Холодная осень

— Этот ученик считает, что его дорогому Учителю следует уделять больше времени для сна. — Перекладывая чашку с подноса на стол, сказал Бинхэ. Шэнь Цинцю ожидаемо поморщился на обращение и даже не взглянул на принесенный чай. — Этот учитель сам решит, как распоряжаться своим временем. — И продолжил разбирать выполненные учениками задания.       Бинхэ сел подле него, разглядывая ничуть не изменившегося за прошедшие года Шэнь Цинцю. Имя сладким молочным чаем и медом оседало на языке, когда Бинхэ беззвучно проговаривал его. Вслух он лишь несколько раз обращался так к Учителю, предпочитая называть его по статусу с различными дополнениями вроде «дорогого», «любимого» или «прекрасного». Это было не столько комплиментами для Учителя, которого неизменно передергивало от подобного, сколько потакание личным желаниям. Возлюбленные же именно так разговаривают друг с другом, верно? По крайней мере, он часто слышал это от жен, но раньше это никак не затрагивало. Бинхэ оперся руками на край стола и подпер подбородок кулаком. Шэнь Цинцю бросил на него недовольный взгляд, раздражаясь его мечтательному виду, но промолчал. По ночам он редко был столь же громким и придирчивым, как днем, явно опасаясь, что он учудит что-то непотребное. Однако пока что Бинхэ принимал правила игры и покорно склонял голову, получая приказы и задания. Хах, знал бы этот возвышенный человек, что на небесах сидят в большинстве своем далеко не праведники… — Любимый муж. — Одними губами произнес Бинхэ. — Если что-то произносишь, то говори с нормальной громкостью. — Бросил Учитель. Бинхэ только улыбнулся в ответ.       Раньше он ожидал, что небожители будут именно такими, как его Учитель. Холодные, недоступные, идеальные. В безупречных одеждах и со строгим лицом, но неизменно справедливые и ласковые к праведному. А потом он разочаровался в Учителе. Завистливый распутник, губящий всех, кто ему неугоден. Это не отменяло его возвышенности и прекрасных навыков, однако портило идеальный образ. Но после того, как Бинхэ покорил высокомерные небеса, он почувствовал разочарование. И где же их благородство? Где справедливость и праведность, которую вбивали в голову на Цинцзине? Учитель был так требователен с этим, заставляя учить правила поведения, но, как оказалось, небожители совсем не оправдывали того обожествления, с которым к ним относились люди. С такими же пороками и страстями, они лишь силой отличались от людей. И Бинхэ чувствовал себя обманутым даже когда злорадствовал над их падением. А еще позже он узнал про прошлое Учителя. Поднявшийся с самых низов, он, пусть и не без некоторых пороков, напоминал небожителя больше, чем сами боги. Да, он порой злословил, да, был пристрастен. Но Бинхэ сильно сомневался, что Учитель бы предал весь Цанцюн ради мести какому-нибудь адепту совершенно другого пика, к примеру, с Аньдин.       А теперь этот не вознесшийся святой в его руках. Мог ли он мечтать об этом раньше, засыпая в сарае для дров с надеждой не простудиться? Мог ли он помыслить о том, чтобы привлечь его внимание не просто как ученик, уходя с побоями после наказание за неприличное поведение? Мог ли подумать о том, что будет мечтать стереть с лица земли весь горный хребет, чтобы остаться единственным, что у Учителя есть, выполняя на него сваленную его шисюнами работу? Ло Бинхэ пришлось прожить одну жизнь и отказаться от нее, чтобы получить в свои руки этот нефрит, который обработал себя сам. Не без огрехов, но это было простительно, Бинхэ обязательно поможет ему стать идеальным, а взамен получит его в свое единоличное владение. — Учитель напряжен слишком долго. Этот ученик сделает массаж. — Отказываюсь. — Я настаиваю.        Учитель дернулся, но Бинхэ с силой надавил на плечи, не давая подняться. Сейчас была ночь, и сейчас Бинхэ позволял себе припустить маску преданного ученика. Прошло чуть меньше месяца с того момента, как он вернулся на пик, и за это время подобные посиделки стали почти традицией. Через ткань разминая затекшие мышцы плеч, Бинхэ думал о том, что ему это почти нравится. Нравится вот так проводить время наедине, когда ему можно проявить гораздо больше вольности, а Учитель вынужден покорно принимать подобную ласку. Можно представить, что это в добровольном, а не в принудительном порядке Учитель расслабляется и позволяет себя касаться, что мышцы напряжены просто после тяжелого дня, а не в ожидании атаки. Но будет гораздо лучше, когда он уведет его в Цветочный Дворец. Там точно не будет прилипчивого предателя и глупых учеников, неспособных справиться с проблемами без учительского наставления. Конечно, если Учитель захочет, он сможет наставлять адептов Хуаньхуа, но только пока это не начнет утомлять его. Бинхэ же прекрасно знает, что Учитель больше любит сам изучать что-то, нежели делиться знаниями, но сейчас вынужден, как глава пика, давать наставления растущим поколениям. Эх, а ведь это еще Лю Цингэ не вернулся из путешествия. С ним тоже придется разобраться.       Аккуратно подхватывая на руки бессознательное тело, Ло Бинхэ потушил свечи и с приятной ношей на руках окольными путями отправился к хижине, не попадаясь дежурящим адептам на глаза. Спящий Учитель был еще более прекрасен, и делиться этим зрелищем Бинхэ уж точно не собирался. В бамбуковой хижине было прохладно, слишком, на взгляд Бинхэ, но Шэнь Цинцю нравилась такая температура. Возможно, это было из-за прошлого, проведенного на улицах. Переодевать расслабленное тело было приятно. Бинхэ поминутно останавливался, не переставая поражаться тому, что Шэнь Цинцю может быть мягким, а не являлся ожившей искусной статуей. Это было… Слишком человечно для него, и у Бинхэ перехватывало дух. Разумеется, когда он держал Учителя в Водной Тюрьме, он убедился, что он такой же человек, как и остальные. Это было одной из тем для насмешек. Но сейчас эта мягкость, даже хрупкость заставляла трепетать. Снимая халат за халатом, Бинхэ словно снимал с него многочисленные сложные доспехи, прячущие под собой раненое существо. Для него не было секретом, что многие кости были неправильно сросшимися, но прошло слишком много времени, чтобы лечить это. Знал о некоторых шрамах, оставшихся после обучения у У Янцзы, которые не получалось заживить. Знал о характере, загрубевшем от предательства и тяжелой жизни. Щитки с рук Бинхэ снимал с крайней осторожностью, ласково проводя по оголенным запястьям и костяшкам пальцев. Потрясающие, изящные, бледные и утонченные. Бинхэ прижал одну руку к своей груди, целуя вторую в тыльную сторону ладони. На безымянном пальце с боковой стороны был небольшой бледный шрамик, по которому он быстро провел языком. — Если бы не один человек… — Вздыхая, прошептал Бинхэ. В полупустой хижине его шепот сливался с шелестом листьев за окном. — Если бы не он, ваша жизнь была бы куда легче. — Он оставил еще один поцелуй на внутренней стороне запястья. Ровный пульс отличался от его собственного сердцебиения, которое, казалось, оглушало. — Со мной будет сложно лишь поначалу, обещаю. Вам нужно лишь принять меня. Не сопротивляйтесь, и этот ученик бросит к вашим ногам весь мир, если пожелаете.       Накрыв одеялом спящего Шэнь Цинцю, Бинхэ уселся прямо на пол возле кровати. Ему предстояло охранять чужой сон от кошмаров, но он был совсем не против провести еще одну ночь подле Учителя.