Забытый вальс

Осень давно уже заполонила Сентфор, окрасив листья в багрово-солнечные тона и роняя их на промозглый от очередного дождя асфальт. Однако ледяной ветер так и хотел предупредить о надвигающихся на штат холодах несмотря на то, что даже не настал Хеллоуин. То сбивал листву, кружа в ледяном вихре, то бился в окна домов, пытаясь проскочить хотя бы в один… Сейчас около девяти вечера, весьма ранее для некоторых сов время, однако город словно решил уснуть пораньше. Никаких весёлых голосов бунтующих подростков, ищущих их полицейских патрулей, даже свет в домах погас. Практически во всех. Из окошка одного такого недремлющего домишка в центре городка лился тусклый тёплый свет. Это была антикварная лавка, принадлежащая долгожительнице Сентфора — миссис Хилл. Хозяйка лавки жила на втором этаже и, видимо, не поддалась искушению уснуть в эту тихую и необычайно холодную ночь. Женщина выглянула на мгновение из маленького переднего окошка лавки, словно выжидая чего-то. Или кого-то. Однако всё было по-прежнему спокойно, и старушка завесила вид на город шторкой. Легла спать? Нет. Несмотря на последний охваченный сумраком дом его хозяйка никак не собиралась спать. Она бодро поковыляла в подсобку лавки, где начала ловко переставлять и перетаскивать какие-то сундуки, швабры и картины до тех пор, пока пол полностью не был обнажён. Нащупав маленькое колечко в нём, женщина потянула его вверх, открыв тайный для всех проход и спустилась во мрак. Если бы в современном мире верили в ведьм и колдовство, то миссис Хилл была первой в списке подозреваемых. Странная, чересчур любопытная и скрытная, ещё и тащит в лавку любое барахло… Но глядя на это подвальное помещение, все сомнения насчёт этого были бы доказаны. На удивление, большая комната с каменными полом и стенами была битком заставлена разными странными вещами: сотней заплывших воском свеч, не одним пучком странно пахнущих трав, запыленными стопками книг, смысл которых известен только самой их владелице; даже старая плита с небольшим полупустым чаном на ней заставил бы агностика усомниться в своих убеждениях. Звук неторопливых шагов ускорился и даже стал походить на неспешную походку какой-то игривой леди. Из поворота с лестницы спустилась уже не обезумевшая старуха, а молодая блондинка с тёплыми карими глазами. Она шагала уверенно и так расслаблено, будто вернулась в давно знакомое и излюбленное место. Щёлкнув тонкими пальцами, она каким-то образом зажгла все свечи и тем самым осветила каждый уголок комнаты. Теперь хлам, находившийся в этом чулане, стал походить на, даже уютную, однокомнатную квартирку со всеми удобствами. Тут было всё, включая мягкий диванчик, на который девица прилегла и тут же принялась жаловаться на свою жизнь: — Так устала за этот день, сил моих нет на этих жалких людишек — вечно суют нос в мою лавку, разнюхивают… Ещё и этот директор музея, вторую неделю ходит и порочит взглядом картины Уайта… Так бы и превратила в бородавочника… Ты меня вообще слушаешь? — спросила она у неизвестного, который, видимо, должен был уже давно ответить. Но ответа не последовало. — Проклятье… Где ты, глупая птица?! — стала раздражённо обыскивать чулан в поисках животного Элеонора. И спустя несколько минут раздалось вороний скрежет где-то сверху, оповещая и появлении пернатого друга. В подвал пулей влетел чёрный, как смоль, ворон и принялся истошно гонять по помещению кругами, то и дело вопя. — Замолчи немедленно, Бран! Всех соседей переполошишь, — рявкнула на птицу Элеонора, заставив его тут же утихнуть. Пернатый невольно сел на спинку дивана, но было видно, что что-то взбудоражило птицу. — Что стряслось, малыш? Ты что-то видел? — ласково успокаивала девушка его, голубя блестящий черный клюв. — Не томи, намекни хотя бы. Очевидно, птица не умела говорить, и всё, что ей оставалось — это прыгать туда-сюда по дивану, пока не подлетела к стене и не стала клевать какую-то газетную вырезку. — Да что ты такой нервный? — никак не могла понять послания пернатого и оттого всё больше раздражалась Элеонора. — Он хочет сказать, что я уже здесь, — заполонивших мужской голос заставил девушку резко обернуться с эмоцией неподдельного удивления в сторону лестницы, откуда появился высокий силуэт. — Матерь Божья… — всё ещё с раскрытым ртом смотрела на фигуру девушка, медленно вставая с дивана. — Да-да, «Элеонора», я вернулся, — наконец из нагнанной им темноты появился полный образ пришедшего мужчины. Имя девушки он словно нарочно протянул с явной насмешкой. — «Человек», какими судьбами? Давно тебя не было в этой дыре… Если не ошибаюсь, лет шестьдесят восемь? — уже собравшаяся с уверенностью хозяйка помещения вальяжно подошла к старому знакомому, не забыв отплатить той же монетой. — Именно, несмотря на свой образ почтенной старушки, с памятью у тебя всё отлично, — прошёл мимо лживых объятий девушки Человек, уверенно сев на тот же диван, словно был у себя дома. — Образ может быть обманчив, и ты лучше всех это знаешь, дорогой, — одарила улыбкой незваного гостя Элеонора, бегая глазами по рабочему столу словно ища что-то. Взгляд зацепился за верхнюю полку над столом, а точнее — за маленький горшочек, стоящий на ней. Девушка коварно улыбнулась, словно придумала хитроумный план и, наконец, продолжила. — Чаю? — Да, не откажусь от чашечки после утомительной дороги, — не видя выражения лица собеседницы ответил мужчина. Элеонора быстро зажгла плиту, поставив на неё небольшой чайник с ароматными травами, а сама начала копаться на злополучной высокой полке, пытаясь достать желаемый горшок, что в итоге у неё получилось. Дабы затуманить бдительность Человека, продолжала, казалось бы, дружескую беседу: — Как доехал? Надеюсь, не без приключений? — Тебе на зло, прибыл быстро и легко, — ухмыльнулся он, краем глаза следя за огнём под чайником, который тут же угас со свистом кухонной утвари. Через пару секунд Элеонора уже разливала золотой с зелёным отливом отвар по маленьким сервизным чашечкам, не забыв всыпать во вторую что-то из того горшочка. С довольной ухмылкой она подала чай и села рядом с Человеком, взяв себе чашку без особенного ингредиента. — И надолго ты здесь? — Пожалуй, соскучился по этому городку, несмотря на все его «прелести» прошлого, — ответил Человек, взяв под пылким взглядом девушки вторую чашку и надпив немного чая. Его длинные пальцы с аристократической манерностью держали хрупкий фарфор, а от язычков пламени свечи это зрелище выглядело воистину захватывающе. — Не ожидала увидеть тебя без… личины, или как ты её называешь? — все ещё хотела уколоть собеседника Элеонора. — Надевать её для встречи с тобой нет необходимости, ты сама прекрасно знаешь, — проигнорировав нахальную нотку в тоне собеседницы ответил Человек. Его чашка быстро опустевала. — Надо же, неужели смирился со своим обликом, «Человек»? — не унималась девушка, а в её голосе уже слышались нотки возбуждённого ликования. — Если ты хочешь убить меня своей бестактностью, то у тебя практически получилось, — тяжело дыша ответил на укол со стороны он. Его пальцы стали мелко дрожать, но все ещё цепко держались за чашку, что не ускользнуло от взгляда Элеоноры. — Я налью ещё чаю, — радостно воскликнула она, вспорхнув из дивана и в миг подавая собеседнику новую порцию чая с двойной порцией секретного ингредиента. Человек в благодарность кивнул и медленно отпил. На его обеспокоенном лице появилась болезненная бледность, а в глазах читалось недомогание. — Не поверю, что приехал только из-за тоски по дому, — продолжала диалог девушка, периодически косясь на чашку. — Верно… — дрожащим голосом ответил Человек. — По делам здесь… — Каким таким делам? — словно кокетничая продолжала расспрашивать его она. В глазах Элеоноры горел недобрый огонь, и это не был огонь свечей. Это было пламя предвкушения чего-то ужасного. Но Человек уже не в состоянии был ответить. В мгновение из статного мужчины он обрёл вид болезненного старика. Жадно хватая ртом воздух тот раскинулся на диване, размахивая сморщенными руками вокруг, насколько на это хватало сил. Элеонора же наслаждаясь чаем и происходящим разглядывала муки знакомого, пока тот безжизненно не скатился с дивана, обретя прежний молодой, но не менее устрашающий вид. — Да! — завопила девушка, удостоверившись в бездыханности тела. Она начала танцевать и веселиться с кружащимся над ней вороном, пока… труп не начал истошно смеяться ледяным смехом. Глаза девушки округлились от вида встающего живого Человека, который только что был вроде как мёртв. — Вот умора! Хотела отправить меня корнем с древа Фавна… Видела бы ты свой ликующий, а теперь жалкий испуганный вид, — прекратив смеяться на последней фразе, Человек возвысился над дрожащей девушкой с полными ненависти глазами. — Т-ты всё не так понял, это же шутка, хаха… — пыталась оправдаться она, но Человек её перебил, прислонив к плите, и всмотрелся в испуганное, в нескольких от него дюймах, лицо девушки. — Ты всё ещё жалка, Лилит. Предупреждаю заранее — если ты будешь путаться у меня под ногами, пока я буду здесь, то превращу тебя в прах, даже несмотря на запрет убить тебя магией. И ты знаешь, что у меня хватит решимости сделать это, — прошипел он и, взмахнув плащом, потушил все свечи и скрылся во мраке подвала. Во мраке раздалось уханье совы. — Всё хорошо, Бран, лети, поохоться, на сегодня ты свободен, — ответила сиплым от ужаса голосом уже преобразившемуся пернатому другу Лилит. Неясыть Бран упорхнул прочь, а его хозяйка ещё долго сидела на холодном каменном полу посреди мрака в полной тишине.