Безумцы бдят

Любой безумен человек, Кто в этот мир вступил.

      Фиона оглянулась, прежде чем толкнуть тяжелую дверь:       — Это Мания или Деменция?       — Я забыл, — признался Шеогорат. Он сидел на троне, закинув ногу на ногу. Хаскилл стоял за спинкой трона, Алистер устроился в изножье. Мертвенный зеленый свет заливал лица. Над влажной, пахнущей болотом землей порхали огоньки. — Но это точно или одно, или другое, даю честное слово.       — Я, конечно, мог бы еще раз сказать тебе не ходить туда, — произнес Алистер, — но, кажется, только потрачу время впустую.       Фиона взялась за холодную ручку из резного дерева; поколебалась, сдвинула пальцы, чтобы закрыть ими грубо выточенные вытаращенные глаза. Вдохнула — как перед нырком — толкнула дверь; а дверь не подалась. Фиона приложила больше сил, но дверь было невозможно сдвинуть с места. Фиона покачала головой.       — Ох уж эти смертные, — прокомментировал Шеогорат. — Они думают, что умные, но не умеют даже открывать незапертые двери. Попробуй на себя.       Фиона потянула дверь на себя, и та пошла так легко, будто была не металлической, а стеклянной. Из-за двери струился розовый свет, за ней клубился жемчужный дым, мешавшей рассмотреть, что находилось дальше.       — Пока не войдешь — не увидишь, — напомнил Шеогорат. — Научись смотреть, — и Фиона, зажмурившись, вошла. Дым защекотал ей ноздри: он пах жженым сахаром, медом и праздничным пирогом. За закрытыми веками билось искристое солнце, а ноги ступали по пружинистой вате. Фиона открыла глаза — дым рассеялся, но пропал и сладкий конфетный запах. Позади нее была все та же дверь, врезанная в перламутровый воздух, а перед Фионой предстало изумительное зрелище.       Мягкая, приятно щекочущая ноги желтая трава покрывала бархатные холмы. Под открытым небом, пятнисто переливавшимся всеми оттенками от молочного до лазурного, в полутени фруктовых деревьев вытянулся огромный, застеленный блестящим шелком пиршественный стол. На серебряных и золотых тарелках были разложены самые удивительные, самые изысканные блюда: жареное и печеное, мясное, овощное и рыбное, декорированное потеками соусов, веточками зелени и россыпями специй, острое или фруктовое; и, конечно, сладкое — пышные торты с ванильным и розовым кремом, пироги с карамелью и ягодами, воздушные безе и дрожащие пудинги. Магические фонтаны брызгали вверх шоколадом, стекавшим затем по стенкам глубоких чаш. Эльфийские служанки торопливо разносили напитки — сок и вино в хрустальных графинах, на которых теплое, но не палящее солнце играло, словно в гранях бриллиантов.       Для кого был этот праздник? Всего несколько человек расположились за столом, угощений на котором хватило бы на весь Скайхолд. Все они — от статного пожилого мужчины с убеленными сединой висками до самого маленького из увлеченных сладостями детей — были богато и со вкусом одеты по ферелденской придворной моде. Во главе стола возвышались два кресла с позолоченными спинками: одно из них пустовало, в другом же сидел, лакомясь карамелью из баночки, красивый мужчина с тонкими, точеными чертами лица и благородным орлиным носом. Золотой обруч лежал на его огненно-рыжих волосах. Фиона присмотрелась — и с огромным изумлением узнала этого человека: пусть она никогда его не видела своими глазами, но его изображали на портретах, а самым детальным — и, как оказалось, правдоподобным — был портрет в большой парадной зале замка Редклифф.       Фиона замялась. Она не представляла, что должна была здесь обнаружить. Принц-консорт Ферелдена, он же тейрн Ферхар Кусланд, поднялся со своего кресла:       — Взгляните-ка! У нас гости. Час аудиенций закончился, просительница, но, так и быть, я вас приму.       — Благодарю покорно, милорд, — осторожно ответила Фиона и подошла на пару шагов. Принц-консорт сиял, и золотая цепь на его плечах блестела, как и его благородная рыжина. Он хлопнул в ладоши:       — Принесите вина для просительницы! — и эльфийская служанка с низким поклоном подала Фионе серебряный кубок белого вина, прозрачного, как горный хрусталь. — Не стесняйтесь. Вы совсем не помешали нашему семейному обеду. Какое дело привело вас к королю Ферелдена?       — К королю?.. — изумилась Фиона. Кусланд нахмурился:       — О, только не говорите, что ошиблись дверью. Да, это я: Ферхар из рода Кусландов, король Ферелдена, тейрн Гварена, эрл Амарантайна, герцог Мании. А кого вы хотели видеть?       — Я… нет, все хорошо, — Фиона решила согласиться на эту игру: король так король. На ее взгляд, титулов прозвучало многовато, но удивления она вслух не показала. — Я лишь хотела засвидетельствовать свое почтение, — она на всякий случай сделала реверанс, — и узнать, как обстоят дела в благословленной Создателем стране, где я так давно не была.       — Ферелден процветает под мудрым правлением короля, — подал голос один из сидевших за столом, тот благородный старик. — Война не тронула нас, и маги нашего Круга готовы по слову короля встать под знамена Ферелдена, чтобы остановить кровопролитие на севере и западе.       Тейрн Кусланд — принц-консорт Ферхар — король Ферхар благодушно кивал в ответ на эти слова.       — Как! — вскричала Фиона. — Неужели ферелденский Круг цел? — она вспомнила чародейку Винн, вспомнила Амелла и эсквайра Алдебранта. Старик наклонил голову:       — Орден храмовников Ферелдена выполнил свой долг и призвал к порядку, не прибегая к насилию. Что же вас удивляет?       — И то верно, отец, — весело сказал Кусланд, поднимая бокал вина. — Разве могло быть иначе?       Так значит, отметила Фиона, перед ней находится сам прославленный тейрн Брайс Кусланд. Тогда, наверное, красивая седая леди рядом с ним, облаченная в шелк и лучшие кружева, это тейрна Элеонора, легенды о которой доходили до самого Вал Руайо. Их обоих, говорят, жестоко убили предатели во время беспорядков, бушевавших в Ферелдене, когда пришел Мор. Фиона рассмотрела остальных гостей, задержала взгляд на том из мужчин, кто был похож на Кусланда как брат, разве что волосами не рыж: быть может, это и был нынешний тейрн Хайевера — последний из Кусландов, если принц-консорт действительно погиб, идя на ложный Зов; да и если тот был еще жив… По левую руку от этого человека сидела прекрасная женщина, а по правую — высокий юноша: должно быть, жена и сын.       — Так поднимем кубки за Ферелден! — воскликнул король Ферхар, поднимая баночку карамели. Эльфийские служанки заторопились добавить всем вина. Фиона тоже сделала глоток. — Лучшее ферелденское вино «Слеза императрицы», угощайтесь, странница.       — Ура королю! — пискнул один из детей, немного картавя.       Фиона напряженно приглядывалась к служанкам. Одно лицо показалось ей знакомым: то была бледная, нервная девушка с дрожащими ушами и темными косами, толстыми, как канаты; но все-таки Фиона не вспомнила, где могла ее раньше видеть. Другая служанка, коротко стриженная и ярко-рыжая, как сам король, подала Фионе крохотное позолоченное блюдце со сладкими закусками.       — А как же поживает королева Анора, ваша жена? — спросила Фиона. Кусланд ответил с улыбкой:       — О, вас удивило, что она опаздывает к обеду? Ну конечно же, она ведь обычно так пунктуальна. Эти торжественные приемы ее утомляют. Она сейчас играет с младшим нашим мальчиком. Он так похож на нее, вы знаете. А голубые глазки — точно от деда.       Фиона встряхнула головой. Эта сахарная иллюзия не была похожа на сон: она была слишком подробна, слишком уж явственна. Подсознание не сглаживало незнакомые лица, как это бывает во снах. Узоры на скатерти и столовых приборах, яркие ткани одежд, пестрые торты, рябая сеточка солнечных просветов сквозь нежную листву деревьев — все это сочеталось в странную калейдоскопическую картинку. Кусланд взмахнул рукой:       — Давайте сюда менестреля! А то скучно, ай-ай.       Откуда-то из глубины иллюзии — точно из ниоткуда — вышла молодая женщина с лютней, тоже рыжеволосая, и поприветствовала Фиону реверансом. Фиона едва подавила в себе вскрик ужаса. Лелиана! Да, это была она: но такая Лелиана, какой она могла быть десять лет назад. Она отодвинула свободный стул, села, расправив пышные нежно-персиковые юбки, и, наигрывая на лютне, запела:       — Выходил на битву славный король… — в этот момент Фиону прошибло мыслью, нет, уже потребностью бежать отсюда, бежать не оборачиваясь, пока это место не выкинуло очередной кульбит. Добрые, теплые глаза — множество пар глаз — смотрели на Фиону, но та не могла избавиться от иррационального ужаса: достаточно было вдуматься в происходящее — и уже нельзя было найти себе места. Усыпляющая сладость на Фиону совсем не действовала. Бежать. Бежать.       Но если это иллюзия Тени… может быть, в ней есть что-то настоящее? «Все это пустышка, — подумала Фиона, — но Кусланд, кажется, реален. Он спит и видит сон, и меня забросило в этот сон, и, может быть, я сумею еще его спасти?» О том, сколько месяцев Кусланд мог провести в беспробудном сне, Фиона решила не задумываться.       — И меч его пронзил горло врага, — напевала Лелиана, — и кровь обагрила каменный пол…       — А вот и моя королева! — громогласно объявил Кусланд. Анора, тоже вышедшая из ниоткуда, приблизилась, прижимая к сердцу спящего ребенка. Фиона помнила королеву Анору — ее ласковые письма и неласковую встречу при несладких обстоятельствах; и Анора в этом сне тоже была куда моложе: юна, жемчужно-бела, золотоволоса и голубоглаза. Ее можно было бы принять за дочь Тейринов. Одна из эльфиек — та, что с косами, — приняла ребенка из рук королевы и унесла, укачивая под бормотание колыбельной. Кусланд поцеловал руку Аноры:       — Славно выглядишь сегодня, дорогая, — Фиона видела ее перед собой, очень близко, так явно, будто живая королева стояла рядом с ней. Когда Анора повернулась к ней спиной, Фиона по наитию протянула руку — и рука глубоко прошла сквозь плоть королевы, будто сквозь призрак. Анора обернулась:       — Прошу прощения, кажется, я вас ненароком задела… — она была так красива, что напоминала рисунок или видение. Красива и пуста. — Милый мой, гости вот-вот придут. Пусть слуги подадут горячий пирог.       — Ваше слово — закон, прекрасная королева…       — Ваше величество! — Фиона выступила вперед и, не закрывая глаза, храбро прошла сквозь морок королевы. Анора коротко вскрикнула — точь-в-точь будто ей наступили на ногу — и ее видение рассеялось, словно и не бывало. — Принц-консорт, вы спите и видите сон. Всех этих чудес вокруг вас нет. Это иллюзия демона…       — О чем вы говорите? — нахмурился Кусланд.       — Вы спите, — настойчиво повторила Фиона. — Вы никогда не были королем. Вы были принцем-консортом, но вы были и Серым стражем, и вы покинули Ферелден, когда пришел Зов. Сейчас вы в царстве безумия…       — Это она в царстве безумия, — коротко сказал Брайс Кусланд. — Она даже не знает, что говорит с королем. Просто сумасшедшая бродяга. Зачем ее слушать?       — Пусть ее прогонят, — добавил тейрн Фергюс Кусланд. Его жена вмешалась:       — Но пусть будут с ней поласковей. Она же не виновата, что сошла с ума.       — Вспомните Орден, принц-консорт, — Фиона упрямо гнула свое. — Вспомните, как собирали армию против Мора. Как обнаружили Урну Священного Праха. Вспомните теперь, как вы ушли из Денерима. Говорят, вы пропали без вести. Вы ушли, потому что скверна пела в ваших ушах…       — Да о чем же вы говорите? — повторил Кусланд, потирая лоб. — Ни слова не могу понять. Какой Орден? Я никогда не был Серым стражем. Вы меня с кем-то путаете. Может, с этим вот… с тем…       — Нет, я не путаю вас с Алистером Тейрином, последним законным принцем Ферелдена, теперь тоже Серым стражем, — напрямик докончила Фиона. Брайс Кусланд расхохотался:       — До чего смешное у вас безумие! Последний из Тейринов, этот храмовник, погиб в бою с архидемоном, пытаясь спасти жизнь знакомого мага. Что вы? Вздумаете спорить? — он увидел, как Фиона изменилась в лице. — Не спорьте, вас-то не было на похоронах Тейрина и этого малефикара Амелла, а я был. Точно перед коронацией моего сына…       — Достаточно! — Кусланд поднялся с трона. — Я никуда не уходил. Я правлю Ферелденом двенадцатый год, и мое правление летописцы уже назвали золотым веком. Кто вы? Провидица? Или просто шарлатанка и пытаетесь меня запугать?       — Будь с ней помягче, милый, — сказала Анора; теперь она стояла за плечом самозваного монарха. — Пусть слуги дадут ей сладостей и уведут. Гости уже на пороге…       Обернувшись через плечо, Фиона увидела, как новые гости входят через невидимые двери и рассаживаются за стол. Одни молчали, другие разговаривали, но все шли бесшумно, будто по облакам. Многие шли парами, мужчины держали женщин под руки. Среди множества лиц Фиона увидела ферелденскую чародейку Винн, а рядом с ней шла Морриган в бархатном наряде; чинно шествовали аристократы, а за ними шли даже короли былых времен — Фиона видела в книжке их портреты, так старательно дорисованные Арианой, и ни с того ни с сего столь детально их вспомнила, что смогла с первого взгляда отличить короля Эдуарда (прапрапрадеда Мэрика) от короля Ричарда (прапрапрадеда Эдуарда). Все они словно были подписаны. В конце медленного торжественного выхода шел тейрн Логейн Мак-Тир, и он тоже был таким, каким Кусланд его помнил: глубокие морщины залегли на лбу, но волосы все так же черны как смоль и глаза лучатся голубым огнем. За Логейном под руку шли двое: король Мэрик, светлые волосы которого были подхвачены легким обручем, шептал что-то на ухо высокой женщине с буйными волосами — Роуэн Геррин с портретов в Редклиффе…       Фиона попятилась. Гости шли, не замечая ее, и даже, кажется, кто-то прошел сквозь нее. Что с ней, что без нее, иллюзия жила своей жизнью, но жизнь эта была замкнутым кругом. Розовый, сахарный ад: лучистые глаза и прекрасные лица, которые можно развеять рукой. Одной рукой позади себя Фиона нашарила ручку двери. Может быть, стоит еще закричать? Может быть, она сумеет достучаться до рассудка принца-консорта?..       Или, может быть, принц-консорт Ферхар, он же герцог Мании, тоже ненастоящий? Фиона прильнула к двери и толкнула ее обеими руками, и дверь подалась, и зеленое небо засияло сквозь щелку, но вдруг Тень распороло, как по шву, и клочки разметало в разные стороны — а за тканью была чернота.       — …ну это уже просто ни в какие рамки не лезет! Остановитесь, прошу вас!       Фиона так и подскочила. Она была в постели и только что открыла глаза. Комнату заливал дивный солнечный свет, яркий даже сквозь мутные слюдяные окна. Дверь была открыта, и на пороге стоял Тревельян. Утро начиналось.       — Чародейка, прошу прощения за вторжение, — за спиной лорда Инквизитора маячили две большие фигуры в доспехах, а еще чуть поодаль из-за огромного солдатского плеча выглядывала испуганная Жозефина. — Если бы я знал, что вы еще спите, я бы повременил с визитом.       — Что вам нужно? — хмурая Фиона выкарабкалась из одеяла. Она стояла перед Тревельяном, одетая только в длинную ночную рубашку, сшитую на человеческую женщину и потому волочившуюся по полу; и то, как Великая чародейка ничуть не стыдилась своего нелепого вида, могло бы пристыдить и бессовестного. Тревельян сделал шаг вперед, и этот шаг через порог был равносилен преодолению границы. Жозефина кинулась вперед:       — Лорд Тревельян, пожалуйста, не совершайте такую ошибку! — солдаты сомкнулись плечом к плечу перед ней. Тревельян откашлялся:       — Прошу, не нужно кричать. Чародейка, верю, вы поймете меня. Еще вчера утром я мог сказать, что доверяю каждому, кто получил право находиться в Скайхолде, но вчерашний вечер все изменил. В самом сердце Инквизиции была совершена кража. Я уверен, преступник не покидал Скайхолд, если только ему не известны тайные выходы, о которых не осведомлен никто. Следовательно…       — Почему вы пришли со своим обыском в мою спальню? — ледяным тоном осведомилась Фиона. — О, я могла понять все. Когда вы переворачивали вверх дном гостиную магов, я терпела. Когда вы простукивали стены лабораторий, я терпела. Что теперь? Вы полезете в платяные шкафы учениц и будете копаться в их белье? Вы будете читать их личные дневники? — все больше распаляясь, она бледнела и нервно поводила ушами, будто предчувствуя грядущую беду. — Почему вы врываетесь в мою комнату, даже не постучав, словно я ваша жена? Почему вы приводите ко мне этих солдафонов? Я думала, мы с вами союзники, но вы обращаетесь со мной, как с куском…       — Довольно! — рявкнул Тревельян. Руки солдат лежали на рукоятях мечей. — Мой долг — следить за порядком. Для этого я должен обшарить каждый квадратный дюйм этой крепости, и ни одна комната — повторяю, ни одна! — не останется для меня закрытой!       Он обернулся — взглянуть на Жозефину, макушка которой едва виднелась из-за массивного солдатского наплечника.       — Вас это тоже касается, леди Монтилье. Если вы хотите что-то спрятать от меня, самое время.       Жозефина выглянула из-за спины солдата, но едва взглянула на Тревельяна, как уткнула лицо в ладони.       — Обыскивайте, — сухо сказала Фиона. — Обыскивайте, и да будет вам стыдно, — ей было нечего бояться: незаконный лириум она хранила не в комнате, а в тайнике наверху башни. К тому моменту, как туда дотянутся длинные руки Тревельяна, Фиона отнесет коробку в лабораторию, где она не вызовет подозрений. Останется только надеяться, что никто не запустит в нее руку. Тревельян покачал головой:       — Да что с вами такое?.. Снился плохой сон?       — Мне всю ночь, лорд Инквизитор, снились рыжие люди. Только-только порадовалась, что проснулась, а тут вы.       Жозефина тихо всхлипывала. Тревельян приказал солдатам:       — Начинайте со шкафов, затем постель. Чародейка, прошу вашего присутствия. Кроме того, мы вынуждены изъять у вас этот посох… как вы его называете… для дальнейшего исследования.       — А рубашку расстегнуть? — спокойно спросила Фиона.       — Что-что?       — Я могу прятать тайные послания под рубашкой.       — Эй, что тут за шум? — в опустевшем дверном проеме появилась — неожиданно, как и всегда — Хиира Адаар с широкой белой лентой на рогах, с посохом-протазаном Амелла в руке, обутая в огромные мужские сапоги на меху. Занимательная, наверное, картина предстала перед ее глазами: полуобнаженная взмыленная Фиона на фоне незастеленной постели, напротив нее — Тревельян с кислым и злым лицом, Жозефина почти плачет, один стражник тем временем распахивает шкафы и сметает на пол одежды, второй — заглядывает под кровать. Жозефина так и взмолилась:       — Вестница, сделайте что-нибудь! Лорд Инквизитор сошел с ума.       — Я не сошел с ума, — резко ответил Тревельян. — Я делаю самое разумное, что только позволяет наше положение. Ваша комната будет следующей, леди Монтилье.       — Подождите-подождите, — Адаар разинула рот. — Мы теперь обыскиваем советников?       — Именно так, Хиира.       — И Фиону?.. Ты не можешь так поступить, — Адаар подошла ближе. — Так просто нельзя делать. Ты обвиняешь Великую чародейку в воровстве? В том, что она делает что-то против Инквизиции?.. — еще ближе. — Ты считаешь ее предательницей?       — Я уже много раз повторял, — отозвался Тревельян. — Я не считаю никого предателем, но работа должна быть выполнена. На случай чего.       Адаар взглянула на то, как бравые вояки Инквизиции аккуратно выкладывают из шкафа сорочки и панталоны Великой чародейки:       — И это ты называешь работой?..       — Хиира, — голос Тревельяна был бесконечно усталым, — прекрати играть на моих нервах и не мешай мне выполнять эту работу. Иди займись чем-нибудь другим. Например, сходи пособирай эльфийского корня для аптечек.       — Эй, не указывай, что мне делать! — Хиира наставила посох на Тревельяна. — Мы не дети на побегушках. Мы — леди Монтилье, капитан Резерфорд, Лелиана, Фиона и я — твои друзья и союзники. Еще немного — и твоя паранойя подсунет каждому из нас яд вместо обеда. Так, на случай чего.       Тревельян отмахнулся:       — Стража, уберите ее куда-нибудь. Сам пока справлюсь.       Два солдата, широко расставив руки, бросились схватить Хииру, но та была быстрее. Мощным толчком посоха, вдобавок усиленным крепким заклинанием, Адаар запросто опрокинула одного из солдат, да так, что храбрый воин завалился на спину. Раздался такой грохот доспехов, будто была повержена целая армия. От второго солдата Адаар просто увернулась, метнулась вперед и со всей немалой косситской — или же бычьей — силой отвесила Тревельяну оплеуху.       — Прекратите же это! — вскрикнула Жозефина. Фиона телекинезом притянула к себе свой боевой посох. Тревельян, согнувшийся пополам от такой затрещины, закрыл голову руками. Два солдата оттащили упирающуюся Хииру.       — Вот как ты к нам относишься! — выплюнула Адаар, пытаясь вырваться из их хватки. Ее посох упал на пол с глухим стуком. Рука Вестницы сияла мертвенным зеленым светом. — Тоже мне, поставили на важный пост параноика… Принеси эльфийский корень, дыру в небе закрой, а ты пока что нам всем гробы приготовишь? И никто тебе не скажет ни слова. Как всегда, придется мне…       — Ты… ты всех нас погубишь, — прошипел Тревельян, держа ладонь на горящей красной щеке. — Идиотка. Андрасте… Будем спорить… Все… сдохнем. Андр-р-расте…       По Скайхолду катилась бурная волна беспокойства. Казалось, никто не занимался своим делом: патрульные бродили по замку заковыристыми маршрутами, словно маялись от скуки, разведчики в увольнении шепотом обсуждали происходящее, маги носились по этажам, будто бежали на пожар. При этом было официально запрещено слоняться без дела. Едва в конце коридора виднелась львиная грива Тревельяна, как все бросались врассыпную.       Тревельян был в бешенстве. Как волк, ищущий добычу, он обыскивал комнаты собственноручно — солдатам зачастую приходилось просто стоять в дверях. Он был слишком горд, чтобы обратиться за помощью лекаря, и ходил по Скайхолду, точно в боевом раскрасе: одна щека бледная, вторая — красная. Фиона решилась отнести лириум в лабораторию сразу же после того, как десяток солдат снова навели там беспорядок. Большого труда стоило пробраться в башню, где Фиона не так давно устроила себе уютное гнездышко, но она, используя все известные магические уловки и убегая от патрулей, все-таки пробралась. Гнездышко пришлось разорить.       Спускаясь из башни, Фиона встретилась с присмиревшей Адаар.       — Видели, что внизу творится, чародейка? — спросила Вестница, постукивая наконечником своего обычного посоха по ступенькам. Ее не удивило, что Фиона находится так далеко от места, где ей следовало бы находиться, но Вестницы Фиона и не боялась. — Тревельян заявился с обыском к Хоуку и нашел у него четыре книжки с картинками из серии «Прекрасная ривейнская пленница». Варрик стоит в середине комнаты и рифмует строки.       Фиона только вздохнула. Что еще тут можно было сказать?       — Вы только простите Тревельяна, — неожиданно мягко добавила Адаар. — Он на самом деле не виноват. Его подкосила эта кража. И то, что заклинания не помогли.       — Вы знаете, что пропало? — спросила Фиона.       — Нет, — Адаар покачала рогатой головой. Развившаяся лента упала ей на щеку. — Он не говорит. У меня есть кое-какие соображения, но они все какие-то глупые. А знаете, кого он подозревает?       — Амелла, — предположила Фиона.       — Как вы догадались?..       — Непонятно его появление здесь, непонятны мотивы, — Фиона пожала плечами. — К тому же, он очень сильный маг. Он бы смог распутать заклинания. И, пожалуй, Тревельяну хочется, чтобы это был Амелл. Его-то бедный лорд Инквизитор уважает; он не переживет, если в Скайхолде появится другой столь же талантливый противник.       — А вы правы, — хохотнула Адаар. — Амелл под арестом. Не в темнице, но в одной из комнат в юго-западной башне. Думаю, он там недолго просидит. У Тревельяна нет никаких зацепок.       — Ах, несчастный Командор, — пробормотала Фиона.       — Это правда, — Адаар уселась на ступеньки, расставив коленки, и принялась постукивать посохом по стене. — Но все-таки и Тревельяна жаль. Да, он хитрый лис, но все-таки он бывший эквитарианец, а они все такие. Старые привычки не исправишь. И он очень опытный.       — Вы говорите про него, как про старика, — со смешком заметила Фиона, прислонившись спиной к стене. Адаар вскинула бровь:       — А сколько ему лет, по-вашему?       — Хм… Лорд Инквизитор рассказывал когда-то, что когда в Круге Оствика, где он учился, услышали о восстании Ульдреда в Ферелдене, он только-только прошел Истязания. Это было десять лет назад, значит, Тревельяну сейчас самое большее тридцать пять лет… Нет, не поверю в это. Тридцать с маленьким хвостиком.       — Невероятно! — изумилась Адаар. — А я-то думала, что ему около сорока — то есть, ваш ровесник…       — То есть, вам кажется, что мне около сорока? — протянула Фиона.       Адаар встрепенулась:       — Я опять не попала? Я плохо определяю возраст людей… и эльфов, — она поерзала на месте. — Извиняюсь.       — О, не за что извиняться, — ласково ответила Фиона. — Вот вам цифры: я покинула орден Стражей тридцать лет назад. Адаар присвистнула:       — О… ого! О-ого!       — Но я тоже буду звать Тревельяна старым лисом, — закончила Фиона, — потому что лисьи качества не зависят от возраста, как ни крути.       Переждать бурю Фиона решила в лаборатории, но и там было неспокойно. В военном отделе два мага вместо того, чтобы трудиться над бутылями с кислотой, обсуждали взрывчатку.       — А я говорю, Тревельян согласится работать с Хартией, — взволнованно утверждал один, размахивая руками в лоснящихся перчатках, покрытых пятнами зеленоватой слизи. — Дагна брала немного их порошка на экспертизу, по всем свойствам — настоящий гаатлок. Такую возможность в карман не кладут.       — А я тебе говорю, он никогда на это не согласится, — утверждал второй, пока разливал жидкие ингредиенты по пробиркам. — Только посмотри, что он с нами сделал. Его парни добрый час рассматривали мои рваные штаны. Думали, это в них столько дырок, потому что я как-то за стены вылезал. Дураки. Рядом с ними никогда не взрывалось зелье.       — Кончайте болтать, — сказала Фиона, благоразумно держась подальше от магов с ядовитыми веществами. — Тошно от всего этого. Просто тошно, — ей хотелось поскорее лечь спать, чтобы увидеть продолжение сна про Кусланда. Хотелось, чтобы этот день пораньше кончился, но он обещал быть долгим. К тому же, у нее отняли Ваббаджек, а без него Фиона чувствовала себя неуютно.       — А вы слышали, что Хоук под надзором, чародейка?..       — Это меня не удивляет, — ответила Фиона. — Боюсь, сладенькие деньки наши сочтены. Готовьтесь вставать в шесть утра и заправлять постели под стук сапог храмовников, как в Круге. Кто криво заправил — того сапогом.       — Даже Соласа допрашивают.       — Ну, уж это, кажется, лишнее.       — И того лингвиста… как его… тоже вели на допрос. Я видел.       Не было никакого желания работать в таких условиях.       — Говорят, его Лелиана будет допрашивать. Тревельян ей доверяет, что ли?       — Для того, чтобы Тревельян тебе доверял, надо думать как Тревельян, — важно заметил маг, переливая пенистую отраву в большую колбу и щурясь на ее зеленый свет. Фиона задумалась:       — А если я предложу Тревельяну сотрудничество, он оставит нас в покое?       В открытую дверь, опираясь о дверной косяк, ввалился Алексиус. У него был нездоровый, нехороший вид. Один из магов подставил ему стул, и бывший магистр сел, утирая пот ладонью:       — Вы бы знали, чародейка, что сейчас наверху творится, — и тон его голоса намекал, что сладость деньков и в самом деле сочтена. «Кажется, поиск Тревельяна принес плоды», — подумала Фиона.       — Нашли тайник. Целый склад лириума, — и у Фионы зашлось сердце, — идите, посмотрите сами…       Фиона торопилась вверх по лестницам, будто опаздывала, а время шло на минуты. Солдаты, маги, агенты Инквизиции и просто случайные прохожие, которым на самом-то деле было запрещено гулять по замку, сгрудились не в чьей-то комнате, а в коридоре, который вел в южную гостиную, и коридор этот был слишком мал для такой толпы. Маленькой и незаметной Фионе пришлось громко кричать, чтобы ее пропустили. Она сняла с плеча боевой посох и использовала его, чтобы расталкивать столпившихся.       Тревельян торжествовал. Одна из деревянных декоративных панелей с орлесианской резьбой была снята, и за ней обнаружилась дыра в стене. Несколько камней были выцарапаны из кладки — много же времени, наверное, провели злоумышленники, разбивая цемент, — и образовалась ниша, задней стенкой которой служила такая же деревянная панель в комнате за стеной. Фиона попыталась вообразить, как долго патрульные ходили по Скайхолду, простукивая все стены, прежде чем услышали заветный громкий стук спрятанной полости в этом непримечательном месте.       Никто не решался подойти к Тревельяну ближе, чем на пять шагов. У ног лорда Инквизитора стояла коробка, в которой, как тесно прижавшиеся друг к другу птенцы, сидели пузатые бутыли со светящимся голубым зельем. Это была даже не лириумная пыль. Фиона знала, что именно ей сейчас придется отвечать, потому что ответить было некому. И блеклые рыбьи глаза Тревельяна вцепились именно в нее:       — Кто, чародейка?       — Я не могу вам ответить, лорд Тревельян, — Фиона постаралась расслабиться, но у нее так дрожали руки, что хотелось сцепить их в кулаки. У нее не было выбора: пришлось играть по правилам Тревельяна. — Я бы хотела поклясться своей жизнью, что никто из моих подчиненных не замышляет ничего дурного, но боюсь ошибиться.       Иные маги, наверное, подумали: вот обнаружили схрон лириума — и чародейка по-другому запела. За спиной лорда Инквизитора замаячил Дориан:       — Ничуть не желаю вмешиваться в ваши споры, но это похоже на похищение из лабораторий. Допустим, один маг решил подзаработать на казенном добре и откладывал эти зелья на черный день…       — Нескоро настанет тот день, когда этот маг покинет Скайхолд и будет продавать лириум, — процедил Тревельян.       — Насколько мне известно, из лабораторий ничего не пропадало, — сказала Фиона, — тем более, в таких количествах.       — Значит, контрабандный лириум Хартии, — Дориан развел руками. — Предыдущее предположение мне нравилось больше.       — Мне не интересно, откуда, — отрезал Тревельян. — Мне интересно, кто и зачем, — он снова взглянул на Фиону, и этот бесстрастный взгляд вызвал в ней больше ответных эмоций, чем все веселье Шеогората. Фиона подошла еще на шаг:       — Ну же, скажите это. Что вы подозреваете меня. Потому что я просила у вас лириум для личных нужд.       — Я не исключаю, — осторожно сказал Тревельян. Фиона скрестила руки на груди:       — У меня нет доказательств своей невиновности, равно как и у вас нет доказательств вины. Все, что я могу сделать — поклясться в верности Инквизиции.       Тревельян устало вздохнул:       — Клянитесь. Как хотите — можете встать на одно колено, можете расписаться кровью.       — На одно колено становятся только перед королями, — желчно ответила Фиона, — а кровью расписываются малефикары или играющие дети. Как союзник Инквизиции, клянусь своей жизнью и памятью обо всех, кто был мне дорог, что не замышляю ничего против Инквизиции и не знаю ничего о тех, кто замышляет. Как глава магов, клянусь, что мы верны Инквизиции и готовы содействовать поиску ее врагов.       Многие шумно зашептались за ее спиной.       — И, кажется, у меня есть только одно средство подтвердить свою верность — помочь вам в расследовании, — докончила Фиона, будто нанесла удар под дых. Все это время ее лицо было каменным. Тревельян наклонил голову, то ли размышляя, то ли соглашаясь. Внезапной яркой вспышкой захлестнуло голову:       — Ай да молодчинка! — и в ушах раздались хлопки аплодисментов, будто Шеогорат собрал целый зал посмотреть театр. Фиона мысленно задала вопрос:       «Милорд, откуда начать искать?»       — Просто послушай голос рассудка, или, наоборот, безрассудства, — весело ответил Шеогорат. — Это очень смешная комедия. Была бы ты на моем месте, ты бы обязательно посмеялась, если бы не сошла с ума. Может предать даже тот, кто не может предать. Подумай об этом.       «Тот, кто не может предать?.. Тревельян, что ли?»       — Предать самого себя? Нет-нет, я выражаюсь прямо, а не фигурально.       «Но все остальные могут предать».       — Если ты так и вправду думаешь, ты уже ближе к паранойе, чем лорд Инквизитор. А если ты шутишь… Не смей со мной шутить!       Тревельян и Фиона прошли окружными галереями в компании нескольких солдат и двух юных магов. Это были вчерашние ученики: когда Круги были распущены, Истязания перестали проводиться, но никакого другого экзамена на взрослость не было придумано, и ученика переставали называть учеником, только когда его было неудобно считать подростком, обычно — когда он зарастал бородой. Фиону сопровождали ушастый паренек из эльфинажа Вал Руайо и крепкая, плотно сбитая ферелденская девушка из крестьян: за неимением бороды их продолжали звать учениками, хотя обоим было за двадцать. Оба были умны и наивны. Тревельяну они понравились.       В эту ночь ударил крепкий морозец, и хотя натопленные помещения еще не успели заледенеть, все были духом готовы к холодам, а наружу и вовсе никто не совался без слоев теплой одежды. Только немногие — гревшиеся, наверное, собственным пылом, вроде того же огненно-рыжего Тревельяна, — рисковали появиться под открытым небом без куртки. Фиона, кутавшаяся в две шерстяных шали, и лорд Инквизитор в летнем камзоле составляли забавный контраст. Тревельян нес с собой коробку с лириумными зельями.       — А что, — говорил он, — ведь в лаборатории и так достаточно лириума.       — Это верно, — соглашалась Фиона. Ученики смотрели на зелья злым, будто голодным взглядом.       — И, пожалуй, эти зельишки никому не нужны.       — И это верно, — кивала Фиона. Тревельян остановился, выглянул вниз во двор. Мерзлая земля была покрыта тоненьким слоем свежего снега. Тревельян подцепил одну из бутылей с лириумным зельем за горлышко, перенес через ограду галереи, бросил — будто пальцы сами разжались. Гулкий вздох прокатился между учеником и ученицей. Одна за другой бутыли последовали вниз, и каждый раз Тревельян разжимал окоченевшие пальцы без малейшего колебания. Фиона свесилась через ограду. На белом снегу и замерзшей глади стеклянных луж растекались красивые лазурные пятна, полные осколков стекла. Тревельян махнул рукой:       — Идем. У нас еще есть дела до ужина, — и Фионе больше не было холодно, и голода она не чувствовала. Ей казалось, она сейчас наблюдала едва не самое страшное зрелище за последние недели. Ученики плелись в конце маленькой процессии — почти траурной процессии.       За галереей снова начались жилые комнаты. Фиона стиснула зубы и хладнокровно переворачивала личные вещи, вытряхивала подушки, перебирала письма и отдавала на прочтение Тревельяну. После каждой комнаты хотелось вымыть руки. В этой части замка была комната Сэры; там обыск был быстрым. Сэра валялась на диване, закинув ноги на спинку и жуя карамель, и солдатам пришлось ее подвинуть, чтобы проверить, не спрятано ли чего между диванных подушек. Тревельян читал деловую переписку Рыжей Дженни, пока на полу росла куча хлама, выброшенного солдатами из шкафов. Дальше по коридору была комната Морриган. Тревельян постучал и в двух словах обрисовал ситуацию.       — Входите, — Морриган поджала губы. Ее десятилетний сын сидел на ковре скрестив ноги и рисовал лошадей на форзаце книги. В комнате был почти идеальный порядок, а может быть, было просто слишком мало вещей, и все-таки само присутствие матери и ребенка делало это место удивительно обитаемым. Тревельян не позволил солдатам зайти. Мальчик отвлекся от рисования и с настороженным интересом наблюдал, как Фиона перебирает его книжки и альбомы. Фиона улыбнулась ему, но тот не улыбнулся в ответ. «Странный мальчик», — подумала она.       — Это же не имеет смысла, — сказала Морриган Тревельяну вместо прощания. Тот ответил:       — Может быть, но иначе я не смогу уснуть этой ночью.       Затем была комната эсквайра Флориана Алдебранта. Когда Тревельян вошел, Финн сидел за письменным столом и покусывал кончик пера.       — О, лорд Инквизитор, я все понимаю, — Финн выглядел бодрым для человека, прошедшего утром через истязание Тревельяновых допросов. — Пожалуйста, осматривайте. Мне нечего скрывать. Вы не будете против, если я тем временем допишу письмо?       Его комнату Тревельян обыскивал только вместе с Фионой, попросив солдат и магов подождать у двери. Он пробирался от шкафа к шкафу почти на цыпочках и хватал выпадавшие из книг листки с записями, как добычу. Фионе нужно было осмотреть лишь стены и пол — те места, где не было бумаги и записок. Загадочную связь Тревельяна с Финном скрывать не было смысла — все о ней знали. На полу росла аккуратная стопка книг о магии и об истории, в основном взятых из библиотеки.       — Это все имущество Скайхолда, — с вызовом сказал Финн. — В этих книгах нет ничего опасного.       Тревельян не ответил: он пролистывал книги на предмет записок. Осмотр был долгим. Фиона молча простукивала стену у письменного стола. Финн выпрямился и захрустел пальцами:       — Ну вот, почти дописал. Хотите почитать, а? — и взглянул не на Тревельяна, а на Фиону. Та подошла; Финн сгорбился над письмом, орудуя промокашкой, и Фиона увидела то, что он пытался ей показать. Эсквайр Алдебрант писал одновременно два письма. Второе, покрытое потеками чернил из-за того, что писалось второпях, Финн вытащил из-под первого, начинавшегося словами «Дорогая тетушка Лукреция!».       Второе же выглядело так:       «Фиона,       Я должен сказать все, о чем умолчал и на что намекал. То, что я вижу, меня пугает, и у меня нехорошие предчувствия. Я переводил для Тревельяна записи магистра Гериона Алексиуса и его учеников о магии времени. Там есть много непроработанных гипотез, требующих экспериментального подтверждения, а также формулы и заклинания. Требования к точности перевода очень высокие, а исходные тексты разрозненные и написаны на разных диалектах тевене. Еще в Халамширале я хотел отказаться от такой трудной работы, но научное любопытство взяло верх и я жалею об этом.       Тревельян мне не доверяет. Он не дал мне все тексты, которые были у него на руках: большую часть он переводил самостоятельно, а моей помощи просил лишь для трудных отрывков, для точного перевода которых недостаточно словаря и грамматики. Я несколько раз просил его выдать мне все записи, но он отказался и это обострило наши отношения. Насколько мне известно, он не посвящал никого в тайну своих исследований.       Я подозревал, что амулет Алексиуса, о котором вы говорили, находится у Тревельяна, но только после сообщения о краже я в этом уверен. Я НЕ БРАЛ амулет. Сегодня утром я говорил об этом с Тревельяном. В то время, когда была совершена кража, я находился — преимущественно в библиотеке — на виду у тех, кто может это подтвердить. Меня нельзя обвинить, если не считать, что я могу находиться в двух местах одновременно, но если путешествия во времени возможны, то так считать тоже можно.       Сегодня утром я отдал Тревельяну все записи и свои наработки по переводу. Боюсь, он не выпустит меня из Скайхолда. Тогда я попрошусь продолжать работу — после того, как отдохну. Я думал, этим утром поседею.       За мной будут следить».       Закончив читать, Фиона взяла со стола письмо к тетушке Лукреции и передала Тревельяну:       — Приятный почерк и красивый слог.       Финн скомкал второе письмо в кулаке вместе с промокашкой и откинулся на спинку стула. Он был бледен и рассеянно улыбался, как безумный. Тревельян проглядел письмо для тетушки мельком и по невниманию едва не сунул в карман, из которого уже торчали какие-то бумажки, но Финн его окликнул.       Выходя из комнаты вслед за Тревельяном, Фиона помедлила и задумалась: а если сказать?.. Что будет, если она сейчас в два шага догонит Тревельяна и серьезно скажет ему: «Неужели вы и вправду надеетесь, что похититель будет держать амулет Алексиуса у себя в комнате?». Что тогда ответит ей отчаянный лорд Инквизитор?.. Это был бы забавный, смелый и очень рискованный шаг. У Тревельяна есть все причины держать исследования магии времени в секрете — по меньшей мере, пока. С одной стороны, пока Завеса рвется день ото дня. С другой — пока под рукой магистр Алексиус, а еще ближе к главе Инквизиции — Дориан Павус. Оба они будут готовы объединиться, чтобы помешать Тревельяну проводить исследования: сейчас магия времени глубоко неуместна. Сейчас — Корифей. Малейшая утечка информации в его сторону — и он заинтересуется амулетом. А уж тогда — хоть плачь.       Тревельян мог бы отложить дело в долгий ящик, но не сдержался. Может быть, от скуки. Может, из чистой любви к науке. Слабости есть у всех. «Предаст даже тот, кто не может предать…».       «Милорд Шеогорат, неужели в Инквизиции есть кто-то, способный доложить про амулет Корифею?» — спросила Фиона. Шеогорат был сегодня в добром — маниакальном — расположении духа и ответил:       — Вы, смертные, такие скучные. Вам всегда кажется, что для того, чтоб пустить все под откос, нужны или древние магистры, или скверна, или хотя бы драконы. Между тем ваша собственная история вас учит, что вы сами великолепно умеете все ломать.       Фиона не стала ничего говорить Тревельяну. Она размышляла: а может быть, Финн неправ. Может быть, он брал амулет. Нет, не так. Может быть, Финн из будущего брал амулет… возьмет амулет… какое безумие, какое безумие!       Тревельян немного остыл к вечеру и согласился присутствовать за ужином. Фионе кусок не лез в горло, но она заставила себя быстро перекусить, чтобы, сказав, будто насытилась, выйти из-за стола первой. Над замком повисли черные сумерки, и патрули, прочесывающие двор, не могли видеть Фиону, бегущую по верхней галерее. Командор Амелл сидел в комнате на верхушке юго-западной башни, и дверь была заперта на четыре замка, а охраняли ее четыре стражника.       — Мне не запрещено поговорить с ним, — сказала им Фиона.       — Но вам запрещено вообще здесь быть, — стражник выпятил губу. Фиона все-таки подошла к двери, постучала:       — Командор?..       За дверью послышалась возня. Амелл приник к ней с другой стороны:       — Чародейка, будьте так добры, принесите для меня какую-нибудь книгу, иначе я умру от скуки.       — Как вы, Командор? — спросила Фиона. — Как они заставили вас?..       — Я не обвиняю Тревельяна, — мягко ответил Амелл, — он делает все, что может. Я не крал амулет, это я говорил ему и вам скажу. Вчера утром после завтрака я вначале учил Хииру заклинаниям, потом играл в «королей и королев» с Хоуком, потом мы вместе дошли до библиотеки и я читал там книгу о целительстве. Очевидцы подтвердят это. Но если… если вы понимаете, о чем я, то их слова ничего не стоят.       — Я принесу вам книгу о целительстве чуть попозже, хорошо? — отозвалась Фиона. Стражники, казалось, и ухом не повели. Амелл вздохнул:       — Подойдет. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ко мне приходила Лелиана, но ей разрешено тут появляться не больше, чем вам. Как вам спалось сегодня, чародейка? Мне вот всю ночь снилась взрывчатка.       — Мне всю ночь снился принц-консорт Кусланд, — зачем-то сказала Фиона. Ответом ей послужило загадочное фырканье, в котором можно было найти и презрение, и возмущение, и недоверие, и любое чувство на выбор. — Прошу прощения, я забыла, что вы его недолюбливаете.       — Недолюбливаю? — Амелл рассмеялся мелким трясучим смехом. — Слабовато сказано. Подумайте вот о чем: когда окончился Мор, я еще не был Серым стражем. Я был магом-отступником. И… и вы знаете. Так вот, наш златовенчанный принц, едва получил корону, первым делом отдал приказ выдать меня храмовникам. Мы полгода спасали шкуры друг друга, а он — вот прям храмовникам. А у тех на меня зуб большой-пребольшой. Дальше были… неприятные вещи. Ну вроде как… разные вещи. И я научился очень быстро бегать. А потом Табрис взяла меня в Орден и я немножко приостыл.       Амелл перевел дух и немного откашлялся.       — Эк тебя на откровения потянуло, — один стражник расплылся в улыбке. Амелл постучал с другой стороны двери:       — Скучно, брат! Скучно, скучно!       — Это… страшно, конечно же, — проронила Фиона. Точь-в-точь как Адаар, она не умела утешать. Амелл продолжил после недолгого молчания:       — А может, он и прав был, Кусланд-то? Ну, что храмовникам. Вы же все знаете, чародейка. Я от вас ничего не утаил. Прав или не прав? — Фиона не осмелилась ему ответить.