, потянувшись свободной рукой к моей талии, но я мотнула головой и тихо попросила следить за коридором. У нас было чертовски мало времени — кто знает, в какой момент они захотят зайти сюда? Если те уже стоят в коридоре, то явно не просто так, верно? Но вот если подумать, то что мне будет? Нам. Что будет нам? Выговор, куча вопросов, шанс отчисления? Возможно. Вдруг в голове появилась надежда. Я быстро подошла к закрытому окну, решив оценить обстановку: прыгать и правда невысоко, особенно Финну с его почти двухметровым ростом, внизу немного камней, так что это вполне неплохой вариант, осталось придумать как открыть окно, потому что я пока просто не вижу... — Они идут сюда! – сообщил Финн, отлипая от двери. Глубоко вздохнув, я вновь опустила взгляд на окно: Выговор и возможное отчисление или пару поломанных ногтей в попытках открыть окно? Видимо, других вариантов у нас нет. — Финн, срочно открывай окно. Взгляд заметался по поверхности стекла. «Как, черт возьми, оно открывается?» Тут руки Вулфарда припали к какой-то маленькой белой коробочке в самом верху. Пару секунд и правое окно было открыто. — Да я тот ещё мамкин гений! – сказал он, садясь на подоконник и мигом выскальзывая вниз. Я повторила его действия. Парень выставил свои длинные аристократичные руки, намекая, что придержит, потому что мне лететь было чуть больше, и я даже хотела сказать что-то типа милых благодарностей, но вдруг услышала топот каблуков за стеной. — И почему мы всегда попадаем в такие ситуации? — сказала я, спрыгнув с подоконника. Уверенные руки Вулфарда поймали меня в тот момент, когда позади раздался скрип от открытой двери. Когда он поставил меня на землю, я облегчённо вздохнула и, взяв его за руку, направилась ко входу университета. Будет странно, если двое студентов будут просто стоять под окном кабинета декана. — Куда теперь? — раздался бархатистый голос справа. — Навестим Билла.***
8 апреля
15:41
Финн наверняка думает, что я спятила. Мы уже полчаса петляем по улицам, стараясь найти двадцать шестой дом, но всё тщетно! Я вообще не знаю этот район, он находится в другой части города и я всего пару раз за эти два года проезжала тут, но ни разу не останавливалась. Он весь состоит из серых, непримечательных, в большинстве собой, заброшенных домов. Они либо продаются, либо просто бесхозно пустуют и что стало с хозяевами — неизвестно. Есть одно негласное правило, которое мне рассказала Алекса: к людям отсюда не приезжают экстренные службы. Звучит как байка, но ведь если подумать, зачем кому-то тратить время на реанимацию торчков, их спасение или в общем сохранение таких жизней? Как бы грустно это не звучало, но эта та самая горькая правда. В моем городе тоже было что-то подобное. В таких местах запрещают гулять детям, о людях, живущих здесь, рассказываются страшилки, да и вообще оттуда постоянно слышны очень страшные звуки, похожие на рев монстра. Жуть. Мы с Финном и навигатором мотаем уже десятый круг по этим узеньким улочкам и, клянусь, нас уже начали узнавать местные бездомные. В конце концов парень не выдерживает и останавливается у случайного дома, аргументируя это тем, что лучше пройтись пешком. Мысленно соглашаюсь с ним и выхожу, но тут же радостно подпрыгиваю: Уолширская 23. Это навело меня на мысль, что либо немного дальше, либо где-то напротив должен быть нужный нам дом. И не то, чтобы это была радостная мысль. Это самый настоящий кошмар. Мой взгляд упал на домик напротив: он был ограждён забором с ржавчиной по бокам и проволокой сверху, во дворе сорняки и высокая трава, а мусорка напоминала муравейник. Чувство, будто мы главные герои какого-нибудь второсортного триллера, которые вот-вот войдут в дом ужасов. И что самое главное, это не похоже на конец. Все это — начало. Я подошла ближе к забору и к табличке на нём: та была покрыта толстым слоем пыли из-за чего цифру на конце разглядеть было просто невозможно. Плавно смахнув её, я вновь взглянула на табличку. Уолширская, 26. Обветшалый серый дом, стоящий на окраине, кажется жутким. На мгновение меня передёргивает и я словно сбрасываю мурашки. Калитка выбита, поэтому зайти на территорию труда не составляет. Мы идём медленно, неспеша, будто бы не желаем расставаться со свежим воздухом. Не желаем ступать туда. Будто знаем, что зайди мы туда и всё. Всё станет иным. Судорожно глотаю воздух и опускаю взор на дверь. Мимо меня проходит Вулфард и как-то очень позаботливому осматривает мое лицо. То ли в поисках ответа, то ли наоборот, успокаивая себя самого. — Мы должны, — наконец говорю я, не выдерживая затянувшейся паузы. — Адель, пойми, мы ввязывается в опасную игру, заходя сюда.. — вдруг озвучивает он очевидное, глядя мне прямо в глаза. — А разве не уже? — я снова оглядываю взглядом эту дверь. Деревянную, покрытую черным лаком, с бензиновыми разводами по краям — Я готова идти в ва-банк, — выходит слишком отчаянно — а ты? — наконец-то задаю ему этот вопрос я. Смотрю долго, выжидающе. Понимаю, что предлагаю глупое, безрассудное, обречённое на провал заранее. Внутри я готова принять его отказ. Отказ — малое, что он может сделать в этой ситуации, чтобы оградить себя от дальнейшего ужаса и я понимаю это. Понимаю, но каждой клеточкой своего тела хочу, чтобы он пошел со мной. Чтобы он пошел за мной. Я всегда справлялась сама. Быть самостоятельной научила мама. Рассчитывать во всем на себя научила жизнь. Лучше быть одной, чем мучаться от боли в сердце и вытаскивать ножи из спины, а потом годами, если не веками заживлять раны. Наносить противную перекись, мазать разными кремами и перевязывать изо дня в день. И я смогла. Всё зажило. Идеальная кожа на спине, никто и не скажет, что однажды туда зверски вонзили ножи. Вот только шрамы остались. Их видно не всем, увы. Раньше я считала, что их могу узреть лишь я одна, сидя у зеркала поздней ночью, наслаждаясь тишиной ночи. Теперь ещё и он. В свете луны, под громкий смех и бесконечные анекдоты. Он видит их сквозь одежду. Сквозь тысячи тканей. Сквозь маски прохлады, натянутые улыбки и колкие фразы. С ним раны начали гноиться, заставляя испытывать эту боль снова. С ним я снова начала плакать в подушку, умирать от боли душащей горло, трястись от злобы на себя и дрожать во время протяжных истерик. Он заставил эти раны вновь открыться. Он эти раны принял. Он эти раны залечил. Вновь. И пусть я так привыкла быть одна, а выходить из зоны комфорта никогда не было моим стилем жизни, но я хочу, чтобы он пошел за мной. Я хочу научиться быть с кем-то рядом Я готова забыть о своём прошлом и пуститься во все тяжкие, только пусть он будет где-то поблизости. Снаружи я верила, что справлюсь сама, в глубине души надеялась, что не придётся. Он прерывает наш зрительный контакт, и чужие шоколадные глаза исчезают из моего поля зрения. Финн делает несколько шагов вперёд и дёргает ручку двери, а потом открывает ее с ужасным скрипом, что невероятно давит на уши. Лёгкая полу-улыбка трогает мои губы. Вместе. Но чувство досады вдруг пронзает меня насквозь. Если он здесь, мы заведомо подписали себе смертный приговор. Вулфард быстро разворачивается и хватает меня за руку, аккуратно ведя через пыль. Не сдерживаюсь и чихаю, тут же прикрывая лицо рукавом толстовки. Резкий вскрик — через секунду осознаю, что он принадлежит мне — и моя левая нога проваливается. Одна из половиц провалилась прямо под моей ступней. Финн мгновенно подхватывает меня и поднимает, пока я отхожу от шока. — А… Аккуратнее, — подмечает он, мотая головой и стараясь прийти в себя. Я смирно киваю, паралелльно подмечая, что ногу не подвернула и все в общем в порядке, поэтому вполне уверенно ставлю её на соседнюю половицу и иду дальше. Стены, такие же деревянные, как и всё в этом доме были украшены паутиной и порванными газетами с толстым слоем пыли на них. Сдунув её, я пробежалась взглядом по газетам: «Студентка государственного университета имени Стивена Джорджана была найдена мертвой в квартире у подруги..», «Молодая учительница в старшей школе Индианаполиса пропала девятого февраля, если есть данные о её пропаже..», «Похищена двадцатилетняя девушка — Белла Вулфард..» — фамилия и имя последней были мне явно знакомы. Поверх газет были небрежно наклеены фотографии разных девушек с одними и теми же общими чертами лица — смоляные волосы, бледная кожа, средний рост — а также в одной возрастной категории — семнадцать-двадцать пять лет. На фотокарточках виднелись разводы от клея, потёртости и оторванные уголки. Спустя пару секунд мой взгляд добрёл до такой знакомой фотографии — с изображения своей лучезарной улыбкой махала мне рукой Алекса. Я сама сделала эту фотографию, когда мы в июле год назад ездили к её тетушке в Нью-Мексико. Её угольные волосы волнами развевались на ветру, а рука была поднята в приветственном жесте, лицо немного смазанно из-за смеха и улыбки, но фотография всё равно была прекрасна. Насколько я знаю, она была самой популярной в её инстаграмме. Кончиками пальцев я почти невесомо дотронулась до приклеенной картинки. Рядом значилась дата и время: «11 марта. 6-7 утра», а рядом дописано маркером «Удачно». Одинадцатое марта — день, когда я последний раз разговаривала с Алексой. День её похищения. По коже пробежал табун мурашек, от которых я непроизвольно вздрогнула. Я, без сомнений, ожидала увидеть здесь что-то подобное, но одно дело ожидать, а другое видеть воочию. Отлипнув от стен с газетами и фотографиями, я пробежалась взглядом по самому помещению. Тяжело сказать, что дом был необычным или странным, но я могла назвать его таким, потому что ранее видела такое лишь в какой-то компьютерной игре: в здании не было комнат, была одна большая размером с весь этаж, но помимо этого помещение явно было двухэтажным, а второй этаж очевидно был снесен либо недостроен, ведь его просто не было. Высокий потолок, полупустая комната с паутиной по углам и устрашающими надписями, вывесками, фотокарточками на стенах — не самое живописное место, которое мне удавалось посетить В углу комнаты стояла раскладушка, грязная, одноместная и явно не видевшая своего хозяина долгий срок, ведь книга, лежащая на ней тоже была покрыта пылью, как и всё в этом доме. Как только мы поняли, что тут никого помимо нас нет, то удовлетворенно вздохнули и даже немного расслабились. Но с другой стороны, пусть Билла тут не наблюдалось и опасность как бы миновала, но ведь пришли мы сюда не планировку его дома оценить, верно? Мы пришли сюда за ним и его тут не обнаружили. Финн, стоявший впереди меня, вдруг обернулся и вопросительно посмотрел на меня, спрашивая, мол, если нам смысл тут оставаться. Я кивнула — есть. — Раз уж мы тут, то должны осмотреть здесь всё, мало ли, что сможем узнать, — после этих слов мы разбрелись по разным частям комнаты — каждая крупица информации сейчас важна — сказала я тихо, больше себе чем ему и начала осматриваться. Пройдясь с фонариком по периметру помещения, я занесла себе в заметки даты пропажи или убийства всех девушек. У некоторых из них были крестиком перечеркнуты лица — вероятно, эти жертвы были не просто похищены. Они были мертвы. Таких было больше половины. Вернее, лишь одна четверть всех девушек была просто похищена, что на самом деле очень маленький процент. Это значило лишь то, что спастись смогут только жалкие двадцать пять процентов. Но разве не каждая достойна быть спасенной после всего пережитого ужаса? Не каждая может рассчитывать на хороший конец? Не каждая потом сможет просто жить. Почему он возомнил себя вершителем судеб. Богом, не иначе. Кто дал ему право взять косу и по считалочке выбирать — убью, не убью. Ведь если подумать, в чем каждая из жертв была виновата? Родилась с черными благородными волосами? Родилась с бледной аристократичной кожей? Родилась достаточно молодой и красивой? В чем? Разве что, в своей неосторожности и доверчивости, чем всем мы грешим. Но даже такие качества не делают их достойными смерти от рук мерзкого психопата. Точно нет. И перебегая взглядом с фотографии на фотографию, дрожащими пальцами занося данные в телефон, я думала лишь о том, как близко сейчас жонглирует жизнями смерть. Как томно и мучительно она дышит нам в спины. Своими длинными тонкими пальцами, цвета самой тёмной ночи, прикасается к нашим щекам, пока мы мирно дремлем. Проходит мимо нас в толпе, соприкасаясь своими призрачными рукавами с нашими куртками. Скользит игривым взором по нашему лицу, заглядывая бездонными серыми глазами в самые сокровенные уголки наших душ. — Адель, я ничего тут не вижу, — прерывает поток моих мыслей крик Финна - под матрасом ничего нет, в самом матрасе тоже, в подушках и под ними тоже проверил, на стенах и под фотографиями только голая стена, тут еще есть тумбочка, но она вся забита едой, — я хотела задать вопрос, но меня опять перебили — каждую упаковку я проверил и высыпал всё вот сюда, не наступи в эту кашу из продуктов, пожалуйста, — заботливо предупредил меня Вулфард, безысходно разводя руками — под тумбочкой тоже ничего нет, Адель, мне кажется, что он ничего тут не оставлял, а если и так, то всё позже унес с собой. — Может и так, — соглашаюсь я — я нашла тут только даты похищения или убийств всех пропавших девушек, но не более — немного разочарованно поведала ему я. — И сколько их всего? Ну, жертв — настороженно спросил Финн, подходя ближе. — Тридцать шесть убиты, еще двенадцать просто похищены, в общей сумме сорок восемь жертв — дрожащим голосом огласила я итоги подсчетов, подходя все ближе и ближе к Вулфарду. — А Белла и Алекса.. они..? — В числе похищенных, пока чт.. — я резко остановилась так и не договорив фразу, чем вызвала непонимание и даже испуг в глазах Финна. Я ступила на ковер посередине комнаты, а потом пару раз потопала ногами. Секунду назад я почувствовала что-то странное пока шла и пока не понимала что именно. — Под ковром ничего, я проверял — будто услышав мои мысли, сказал Финн. Вот только дело тут не в ковре. Сделав шаг назад я остановилась, осматривая место, куда я ступила с минуту назад. Потом я сделала еще один шаг назад, и ещё. Половица на которой я стояла сейчас была очевидно другой, не такой, как эти две передо мной, но мне казалось, что дело не в ней. Две первые половицы пусть и выглядели деревянными, но таковыми не являлись. Я опустилась на колени и ударила кулачком по ним. Услышав глухой звук, я определила что передо мной — толстый картон. Порыскав в кармане брюк, рука нащупала длинный ключ от комнаты в общежитие. Вооружившись им, я замахнулась и проткнула картон насквозь. Почувствовав себя джедаем из звездных воинов, я, орудуя своим световым мечом, вырезала прямоугольник. Финн подошел ко мне и мягко присел на колени, следя за моими дальнейшими действиями словно щенок за хозяином. Я убрала прямоугольный кусок картона и увидела небольшую ячейку в полу. Она была размером с обычную микроволновку, не глубже. В ней стоял ящик причем тоже пыльный. Аккуратно открыв этот ящик, перед этим сдунув с него пыль, я изумилась, кажется, всему, что там только смогла узреть: пару бутылечков разного размера и происхождения, упаковки с порошками, документы, шприцы, небольшой пистолет, складной нож и прочая мелочовка, если её вообще можно так назвать в данной ситуации. Моя рука потянулась к одному из бутыльков, коих было больше всего. Оглядев упаковку, я заметила большую надпись — «хлороформ». — Быстродействующее снотворное, — вынесла вердикт я, — слышал о таком? — Не-а — Самое первое вещество предложенное для наркоза, нам на лекции рассказывали, более не используется из-за своей токсичности, признано ядом. — я взглянула на другую сторону бутылька — Человек погружается в состояние опьянения или оглушения, сопровождающееся иллюзиями, немотивированными и некоординированными движениями, бредом, беспокойством и повышением судорожной активности. Способно влиять на нервную систему. — я закончила читать и поставила обратно. — Пиздец — решил Финн, на что я только кивнула. Взгляд упал на документы, их было двое — паспорт и какая-то карточка, похожая на водительское удостоверение или пропуск в общежитие. Перевернув кусок пластику я убедилась, что это водительское удостоверение. Больше всего меня потрясло лицо, обозначенное там. Оно не было уродливым, не внушало страх или ужас. Глядя на него я не видела самого настоящего психопата. Проблема крылась в том, что лицо было знакомым. — Ты тоже видишь.. это? — спросил Финн, видимо, находясь в таком же состоянии что и я. — К сожалению.. В графе «ФИО» я увидела, на удивление, три слова — Билл Гонтэхем-Монтгомери. Двойная фамилия. — Но какого черта его зовут Билл? — не понимала я, ведь человека на фотографии зовут не Билл и я точно это знала. В глазах Финна отразилась разгадка. Я буквально видела, как он смотрел куда-то в пол, затуманенным взглядом, а потом внутри шоколадной радужки загорелся миндальный огонек, медом расстекающийся изнутри глаза. Он перевёл взор на меня, а губы дрогнули перед тем, как начать выговаривать слова. Осознание душило его изнутри, перекрывало кислород и парализовало конечности, но он боролся со всем, что сейчас таилось внутри. Боролся с каждым демоном прилетевшим на зов его покалеченного сознания. И теперь, Финн решил поделить свое безумие на два. Я видела это по его глазам, но почему-то, парень открыл и закрыл рот пару раз, но все же не сказал ничего. Чужие ладони потянулись ко второму документу. Он открыл паспорт, а потом кивнул. Значит то, о чем подумал Финн — верно. Дрожащими руками он протягивает паспорт мне, оглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони. Пока я медленно поднимала и изучала документ перед собой, Вулфард завел свой недолгий рассказ: — У меня был друг в школе, его все звали Билл, друзья, родители, близкие, но некоторые дотошные учителя называли его полным именем, которое он не любил, они называли его.. — Уильям — одновременно вымолвили мы. И мой взгляд упал на строчку в чужом паспорте: «Уильям Гонтэхем-Монтгомери». Медленно, я обвела фотографию молодого мужчины с пшеничным прямыми волосами до висков и глазами, цвета самого завораживающего тумана после сильного дождя. Его грубые черты лица забавно контрастировали с легким беззаботным взглядом. Я вспоминала его заумные речи, что так по-искреннему ласкали мой слух и туманили сознание. Его приятный спокойный голос, такой расслабленный и умиротворенный, что ты сам невольно начинаешь подчиняться каждому.его.слову. Аристократичные движения, кошачьи манеры, привычка протягивать гласные, элегантные рубашки, расстегнутые на две пуговицы сверху и запах сандала — всё в нем было таким манящим, таким завлекающим и невероятно желанным. В его сети хотелось попасть, за ним хотелось пойти, даже если на чаше весов значилась твоя жизнь и свобода. Он сам — наркотик или самый крепкий напиток. Может, всё вместе, потому что стоит ему оказаться рядом и ты опьянен им. Опьянен каждым его действием и звуком. Старательно ловишь взгляды, подстраиваешься под прикосновения. Словно расстекаешься а-ля пломбир на солнце под его леопардовым взором. Этот парень всегда был опасным — это факт для меня. Я старалась держаться подальше, а если и вступала в разговор, то чтобы позлить Вулфарда — это моё отдельное наслаждение — либо соблюдая субординацию. Экстаз, ощущаемый рядом с ним, напрягал меня, поэтому я всё еще была, как минимум, жива. Держать всё под контролем было привычкой, которая спасла меня. Но если бы не она или не, имеющий имунитет к таким людям, Финн, то я бы давно уже плавилась под его солнцем. Под ядовитым, токсичным солнцем в его собственной клетке. Я положила паспорт и удостоверение обратно и тут неожиданно увидела какую-то смятую бумажку в углу ящика. Развернув её я увидела надпись «чаруший лес». Воспоминания комом промчались в моей голове. О понятии как «чаруший лес» точно говорила умершая девушка, та, что из моего общежития. Она говорила с Биллом об этом лесе. Меня напрягло ещё и то, что материал и почерк был знаком мне, а снизу было видно, что записка порвана. Потянувшись в карман, за листочком с координатами, я положила его на пол и сверху подставила кусок с надписью «чаруший лес». Они идеально подошли друг другу. Я откинулась назад и глубоко вздохнула. Финн медленно приблизился ко мне, когда я истерично закрыла лицо руками. Он аккуратно убрал их от моей головы и заглянул мне в глаза. Слишком долгий зрительный контакт, слишком глубоко смотрит, слишком близко. Слишком. Всё, что происходит сейчас просто слишком для меня. А он, ещё больше раздражая меня своей проницательностью, ухмыльнулся и прижал к себе, обнимая больше за голову, чем за тело, успокаивающими движениями выводя рисунки на макушке моей головы. — Мы справимся — говорит он. — Хорошо — верю я. И всё снова на своих местах. Я жмусь к нему сильнее, но обещаю себе, что через секунду отстранюсь. Или через минуту. Потом говорю, что ещё через минуту, а потом ещё через парочку. Обязательно отстранюсь, скажу «нет», уйду, убегу и забуду. Обязательно. Просто не сейчас. Через минутку или две. Финн обхватывает моё лицо двумя ладонями. Такими большими, особенно по сравнению с моими щеками. Терпеть не могла своё «мелочное» строение, но в таких ситуациях это больше умиляло. Его длинные аристократичные пальцы гладят мои щеки, а тяжёлый выдох горячим паром оседает на моей шее вместе с мурашками. — Все будет хорошо, мы справимся, слышишь? — повторяет он. — Я верю — и я вправду опять верю. Срываюсь и обвиваю руки вокруг его шеи, утыкаясь в чужие бледные ключицы. Грудь Финна содрагается в усмешке, а лицо, я чувствую, в улыбке. Он обнимает меня кольцом рук и жмет сильнее, будто бы боясь, что я исчезну. И я обещаю себе, что отстранюсь. Через минутку или две.