Солёная жизнь

      В Майами поразительно тёплая зима, и Неро даже расстёгивает ворот потрёпанной куртки. Вроде и океан, вроде и канун снежного Рождества. Тут должна бушевать морозная буря, да так, чтобы ветер с ног сносил. Но тут тишь да гладь, чистое звёздное небо да шорох перекатов волн. Непривычно, удивительно. Даже его, американского бродягу, зацепило. А уж он чего только ни повидал за эти пять лет.       Вот столько и прошло с того дня, как прошлой жизни пришёл конец. От неё осталось только имя, а Неро ему под стать теперь красит волосы в угольно-чёрный цвет. Говорят, это придаёт ему тот ещё бандитский вид, а он вот не согласен. Бороду ведь пришлось сбрить, красить её оказалось той ещё морокой, что сразу уворовало ему добрых пять лет, а светлые глаза на побритом лице в обрамлении отросших угольных вихров казались ещё светлее и даже больше. Да уж, но зато мало бы кто теперь его узнал из прошлых союзников и врагов. Хотя ни тех, ни других почти не осталось, после отмены Сухого закона все разбрелись, кто куда. Не все приспособились к новым правилам. Время — безжалостный убийца, хуже любой мафии. За каких-то пять лет расправилось почти со всеми, кто думал, что сможет им играть, когда-то решая, что владеет чужими жизнями. Неро и сам не знает, почему же не дали до сих пор последний бой его часы.       У Диего, владельца здешнего бара прямо на самом побережье и одного из немногих друзей, похоже, тоже со временем своя выгодная сделка. Неро хмыкает, заметив новенькую вывеску, да, теперь бар совсем не чета тогдашней старенькой забегаловке. Хотя сейчас тут и тихо — канун Рождества. Все разбрелись по домам, к друзьям и родным. В такое время тут только бродяги-одиночки вроде него, что в подобные времена тихо попивают виски и думают, какой поворот в жизни привёл их к этому дерьму.       Диего стоит на крылечке в расстёгнутой куртке. С годами он немного раздался и начал курить дорогие сигареты — уж нос Неро не подводит.       — Вижу, дела у тебя идут только в гору, дружище.       Диего чуть не роняет позорно сигарету и растерянно вглядывается в его лицо.       — Неро? Да ладно? Неужели жив ещё.       — Честно — сам порой не верю.       — С каждым бывает. Ты хоть и написал тогда, что вернёшься через пять лет, я даже и не думал… Прости. Думал — сгинул ты.       — Знаешь же, я держу слово. Как он?       — Сам посмотришь. А я тебе налью стаканчик самого лучшего виски!       Внутри его бар тоже хорош. Глянцевая стойка, аккуратные столики и небольшая сцена в приглушённом свете. Сейчас на ней поблёскивает красивое фортепьяно, и Неро жадно всматривается в стройную фигуру увлечённо играющего пианиста. Это точно он.       — Сегодня тут почти никого. Сам понимаешь — Рождество. А в другие дни все приходят послушать. Тут его уже ангелом прозвали, мол, играет он волшебно. Музыка небес, — тихо посмеивается Диего, открывая бутылку с виски, и Неро хмыкает про себя. Ангел, значит? В былые времена он бы назвал Авилио только ангелом смерти.       Пять лет назад он оставил его здесь, на берегу, сунув в ладонь письмо для Диего, где просил присмотреть за ним. Стёр большим пальцем с щеки кровавый след из лёгкой царапины от пули и сказал просто:       — Попробуй жить. А через пять лет я вернусь за тобой. Если так и не распробуешь жизнь, тогда я не промахнусь.       Сейчас в полутёмках бара и не разглядеть, остался ли на его щеке шрам. Наверняка должен быть, хотя Неро не хотелось уродовать его лицо. Авилио — нет, Анджело — был очень красивым. Тонкая такая красота, изящная, даже на девчонку чем-то похож. Интересно, как было бы всё тогда, будь он девушкой?       Глупые мысли, наверное, это всё виски. Хороший у Диего виски, и не поспоришь. Неро потихоньку тянет его, смакует терпкий вкус и вслушивается. Соната № 20. Весёлая, лёгкая, пропитанная надеждой как она есть. Ему всегда хочется улыбаться на этих бодрых нотах. Необычный для Авилио выбор. Ангел смерти и правда сошёл со своей тёмной тропы? Неро щурится, всматривается в знакомое лицо. Взгляд у Авилио светлый, увлечённый. Что ж, если здешний народ и правда видит райское свечение от этого парня, то он может их понять. Слишком уж Авилио вдохновлён, вкладывает в музыку всего себя.       — Немного расстроюсь, если ты заберёшь с собой этого ангела-хранителя. С ним у меня и правда в гору дела пошли, хорошая музыка для бара многое значит. Но, знаешь, ангелам тоже воля нужна. Порой он как в клетке. Не могу это объяснить. Это сейчас он весёлый мотивчик выбрал, а порой так что-нибудь душераздирающее играет, что просто по сердцу царапает, у нас тут даже суровые моряки рыдают, — вздыхает Диего. — Есть тут, правда, сменщик у него, тоже парнишка талантливый, так что совсем без музыканта я не останусь, и то хорошо.       — Не дави мне на совесть. Силой я его уж точно никуда не потащу, скажешь тоже.       — А то я тебя, упрямца, не знаю.       Неро молча понимается с высокого стула, когда Авилио, закончив на последней ноте, встаёт из-за фортепьяно и аккуратно, даже любовно закрывает крышку. Он поворачивается, ловит его, Неро взгляд — и замирает.       Он точно узнаёт его не сразу, жадно, пытливо всматриваясь в лицо. Многие говорят, что Неро сейчас только по глазам узнать и можно, и у Авилио, наверное, только так и получается. Он быстро подходит к нему, стискивает ладонями немного осунувшиеся щёки и смотрит в глаза — цепко, близко-близко. Неро видит в его собственных своё отражение.       — Выглядишь помято. Точно активно цеплялся за жизнь, — а вот голос у него не ангельский, колючий и вредный как был, так и остался.       — А ты жизнь распробовал всё-таки, в твоей музыке она так и бурлит.       — Может, оно и так. Может, и нет. Прогуляемся?       Диего кивает из-за стойки — мол, валите уже оба, — и Авилио скоро возвращается в строгом тёмном пальто. Ему идёт. Неро рассматривает его жадно, с каким-то болезненным интересом. Чёрт возьми, этот парень отправил в ад всю его семью, оставил пыль от безбедного будущего, а Неро едва держится, чтобы не сказать, что за эти годы его не хватало.       Авилио молчит, мёрзлый песок скрипит под его ногами, и Неро не по себе от этого звука. Так же было пять лет назад, и тогда он почти был готов его убить. Не смог. Не хотел. В этом они чертовски похожи.       Тогда палило солнце, и Неро не мог разглядеть чужое лицо. Сейчас рождественская ночь, свет от звёзд тусклый, но, стоя от Авилио в нескольких шагах, он всё-таки может разглядеть крошечный шрам на его щеке, когда тот, дойдя до самой кромки воды, поворачивается к океану спиной.       — Воздух тут солёный, чувствуешь? А я понял совсем недавно. Даже нос теперь чешется. Если я распробовал жизнь, то она солёная на вкус.       Неро какое-то время молчит. Авилио ждёт, опускает взгляд — думает, что у него в кармане припрятан пистолет? С того дня пять лет назад Неро не брал его в руки ни разу.       — Я знаю, в каком штате воздух пропитан песком и он скрипит на зубах, а где он горчит, потому что там теперь популярен кофе, и кофейни открываются на каждом углу. А где-то часто льёт дождь. На вкус вода как вода. Не могу понять, что же в нём особенного. Помоги мне понять. Просто поехали со мной.       Авилио удивлённо приоткрывает рот и через несколько секунд смешливо фыркает в кулак.       — Ладно, у меня только одно условие — там должны быть консервированные ананасы. Иначе я не сдвинусь с этого места.       — По рукам, — Неро и правда протягивает ему ладонь, и Авилио крепко сжимает её на полном серьёзе. — Кстати, если у жизни вкус этих самых ананасов, то…       — То это вкус счастья.       И Неро даже не думает спорить.