Диагноз: Самоубийца

– Здравствуй, Элиза. Как ты себя чувствуешь? – следователь напротив ставит передо мной кружку кофе и расстёгивает пуговицу пиджака. Я опускаю взгляд на абсолютно белую кружку и понимаю, что этот оттенок начинает меня раздражать. С моей периодичностью посещения этого кабинета она скоро будет моей. Как те домашние кружки с разными глупыми принтами. Но сегодня запах кофе меня отвращает. Глотаю подступивший ком и неопределенно жму плечами на прозвучавший вопрос. Я не знаю, как чувствую себя. Я ничего не чувствую. – Мы все понимаем, что нанесённый тебе моральный ущерб велик и многие моменты в памяти могли быть утеряны… Но задам этот вопрос снова. Ты что-то знала о стрельбе? Может о том, что Тэйт готовился к нему? – каждый раз одни и те же вопросы. Одни и те же взгляды. И я снова отрицательно качаю головой, поджимая губы. – Слушай, он был болен. Никто не посадит тебя за пособничество, если он угрожал тебе или применял силу. Нам нужно знать все нюансы и….       Я чувствую как начинаю вскипать. Этот монотонный голос действует как пытка. Словно капли падающие на голову без остановки. Кап-кап, кап-кап, кап-кап. Я запускаю руки в волосы и тут же бью ими по холодному столу. В глазах всё плывет из-за подступивших слез, но я небрежно и быстро стираю их тыльной стороной ладони. – Он мёртв! Он застрелил себя, какой смысл искать теперь виноватых?! Вы посадите труп за решетку? Почему все вы вечно трогаете меня и тыкаете носом в произошедшее! Он был не только больным подростком. Не только убийцей и самоубийцей. Я любила его! – голос эхом отражается от стен маленькой комнаты, и я опускаю взгляд в стол, прижимая холодную ладонь ко лбу. Я совсем одна. Совсем. И каждый день я чувствую себя виноватой. Словно я толкнула Тэйта на это, а потом застрелила и замела следы.       На пороге уже родного дома я чувствую, как ноги начинают подкашиваться, а перед глазами опускается чёрная пелена. Последнее что помню – высокую фигуру, возникшую из ниоткуда, руки на теле. Я сажусь на кровати и часто дышу, начинаю трогать себя и осматриваться. Это всё был сон, и я не ходила в участок? В нос ударяет приятный запах горячего шоколада, и я нахожу кружку глазами, прямо на тумбочке возле меня. Нет, всё же я потеряла сознание. Не помню, когда ела в последний раз что-то более весомое, чем сэндвич с сыром и томатами. Ноги касаются пола, и я осторожно встаю, чтобы выглянуть из комнаты в коридор. – Миссис Лэнгдон? – вответ следует тишина, и я шумно выдыхаю. Может занята? – Спасибо за горячий шоколад!       Снова возвращаюсь на кровать и грею ледяные руки о кружку. Глоток, потом ещё один более жадный. Я прикрываю глаза и чувствую себя так хорошо, как… как тогда. Тэйт вкусно готовил горячий шоколад. Видимо у них с мамой какой-то свой секретный рецепт. Я беру вибрирующий телефон и наглядятся отвечаю. – Лизз, дорогая, я встретила своего хорошего друга и не прийду домой сегодня, – меня пронзает неприятный холодок. Это голос миссис Лэнгдон. И её сейчас нет дома. Я понимаю что уже слишком долго молчу и ловлю ртом воздух. – Я… я вас поняла. Хорошо. Удачного вечера, – обхватываю себя руками, чтобы хоть немного успокоить сердце.       У меня просто едет крыша, верно? Я сама сделала этот шоколад и просто не помню. Бегло обвожу взглядом комнату, словно я пытаюсь что-то найти и никак не могу. Открываю шкаф и начинаю перебирать вешалки со свитерами парня, как вдруг понимаю – одного нет. Болотного в полоску. Его нет! Кто-то издевается надо мной. Это чья-то идиотская шутка. Мой взгляд останавливается на доске, и я хмурюсь. Несколько шагов к ней и снова этот неприятный холод. Белым мелом четко выведено: «Ты простишь меня?»