Не простое украшенье

За все четыре дня, что Кирилл находился в больнице, Рома ни разу не навестил его. Первые дни Юля еще просила его сходить с ней вместе, но получив несколько невнятных отказов, сдалась, тем более что уже через пару дней после произошедшего Рома вернулся на работу, и свободного времени у него не осталось. А спустя еще два дня, вечером, пациент сам встретил его дома вместе с Юлей. Предупредить его о выписке девушка забыла или не захотела, и к встрече парень оказался абсолютно не готов. – Приветик, Ром, – услышав звук открывающейся двери, девушка выскочила в коридор полная какого-то, как казалось Роме, неуместного энтузиазма, хотя повод для радости действительно был. – Ага, привет, – менее восторженно ответил парень, разуваясь. – Я там готовлю, так что… – девушка уже развернулась к кухне, но вдруг остановилась и полушепотом добавила, – он у себя, – и ушла. Роман понимал: прятаться вечно у него не получится, но все равно как мог дольше оттягивал неприятный момент. Переодевшись, парень первым делом отправился в душ, под которым простоял дольше необходимого, словно верил, что все неприятные мысли смоет потоком воды – не получилось. После нагревшегося от пара воздуха ванной коридор встретил его приятной прохладой и сидящей на стуле Юлей. – Ага, вышел. Теперь-то я могу уйти со спокойной душой. Думала: вдруг ему что-то понадобится, а до тебя не докричаться. Борщ на кухне, лекарства: часть в аптечке, часть у него, вроде все. Ну, я пошла. – Угу. Юль? – М? – Спасибо. – Да перестань, ерунда какая, всё, завтра позвоню. Отчитаешься. – Так точно. Юля ушла, и тянуть дальше было невозможно: в конце концов, Кириллу и правда может потребоваться помощь. Однако перед самой дверью комнаты парня Рома снова замешкал. Он не знал, может ли вот так просто войти. «Может, стоит постучать?» И все же, отбросив никому не нужный этикет, парень медленно открыл дверь и вошел. Кирилл лежал на кровати, отвернувшись к стенке. Первое слово Роме далось труднее всего, возможно, оттого что оно было для него самым значимым словом в мире, что бы там ни писал Шекспир. – Кирилл? – Мм? – Есть будешь? – Пока не хочется. Полумрак комнаты неплохо скрывал видимую сторону лица Кирилла, но часть последствий случившегося Рома все-таки видел даже при таком освещении. К счастью, ничего непоправимого этот ублюдок натворить не успел: видимо, лицо парня все еще имело для него какую-то ценность. Кирилл не поворачивался, и Рома был благодарен ему за это: парню было стыдно смотреть соседу в глаза. – Юля ушла? – тихо спросил лежащий. – Да. По-видимому, ответ парня расстроил, потому что он вдруг развернулся к стене всем туловищем и закрыл голову рукой. Роман уже собирался уходить, когда услышал: – Мне нужно сменить повязку, у самого нормально не получится. – Окей. – Бинты на столе. Рома взял все необходимое и подошел к кровати. – Поможешь подняться? Мне больно опереться на руку. Взяв парня за руку и слегка приобняв за спину, Рома помог ему сесть. Встал с кровати Кирилл уже сам. Теперь Рома видел лицо Кирилла полностью. Смотрелось оно ужасно, но сам он сейчас выглядел не лучше, что не преминул заметить и Кирилл. – Мда, досталось тебе из-за меня. – Рот закрыл, – не сдержался Рома и уже мягче добавил, – помочь снять свитер? Парень молча кивнул. Рома старался действовать как можно аккуратнее, чтобы не причинить парню боль, и у него это получилось. Взору молодого человека предстало покрытое многочисленными синяками, старыми и новыми, тело. Кусочки чистой, нетравмированной, кожи на нем были такой редкостью, что даже определить ее естественный оттенок уже представляло трудность. Убрав старые бинты, Рома скомандовал: «Выдохни», и начал обматывать Кирилла, время от времени останавливаясь, давая парню вдохнуть и снова выдохнуть. – Норм? Не туго? – В самый раз. – Давай одеваться. Взяв свитер, Рома насадил горловину на шею парня, но когда дело дошло до рук без боли не обошлось, и Кирилл застонал, а Рома издал немного другой звук: – Ссссс. – Какого черта?! – чуть ли не крича, возмутился Кирилл, не отрывая от парня непонимающего взгляда. – Прости, – только и сказал Рома. – Засунь свои извинения, знаешь куда? Ты что прикалываешься? Какого черта это было? Рома сел на кровать и беспомощно опустил голову. – Я извинился не за «сейчас», а вообще за все и за то, что случилось с тобой: этого могло и не быть, если б я был нормальным... Я смог бы тебя защитить от этого… – Даже окажись ты там вовремя, ты не смог бы справиться с Володей. – Но я был там, понимаешь? Я видел, видел и ничего не сделал, именно потому, что видел. – Потому что видел? С минуту Рома молчал, в голове перебирая возможные варианты объяснения, один бредовее другого, в итоге остановившись на самом простом. – Когда я вижу чью-то боль, я чувствую ее сам. Может, не такую сильную, но настолько реальную, насколько способен воссоздать мой больной мозг. И не только боль: прикосновения тоже. Расправившись, наконец, со злосчастным свитером, Кирилл присел рядом с парнем. – То есть, ты эмпат*. В глазах поднявшего голову Ромы читалось удивление. – Я сисадмин, если ты не забыл, и гуглом пользоваться умею, – ответил Кирилл на немой вопрос парня. – Ты так сказал это, словно признал себя маньяком-убийцей, но в этом же нет ничего страшного. В детстве я думал, что все видят цифры и буквы, как я, но когда рассказал об этом маме, она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Позже, конечно, выяснилось, что это не такое уж редкое явление, тем более появились другие вещи, принять которые было уже куда труднее. Я никогда не расценивал эту особенность восприятия как какой-то дар: мне от него пользы мало, и просто смирился с этим, – выдержав небольшую паузу, Кирилл продолжил. – Прикосновения говоришь? Значит, каждый раз, когда кто-то прикасался ко мне, или кому-нибудь другому, ты это чувствовал? – Обычно, узнав об этом, у людей лишь одна мысль. – Дай угадаю: как классно, должно быть, смотреть порно? Кивок и слабая улыбка вместо ответа. – Но ведь это не одно и то же. Я имею в виду, ощущения. Твой мозг ведь не может воспроизвести то, чего ты никогда не испытывал? – Наверно. Кирилл вдруг задумался, будто что-то вспоминая. – Если подумать, я, кажется, никогда не прикасался к тебе, но, по-моему, обнимал при тебе Юлю. – Поверь мне, этого достаточно. – Нет, не достаточно. Нельзя почувствовать кого-то, не касаясь его по-настоящему, – сказав это, Кирилл провел ладонью по руке Ромы от запястья до плеча, а потом – вниз по спине вдоль позвоночника. Рома ощутил свой пульс, вот только бился он где-то в голове, практически оглушая парня. – Ну как? В воображении было лучше? – Даже рядом не стояло, – хрипло ответил Роман, тело которого бессознательно поддалось к парню. – А вот тебе то, чего ты еще не видел, – с этими словами Кирилл медленно приблизил свое лицо к лицу соседа. Остановившись буквально на секунду, он впился губами в губы Романа, целуя настолько сильно и страстно, насколько позволяли незажившие раны на лице, однако вскоре парни забыли и о боли, приняв ее за частичку своей реальности. – А кольцо? – внезапно спросил Рома, когда они, наконец, прервались, при этом немало удивив парня. – А что кольцо? – Оно от него? – Можно сказать и так, хотя выбирал его я сам. Он просто не хотел, чтобы кто-то покусился на его… «вещь». Думаю, именно этим он меня и считал. – Почему не снимешь? – Оно мне нравится, да и проблем меньше. Своего рода защита, от той же Леночки, например. – Или от меня. – Брось. В любом случае для меня это не больше, чем простой аксессуар. – На безымянном пальце правой руки? – Я не говорил? Я католик.