***
Ремус Люпин Бервин - Роуд, 21 Лланголен, Денбишир
Сириус Блэк Поместье Пэвенвик Истли, Гэмпшир 18 июля 1977 г. Бродяга, Как проходит твое лето? Странно спрашивать и не опасаться негативного ответа, потому что обычно я могу с уверенностью предположить, что твое лето проходит ужасно, что заколдованные ассирийские вазы летят тебе в голову через стол во время завтрака, и что случается еще множество других подобных неприятностей, предположительно на ежедневной основе, в Благороднейшем и Древнейшем Доме Блэков. Это было довольно длинное и бессвязное предложение, а это значит, что мы с тобой успели слишком сильно притереться друг к другу, и извергаем теперь схожие мысли. Пожалуйста, не опошляй мои слова. В любом случае, я рад, что ты у Поттеров, и что мне не нужно беспокоиться за тебя, как обычно бывает летом. Хотя, если подумать, теперь, когда мы можем использовать магию вне школы, я содрогаюсь при мысли о том, что вы с Джеймсом, должно быть, затеваете. Я не уверен, что хочу знать какие-либо подробности, но, пожалуйста, передайте миссис Поттер мои соболезнования и постарайтесь не оказаться в больнице Святого Мунго. Я уверен, что ты уже прочитал последнюю часть, но все же дополню: мне действительно хотелось бы узнать, чем ты занимался, так как у меня здесь так много книг размером с кирпич, которые я могу прочитать, чтобы чем-то занять себя. Старик Виктор Гюго потратил около пятидесяти страниц, описывая хитросплетения Парижской канализационной системы, и я прочитал абсолютно все, внимательно вчитываясь. Хотя, возможно, ты не будешь сильно удивлен этому. Наверное, я пытаюсь сказать, что скучаю по вам двоим. Спасибо за письмо, что ты прислал мне на прошлой неделе. Все прошло нормально, только первое полнолуние летних каникул напомнило мне, как я ценю вашу заботу, когда все происходит в Хогвартсе. Следующий месяц тоже не обещает пройти ровно, так как мой отец сообщил мне, что он будет в Трансильвании в деловой поездке во время полной луны и его не будет рядом, чтобы приглядеть за мной. Лично я не понимаю его решения - осмелюсь предположить, что с оборотнями иметь дело гораздо приятнее, чем с вампирами, хотя, возможно, здесь я немного предвзят. - Л P.S. - Передай Джеймсу спасибо за шоколад, хотя, боюсь, Иоганн добрался до него раньше меня. Однако он великодушно оставил мне немного, хотя и в виде рвоты на моем столе. Он просто вежливый маленький совенок-варвар. Сириус дважды перечитал письмо (и последний абзац еще раз), прежде чем наконец положить его на стол. Был полдень, и он лежал на животе в постели, пытаясь насладиться слабым ветерком, исходящим от кружевного веера викторианской эпохи, который он позаимствовал у матери без ее ведома год назад: теперь тот левитировал в шести дюймах от его лица. Сириус пошевелил ногой. Он слушал, как сипуха Ремуса, Гонерилья, громко похрустывает, доедая грушу, брошенную ей. Встав, он решил найти Джеймса. Когда Сириус впервые переехал в поместье Поттеров почти год назад, миссис Поттер предоставила ему на выбор любую спальню во всем доме, которых было около семи или восьми (он все еще не был до конца уверен). Он не привык к такому огромному пространству, живя на площади Гриммо. Та, хотя и вызывала отвращение своей старомодной грандиозностью, была ограничена пределами города и, конечно, ее нельзя было назвать огромной по многим параметрам. В итоге он выбрал комнату напротив комнаты Джеймса, и, хотя она была самой маленькой в доме, Сириусу казалось неправильным поселиться где-то в другом месте. Несмотря на все великодушие Поттеров, он все еще чувствовал себя незваным гостем в чужом доме. Он со скрипом распахнул дверь и прошаркал по дубовому полу коридора в сторону комнаты Джеймса; веер викторианской эпохи с особым энтузиазмом махал у него за спиной. Песня группы The Clash стала громче, когда он приблизился к двери, и Сириус увидел Джеймса, сидящего на полу. Тот, скрестив ноги, склонился над своей метлой и пилкой для ногтей затачивал неровные сучки. — Протекс, синий Протекс! Хочу этим заняться! — пропел Джеймс. — Для начала своди меня в ресторан, — сказал Сириус, плюхаясь на огромную кровать Джеймса. Его комната была обставлена практически так же, как старая комната Сириуса на площади Гриммо. Гербы Гриффиндора развешаны по стенам, вперемежку с плакатами команды "Уимбурнские Осы" и фотографиями мародеров, снятых в разные годы. Заметная разница заключалась в том, что яркое убранство Джеймса не было поводом для того, чтобы лишний раз позлить родителей. Как раз наоборот, предположил Сириус, учитывая количество красного и золотого, которое можно было найти во всем остальном доме. — Только не думай, что я закажу тебе самую дорогую банку Педигри в меню. — Это... было грубо, — глупо пробормотал Сириус, глядя в потолок. Джеймс не удостоил его ответом, и Сириус не мог винить его за это. — Сохатый? — Мммм? Сириус сел и, чуть не столкнувшись с веером, оттолкнул его от лица. Он взмахнул палочкой, и вещь, замерев, упала на кровать мертвой птицей. — Прочти это письмо от Лунатика, — сказал он, протягивая сложенный листок бумаги. Джеймс вопросительно поднял глаза, оторвавшись от метлы, и взял письмо. Сириус больше не пытался ничего объяснять. Джеймс щелкнул палочкой по проигрывателю в углу, громкость того уменьшилась, и тогда он начал читать. — Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, как опошлить его слова, которые так и напрашиваются на это? — из-за жары его голос превратился в ленивое протяжное бормотание. — По-моему, это очевидно, ты мог бы и сам догадаться. — Читай дальше. — Хм. Да, он хочет знать, что мы делали. Не говори ему о Войне Гномов, он сочтет это неэтичным. — Переходи к последней части, — нетерпеливо сказал Сириус. Джеймс читал еще несколько секунд. — Эта задница назвала Иоганна Совастьяна Баха варваром? — воскликнул он, изображая недовольное цоканье. Сириус раздраженно зарычал и соскользнул с кровати, чтобы сесть рядом с Джеймсом. — Эта часть, ты, кусок дебила, — указал он на абзац, о котором шла речь, и подождал, пока глаза Джеймса пробегут по строчкам. — В следующем месяце его отец свалит во время полнолуния. Будут только он и его мама. Джеймс нахмурился, и Сириус добавил: — Его мама — магл. — Я знаю, что его мама магл, Сириус, он один из моих лучших друзей вот уже шесть лет. — Значит, он не только проведет эту ночь без нас, — продолжал Сириус, — но и утром никто не позаботится о нем, как требуется. Эти раны должны быть исцелены с помощью магии... — Необязательно, — возразил Джеймс, — он довольно быстро выздоравливает и без посторонней помощи, ты же знаешь. Послушай, — сказал он, когда Сириус снова открыл рот, чтобы сказать что-то в защиту своих слов, — я думаю, во-первых, ты немного недооцениваешь магловскую находчивость. Взять, к примеру, самолеты. Как они могут парить? Никто не знает. Но маглы знают. Более того, — громко продолжил он, прервав возражение Сириуса, — тебе не кажется, что ты ведешь себя... — Веду себя как? — выплюнул слова Сириус, крепко скрестив руки на груди. — Ну, ты знаешь, — Джеймс поймал его взгляд и быстро отвел глаза. — Чересчур опекающе. — Я вовсе не опекаю его! — прошипел Сириус. — Он мой ... он наш друг! — И он терпеть не может, когда некоторые его друзья опекают его, — чопорно сказал Джеймс, снова осматривая хвост метлы. — Он не сказал, что беспокоится об этом. — Он сказал, что это "не обещает пройти ровно", — процитировал Сириус. — Читай между строк, Сохатый, Лунатик буквально пишет: "Я в жопе". — Ну, независимо от того, что там между строк, — сказал Джеймс, и Сириус практически услышал, как его глаза закатились, — теперь он может использовать магию дома. Он способен сам о себе позаботиться, — тот резко взглянул на Сириуса, словно прочитал его мысли. — Именно это он и ответит тебе, когда ты ему напишешь. — Я все равно напишу ему. Джеймс вздохнул, осторожно убирая метлу с колен. — Я чертовски уверен, что ты именно так и сделаешь. Некоторое время они сидели молча. Сириус почувствовал, что к лицу прилил жар от чего-то похожего на чувство смущения, пока он угрюмо ковырял дырку в своих джинсах. — Ладно, — пробормотал Джеймс, поправляя очки на носу и указывая палочкой на стол из красного дерева в дальнем конце комнаты. Что-то похожее на маленький настенный календарь высунулось из одного из открытых ящиков. Джеймс ловко поймал его, сразу же как тот сам перевернулся на месяц август. Сириус просмотрел страницу через плечо, пока глазами не нашел маленький кружок, указывающий на дату полнолуния. Суббота, 8-е число - уже была подчеркнута витиеватым каллиграфическим почерком миссис Поттер. — Свадьба кузины Прии, — Джеймс издал протяжный стон. — Я ни за что не выберусь оттуда. Патилы охуеть как серьезно относятся к таким мероприятиям. — Но мне ведь не обязательно там быть, верно? — довольно робко спросил Сириус. — Нет, не обязательно, — выдохнул Джеймс. — Хотя мои тетушки будут сожалеть, что тебя нет рядом, чтобы сказать о том, какой ты худенький, — он взял пилочку для ногтей и начал пилить кончики своих ногтей. — Ладно, езжай к Лунатику без меня. Пускай Хвост приедет из Лидса и сможете закатить вечеринку. — Я бы не хотел, чтобы там был Хвост, если тебя там не будет, — сказал Сириус и добавил обязательное: — Не в обиду Хвосту. Это, казалось, немного развеселило Джеймса. Он приостановил подпиливание ногтей, и Сириус уловил фальшиво-небрежную нотку в его голосе, когда тот сказал: — Значит, только ты и Ремус, да? Логово собак в Уэльсе? Сириус мог бы попытаться расшифровать выражение глаз Джеймса, если бы захотел, но не стал рисковать. — Он прикажет мне свалить. Как ты и сказал. — Насколько я помню, тебе не нужно было письменное приглашение, чтобы появиться на моем пороге прошлым летом, — сказал Джеймс, ухмыляясь. — Погоди, а когда ты перешел от пассивного принятия к активному подбадриванию? Разве не ты говорил минуту назад, что он может сам о себе позаботиться? — И я все еще так считаю, — сказал Джеймс, важно кивая. — Но ему не повредит, если ты будешь рядом. А еще я знаю, что иногда тебя просто не переспорить. Сириус легонько толкнул плечом плечо Джеймса. — Спасибо, дружище. — Не приставай ко мне так по-девчачьи, — пробормотал Джеймс, но тут же толкнул Сириуса в ответ. — Иди и пиши свое письмецо. Мне нужно допилить ветки. Он щелкнул палочкой по проигрывателю, и музыка снова заиграла на полную громкость. Сириус встал и, покачивая бедрами, вышел в коридор, сжимая в кулаке письмо Ремуса. — Мы гараж группа! Мы приехали из Garageland! А-а-а-а! Джеймс швырнул в него пилочкой для ногтей.***
Уже смеркалось, когда Сириус вышел из автобуса "Ночной Рыцарь" в конце длинной извилистой тропинки на окраине деревни, в которой жил Ремус. — Вы уверены, что это именно то место? — спросил он, но, когда повернулся к автобусу, понял, что водитель уже закрыл дверь. Ночной Рыцарь, шатаясь, помчался по дороге, по которой приехал, и растворился в воздухе за мгновение до того, как свернуть за поворот грунтовой дороги. Сириус выругался себе под нос и, после секундного бесплодного прикидывания в уме других вариантов, закинул рюкзак на плечо и зашагал по вымощенной дорожке. Последние две недели они с Ремусом обменивались письмами. И если письма Ремуса постоянно были довольно лаконичны, то письма Сириуса стали таковыми только под конец переписки. Я знаю, что ты не просил о помощи, упрямая ты задница, писал он в абзаце, который сам счел довольно сильным, - но я все равно предлагаю ее. Это для меня не обязательство, а помощь своему другу!! Почему в это так трудно поверить? Сириус подозревал, что Ремус и сам знал, что ведет себя неразумно, потому что в конце концов уступил. Они решили, что Сириус приедет к нему за несколько дней до полнолуния, так как Ремус в конце концов настоял на том, что если он все же навестит его, то должен будет сделать это надлежащим образом. Теперь, шагая по дорожке в сгущающейся темноте, Сириус поймал себя на размышлениях о том, что именно подразумевается под словами "навестить надлежащим образом". Он никогда раньше не бывал в доме Ремуса, как и никто из их группы. Судя по тому, что Ремус рассказывал о нем, делать там было нечего, кроме как сидеть и пялиться друг на друга. От такой перспективы у Сириуса возникло неприятное ощущение в животе, и поэтому он предпочел не зацикливаться на этом. Ночь быстро опускалась на землю, и для августа было довольно прохладно, но Сириус был слишком ленив, чтобы рыться в рюкзаке в поисках фланели, поэтому скрестил руки на груди и прикинул, сколько еще ему придется идти. Он мог слышать только стрекот сверчков и мог видеть только высокую траву и грунтовую дорогу в радиусе трех метров, освещавшихся его волшебной палочкой. Наконец, обогнув еще один поворот, он увидел свет, мерцающий сквозь деревья, а затем дом вырос в поле зрения, словно нечто чуждое, не принадлежавшее этому лесу. Это был старый коттедж с крутой шиферной крышей и зеленой входной дверью. Плющ, казалось, покрывал все вокруг, и Сириус едва смог разглядеть кирпич под ним, и если бы теплый желтый свет не проникал через окна, дом мог бы полностью раствориться в темных деревьях, росших позади него. Сириус пересек двор и поднялся по каменным ступеням на переднее крыльцо, во рту у него вдруг пересохло; над головой вокруг фонаря кружились мотыльки, в таком бешеном темпе, что, казалось, мерцал сам свет. Он как раз надумал постучать, когда ручка со щелчком повернулась и дверь распахнулась внутрь. — Ладно, — бросил Ремус через плечо, а затем обернулся, увидел Сириуса, стоящего как идиот на крыльце, и замер. — Что? — резонно спросил Ремус. Его ноги были босы, коленки на джинсах с манжетами были грязными, и он нес большое закрытое ведро, запах из которого Сириус мог описать только как сомнительный. — Как долго ты здесь стоишь? — Я и не... я только что пришел, — оправдываясь, сказал Сириус и внутренне поморщился от того, как раздраженно это прозвучало. Уголок рта Ремуса дернулся. — Я думал, что Ночному Рыцарю полагается ехать быстро. Сириус не осознавал, что был встревожен, пока не почувствовал нахлынувшее на него облегчение. — Вот же задрот, — сказал он, делая вид, что пинает голую голень Ремуса ногой в военном ботинке, — я думал, ты все еще злишься на меня за то, что я назвал тебя упрямой задницей. — Ты всегда зовешь меня упрямой задницей. — Потому что ты такой и есть. — Ну да, конечно. Видимо, как задница я не настолько упрям, чтобы долго злиться на тебя. Он криво ухмылялся ему, резкий свет с крыльца отбрасывал безобразную тень на его лицо, но освещал кончики его волос, и вокруг головы словно образовался нимб. — А что это за ведро? — спросил Сириус чересчур громко. — Просто собирался вынести на улицу компост. — Не знаю, что это, — признался Сириус, на этот раз целясь ногой в ведро. — Звучит как что-то хрустящее и магловское. — Думаю, на этой неделе ты узнаешь все о хрустящих магловских вещах, — сказал Ремус, убирая ведро подальше от Сириуса. — Слушай, заходи в дом, пока внутрь не залетели все мотыльки. Я это выброшу и сразу вернусь. Он быстро сжал плечо Сириуса, когда проходил мимо него — жест, который, как решил Сириус, был своего рода аналогом трепания по волосам от Джеймса. Он смотрел, как Ремус перепрыгнул через ступеньки крыльца и зашагал к лесу на краю двора, а затем повернулся и направился домой. Однажды, где-то на четвертом или пятом курсе, Сириусу пришла в голову блестящая идея подшутить над Ремусом, спрятавшись в его кровати за задернутыми занавесками, чтобы перепугать его до усрачки, когда тот заберется спать. Только когда он завернулся в одеяла Ремуса, то понял, какой специфический запах у его друга: теплый, древесный и сладковатый, и в конце концов он так долго лежал там, глубоко вдыхая, что вскоре заснул. Конечно, когда Ремус вернулся из библиотеки, он повел себя так, словно ожидал вторжения, и Сириус проснулся где-то в долю секунды между своим вышвыриванием с кровати и приземлением на пол, за пределами задернутых штор Ремуса, где его запаха практически не ощущалось. Войдя в родной дом Ремуса, Сириус почувствовал себя так, словно снова завернулся в его одеяло: тот же древесный запах, как в антикварном магазине или как у страниц старой библиотечной книги. Гостиную, в которую он вошел, нельзя было назвать неопрятной, но, казалось, еще хоть одна деталь, и она станет таковой: пустые чайные чашки неустойчиво стояли на стопках книг, покрывавших почти все доступные поверхности, оставшуюся же часть занимали беспорядочно раскиданные коробки и обертки шоколадных конфет, журналы National Geographics и вазы с почти засохшими полевыми цветами. Обивка мебели состояла из странной смеси твида, бархата и потертой парчи; книжные полки вдоль стен были заполнены томами в кожаных переплетах и потрепанными книгами в мягких обложках. Здесь было так много интересного, что Сириусу потребовалось несколько секунд, чтобы заметить старое фортепиано марки Baldwin, стоящее у дальней стены. Он подошел к нему, лениво прикидывая, как долго еще будет отсутствовать Ремус, и правой рукой сыграл несколько тактов шопеновского ноктюрна, лежавшего открытым на пюпитре. Он уже давно не практиковался, и после исполнения нескольких бессмысленных трелей решил, что лучше сыграть вступление из песни "Life on Mars?", хоть выходило у него это не слишком элегантно. — О, эта мне нравится гораздо больше, — произнес женский голос позади него, и Сириус резко обернулся. — Я и не знал, что вы любите Боуи, миссис Люпин. — О, умоляю тебя, — сказала Хоуп Люпин, прислонившись к двери, ведущей на кухню, и добродушно закатив глаза. — У стариков тоже может быть хороший музыкальный вкус, знаешь ли. И зови меня Хоуп, дорогой, разве я не говорила тебе миллион раз? По правде говоря, он встречал ее всего несколько раз на платформе девять и три четверти, но отчетливо помнил ее черту закатывать глаза в манере Ремуса. Как и сын, она была высокой и худой; у них обоих были одинаковые карие глаза теплого оттенка и довольно большой нос с горбинкой (ее нос был немного больше по обоим пунктам). Несмотря на свое недавнее утверждение, она вовсе не выглядела старой, хотя длинные волосы, обрамлявшие ее молодое лицо, были практически полностью седыми. Она была одета в старый комбинезон и пахла землей, как будто весь день проработала в саду, и Сириус вспомнил, почему всегда любил ее, хотя в сущности говоря почти не знал: даже если не учитывать ее принадлежность к маглам, она была из того типа людей, от которых его мать воротила нос. — Поставь сумку и можешь задержаться, — сказала Хоуп. — Мы оставили тебе ужин, — он последовал за ней в маленькую кухню, стиль которой был таким же эклектичным, как и гостиной: кастрюли и сковородки свисали с открытых деревянных балок над головой, засушенные цветы были приколоты к стенам аккуратными рядами, а посреди стола, под стеклянным колпаком, стояло изящное чучело птицы. — Надеюсь, ты любишь тыкву, — сказала Хоуп, доставая тарелку из духовки и поворачивая ручку на плите, пока та не издала щелчок. У Поттеров на кухне была печь, но миссис Поттер и Пеппи, их домашний эльф, использовали столько магии, что Сириус не мог точно сказать, где заканчивались магловские приборы и начинались магические дополнения. Он определенно не видел, чтобы кто-то из них поворачивал ручки. Хоуп поставила на стол тарелку тыквенного супа с мускатным орехом и запеканку с зеленой фасолью, и Сириус поспешно поблагодарил ее, прежде чем наброситься на еду. Только сейчас он осознал, насколько был голоден. — Немного воды, Сириус? — спросила Хоуп. — Или молока, если хочешь. Оно стоит в холодильнике. — Сириус не знает, что такое холодильник, мам, — сказал Ремус, ухмыляясь, прошел на кухню и направился к раковине, чтобы вымыть руки. — Уж это я точно знаю! — сказал Сириус, изображая на лице обиду. — Я изучал магловедение! — Он изучал магловедение, — серьезно повторила Хоуп, подмигнув Сириусу. — А я читала "Историю Хогвартса". Мы понимаем друг друга.***
Полчаса спустя Сириус и Ремус сидели у теплого очага на заднем дворе, пытаясь согреться в ночной прохладе. Сириус провел последние пять минут, скептически наблюдая, как Ремус сооружает костер из веток и палок разного размера. "Я не понимаю, - сказал он, - если шмальнуть Инсендио в какую-нибудь старую кучу дров, они загорятся". "Да", - ответил Ремус, присаживаясь на корточки, чтобы разложить один слой палок поверх другого крест-накрест. "Но не будут гореть долго, если не поставишь их правильно". В конце концов Ремус, как обычно, оказался прав, и следует признать, Сириус был впечатлен, когда они подожгли кучу с помощью Инсендио, и через минуту пламя выросло на несколько футов. Теперь они сидели рядом на перевернутой бревенчатой скамье, передавая друг другу по очереди бутылку Джемисона, пока Сириус рассказывал Ремусу об их совместных с Джеймсом приключениях. — Мы не заставляли их сражаться, — сказал он, предупреждая возражения Ремуса. — Если направить Конфундус на садового гнома, он непременно начнет гнать на того, кто стоит к нему ближе всего. — Это даже для вас как-то дешево, — устало сказал Ремус. — И все равно это неэтично. — Джеймс знал, что ты так скажешь, если я скажу тебе! — Если он может предвидеть мое неодобрение, то, возможно, ему следует принять его во внимание. — Он также предвидел, что ты не одобришь мой приезд к тебе на этой неделе, — сказал Сириус. Он хотел, чтобы это прозвучало легко, невзначай, но вышло совсем не так. Ремус поморщился. — А мы удивляемся, почему он так преуспел в прорицании. — Послушай, — поспешно сказал Сириус, — я не хочу снова заводить эту пластинку, просто ... я волновался, понимаешь? Я знал, что твой отец собирается съебаться во время полнолуния, если только — я имею в виду, не то чтобы ты должен был мне говорить об этом... — Был скандал, — сказал Ремус. — Когда он приезжал сюда в прошлом месяце, — он поднял с земли лист, начал медленно рвать его на мелкие кусочки и на мгновение замолчал. Огонь потрескивал, искры от него взмывали в ночное небо, а над головой большие клочки облаков плыли к растущей луне, скрывая ее из виду, и Сириус внутренне обрадовался этому; она была сейчас скорее напоминаем того, что вскоре должно было произойти. — Дело в том, что я могу это понять, — наконец сказал Ремус мрачным голосом. — Я понимаю, что когда ты глава Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, и считаешь, что оборотни заслуживают того, чтобы их усмирили, злишь из-за этого Фенрира Сивого, а он превращает твоего единственного ребенка в одного из себе подобных, то... Эта вина лежит на твоих плечах год за годом. И подобный груз обязательно должен вылиться во что-то. Наверное, мне не стоило надеяться, что он будет вечно держать все в себе. Сириус вспомнил, как на втором курсе, через несколько месяцев после того, как он, Джеймс и Питер узнали настоящую причину ежемесячных пропаж своего друга, Ремус получил письмо от своей мамы, в котором говорилось, что теперь они с отцом официально разведены. В тот вечер, когда они собрались вместе в углу гостиной, где они сидели обычно, только у Джеймса хватило достаточно наглости, чтобы спросить Ремуса, как он себя чувствует. — Ну, они уже довольно долго живут отдельно, — сказал он, его голос звучал по-странному отстраненно, он смотрел в свою открытую книгу зелий, — так что это не такая уж новость. И к этому, наверное, все и шло. Знаете, по статистике, большинство пар, скорбящих о ребенке, в конце концов разводятся. Сириус и Джеймс обменялись удивленными взглядами, и Питер нервно сказал: "Но... Но ты ведь не умер, чувак". Ремус только перевернул страницу учебника и пожал плечами. — В любом случае, — сказал теперь Ремус, — тот абсолютный минимум, который я получил от него — это все, в чем я нуждался. Теперь я сам могу себя лечить дома, так что смогу обойтись и без этого. На самом деле это не взаимная потеря. — Он смахнул с колена обрывки листьев, и Сириус наблюдал за тем, как они падали в темную траву у их ног. — Ну и в жопу его, — сказал он, и это было единственное, что он мог произнести вслух с абсолютной уверенностью. Ремус тихо рассмеялся: — Согласен. Сириус смотрел, как он подносит бутылку Джемисона к губам, как дергается адамово яблоко и морщится нос. Он провел рукой по лицу, передавая бутылку Сириусу. — Я все же рад, что ты здесь, — сказал он, его голос звучал немного невнятно. — Правда. Я имею в виду, что рад тебя видеть. Прости меня за то, что я... — Невыносимо стоический? — подсказал Сириус. — Раздражающе самоотверженный? Уголок рта Ремуса дернулся, и он вздохнул. — Да, именно так. — Полагаю, я смогу тебя простить. — Спасибо, полагаю, — сказал Ремус, прижимая ладони к глазам. — Ладно, хватит об этом. Я готов обсуждать что-то глупое. — Расскажи мне обо всех этих глупых книгах, которые ты читал этим летом. Ремус покосился на него. — Ты пожалеешь, что попросил. По причинам, которые он сам не мог объяснить, Сириус сильно сомневался в этом.***
На следующее утро Сириус проснулся от безжалостно слепящего потока солнечного света, льющегося через окно на его лицо. Он открыл затуманенные глаза, и несколько секунд вспоминал, где сейчас находится. И когда ему все-таки удалось, он буквально подпрыгнул к самому краю кровати, прежде чем понял, что лежит на ней один. — Не рановато ли, чтобы так прыгать? — донесся с другого конца комнаты слегка хрипловатый голос Ремуса, и Сириус, издав стон, сел. Ремус сидел, скрестив ноги, на подоконнике одного из мансардных окон, с блокнотом на коленях и ручкой в руке. Его густые волосы были в таком беспорядке, что Джеймс позеленел бы от зависти. Сириус рассеянно положил руку на подушку рядом с собой. После вчерашнего костра они вдвоем на цыпочках поднялись по лестнице в спальню Ремуса, и Сириус, который до этого момента и не задумывался о том, где и как будет спать, пожалел об отсутствии спальных мешков. — Это полутораспальная кровать, — сказал Ремус, правильно истолковав выражение лица Сириуса. — Я сам как-то не... — Нет, все в порядке, — быстро ответил Сириус. — Тогда нам стоит лечь валетом? Он не знал, почему сказал так — он бы даже не задумался об этом, попади он в подобную ситуацию с тем же Джеймсом. И Ремус бросил на него такой испепеляющий взгляд, что Сириус больше ничего не сказал по этому поводу в ту ночь. В конце концов он заснул, лицом к лицу с Ремусом, но как можно ближе к краю кровати. — Хорошо спал? — спросил Ремус, и Сириус солгал, кивнув. — Над чем работаешь? Ремус поджал губы. — Ни над чем. Пишу. Сириус выбрался из постели и потянулся, громко зевая. Спальня Ремуса была маленькой, но, казалось, на всех ее полках и поверхностях стояло примерно такое же количество книг, как волшебных, так и магловских, как и на всем нижнем этаже; многочисленные обложки пластинок, выстроившиеся вдоль стен, варьировались от Lady Sings the Blues до Abbey Road недавнего дополнения, альбома Talking Heads с одноименным названием. "Судя по твоей спальне, — сказал Сириус накануне вечером, — можно даже было подумать, что здесь живет кто-то крутой", — на что Ремус показал ему палец, не отрываясь от чтения Вечернего Пророка. Сириус проковылял к окну Ремуса и устроился рядом с ним. На нем были только боксеры, в которых Ремус уже видел его тысячу раз, но когда тот слегка напрягся от его прикосновения, Сириус мимолетно подумал о том, не следовало ли ему надеть еще хотя бы один предмет одежды. Ремус был одет в тонкую белую футболку и шорты, и в ярком утреннем солнечном свете бледные шрамы, покрывавшие его руки и ноги, были особенно заметны, как и свежие розового цвета, которые, должно быть, появились в прошлом месяце. Тут он понял, что Ремус наблюдает за ним, и с неловкостью оттого, что застал его за этим занятием, Сириус откашлялся и сказал: — Эм, так что пишешь? — Просто переписываю стихотворение, — сказал Ремус, указывая на потрепанную книжку в мягкой обложке, открытую с другой стороны. — Пытаюсь понять французский, потому что не думаю, что этот перевод на английский так уж хорош. — Сириус слегка наклонился к нему, чтобы получше рассмотреть его почерк в блокноте. — On n'est pas sérieux quand on a dix-sept ans, — он посмотрел на Ремуса. — Ну, это не верно. Мне семнадцать, и я Сириус. — Ха-ха. — Артюр Рембо, да? Ремус повернул голову и странно посмотрел на него, нахмурив брови. — Откуда ты это знаешь? — Я ... — Сириус запнулся. — Ну ведь ... я ведь что-то должен читать, не так ли? — И ты читаешь Рембо? — Эм... да, иногда... — Ремус прищурился, и Сириус выпалил: — я могу научить тебя французскому, если хочешь. Ну, знаешь... чтобы тебе не пришлось читать в убогом переводе и другие цветочные девчачьи стихи. Боже упаси. — Маньяк-убийца, qu'est-ce que c'est, — пропел Ремус, постукивая ручкой по колену. — Фа-фа-фа-фа-фа-фа — — О, прошу прощения, я и не знал, что ты уже свободно владеешь языком. — Если ты научишь меня французскому, чему я буду должен тебя научить за это? Он искоса взглянул на Сириуса, уголок его рта хитро изогнулся, и сердцебиение Сириуса соответственно ускорилось. — Э-э, — протянул он, — валлийскому? Ремус медленно кивнул, размышляя. — Можно попробовать. Хотя, я думаю, ты поймешь, что этот язык не дается легко маленьким аристократам, выросшим с гувернанткой-француж — ааа! — Это тебе за то, что говорил о моем языке. Нахмурившись, Ремус вытер слюну с уха. — Чертов пес, — проворчал он.***
Ремус, как оказалось, был полным неучем во французском. Не то чтобы Сириус прилагал много усилий к тому, чтобы научить его говорить. В конце концов, он никогда раньше не сидел в машине, так что его голову занимало большое количество других мыслей, пока Ремус вез их в город на старом мамином Ford Thunderbird - в частности, тошнота, которая начала подкатывать к его горлу, когда они свернули с извилистой дорожки, ведущей из дома на главную дорогу. Ему ничего не оставалось, кроме как опуститься на сиденье, не сводить глаз с твердых рук Ремуса, лежащих на руле, и надеяться на лучшее. Сириус никогда бы не подумал, что ему придется готовиться к виду Ремуса Люпина за рулем кабриолета с откидным верхом. Но наблюдение за тем, как тот ведет машину с такой характерной осторожностью, помогло вернуть ощущение реальности происходящего. Тот проверил слепые зоны, когда они приблизились к тому, что на вид было главной улицей города, одним плавным движением отпустил педаль и сдвинул похожую на фаллоимитатор штуковину ("рычаг", - поправил его Ремус, когда Сириус озвучил свою мысль, от чего тот начал смеяться только сильнее). — Ладно, Лунатик, — сказал Сириус, когда машина плавно вошла в поворот, — скажи: Je conduis la voiture très bien. — Я просто не могу этого сделать. — Je-conduis ... — Прости, что это доносится? — cказал Ремус, увеличивая громкость на 8-дорожечном проигрывателе автомобиля, до тех пор, пока Джоан Баэз полностью не заглушила голос Сириуса, пытающегося дать урок. — Ноооооооооочь, когда они победили Старый Дикси! И колокола звонили! — Ты и музыка твоей мамки, — пробормотал Сириус, пока Ремус энергично отбивал барабанный бой на руле. — Музыка моей мамы? Excusez-moi? — Ну, знаешь, то дерьмо, которое ты любишь играть в гостиной факультета... — Если под дерьмом ты имеешь в виду Джони Митчелл и Джоан Баэз, мне придется любезно попросить тебя от имени моей матери покинуть ее voiture. — От этого эта музыка не перестанет быть мамкиной! — Не могу поверить, что ты игнорируешь мое практическое применение вокабуляра, который я сегодня пополнил. — Очень хорошая работа. — Merci. И да, эти пластинки принадлежали моей маме до того, как она подарила их мне, и у нее очень хороший вкус, — он затормозил на обочине и для пущей убедительности поднял стояночный тормоз. — Как и у меня, большое спасибо. — О, Лунный Лучик, — Сириус протянул руку и ткнул Ремуса в щеку. — Мне нравится, что ты так вежлив, даже когда кто-то сидит у тебя в печенках. — Кто-то мог бы назвать это потягиванием за косички, — пробормотал Ремус, выбираясь из машины. Сириус усмехнулся, а затем усмехнулся еще раз, только громче, за неимением более язвительного ответа. — Давай заскочим в Теско и захватим кое-что на ужин, — предложил Ремус, и Сириус был рад смене темы. — Тогда я могу покатать тебя по городу, если хочешь. Даже не знаю. Здесь не так уж много того, на что можно посмотреть. — Это ты так думаешь, — сказал Сириус, когда они двинулись по центральной улице. — Тебя всю жизнь этим баловали. Поскольку Сириус был родом из Лондона и уже изрядно устал от него, он не мог не влюбиться в родной город Ремуса. "Старомодный" было бы не совсем подходящим эпитетом, хотя это первое, что приходило на ум при мысли о нем; было что-то невероятно благородное в старых тюдоровских особняках и кирпичных зданиях, выстроившихся вдоль узких улиц, величавого здания библиотеки из коричневого камня, где работала Хоуп, узких мостах, пересекающих стремительную реку, - все это было запрятано в складках окружающих зеленых холмов. Люди улыбались и здоровались, проходя мимо, а некоторые из них (в основном старики восьмидесяти-девяноста лет) даже приветствовали Ремуса, называя по имени. — Это миссис Роуч, — шептал он Сириусу, обменявшись несколькими словами по-валлийски с доброй старой леди, — она платила мне за то, чтобы я подстригал ее газон. — Или после того, как он прошел мимо хиппи, который пытался убедить их в действенности хиромантии. — На самом деле он мой двоюродный или троюродный брат с маминой стороны — пытался плыть в Индию на одноместной гребной лодке несколько лет назад, но не взял с собой карту и разбился на побережье Корнуолла — с тех пор он сам не свой. Сириус слушал его, развесив уши. Он никогда не считал себя особо наблюдательным человеком, но, с другой стороны, никогда раньше не испытывал ничего подобного — будто ему вручили фонарик, чтобы исследовать уголки и щели комнаты, которую он, как ему казалось, прекрасно знал. Джеймс и Питер не могли и догадываться ни о чем из этого, подумал он. Они не знали, что Ремус ездит на мамином Thunderbird, держит левую руку на рычаге и ходит по городу в потрепанных ботинках фирмы Birkenstocks и дырявой футболке, с немытыми волосами и грязными ногтями. Это было так непохоже на аккуратного старосту Ремуса из школы. Но когда Сириус наблюдал, как тот выбирает овощи в Теско, поднося их ближе к своему лицу, на котором отражалось скрупулезное изучение, и осторожно надавливает на них большими пальцами, чтобы проверить их мягкость, он понял, что эти два Ремуса не так уж и отличались - этот просто чувствовал себя немного комфортнее в родной среде.***
Позже, в тихой, спокойной полуденной жаре, Ремус и Сириус сидели на деревянном причале пруда позади дома Люпинов и чистили кукурузу. — Это, без сомнения, самая хрустящая магловская вещь, которую я когда-либо ел, — пробормотал Сириус сквозь стиснутые зубы. Он отчаянно дернул за верхушку кукурузной шелухи, и оторвалось лишь несколько зерен. — Как тебе удалось так быстро закончить свою? — Просто чистое, неподдельное мастерство, — сказал Ремус, растянувшись на причале с закрытыми глазами и подняв лицо к солнцу. — Кроме того, там было всего два початка. Видел бы ты, сколько мне пришлось стряхнуть для семьи Хауэлл в честь их воссоединения несколько лет назад. Ногти Сириуса продолжали безрезультатно царапать кукурузную шелуху, пока он не выругался и не сдался, достав палочку. После одного заклинания исчезновения, направленного на шелуху, и нескольких случайных заклинаний исчезновения, использованных на зернышках, он робко опустил шелуху в ведро к остальным. — Этот может быть моим. Пруд — или, может, это было крошечное озеро, Сириус не знал наверняка и постеснялся спросить, — был окружен густым лесом со всех сторон; задний фасад дома Люпинов был едва виден сквозь деревья с того участка, где они сидели, но в остальном местность была совершенно уединенной. Вода, зеленая и мутная, была неподвижна, если не считать ряби, расходившейся от того места, где пальцы ног Ремуса скользили по ее поверхности; на противоположном берегу среди камышей кралась длинноногая птица. Сириус с наслаждением вздохнул и плюхнулся на спину рядом с Ремусом. Солнечное тепло окутало его, словно одеяло. — Вот это жизнь, — сказал он, сделав акцент на последнем слове. — Не правда ли? Посмотри, как мы греемся на солнце. — Ну, ты знаешь, как говорят. Южная Калифорния — это всего лишь Северный Уэльс для бедных. — Да, чувак, — сказал Сириус на своем лучшем американском акценте. — Знаешь, где тут можно поймать кульную волну? Ремус что-то промычал и приподнялся на локтях. — Не знаю насчет волн, но мы могли бы поплавать, если хочешь. — Плавать? Здесь? — Нет, в моем крытом бассейне олимпийского размера. Конечно, здесь. Сириус пожевал губу. — Э-э, — протянул он в растерянности. — Да ладно тебе, на улице чертовски жарко, — Ремус скомкал пучок кукурузной шелухи и лениво бросил ее в Сириуса; та отскочила от его плеча и упала в пруд. — С каких пор мне приходится упрашивать тебя делать что-то веселое? — Ни с каких, и я надеюсь, что и сейчас этот момент не наступит, — насмешливо сказал Сириус. — Не наступит, если ты пойдешь со мной купаться, — ответил Ремус, ухмыляясь своей милой улыбкой — или, может, дьявольской; Сириус уже не был уверен, что может отличить одну от другой. — Лунатик, — громко выдохнул Сириус, — хорошо. Если тебе это будет интересно, я не умею плавать. Во всяком случае, не когда я человек. В теле Бродяги дело еще куда ни шло. Брови Ремуса удивленно приподнялись, но потом он сказал: — Думаю, это вполне логично. — Неужели? — Ну, ты знаешь. Я не могу себе представить, что твои родители сочли бы это занятие достойным наследника Благороднейшего и Древнейшего... — Дома Блэков, да, тебе не обязательно каждый раз повторять всю эту хуйню целиком, Ремус, — огрызнулся Сириус, пощипывая себя за переносицу, хотя в этом не было особой нужды. Он вздохнул. — Мой дядя Альфард как-то пытался научить меня. Однажды летом мы с Регулом гостили у него в Девоне. Все прошло не очень хорошо, а потом Рег "проговорился" нашей маме, так что... Ремус задумчиво смотрел на него, поджав губы. — Хочешь, я тебя научу? — спросил он, — Я могу.. о! Это может быть частью нашей сделки, помнишь? Ты научил меня французскому, я могу научить тебя плавать. — Я бы не сказал, что научил тебя французскому. Скорее, паре фраз. — Тогда давай для начала я научу тебя, как не утонуть, — сказал он с полуулыбкой, глаза щурились на солнце, волосы на голове дико вились от влажности. Может, в конце концов, Сириусу это и было сейчас так нужно — с головой погрузиться в холодную воду. — Хорошо. — Отлично, — сказал Ремус и начал стягивать футболку через голову. Сириус почему-то забыл, что это будет автоматической частью сделки. Из всех четверых мародеров Ремус реже всего раздевался перед остальными; тем не менее, за последние пару лет он стал меньше опасаться показывать свои шрамы в их кругу, и Сириус, по крайней мере, должен был уже привыкнуть видеть его без верха. И ладно, да, на Ремуса всегда было приятно смотреть, но разве Сириусу всегда было так сложно отвести взгляд? И заметить, как сейчас, что на его удивительно широких плечах появились легкие веснушки, такие же, как и на носу? Он оторвал взгляд, но его глаза сами наткнулись, как это неизбежно всегда бывало, на укус - низко на боку. Со временем он деформировался: глубокие искривленные проколы приобрели цвет потускневшего серебра. Ремус засунул большие пальцы за пояс своих укороченных джинс и замешкался, а Сириус поспешно натянул футболку на плечи и сделал вид, что застрял в ней и пытается выпутаться. Сквозь тонкую черную ткань он увидел, как Ремус воспользовался моментом, пока его не видят, чтобы выскользнуть из своих джинс; затем, в одних боксерах, он перекинул ноги через край причала и с плеском погрузился в воду. Сириус, как обычно, в мгновение ока спустил штаны и подскочил к краю причала, чтобы изящно сунуть палец ноги в мутную воду. — Ты убиваешь меня, — сказал Ремус. Он был в нескольких футах от берега, его голова качалась над поверхностью, когда он шел в воде, его волосы потемнели и прилипли к голове. — Неужели все, что ты делаешь, должно выглядеть так аристократично? — Соси мой аристократичный член, Лунатик, — сидя на корточках на краю причала, Сириус вскочил и бросился в воду, вызвав, как он надеялся, волну, похожую на цунами, которая обрушилась на голову Ремуса. Вода была не так уж плоха, и была довольно теплой — весьма приятно после такого жаркого дня. К сожалению, к тому времени, когда он осознал этот приятный факт, он вспомнил, что все еще не умеет плавать. Он вынырнул, глотая ртом воздух и ногами пытаясь достать какого-либо подобия твердой почвы и, не найдя поблизости ничего, кроме воды и чего-то склизкого, похожего на растения, снова погрузился под воду. Затем чужая рука крепко обхватила его за талию и потащила вверх. Ремус подтолкнул его к деревянной лестнице причала, и ноги Сириуса сами начали карабкаться по скользким ступенькам. — Урок плавания номер один, — сказал Ремус, пока Сириус выплевывал воду и убирал с глаз мокрые волосы. — Не быть ебаным идиотом. Он прижимал Сириуса спиной к лестнице, его руки все еще крепко держали его за талию. Сириус изо всех сил вцепился руками по обе стороны лестницы, боясь, что они начнут действовать сами по себе одной из дюжин вариантов, которые обрушались на него с огромной скоростью. — Просто хотел убедиться, что ты квалифицированный учитель, — выдавил Сириус. — Экзамен ты прошел. — Придурок, — тихо сказал Ремус, но уголки его рта дрогнули. Они были достаточно близко, чтобы Сириус мог видеть капли воды, прилипшие к ресницам Ремуса, которые, кстати, были длинными. Его ноги остановились на той же ступеньке, что и ноги Сириуса, их колени соприкасались. — Так... будем плавать? — его голос прозвучал слишком громко. Кончики пальцев Ремуса на мгновение напряглись на его боках, а затем соскользнули. Вода, сменившая прикосновение его пальцев, была холодной. — Да, хорошо, — он стоял в нескольких футах, ступая в воде. — Э-эм, итак, урок плавания номер два. Лучше бы знать, как плавать, — последовала пауза, а затем он снова медленно приблизился к Сириусу. — Ладно, подними ноги и попытайся лечь горизонтально. Ты можешь держаться за лестницу, если... о, или за мое плечо, тоже хорошо. Хмурясь, Сириус сделал, как ему было сказано. Он схватил Ремуса за плечо, пытаясь перегруппироваться. Его уши полностью залила вода, а туловище упрямо отказывалось выплывать на поверхность. — Сука, — пробормотал он, беспомощно барахтаясь. — Вот здесь, — ладонь Ремуса легонько надавила ему на спину, мягко подталкивая вверх. — Подними подбородок и попытайся немного выгнуть спину. Представь, что к твоему пупку привязан воздушный шар и он тянет тебя наверх. Как пуповина, соединяющая тебя с небом. — С тобой определенно что-то не так, Лунатик, — сказал Сириус, стараясь не рассмеяться, но закрыл глаза и попытался представить себе эту картину. Через мгновение пальцы Ремуса скользнули по его спине, а затем исчезли. Сириус открыл глаза и увидел голубое небо, солнечные блики, пробивающиеся сквозь кромки деревьев с ярко-зелеными листьями, и лицо Ремуса, черты лица которого смягчились, когда тот смотрел на него. Он плыл. У него также была эрекция, твердая, по меньшей мере, наполовину. — Блять, — сказал он и снова провалился под воду.***
— Никогда? Даже ни разу? — выражение лица Хоуп было комически ошеломленным. — До сегодняшнего дня, — сказал Ремус, сияя так, словно Сириус сделал что-то действительно впечатляющее. — И его только немного укачало в машине. — Ладно, отдай мне должное, — сказал Сириус с полным ртом мясного рулета. — Я приехал сюда на Ночном Рыцаре, не так ли? Я и раньше ездил на четырехколесном автомобзиле. — Автомобиле, дорогой, — поправила его Хоуп. — И прости, но волшебный автобус — это совсем не то же самое, что хорошая, выносливая машина. Машина, которая любит дорогу, что провела много миль на ней. Предпочтительно кабриолет. Она задумчиво смотрела поверх головы Сириуса, Ремус поймал его взгляд и хихикнул. — Беги, Бродяга, — сказал он театрально громким шепотом, — пока она не начала зачитывать все любовные стихи, которые написала своей Thunderbird. — Осторожно, Ремус Джон, — невозмутимо произнесла Хоуп, устремив на сына пронзительный взгляд. — Когда я выйду на пенсию и куплю Camaro 62-го года, мне понадобится новый гараж, и не думай, что я исключила из вариантов твою спальню. — О, хорошо, жду не дождусь увидеть, как ты будешь тащить его вверх по лестнице. — А на что вы, волшебники, годитесь, если не можете даже загнать машину в гараж на втором этаже? И не для кого-нибудь, а для родной матери? — Тут она меня подловила, — пробормотал Ремус Сириусу и непоколебимо вернулся к своей кукурузе в початках. Сириус смотрел на них с благоговейным трепетом, пока они шутили. Проведя много времени с Джеймсом и его семьей, он знал, что мальчики его возраста могут иметь хорошие отношения со своими родителями, но у Ремуса и Хоуп, казалось, был совсем иной уровень отношений - они были настоящими друзьями. Ремус всегда дразнил его и Джеймса за то, что они бессознательно перенимали манеры друг друга, когда проводили слишком много времени вместе, но теперь Сириус заметил, как Хоуп подпирала голову рукой точно так же, как это делал Ремус, согнув указательный палец вдоль подбородка, и он мог поклясться, что валлийский акцент Ремуса стал более похожим на ее собственный. — Если хочешь, Сириус, — сказала Хоуп, когда Ремус убирал тарелки, — я могу показать тебе, как устроен двигатель. Ну, просто чтобы ты знал, как все работает. — Правда? — Я пойму, если ты не захочешь, — быстро добавила она. — Видит бог, у Ремуса никогда не было к этому интереса, как бы я ни старалась... — Разве недостаточно того, что я исключительно хороший водитель? — Чрезмерная осторожность не обязательно означает мастерство, милый, я же говорила тебе... — Говорит женщина, у которой больше штрафов за превышение скорости, чем у... — В любом случае, Сириус, — вмешалась Хоуп, когда Сириус расхохотался. — Это просто предложение. — Нет, это правда звучит здорово, — серьезно сказал Сириус. — Я бы с радостью. — О, хорошо, — Хоуп просияла, глядя на него, и ее внезапное сходство с Ремусом поражало. — Как и я.***
Позже вечером Сириус вернулся в комнату Ремуса, почистив зубы, и обнаружил того сидящим посреди кровати. Тот скрестил ноги и уткнулся в экземпляр Вечернего Пророка. Они не оставались наедине после инцидента у пруда, который имел внезапное окончание. Сириус начал жаловаться на спазмы в животе, мелодраматически сгибаясь в агонии и попутно надевая джинсы, чтобы Ремус не заметил настоящую проблему. Тот не обратил внимания, по крайней мере, Сириус так думал. Тем не менее, после этого между ними повисло некоторое напряжение, и в глубине души он был рад, что Ремус сейчас занят. Сириус и не знал, что и думать о проблеме подобного рода: проблеме, когда у тебя встает на лучшего друга. С другой стороны, это случилось не в первый раз, так что он использовал данную мысль как предлог, чтобы не думать об этом. Здесь не было чего-то запредельного, не было ничего нового. Даже если этот факт нес в себе больший подтекст, который он еще более неохотно признавал. Если это нормально, то ничего страшного, а если нет - что тогда? Что это говорит о нем? Он фыркнул и сел на пол. Он вел себя как Ремус, слишком много раздумывая о вещах — как Ремус, который все еще не отрывался от газеты. — Мы можем поставить пластинку или что-то типа того, Лунатик? — Давай, — рассеянно сказал Ремус. — А что ты хочешь послушать? — Мне все равно. — Вовсе нет. Ремус помолчал, жуя губу. — Pet Sounds. — Ну и настроение у тебя, должно быть, — пробормотал Сириус, но все же встал. Просмотрев коллекцию пластинок Ремуса, он нашел нужную и поставил на проигрыватель. — Кстати, о чем читаешь? — спросил он, когда прибор знакомо зазвучал на первом треке. Ремус не ответил, поэтому Сириус сел рядом с ним на кровать и прочитал заголовок через его плечо:В ЖЕСТОКОМ УБИЙСТВЕ МАГЛОВ В ЛИВЕРПУЛЕ МОГЛА БЫТЬ ЗАДЕЙСТВОВАНА ТЕМНАЯ МАГИЯ
Сириус тихо выругался. — Они находились в собственном доме, — сказал Ремус, его голос звучал глухо. — Пара и две маленькие девочки. Полицию заставили поверить в то, что это была утечка газа. — Они не доберутся сюда, Ремус, — сказал Сириус, пытаясь придать своему голосу уверенности, которую сам не чувствовал. — С ней все будет в порядке. — Ливерпуль по большей мере в тридцати милях отсюда. — Ты же знаешь, что расстояние тут ни при чем, — осторожно сказал Сириус. — Где они появлялись пару месяцев назад, в Глазго? — В Бирмингеме. — Ладно. Ну, это как раз тот случай, — на мгновение воцарилась тишина, и, не найдя никаких слов утешения, он протянул руку и положил ее на колено Ремуса. Тот наконец оторвал взгляд от статьи и моргая, смотрел на руку Сириуса. — Такое чувство, что мы стоим на краю чего-то, правда? Будто через пару десятилетий люди оглянутся назад и скажут: Вот где всё действительно начало катиться в пропасть, но все просто продолжали игнорировать знаки, пока не стало слишком поздно. — Ремус какое-то время кусал губу, его взгляд расфокусировался, а затем он тихо спросил: — Ты когда-нибудь думал о том, что будешь делать после окончания Хогвартса? — Иногда, — медленно произнес Сириус. Пару лет назад он сказал бы: "буду профессиональным игроком в Квиддич", без сомнения; он до сих пор видит раздраженное выражение лица Макгонагалл, когда он сказал это на своем первом дне профориентации на пятом курсе. Но каким-то краем сознания он, должно быть, чувствовал то же самое, что и Ремус: гложущее чувство, что впереди маячит какой-то темный безымянный призрак, потому что на этот раз он ответил на вопрос совсем по-другому. — Наверное, я подумал... то есть, было бы здорово стать аврором. Ремус склонил голову набок и посмотрел на него, и Сириус изо всех сил старался удержать его взгляд. — Из тебя вышел бы замечательный аврор. — Да? — Да. Ремус улыбнулся впервые после ужина, и Сириус улыбнулся в ответ. Он даже Джеймсу не говорил об этой идее, в основном потому, что тот уже давно высказывал желание стать аврором, и Сириус не хотел, чтобы это выглядело так, будто он его копирует. Он взглянул на заголовок на первой странице Вечернего Пророка, до сих пор лежавшего на покрывале. Теперь эта мысль казалась до смешного детской. — А как насчет тебя? — спросил Сириус. — Все еще хочешь поехать в Кембридж? Кстати, как называется их магическое отделение? — Колледж Святого Синебурга. Да. Но ... но не для получения диплома в области литературы, нет, — сказал ему Ремус, слегка поморщившись. — Я думал, что лучше мне подать документы на обучение оборонительной магии. Я говорил об этом с Макгонагалл в конце прошлого года, и она сказала, что у меня есть все шансы. Только, эм-м, думаю, что мне нужно будет получить по крайней мере "Выше Ожидаемого" на ЖАБА по курсу зельеварения, так что... Сириус ударил Ремуса кулаком в плечо. — Да я помогу тебе учиться, бестолочь. Я не позволю, чтобы старый Слиззи помешал становлению профессора Р. Дж. Люпина и его формированию умов прыщавых Хогвартцев десятилетиями. — Я не собираюсь становиться профессором, — пробормотал Ремус, словно неуверенный в своих словах. — О нет, ты собираешься. Где еще ты найдешь лучший предлог для того, чтобы начать наконец коллекционировать шерстяные жилеты? Ремус закатил глаза, но ничего не возразил. Они замолчали, прислушиваясь к музыке, доносившейся из проигрывателя Ремуса. "Не говори ничего, положи голову мне на плечо…" Конечно, он должен был выбрать ебаный альбом Pet Sounds. Взгляд Сириуса метнулся к Ремусу, на долю секунды задержался на нем и тут же соскользнул. Его пальцы непроизвольно дернулись к чужому колену. Затем Ремус вытянул руки над головой, его спина хрустнула. — Наверное, мне стоит поспать, — пробормотал он. — Начинаю чувствовать себя дерьмово. — Да, — быстро сказал Сириус, — да, держу пари, ты устал. Они молча готовились ко сну, Сириус поднял иглу проигрывателя Ремуса прежде, чем песня успела оказать на него какое-либо неблагоприятное воздействие. Сегодня вечером он позволил себе лечь ближе к середине кровати и заснул, чувствуя тепло, исходящее от тела Ремуса всего в нескольких дюймах от кончиков своих пальцев.***
Когда Сириус снова открыл глаза, было еще темно, и в спальне Ремуса пахло травкой. Он приподнялся на локте и заморгал, чтобы глаза привыкли к темноте. Ремус снова сидел на подоконнике, подтянув колени к груди, в его руке горел оранжевый уголек. — Как мне попасть в список приглашенных на эту вечеринку? — Вот дерьмо, — Ремус затушил крошечный косяк об подоконник и провел рукой по волосам. — Я не хотел тебя разбудить. — Да, ладно. Что сделано, то сделано, — Сириус скатился с кровати и, подхватив с пола футболку, натянул ее через голову. Он пересек комнату и устроился на подоконнике, скрестив ноги, и его колено коснулось голени Ремуса. Тот посмотрел на него из-под полуопущенных век, его рот был приоткрыт, и Сириус почувствовал, что у него перехватило дыхание. — Подожди, это же нормально, правда? — спросил он вдруг неуверенно. — Я не врываюсь наглым образом в личное-время-Ремуса? — Конечно, нет, — сказал Ремус, немного выпрямляясь. — Хочешь, я тебе один сверну? — Ты просто пупсик. Ремус прыснул и принялся за работу. На своих коленях он удерживал маленькую деревянную коробочку из-под сигар, в которой хранил свои припасы. Сириус наблюдал, как его ловкие пальцы завернули несколько щепоток травки в папиросную бумагу, прокрутив ее таким образом, каким Сириусу никогда не удавалось. Языком Ремус быстро облизал и запечатал, а затем протянул Сириусу тонкую папиросу идеальной цилиндрической формы. — Просто удивительно, — одобрительно сказал Сириус, выхватывая пальцами косяк из протянутой руки Ремуса. — Я никогда не пойму, как ты заставил всю школу верить в то, что ты такой хороший мальчик. — Я и есть хороший мальчик, — рассеянно проворчал Ремус. — Иди сюда. Сириус зажал косяк между губами и послушно наклонился вперед. Ремус щелкнул магловской зажигалкой. Освещенный снизу, он выглядел немного жутковато: оранжево-желтый свет создавал резкие тени на складках его лица и делал его покрасневшие карие глаза черными. Когда он поднес пламя к кончику косяка, Сириус глубоко вдохнул образовавшийся в горле комок, благодаря всех святых за то, что не начал кашлять (Ремус, конечно, никогда не кашлял). Сириус повернул лицо к окну, чтобы выдохнуть струю белого дыма в ночной воздух, и когда он обернулся, то увидел, что Ремус все еще смотрит на него. Он замер, не зная, что еще делать, кроме как уставиться на него в ответ. Из-за облаков лился лунный свет. Ремус, на которого частично падало сияние, резко вдохнул и потянулся, чтобы задернуть занавеску со своей стороны окна. — Это плохо, да, — сказал Сириус, когда тени снова упали на Ремуса. — Худшая ночь для этого. Сириус взглянул на луну, и его желудок инстинктивно скрутило - она была такой круглой, что единственным способом определить, что она еще не совсем полная, был тот факт, что Ремус сидел перед ним, полностью в облике человека. — Это не больно, — медленно произнес Ремус, не сводя глаз с луча, рядом с плечом Сириуса. — Когда она полная, это болезненно. Очевидно. Но за ночь до этого будто... какой-то зуд, такой, словно кости чешутся. Будто если я останусь на свету слишком долго, то начну с себя кожу сдирать. Сириус кивнул, будто все понял. Ремус иногда становился таким, когда был под кайфом — отказывался от попыток уклониться или преуменьшить правду в пользу того, чтобы быть максимально откровенным. Сириуса немного пугала такая перемена, но он научился ценить это, зная, как тщательно Ремус взвешивает свои слова, когда находится в трезвомыслящем состоянии. — Но это ведь помогает, да? — спросил он, передавая ему косяк. Ремус кивнул. — Более или менее. Сириус изо всех сил старался не смотреть на то, как его губы сомкнулись вокруг косяка и на то, как впали его щеки, когда он вдохнул. Он закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы взять себя в руки, или, скорее, взять в руки эту мысль — чем бы она ни была. Какой-то искривленной, и скорее всего сотрясенной частью своего мозга, где любая плохая идея сходила за хорошую, Сириус решил, что трезвость вряд ли поможет ему в этом начинании. Поэтому они с Ремусом передавали косяк взад и вперед, пока тот не стал слишком мал, чтобы держать его, зажав двумя пальцами, не обжегшись, и к тому времени луна уже скрылась из виду. А они так и остались у окна: ссутулившиеся, смеющиеся и глупо прижавшиеся плечами друг к другу. В какой-то момент один из них поставил Marquee Moon, просто потому, что им показалось это уместным, и когда началась заглавная песня, выражение лица Ремуса стало мечтательным. — Я помню - мрак множился, — пропел он себе под нос. — Я помню молнию, оглушившую саму себя... — Поешь не хуже Тома Верлена, — сказал Сириус, наблюдая за его профилем. — Не. — Да, — подчеркнул Сириус, растягивая слово, будто это помогло бы уладить вопрос. — Если бы моя палочка не была на другом конце комнаты, я бы ... послушай, Лунатик ... — он обнял Ремуса за плечи и тихо заговорил, обсуждая стратегию. — Я бы трансфигурировал твою зажигалку в одну из этих магловских пластинок, да, записал бы, как ты поешь в стиле Тома Верлена, и послал бы его кузену Питера, который, как тот утверждает, работает в музыкальном бизнесе. Ага? Мы вскоре будем уже купаться в этих магловских деньгах, и ты сможешь купить мне все, что моя душа пожелает. — Ты совсем сбрендил, — сказал Ремус, и его плечи затряслись от беззвучного смеха. — Я голоден, вот кто я. — Так ты уже говорил, — он слегка наклонился, так что его голова оказалась на плече Сириуса. Волосы щекотали ему щеку. Сириус сглотнул. — Так если ты Том Верлен, то кто же твоя Патти Смит? Ремус взглянул на него, все еще улыбаясь, но как будто не был уверен, что ему стоит это делать. — Что ты имеешь в виду? — Я просто имею в виду… не знаю, почему ты не, типа... ну, ты ведь знаешь, что у тебя есть выбор, верно? Ты можешь сделать любую девочку в школе своей Патти Смит. Ремус усмехнулся и сел, рука Сириуса соскользнула с его плеч. — Почему мы говорим об этом? — Я ... — Сириус запнулся. — Даже не знаю. Просто кажется... что... что ты не знаешь. А я хотел, чтобы ты знал. Он не знал, почему так торопился; мысли с такой дикой скоростью метались в его голове, что он был способен растолковать только относившиеся к сиюминутным желаниям, — а что он хотел прямо сейчас, так это то, чтобы Ремус знал. — Ну, во-первых, это категорически ложное утверждение, — Ремус посмотрел на него краем прищуренного глаза. — Во-вторых, кто бы говорил. — Что это вообще должно значи... да у меня было сто раз! — Думаю, здесь больше подойдет слово "однажды". — Только потому, что я не рассказывал тебе о других случаях... Ремус издал один из своих фирменных звуков, выражающих раздражение. — Бродяга, в ту ночь ты вернулся из спальни Эдди Коркоран и заставил нас всех понюхать твои пальцы. Я не могу себе представить, чтобы у тебя был еще один сексуальный опыт и ты стал бы молчать об этом. Сириус почувствовал, как жар прилил к его лицу, но он храбро продолжил: — Насколько я помню, ты отказался тогда нюхать мои пальцы. — Насколько я помню, я тогда учился, — выпалил Ремус. — Извини, что я не побежал сломя голову, пытаясь вдохнуть запах, как Джеймс и Питер. — Это было очень смешно. — Это было по-мультяшному карикатурно. — Слышал, что мультики смешные. Но послушай, Лунатик. Мы говорим о тебе. Нет никаких причин, по которым ты не смог бы пойти и не добыть себе Эдди Коркоран... — Сириус, пожалуйста, заткнись, — у Ремуса внезапно стало то дикое выражение лица, как в те моменты, когда тот чувствовал себя загнанным в угол, и Сириус практически видел, как его волосы встали дыбом. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Сириус уставился на него, Ремус сердито смотрел на него в ответ, и внезапно Сириус почувствовал, как гнев клокочет в его горле, словно желчь. — Почему во всем и всегда ты строишь из себя такого... мученика? — выронил он. — Ты не веришь, что я хочу навестить тебя, хотя я твой лучший друг, ты не веришь, что кто-то захочет быть с тобой — почему ты так усложняешь себе жизнь? — Хочешь, чтобы я объяснил тебе? — прошипел Ремус, его глаза округлились, в них отражалась что-то дикое. — Послушай, я знаю, что вы с Джеймсом и Питером любите забывать, любите притворяться, что вам все равно, но у всего остального мира другое мнение на этот счет, ясно? — Да, но... — Знаешь ли ты, — перебил его Ремус, и Сириусу становилось все труднее смотреть ему в глаза, — Знаешь ли ты, что нет официальных свидетельств о том, что у оборотней есть дети? Представители моего вида не размножаются, мы не женимся, мы даже не можем удержаться на работе. Никто не хочет иметь с нами ничего общего. Так что не... не сиди здесь передо мной и не говори мне, что это я всего лишь усложняю себе жизнь. Его уже слегка трясло, и он привалился к окну, выглядя совершенно опустошенным. У Сириуса хватило здравого смысла понять, что он проиграл этот спор на практическом уровне. Однако, данный факт он не хотел признавать, особенно в нынешнем состоянии. — Ну... я и не говорил о размножении, — сказал он, возвращая спор в безопасное русло, пытаясь зацепиться за что-то более мелочное. — Я говорю просто о сексе. Даже об элементарных поцелуях. Тебе не надо рассказывать цыпочке о... своей проблеме, прежде чем целовать ее. Ремус издал тихий звук разочарования и прижал ладони к глазам. Руки паука, подумал Сириус. Длинные пальцы. Тот просидел так довольно долго, а потом сделал резкий выдох и повернулся к нему, его лицо застыло, будто он принял вдруг какое-то решение. — Помнишь четвертый курс, — сказал Ремус, — когда ты только начал курить траву? Мы однажды ночью были одни в комнате, и ты начал кашлять. И тогда я затянулся, сделал руками туннель в твой рот и выдохнул, тебе сразу полегчало от этого? Сириус медленно кивнул, слегка смущенный, но от этого воспоминания у него слегка закрутило в животе. Некоторое время он пытался снова сконцентрировать внимание на истории Ремуса. — Я научился этому трюку у... у одного парня по имени Деклан. Магловский мальчик — его дом вниз по улице, хотя последний раз я слышал, что он присоединился к гребаным ВВС Великобритании, так что больше, я полагаю, он там не живет.... В любом случае, какое-то время мы дружили, по крайней мере, одно - два лета. Конкретное лето было после третьего курса, - лето, которое ты провел с Джеймсом в Провансе. Я, конечно, мало что слышал от вас, и это правда.... Ну, у меня был Деклан. И знаешь, он мне нравился. Мы читали много одних и тех же книг, любили одну и ту же музыку. И мне не нужно было беспокоиться о том, что он узнает правду обо мне, очевидно. Когда он однажды спросил, почему я такой бледный, я ответил, что у меня анемия, и ему было достаточно и этого объяснения. Ремус на мгновение замер, его взгляд был немного рассеян. Когда он продолжил, его голос звучал тише, словно он забыл о присутствии Сириуса и разговаривал с самим собой. — Однажды днем мы курили у него в сарае. Я начал кашлять, и он сказал: "Хэй, давай попробуем кое-что, должно помочь". Он на год старше, поэтому, знаешь, был очень умен и опытен в моих глазах. И он выдохнул мне в рот, только... только не делая туннель руками. Так вот. Одно привело к другому, как говорят. И мне... мне это понравилось. Я имею в виду, после того случая все встало на свои места. Сириус понимал, что сейчас будет сказано что-то важное, но смысл всего этого будто уплывал из его рук; ему казалось, что он гонится за ним в свинцовых башмаках. — Как бы то ни было, — продолжал Ремус, — потом, конечно, к нам зашел его отец. Большой, серьезный мужик. Это было ужасно. Он сказал, что если я еще раз подойду к его сыну, он убьет меня, и... и я убежал, — Ремус с трудом сглотнул. — Я увидел Деклана в городе несколько дней спустя. У него был синяк под глазом, и он сделал вид, будто не заметил меня. После этого случая мы с ним никогда больше не разговаривали. Наконец он повернулся и посмотрел на Сириуса, его лицо было жестким, а во взгляде читался вызов. Сириус, казалось, потерял способность говорить, его разум обратился в эхо оглушительного белого шума. — Так что нет, — с горечью сказал Ремус, — эта хрень с оборотничеством — не единственная моя проблема, когда дело доходит до... этого. Потому что, по-видимому, если мне должно было не везти в этой жизни, так уж тотально, — он отвел взгляд и, казалось, осунулся; внезапно он стал выглядеть очень старым. — А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое. Он соскользнул с подоконника, пересек комнату, забрался в постель и свернулся калачиком. "Я помню - мрак множился. — Я помню молнию, оглушившую саму себя. — Я вслушивался в шум дождя. — Я слышал что-то еще —..." Сириус поднял иглу проигрывателя Ремуса и выключил его. Когда он наконец на цыпочках добрался до кровати, то осторожно забрался в нее и снова устроился на краю матраса. Он уставился в потолок, прислушиваясь к дыханию Ремуса, и прошло очень много времени, прежде чем ему удалось заснуть.***
В течение нескольких недель зимой на пятом курсе после Инцидента, Ремус не позволял Сириусу находиться в своем присутствии без присутствия кого-либо еще. Сириус никогда не смог бы себе представить, чтобы Ремус сам заставлял Джеймса и Питера исполнить свой указ, так что это было знаком того, насколько сильно Сириус облажался, и как тяжело Ремус воспринял произошедшее, - так, что двое других инстинктивно знали, что нельзя оставлять их наедине. Он не мог вспоминать об этом периоде без подступающего чувства тошноты. Ремус слушал его, когда он говорил, но не отвечал, пока ему не задавали вопрос; он не улыбался ему; он вздрагивал, когда Сириус случайно касался его, и тот не знал, что предпринять, кроме как постоянно делать виноватое выражение лица и надеяться, что Ремус - тайный легилимент, и когда тот смотрел на него, думать как можно громче: "ПРОСТИ ПРОСТИ ПРОСТИ". Правда заключалась в том, что Сириус понятия не имел, как извиниться - великодушие, с которым он пошел на этот поступок, делало перспективу найти адекватное извинение почти невозможной. В конце концов именно Бродяга на следующее утро после следующего полнолуния заставил Сохатого и Хвоста вернуться в замок, а сам остался. Он прижался своим огромным мохнатым телом к Ремусу и зализывал его раны, пока тот не проснулся и не сказал: "Чертов пес", а затем тихо: "Я тоже скучал по тебе", - они, наконец, поговорили обо всем позже в тот же день в больничном крыле, и Сириус, возможно, немного поплакал, а может, и нет, и после этого отношения между ними не были идеальными, но именно после этого случая все начало налаживаться. На этот раз он чувствовал то же самое — холод, исходящий от Ремуса, был ощутим с того момента, как Сириус проснулся в пустой постели и услышал скрип от его шагов по лестнице. Только в этот раз ему нужно было сказать Ремусу не слова извинения, а что-то другое, хотя он и не мог понять, что именно. Теперь он сидел за кухонным столом, наблюдая, как Ремус ковыряется в бобах, и поспешно отводя взгляд всякий раз, когда тот смотрел в его сторону. — Любовь моя, — сказала Хоуп, нахмурив брови и наклонившись через стол к сыну, — почему ты не ешь? В этот день месяца ты обычно очень голоден, иначе я не готовила бы столько еды. — Она осторожно дернула его за прядь волос, пытаясь вызвать улыбку, но тот только пробормотал что-то неразборчивое и сунул в рот вилку с бобами. Хоуп бросила вопросительный взгляд на Сириуса, но он быстро вернулся к нарезанию колбасы на своей тарелке на мелкие кусочки размером с монету. — Хорошо, — сказала она, выдохнув, ее глаза снова метнулись с одного на другого, когда она встала. — Ну, мне пора на работу, — она вздохнула, когда ей снова ответили молчанием, и потянулась, чтобы сжать руку Ремуса на столе. — Убедись, чтобы он съел побольше, хорошо? — сказала она Сириусу, и он неловко кивнул. Уши Ремуса слегка порозовели. Она поцеловала сына в макушку, сняла сумку с крючка у двери и вышла. За столом снова воцарилась тишина. Ремус побарабанил пальцами по столешнице и, прежде чем встать, съел еще один кусок своего завтрака. Его стул заскрежетал по деревянному полу. Он поставил тарелку в раковину и, пройдя мимо кресла Сириуса, направился в гостиную. При этом его локоть задел затылок Сириуса, и он вздрогнул так сильно, что выронил вилку. Та с грохотом упала на тарелку, и Ремус замер. На мгновение выражение лица выдало его: рот превратился в жесткую тонкую линию, а глаза быстро заморгали, будто тот пытался не заплакать. Прежде чем Сириус успел что-то сказать (да и что он мог сказать? Это не ты, это я?), Ремус расправил плечи и вышел из комнаты.***
Остаток дня прошел примерно подобным образом: Ремус в основном сидел в своей комнате, а Сириус куда-то уходил, все больше и больше ощущая себя незваным гостем, как иногда бывало с ним в доме Поттеров. В конце концов он оказался на кухне, помогая Хоуп готовить тушеную говядину, которую они собирались съесть на ужин. Они говорили о машинах, она учила его пользоваться газовой плитой. Хоуп не делала попыток выяснить, что происходит между ним и Ремусом, за что Сириус был ей благодарен. Когда Сириус накрывал на стол, Ремус вошел на кухню, и его сердце почти болезненно забилось. За день тот побледнел, под глазами появились темные круги. Он поймал взгляд Сириуса, на лице его нельзя было прочесть какую-либо эмоцию, и Сириус быстро отвел взгляд. Чтобы очередной прием пищи не прошел в полной тишине, Хоуп поставила пластинку Джозефины Бейкер и принялась рассказывать им смешные моменты, что произошли с ней за сегодня. Ремус, к облегчению Сириуса, съел три порции тушеного мяса. После ужина, пока быстро всходила луна, они вдвоем вымыли посуду, а Хоуп принесла в подвал подушки и одеяла. Было странно после того, как он помог приготовить целый ужин, ни разу не прибегнув к магии, направлять палочку на тарелки и смотреть, как грязь уходит в никуда. — Итак, — наконец произнес он, протягивая Ремусу стопку чистых тарелок, — как мне спуститься сегодня в подвал? Учитывая, что, ну, я думаю, мы не сможем открыть дверь, когда ты преобразишься, — он случайно взглянул на Ремуса; тот хмурился, будто ему было трудно осмыслить слова Сириуса. — Я мог бы пойти туда с тобой, — поспешно продолжил Сириус, — я в курсе, что ты всегда против того, чтобы кто-то был с тобой, когда ты превращаешься, но... — Тебя не будет в подвале рядом со мной, — сказал Ремус, его голос звучал хрипло от того, что тот долго молчал. — Моя мама, она... она не может знать, что ты анимаг. А даже если бы и могла, то все равно не поняла бы. Она ни за что не позволит тебе находиться рядом со мной. Сириус открыл рот и тут же закрыл его. Он даже не подумал об этом. — А что, если я спущусь, когда она ляжет спать... — Нет, — Ремус подошел ближе, его глаза были широко раскрыты и умоляюще смотрели на него. Сердце Сириуса забилось быстрее. — Сириус, пожалуйста, не делай сегодня глупостей. Пожалуйста. Ты должен остаться за дверью. Сириус сглотнул. — Ладно, — сказал он, — я обещаю. Плечи Ремуса заметно расслабились. — Спасибо. — Пора спускаться, Ремус, — сказала Хоуп, появившись в дверях. Закусив губу, Ремус кивнул. Он вытащил палочку из кармана и протянул ее Сириусу, стараясь не встречаться с ним взглядом: — Придержи это для меня, хорошо? Сириус протянул руку и взял ее, но прежде чем он успел что-то сказать, Ремус уже протиснулся мимо него. Он положил палочку Ремуса в карман и последовал за ним к двери, ведущей в гостиную. Та была заперта на тройной замок и утолщена, как предположил Сириус, магией. Хоуп обняла Ремуса и что-то прошептала ему на ухо. Тот кивнул, и она поцеловала его в лоб. — Увидимся утром, милый, — она открыла дверь, и Сириус мельком увидел шаткую деревянную лестницу, ведущую вниз, в тускло освещенный подвал. Ремус проскользнул внутрь и, не оглядываясь, закрыл за собой дверь. Хоуп резко выдохнула. — Хорошо, — сказала она и наклонилась, чтобы запереть каждый замок по очереди. — Лайелл обычно усиливает их каким-нибудь сверхпрочным запирающим заклинанием. Он всегда делал это молча, так что я не уверена, что смогу тебе сказать... — Я понял, — пробормотал Сириус. — А потом просто заклятие немоты, да? — он вытащил палочку и принялся за работу. — Спасибо, — прошептала она, когда он закончил, и сжала его плечо. Сириус быстро кивнул; внезапно он почувствовал тошноту. Когда он добрался до спальни Ремуса и выглянул в окно, полная луна уже висела над верхушками деревьев. Двумя этажами ниже завывал волк, но Сириус его не слышал.***
К тому времени, как шаги Хоуп заскрипели по лестнице, ведущей в спальню, луна уже стояла высоко в небе, и Сириус прочел первый акт пьесы "Кошка на раскаленной крыше", — потрепанное издание, стоящее на прикроватном столике Ремуса, — хотя не был уверен, что до него дошел смысл хоть одной строчки. Он все время прислушивался к малейшему шороху, но каждый раз причиной шума становились либо Гонерилья, взъерошивающая перья, либо деревья за окном, поскрипывающие на ветру, или пара лисиц, играющих на заднем дворе. Ничего похожего на звук того, как оборотень разрывает себя на куски, хотя он знал, что именно это и происходило в подвале. Когда свет в коридоре наконец погас, Сириус услышал, как закрылась дверь в спальню Хоуп и решил, что на горизонте все чисто. Как можно тише он выскользнул за дверь и пошел по коридору. Чтобы спуститься по лестнице он прибегнул к трюку, которому научился в детстве, когда так же крался в подобном скрипучем старом доме, - он встал на самый край лестницы у стены, где дерево было наиболее укреплено. Ушло некоторое время, но он спустился относительно тихо и направился прямиком к двери, ведущей в подвал. Сириус столкнулся с чрезвычайно трудным препятствием. Он отступил назад и уставился на дверь, постукивая палочкой по подбородку. Очевидно, чтобы открыть ее, ему потребуется помощь. Как проскользнуть внутрь, снова запереть дверь и превратиться в Бродягу, прежде чем волк доберется до него? Он подошел ближе и протянул руку. Его пальцы покалывало, когда они проходили через звуковой барьер, созданный его заклятием немоты, повисшим невидимым занавесом в паре дюймов от двери. Он колебался лишь мгновение, прежде чем наклониться вперед и прижаться ухом к дереву. Хотя он знал, чего ожидать, внезапный шум все равно заставил его подпрыгнуть. Внизу жутко рычал и выл волк, шум чередовался со стоном трескающегося дерева и резким звоном разбивающегося стекла. Время от времени рычание становилось приглушенным, и Сириус понял, что волк кусает сам себя. Он начал паниковать. Он должен был быть там, внизу; его долг заключался в том, чтобы удерживать зубы Ремуса подальше от самого себя, а Сириус стоял здесь, всего в нескольких футах и все проебывал. Он стиснул зубы и направил палочку на дверную ручку. Когда его мышцы напряглись в готовности прыгнуть и трансфигурироваться так быстро, как только возможно, шум внизу внезапно прекратился. Он нахмурился и откинулся назад за звуковой барьер. Все вокруг него снова погрузилось в молчание. Затем, к его ужасу, дверные петли задребезжали. У него пересохло во рту. Сириус уставился на висячие замки, бесшумно болтающиеся на защелках. Он снова медленно наклонился к двери, и как только он пересек невидимую преграду, свирепое рычание волка вернулось, только на этот оно звучало в два раза громче - волк находился прямо по ту сторону двери, тараня ее со всей своей значительной силой. Оно чуяло его запах. — Ремус, — прошептал он бессмысленно, положив обе ладони на дрожащую дверь. — Ремус, это я... все хорошо... Волк только издал сдавленный вой, и звук его щелкающих зубов ощущался так близко, что Сириус почувствовал, как его прошиб холодный пот. В отчаянии и с нарастающим страхом он сделал единственное, что пришло ему в голову: превратился в Бродягу. Отчетливый запах волка ударил ему в нос: тот был зол и находился на достаточно близком расстоянии, чтобы убить. Но волк не причинит вреда Бродяге. Волк был другом Бродяги, так же как Ремус был другом Сириуса. Он встал на задние лапы и уперся передними в дверь, тихо гавкая, пока рычание волка не стихло и не сменилось сопением. Тишина, а потом - жалобный скулеж и легкий скрежет в дверь. Удовлетворенный Бродяга завилял хвостом и свернулся калачиком на полу. Через мгновение он услышал, как волк опустился на ступеньки с негромким оууф. Он подождал, пока за дверью не послышался глубокий рокочущий храп волка, затем положил голову на передние лапы и закрыл глаза.***
Бродяга навострил уши при первом же скрипе деревянных ступенек. Он вздрогнул и проснулся, снова превратившись в Сириуса за мгновение до того, как Хоуп появилась в дверях гостиной. — Сириус? — она была одета в пестрый халат и тапочки, ее серебристые волосы были собраны в свободный узел на макушке. — Что ты здесь делаешь? Почему лежишь на полу? — в ее голосе послышались испуганные нотки, и она бросила взгляд на дверь подвала, все еще закрытую и запертую на висячие замки. Сириус вскочил на ноги, провел рукой по волосам, надеясь, что от него не слишком сильно пахнет псиной. — Все в порядке, я не... не... эм ... — последовала неловкая пауза, пока он ломал голову в поисках оправдания. — Я встал рано и просто хотел, понимаешь. Составить ему компанию. На расстоянии. Ее лицо тут же смягчилось. — О, какой ты милый. Сириус почувствовал, как его щеки запылали, но, к счастью, Хоуп возилась с замками. Сириус вытащил палочку и снял заглушающие и запирающие чары, и когда Хоуп открыла дверь, петли громко взвизгнули. Она щелкнула выключателем и ахнула. — Что? Что там? — Сириус чуть не споткнулся, торопясь добраться до двери и заглянуть через плечо Хоуп. Ремус неподвижно лежал на ступеньках, его лицо было скрыто от глаз. — Принеси плед, Сириус, пожалуйста, — тихо попросила Хоуп, наклоняясь к сыну. Сириус схватил со спинки дивана шерстяное покрывало и поспешил передать его ей. Она накинула его на обнаженное тело Ремуса. — Здесь ... позволь мне ... — он протиснулся мимо Хоуп и аккуратно спустился на несколько ступенек. Присев на корточки, он осторожно перевернул Ремуса на спину и плотнее закутал его в покрывало; затем он просунул одну руку ему под плечи, а другую — под колени и, напрягшись, поднял. Шатаясь, Сириус забрался вверх по оставшимся ступенькам и быстро направился к дивану, стараясь не обращать внимания на то, как голова Ремуса лежала, безвольно откинувшись на его руку. Он уложил его так осторожно, как только мог; затем Хоуп села на кофейный столик, чтобы оценить ущерб, в то время как Сириус просто стоял рядом, а его сердце застряло в горле. Он был рядом с Ремусом бессчетное количество раз после полнолуния - видел собственными глазами, как тот преображается после захода луны, прежде чем помочь Джеймсу и Питеру перенести его, снова человека, на узкую кровать в Хижине. Но Ремус никогда не бывал серьезно ранен в те времена; это была их работа — удостовериться в этом. Но сейчас все было по-другому. Всего за пару часов до того, как Бродяга оказался за дверью прошлой ночью, волк причинил себе немало вреда: окровавленный нос и разбитая губа, ужасные следы зубов, от которых его правое предплечье осталось искалеченным и окровавленным, и... у него скрутило желудок, когда Хоуп опустила плед до пояса Ремуса, и он увидел его: огромный багровый синяк, покрывающий почти весь левый бок. Хоуп ощупала его ребро, пока Сириус с тревогой наблюдал за ней; у него возникло тошнотворное чувство, будто синяк появился в результате того, что волк бросился на дверь, пытаясь добраться до него. — Ничего не сломано, — спокойно произнесла Хоуп, снова подтыкая покрывало Ремусу под подбородок. Она засунула палец ему в рот, и Сириус смутился, пока не понял, что она проверяет, нет ли выбитых зубов. — И не так много укусов, как в прошлом месяце, это хорошо. — Она вытерла палец о халат, и Сириус сел рядом с ней на кофейный столик, наблюдая, как поднимается и опускается грудь Ремуса. Хоуп искоса взглянула на него. — Я не хочу ставить тебя в неловкое положение, дорогой, но ты знаешь заклинание, которое могло бы зашить ему руку? — Ох... верно. Да, — сказал Сириус, но его разум был пуст — он только сейчас понял это, потому что, очевидно, он был самым глупым, самым легкомысленным куском дерьма на земле, и не практиковал никаких медицинских заклинаний, чтобы подготовиться к этому моменту. Разве не по этой причине он и был сейчас здесь? Он протянул руку и взял обмякшую ладонь Ремуса в свою влажную ладонь, согнув ее в более удобном для себя положении. Его желудок скрутило при виде ран, пролегших через плоть от запястья до локтя, но все они уже свернулись, и ни одна не выглядела очень глубокой. Он знал это заклинание — ясно помнил, как практиковал его на причудливо реалистичном манекене на одном из уроков оказания первой помощи Помфри. Это был просто вопрос концентрации и правильного исполнения. Он вытащил палочку и неловко откашлялся, ощущая на себе пристальный взгляд Хоуп. — Вулнера Санентур, — струйка пурпурного тумана потекла с кончика палочки и обвилась вокруг запястья Ремуса, которое Сириус все еще крепко сжимал левой рукой. Туман пополз вверх по предплечью Ремуса, а затем растворился. Раны остались без изменений. Сириус громко выругался у себя в голове. Он старался не смотреть на Хоуп, побаиваясь увидеть ее реакцию. Сделав глубокий вдох, он повторил заклинание. На этот раз дым быстрее обвился вокруг руки Ремуса, и засохшая кровь, покрывавшая кожу, испарилась, и раны очистились. Приободрившись, Сириус повторил заклинание в третий раз и стал наблюдать, как раны медленно затягиваются. — Хорошая работа, — одобрительно прошептала Хоуп, проведя рукой по теперь уже затянутым шрамам на предплечье Ремуса. Затем она повернулась, чтобы взглянуть на него, ее глаза задумчиво прищурились. — Знаешь, он тебе доверяет. — Я ... — Сириус запнулся, застигнутый врасплох. — Наверное, не больше, чем он доверяет тебе. — Но я же его мама, — сказала Хоуп, добродушно закатывая глаза. — Ты — другое дело. Я не буду благодарить тебя за то, что ты его друг, потому что он не нуждается в благотворительности, но ... — она выпрямилась, став чуть выше, и Сириус вдруг понял, откуда у Ремуса такое упрямое чувство гордости. — Но, ты знаешь. Спасибо за все остальное. Сириус не совсем понял, что она имела в виду, но она, похоже, не считала необходимым объяснять. — У меня есть ... как вы это называете … бадьян, — резко сказала она, — в аптечке наверху. Должно помочь со шрамами, — она встала и положила руку на голову Сириуса, прежде чем направиться к лестнице. Сириус глубоко вздохнул. Он перевернул руку Ремуса, рассеянно проводя большим пальцем по линиям его ладони. Если он все проебал, если шрамы оказались еще хуже, чем в прежние разы, он не знал, сможет ли простить себя. Желая снова быть чем-то полезным, он направил палочку на лицо Ремуса и залечил его разбитый нос и рассеченную губу; после многих лет незначительных травм, полученных во время розыгрышей, составления карты и квиддича, эти простые медицинские заклинания были просто старым трюком. К этому времени бледный утренний солнечный свет уже проник в окно, струясь над диваном и освещая медные и серебряные пряди в волосах Ремуса. Не задумываясь, Сириус протянул руку и осторожно откинул со лба выбившиеся локоны. Ремус тихонько застонал, его веки дрогнули. Сердце Сириуса пропустило удар, и он поспешно убрал руку. — Привет, Лунный Луч, — сказал он, слабо улыбаясь. — Хэй, — его голос был грубым после того, как он всю ночь терзал голосовые связки. Он быстро заморгал, приходя в себя, и попытался приподняться на локтях. — Тебе не следует этого делать... Ремус резко вдохнул и поморщился, схватившись за бок. — Вот же нахуй, — пробормотал он, плюхаясь обратно на подушку. Хоуп появилась у подножия лестницы, держа в руках пригоршню разноцветных пузырьков и плитку шоколада. — О, ты пришёл в себя, замечательно, — сказала она и мгновенно оказалась рядом с сыном. Сириус продолжал неловко сидеть рядом с ней, пока она суетилась вокруг Ремуса и начала вытирать руку раствором из бадьяна. Теперь, когда Сириус употребил весь свой жалкий запас исцеляющей магии, его постоянное присутствие в комнате казалось ему вторжением. Он встал, покачиваясь от сонливости. — Я ... эм ... оставлю вас наедине, хорошо? Хоуп слегка вздрогнула, когда он заговорил, словно забыла о его присутствии. — О ... конечно, милый, иди поспи, — когда он повернулся, чтобы уйти, она взяла его за руку и подняла на него взгляд. Ее лицо обрело невыносимо доброе выражение. — Еще раз спасибо, Сириус, серьезно. Не знаю, что бы я без тебя делала. Сириус отрывисто кивнул и попытался улыбнуться, но был уверен, что вышло больше похоже на гримасу. Он взглянул на Ремуса, который наблюдал за ним сквозь полуприкрытые веки; на нижней губе у него было пятнышко растаявшего шоколада. И тут Сириус кое-что вспомнил. — Твоя палочка, Лунатик, — он вытащил обе палочки из-за пояса и протянул Ремусу его вещь. Пальцы Ремуса коснулись его руки, когда он взял ее. — Спасибо, Бродяга. — Всегда рад, — он помедлил еще немного, прежде чем отвернуться от них, быстро подняться по лестнице, и рухнуть на кровать Ремуса.***
Золотой час еще не наступил, но солнце уже стояло достаточно низко в небе и отбрасывало сверкающую дымку на все, к чему прикасалось. Оторвавшись от своей работы, Сириус подумал, что никогда не видел двух цветов, подходящих друг другу больше, чем зеленый и золотой. Он сидел на краю причала, рядом валялись его военные ботинки и открытая книга "Лечение дома с помощью трав". Его пальцы скользили по воде, пока он растирал пригоршню зверобоя в ступке пестиком. Обе эти вещи он позаимствовал у Хоуп. Он проспал большую часть дня, хотя и не так долго, как Ремус, который все еще лежал в отключке на диване, - Сириус увидел его, спустившись вниз. Хоуп, возможно, почувствовала его желание помочь и сжалилась над ним, послав в лес за домом с книгой и списком растений и трав, которые нужно было раздобыть, и он провел в поисках следующие несколько часов, в процессе измазываясь грязью. Он покосился на рецепт, открытый на странице книги рядом с ним, перебрал кучу собранной им зелени, пока не нашел календулу. Сорвав с нее одиннадцать лепестков, он высыпал их в ступку, и, как только начал бормотать рекомендованное книгой заклинание, док слегка качнулся под чьим-то весом. Сириус сделал вид, что возится со своим зельем (теперь это была комковатая оранжево-коричневая жижа) и не замечает чужого присутствия, пока Ремус не подошел к краю причала и не сел рядом. Он был босиком, как Сириус и ожидал, а на коленях его светлых джинсов с манжетами виднелись старые пятна от травы. Ремус произнес: — Хэй. Сделав над собой усилие, Сириус взглянул на него. — Хэй. Тот все еще был бледен, под его глазами лежали темные круги, а волосы были в полнейшем беспорядке, но один уголок его губ слегка приподнялся, когда Сириус встретился с ним взглядом. — Я кое-что получил по почте, — сказал он, доставая из заднего кармана фотографию и протягивая ее Сириусу. — Неплохо справляется, правда? — Джеймс, одетый в индийскую курту с вышивкой, стоял между матерью в сари и отцом в парадной мантии. Он мрачно смотрел на Сириуса, пока миссис Поттер, стоя на цыпочках, пыталась пригладить волосы сына, хоть и безуспешно. Усмехнувшись, Сириус перевернул фотографию, чтобы прочитать надпись на обороте. Лунатик и Бродяга, Узрите мои страдания, ибо сейчас я переживаю период упадка и неудовлетворенности. Если я когда-нибудь и соизволю прийти на свадьбу, которая не будет устроена в нашу с Эванс честь, то это состоится еще очень не скоро. По крайней мере, здесь хорошая еда. Возвращайтесь ко мне скорее, мои друзья до первой беды. Ваш в трудную минуту, Сохатый — Вечная королева драмы, — пробормотал Сириус, возвращая фотографию Ремусу. По правде говоря, он очень мало думал о Джеймсе во время своего пребывания здесь, и осознание этого заставило его желудок слегка сжаться от чувства вины. Почему в последние дни он не мог относиться к своим друзьям так, как они того заслуживают? — Тебе уже лучше? — спросил Сириус, поворачиваясь к жиже в ступке. Ремус пожал плечами. — Немного. — А как твоя рука? Ремус вытянул руку, осматривая. Шрамы все еще были свежими, но выглядели не хуже того раза, когда Сириус застал их ещё свежими. — Мама говорит, ты был великолепен. Сириус выдохнул через нос струю воздуха. — Так и было, Сириус, — продолжал настаивать Ремус. — Мой отец не смог бы сделать и половины из того, что проделал ты. — Да, конечно, — пробормотал Сириус, но решил не возражать. — Это было самое малое, что я мог сделать. Ремус развернул свои длинные ноги и опустил их в воду рядом с ногами Сириуса. — Мама также сказала... — начал он и помедлил, — она сказала, что нашла меня сегодня утром на лестнице. И что ты спал рядом с дверью, — его голос прозвучал вопросительно. — Я не пытался тайком пробраться внутрь или что-то вроде, не волнуйся. — А я и не волновался. Сириус сделал неловкое движение и начал срывать оставшиеся лепестки со стебля календулы. — Ты был прямо за дверью, — сказал он, бросая несколько лепестков в пруд и наблюдая, как те плавают на поверхности, словно крошечные плотики, — сходил с ума, потому что чуял мой запах, — Ремус застыл рядом с ним, и Сириус быстро добавил: — но потом я превратился в Бродягу, и ты ... ты успокоился и заснул. Ремус долго молчал. — Спасибо, — сказал он тихо. — Не стоит, — угрюмый, Сириус ткнул указательным пальцем в жижу. — Что это, кстати говоря, такое? Сириус указал на открытую книгу с другой стороны, немного смущенный. — Травяная штука для твоего синяка. Сюда еще нужно добавить коровяк... Ремус фыркнул от смеха. — Ты слишком много времени проводишь с моей мамой, — сказал он, когда Сириус извлек лист из своей кучки лесных находок. Он разорвал его на три длинные полосы, как было предписано в книге, поджег палочкой и быстро бросил в ступку. Смесь закипела, и кусочки листьев растворились, превратив смесь в густую зеленовато-коричневую пасту. — Выглядит чертовски отвратительно, — признался Сириус, поднося ступку к носу, чтобы понюхать содержимое. — Но пахнет не так уж плохо. — Это блестяще, — заверил его Ремус. — Может, мне просто ... э-эм ... это намазать? — Ага. Ты не хочешь, эм … Ремус кивнул, задрал футболку, и слегка поморщившись, поднял руки и стянул ее через голову. Синяк все еще выглядел устрашающе, пятно темно-фиолетового цвета расплылось по всему боку: от подмышки до укуса оборотня на талии, но большая часть все же имела зеленый оттенок, и Сириус решил, что это хороший знак. Ремус потянулся к ступке и пестику на коленях Сириуса. — Я могу это сделать, — выпалил Сириус. — Я имею в виду... если ты хочешь. Ремус уставился на него, нахмурив брови. — Вчера ты снова и снова... вздрагивал, когда я дотрагивался до тебя. После... после того, что я тебе рассказал, — он отвел взгляд и принялся шарить ногами по воде, изображая безразличие, а потом тихо спросил: — Ты все еще боишься, что я собираюсь соблазнить тебя? Лицо Сириуса вспыхнуло. — Это не ... это значило совсем не это, — сказал он несчастным голосом. — Что же тогда это значило? Сириусу захотелось нырнуть в пруд вниз головой и утопиться. Он провел несколько часов в лесу, ища травы и ломая голову над тем, что скажет, когда неизбежно возникнет этот разговор. В ужасающе похожей манере Ремуса он даже отрабатывал различные сценарии вслух, но ни один из них не был похож на тот, что происходил сейчас. — Ты позволишь мне обмазать тебя этой гадостью, или как? — пробормотал он. Ремус взглянул на него, закусив губу. — Да, хорошо. Сириус погрузил два пальца в густую пасту и зачерпнул немного. Ремус слегка повернулся к нему лицом, и Сириус, протянув руку, провел пальцами длинную полосу по его груди, где синяк был темнее всего. Кожа Ремуса покрылась мурашками, а соски слегка затвердели, но Сириус заставил себя сосредоточиться на своей работе. Он продолжал тщательно обмазывать бок Ремуса, убедившись, что весь синяк покрыт ровным слоем мази. Когда его пальцы достигли талии, он случайно коснулся одного из ужасных серебряных шрамов от укуса оборотня, и Ремус вздрогнул. — Черт...прости, я не хотел ... — Все в порядке, — пробормотал Ремус. — Ты можешь... Прикоснуться к нему, я хотел сказать. Сириус неуверенно посмотрел на него, но лицо Ремуса выражало открытость и искренность. С колотящимся сердцем Сириус провел большим пальцем по небольшому участку шрама, который тянулся от позвоночника до пупка в форме нечеткого, искривленного овала, и ощущал все бороздки и шероховатости, пока воздух между ним и Ремусом становился неподвижным. Ощущение было таким, будто ему доверили что-то неизмеримо ценное, и на мгновение Сириус потерял дар речи. — Я в этом не силен, — наконец сказал он, сам не совсем понимая, что имеет в виду. Он взглянул на Ремуса, который слегка нахмурился, ожидая, что он продолжит свою речь. В этот самый момент Сириус понял, что все, что он репетировал, все реплики, которые он повторял про себя, полностью исчезли все разом из его головы. — Я просто ... я просто не хочу, чтобы ты думал, что никто не сможет полюбить тебя, если узнает, что ты оборотень. Или... или если узнает, что ты... гей, или что-то еще, что угодно. Я имею в виду... я люблю тебя, а я ... я знаю обе эти вещи. Ремус замер рядом с ним, но Сириус все еще не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. — Сириус... — Я не знаю. Я не знаю, что я ... — Сириус лихорадочно провел рукой по волосам; он боялся, что его вырвет, или он потеряет сознание, или то и другое вместе. — Я очень хочу поцеловать тебя, Ремус. Слова повисли над ними в неподвижном летнем воздухе, словно москитная сетка. Сириус судорожно вздохнул и закрыл глаза, думая о том, что если он поддастся своему импульсу и трансгрессирует в Исландию, то, вероятно, повредит большинство жизненно важных органов. Получившееся изображение не слишком отличалось от реальности: Ремус и сейчас сидел на краю причала рядом с кучей трясущихся внутренностей. Как только его решимость оставаться на месте начала ослабевать, Ремус нарушил молчание. — Так поцелуй же. Сириус слышал слова достаточно ясно, но потребовалось время, чтобы их смысл проник в его мозг и опустился на дно осадком. И когда это произошло, он открыл глаза. Лицо Ремуса находилось в нескольких дюймах от его собственного, и в конце концов Сириусу сейчас было невероятно просто наклониться и сократить расстояние. Их губы были сухими, и Сириус не стал затягивать поцелуй; через несколько секунд он медленно отстранился, все же оставаясь достаточно близко, чтобы чувствовать на своем лице неглубокое дыхание Ремуса, и ждал того, что последует за этим. Глаза Ремуса распахнулись, моргая. Он судорожно сглотнул. Затем он рванулся вперед, и на этот раз их рты столкнулись, открылись, и Сириус подумал: "Конечно, он на вкус как шоколад". Поцелуй с Ремусом был похож на симбиоз. Они двигались и дышали вместе; каждый толчок его языка во рту Ремуса вызывал у того дрожь или вздох; и когда пальцы Ремуса запутались в его волосах и потянули, Сириус ответил хриплым тихим стоном, который вызвал бы неловкость, если бы он мог соображать в этот момент. Он запустил пальцы в завитки волос на затылке Ремуса, в то время как другая его рука скользнула по обнаженному плечу, вниз по покрытой шрамами груди и внезапно натолкнулась на холодную липкую пасту на боку. — Иу, — проворчал он, отстраняясь, и Ремус неожиданно расхохотался. — Лучше бы это дерьмо сработало, иначе клянусь богом... — он вытер руку о деревянный причал и снова посмотрел на Ремуса. Его щеки порозовели, глаза лихорадочно блестели, а уголки рта медленно растянулись в улыбке. Сириус мог бы смотреть на него до тех пор, пока на улице не станет слишком темно, чтобы что-то разглядеть. — Знаешь ... ты мог бы сказать. — Я мог бы ... — пробормотал Сириус. — Кто бы говорил! — Я говорю это уже годами, — выпалил Ремус, будто это была самая очевидная вещь в мире. — Ну, что ж. Ты явно не учел, что через мой аномально толстый череп может проникнуть только самый очевидный флирт. — О, "Я не понимаю, что такое флирт", говорит парень, который только что использовал слова "флирт", "проникнуть" и "аномально толстый" в одном предложении. — Прошу тебя, это были просто грязные разговорчики. Я гораздо более тактичен, когда дело касается настоящего флирта. — Тогда приведи пример, — предложил Ремус. Сириус загудел; ему было трудно сосредоточиться, когда голова кружилась так сильно, что он чувствовал себя пьяным. — Не знаю, считается ли это, — сказал он, — потому что в то время я не знал, что действую из побуждений к флирту, но... то стихотворение, которое ты переписывал однажды утром, — я знал, что это Рембо, потому что я ... ну, я знал, что он тебе нравится, так что я читал кое-что из него в прошлом году. Наверное, я надеялся, что смогу как-то органично процитировать его в разговоре, и ты будешь дико впечатлен, но на самом деле все прошло совсем не так, да? Надо отдать Ремусу должное, так как он явно пытался сохранить невозмутимое выражение лица. — Это ... Сириус, это очень мило, — сказал он, прикрыв рот кулаком, чтобы не рассмеяться. — Гораздо тактичнее, чем я ожидал от тебя. — Я покажу тебе тактичность, — усмехнулся Сириус и вытер каплю целебной пасты о щеку Ремуса, что вызвало возмущенный вопль и последующую возню со ступкой и пестиком, пока те не упали в пруд и их не пришлось с неловкостью доставать с помощью манящих чар. Солнце уже полностью скрылось за верхушками деревьев, изредка подмигивая им, когда ветер трепал листья. На дальней стороне пруда начала квакать лягушка, и на пристани, мгновенно простив все обиды, Ремус наклонился к Сириусу и накрыл его руку своей.***
Утром своего последнего дня в доме Люпинов Сириус проснулся посередине кровати. Он моргнул затуманенными глазами, пытаясь сфокусировать взгляд на комнате, а затем его желудок сжался, когда он заметил руку, обвившую его талию, - Ремуса - и горячее дыхание на затылке, - тоже принадлежавшее Ремусу. Он уткнулся лицом в подушку и глупо ухмыльнулся про себя, когда воспоминания о вчерашнем постепенно всплывали в его сознании. Целый день они провели вместе на улице, купаясь, работая в саду и бродя по лесу, а когда Сириус отправился с Хоуп на первый урок по изучению двигателя в гараж, Ремус последовал за ним, хоть и только для того, чтобы развалиться на переднем сиденье, поедать яблоко и корчить рожи всякий раз, когда Сириус выглядывал из-за открытого капота. Также были поцелуи - множество поцелуев, под деревьями, на лестнице к причалу и у стен спальни Ремуса, так много поцелуев, что удивительно, как их постоянно красные губы не выдали их с головой. На самом деле он, вероятно, обманывал себя, думая, что они вообще сохранили хоть какое-то подобие секретности. Но Ремуса, похоже, не волновало, знает ли об этом Хоуп, так что Сириус тоже не особо переживал. Однако, если быть до конца честным, он втайне испытывал некоторое облегчение от того факта, что во время этих двух дней после первого поцелуя на пристани не было еще ничего, кроме самих поцелуев. В конце концов, он никогда раньше не был с парнем, не говоря уже о лучшем друге, с которым он был знаком шесть лет, и он никогда не был с кем-то, от кого его ладони потели так, как от Ремуса. Это было великолепно, конечно, но и немного пугающе, так что он был рад позволить Ремусу задавать темп в отношениях, пока усталость после луны не пройдет. Лучше медленно акклиматизироваться, решил он, и властвовать над своим сердцем и членом, пока мозг не присоединится к ним. Но сегодня его мозг работал не так уж хорошо - потому что сейчас Ремус целовал его в шею: утренние движения были медленными, словно льющаяся патока, и Сириус обнаружил, что инстинктивно реагирует, выгибая спину и прижимаясь к нему. Затем пальцы Ремуса нашли его подбородок и развернули лицо так, чтобы можно было поцеловать. Это был медленный поцелуй, но он быстро углубился, и было что-то голодное и преднамеренное в том, как язык Ремуса лизнул его рот, и в том, как его теплая рука медленно скользнула от челюсти к шее и вниз к груди, где его большой палец коснулся соска Сириуса. У Сириуса перехватило дыхание и его член встал уже наполовину, когда Ремус отстранился, ехидно ухмыльнулся и прошептал ему на ухо: — Лучше поторопись, не то наш завтрак остынет. А затем он вышел из комнаты. Челюсть Сириуса дергалась в неистовстве, пока Ремус натягивал джинсы, но тот ушел, усмехаясь, прежде чем какой-либо звук успел сорваться с его губ. К тому времени, когда Сириус достаточно долго представляя в голове образ мадам Пинс в бикини и, подготовившись, спустился вниз, Ремус успел съесть уже половину яиц и сосисок (конечно же, конечно же, это должна была быть сосиска) на своей тарелке. — Доброе утро, Сириус, — весело сказала Хоуп, отвернувшись от плиты, когда он сел напротив Ремуса. — Доброе утро, — столь же весело ответил Сириус, хотя изо всех сил старался смотреть через стол. Ремус, казалось, ничего не заметил, но не успела Хоуп поставить перед ним тарелку, как Сириус почувствовал, как босая пятка Ремуса заскользила по его ноге под столом. — Ты выглядишь уже намного лучше, дорогой, — сказала Хоуп, садясь рядом с ними. Она была права: темные круги под глазами Ремуса почти исчезли, и румянец снова покрывал его щеки. — Значит, двенадцатичасовой сон сработал, как и планировалось, — большой палец ноги Ремуса мазнул по лодыжке Сириуса. — Хотел хорошо отдохнуть, учитывая, что Сириус сегодня уезжает и прочее. — Я запомню это в следующий раз, — жестко сказал Сириус, — прежде чем высмею тебя за то, что ты хочешь лечь спать в девять. — Я всегда заботился о твоих интересах, — сказал ему Ремус, откусывая кусок колбасы таким образом, что это полностью опровергало его заявление. Как бы сильно Сириус ни любил Хоуп и ни радовался ее присутствию, в это утро она не уходила на работу слишком долго. Он пытался слушать и кивать, пока она болтала с ними, но все, что касалось Ремуса, отвлекало внимание: от его растрепанных волос до непристойного жевания губ, а также ноги, которые не прекращали медленные нападки под столом. Наконец, после того как Сириус в отчаянии съел две полные тарелки, Хоуп взглянула на часы, выругалась, поцеловала каждого из них в макушку и поспешила к двери. Сириус глубоко вздохнул и вытер ладони о джинсы. Ремус барабанил пальцами по столу, пока они слушали, как Thunderbird катится по въездной дорожке и уходит за пределы слышимости. Затем он встал. Его нижняя губа сильно распухла, оттого, что он жевал ее, не переставая. Он медленно обошел стол, встал рядом с Сириусом, и наконец встретился с ним взглядом. — Закончил? — спросил он, потянувшись за пустой тарелкой. Сириус уставился на него. Затем он встал так быстро, что кровь отхлынула от головы, и из-за резко возникшего головокружения он наткнулся на Ремуса, который тут же поймал его на руки, крепко удерживая. Быстро придя в себя, он попытался сделать вид, что все задумывалось как сексуальное набрасывание, а не обморок, и ему даже удалось внушить себе, что так оно и было. Ремус фыркнул, когда Сириус толкнул его обратно к столу и вторгся в его личное пространство, слегка приподнявшись на цыпочки, и теперь их глаза были на одном уровне. — Думаешь, ты такой ловкий, да? — Я так не думал, — сказал Ремус прерывающимся голосом, — пока не увидел, как ты отреагировал на касание моей ноги под столом. Вот после этого я стал уверен, что я самый хитрый парень на этой... Сириус заткнул его поцелуем. Ремус тихонько застонал и поцеловал его в ответ, обеими руками запутываясь в его волосах. Затем, двигаясь так незаметно, что у Сириуса снова закружилась голова, Ремус переместился таким образом, что Сириус теперь нависал над столом, а Ремус всем телом: от колен до груди, - прижимался к нему. Он застонал партнеру прямо в рот и впился ногтями ему в спину, и довольно скоро Ремус уже рычал ему в ухо: "Наверх...кровать...сейчас же..." Сириусу не нужно было повторять дважды. Оступаясь, они взобрались по лестнице. Сириус фыркнул от смеха, когда Ремус споткнулся на верхней ступеньке и чуть не упал; но тут губы Ремуса снова оказались на его собственных, и тот потянул его за собой в спальню. Они целовались с таким отчаянием, которое Сириус никогда раньше не испытывал, и как только Ремус через голову стянул с него футболку, Сириус отпрянул и поцеловал его сильней, чтобы наверстать упущенную секунду контакта. В конце концов он ударился задней частью колен о кровать и упал на нее, прежде чем смог, поднявшись, опереться на подушки. Его ноги инстинктивно раздвинулись в стороны, и Ремус, забравшись на кровать, встал между ними на коленях. Они оба тяжело дышали, и оба, как заметил Сириус, покачнувшись и посмотрев вниз, были возбуждены. Он сглотнул, когда Ремус сел на пятки и потянулся, чтобы стянуть футболку через голову. Его целебная паста, как ни странно, сработала: синяк на боку Ремуса теперь был скорее зеленого цвета, а не фиолетового, и уменьшился примерно вдвое. Сириус протянул руку и осторожно провел по нему пальцем, чувствуя, как Ремус слегка вздрогнул от его прикосновения. — Все... я имею в виду все это ... нормально? — спросил Ремус низким голосом, в котором появилась неожиданная нотка неуверенности. — Да, — выдохнул Сириус. — Я думаю ... я думаю, да, — он сделал выдох, только сейчас заметив, что задержал дыхание. — Мне кажется, я давно этого хотел. На лице Ремуса мелькнула усмешка: — Мне кажется, я хотел этого дольше. — Ладно, это не соревнование, Ремус. — Впервые слышу эту комбинацию слов от ... ох! Рука Сириуса соскользнула с ребер Ремуса. Он наблюдал, как глаза Ремуса закрылись, когда он погладил его через джинсы, а затем тот глубоко вздохнул и наклонился, чтобы поцеловать его. Сириус притянул его ближе, и Ремус устроился на нем сверху, вдавливая своим весом в матрас. Когда Ремус пошевелил бедрами, Сириус смущающе громко ахнул. Но затем тот сделал это снова. И снова. И голова Сириуса откинулась на подушки, пронзительный стон сорвался с губ, и смущение внезапно стало самым последним из того, о чем он мог думать в тот момент. Он обхватил Ремуса ногами за талию и провел ногтями по его спине, и Ремус издал низкий звук в шею Сириуса, прежде чем укусить его. Сириус выругался, его бедра взбрыкнули, и вскоре он уже бормотал: — Пожалуйста... блять, Лунатик, я хочу... Могу я... — Можешь что, — резко выдохнул Ремус ему в ухо, снова сделав движение. — Могу я... своим ртом? … Ремус затаил дыхание и поднял голову, чтобы посмотреть на Сириуса. Его глаза были широко распахнуты. — Серьезно? Сириус кивнул и поднес руку к подбородку Ремуса, чтобы провести большим пальцем по его нижней губе. Ремус поцеловал его ладонь, а затем Сириус обхватил его ногами и перекатился так, что оказался верхом на нем. Ремус тяжело вздохнул, когда Сириус, наклонившись, поцеловал его в шею. Он скользнул языком по ключице и спустился к груди, а когда взял в рот сосок Ремуса, тот ахнул, и Сириус почувствовал, как кровь закипает от неистового безумия. Он вдруг осознал, что не имеет ни малейшего представления о том, что делает, прокладывая дорожку из поцелуев по изуродованному шрамами животу Ремуса, но азарт двигал его вперед: азарт и чистое, направленное желание, которое только сейчас открыло ему свою остроту. Он не думал, что когда-либо хотел чего-то с такой ясной простотой. Он еще раз поцеловал Ремуса в бедро и посмотрел на него снизу вверх. Ремус лежал, приподнявшись на локтях, и смотрел на него: его зрачки расширились, губы приоткрылись, покрасневшая грудь высоко вздымалась. Сириус подумал, с содроганием в животе, насколько тот прекрасен — как же он раньше не понимал, до какой степени это правда? Ремус встретился с ним взглядом и едва заметно кивнул, и Сириус дрожащими пальцами расстегнул пуговицу на джинсах. Ремус приподнял бедра, чтобы помочь ему снять их, и Сириус перебросил их через плечо. Конечно, он и раньше видел Ремуса обнаженным, но только после полнолуния - никогда, когда он выглядел таким распутным, и никогда, когда Сириус мог позволить себе задержать на нем взгляд. Теперь он упивался его видом, медленно стягивая с него боксеры. Он сглотнул, когда его взгляд опустился на раскрасневшийся член, изгибающийся к пупку. Ремус тяжело дышал, его глаза расширились, и радужка вокруг зрачков потемнела, когда Сириус устраивался у него между ног, обхватывая его бедра. С бешено колотящимся сердцем Сириус наклонился и осторожно лизнул каплю предэякулята, образовавшуюся на кончике члена. — Сириус... черт, я сейчас... я не думаю, что я долго про... Голос Ремуса растянулся в продолжительном стоне, когда Сириус взял головку его члена в рот. Тот откинул голову на подушки и вцепился пальцами в волосы Сириуса. Член Ремуса был довольно большим - Сириус не осознавал этого, пока не почувствовал, в какой растяжке находятся его губы, но он обхватил рукой то, до чего не мог дотянуться губами, и попытался качнуть головой. Он слегка поперхнулся из-за необычного странно соленого вкуса и тяжести во рту, но стон, который издал Ремус, был так прекрасен, что он продолжал насаживаться ртом, чтобы только услышать этот звук снова. Ему не потребовалось много времени, чтобы освоиться, и как только он это сделал, то понял, что будет счастлив оставаться здесь часами, не делая ничего другого, — даже не обращая внимания на растущую боль в челюсти или слюну, стекающую по подбородку. Но прошло совсем немного времени, прежде чем ноги Ремуса задергались в судороге, а спина начала выгибаться, и когда Сириус взял достаточно глубоко, и член достиг глотки, тот бурно кончил, всхлипывая имя Сириуса. Он крепко сжал его бедра и сглотнул. Ремус застонал, его голос звучал придушенно. Он лениво похлопал Сириуса по плечу, и Сириус поднялся к нему, чтобы поцеловать, позволяя Ремусу лизнуть его рот и попробовать себя на вкус. Твердая эрекция Сириуса уже была болезненной, но Ремус не нуждался в подсказках — он уже нащупал ширинку Сириуса и обхватил ладонью его член, и Сириус толкнулся в нее, уткнувшись лицом в плечо Ремуса. Он продержался всего несколько толчков, прежде чем все его тело содрогнулось, а разум полностью очистился; кончив на пальцы Ремуса, Сириус выругался в его шею. Они лежали так некоторое время, переводя дыхание, пальцы чистой руки Ремуса гребнем рылись в волосах Сириуса. Затем Сириус застонал и скатился с него, чтобы осмотреть беспорядок. — Спасибо за это, — сказал Ремус, указывая на сперму, размазанную по его животу и груди. — Думаю, тебе идет, — пробормотал Сириус, а затем приподнялся на локте и улыбнулся ему. — И... Эй, Лунатик, теперь ты действительно можешь быть ловким. Дошло, почему? Щеки Ремуса порозовели, и он попытался сохранить усталое выражение лица, но это не помогло, потому что его рот дергался. — Ненавижу тебя. — Ты любишь меня. Ремус сморщил нос. — Без комментариев. Сириус потянулся за волшебной палочкой, лежащей на прикроватном столике, и заклятием исчезновения убрал весь беспорядок; затем он придвинулся ближе и положил голову на плечо Ремуса, понимая, что меньше чем через двенадцать коротких часов он будет мчаться обратно в Хэмпшир на Ночном Рыцаре. Единственное, во что было труднее поверить, чем в его скорый отъезд, так это в то, что прошло всего пять коротких дней с тех пор, как он приехал. — Не забудь обо мне, после того, как я уеду, — вдруг сказал он, наклонив голову и умоляюще глядя на Ремуса широко раскрытыми глазами. — До начала учебы еще целых две недели. За две недели многое может случиться. Ремус поджал губы, задумавшись. — Это правда, — медленно произнес он, — но ты только что произвел достаточно хорошее впечатление. Даже позволю себе заявить, что, скорее всего, я этого не забуду. Сириус укусил его за плечо.***
— Аккумулятор? Сириус указал на черный ящик слева от двигателя. — Хорошо, — сказала Хоуп. — Поршень? — Сириус указал на деталь, и она одобрительно кивнула. — Хорошо. И, давай-ка посмотрим ... распределитель зажигания? Превосходно. Сириус оглянулся через плечо и вскинул одну бровь, смотря на Ремуса, который стоял, прислонившись к двери гаража, и скрестил руки на груди. Тот в ответ тоже поиграл бровями, и Сириус усмехнулся. — Ты уверен, что в тебе нет ни капли магловской крови? — Спросила Хоуп, повернувшись к нему и прищурившись. — К сожалению, в этом нет никаких сомнений. — Значит, ты просто самородок. Ремус рос среди машин, но я не думаю, что он поймет разницу между карбюратором и генератором... — Мам, я прямо тут стою. — Я знаю это, дорогой, а ты знаешь, что я очень тебя люблю. — Честно говоря, когда я менял колесо сегодня днем, он мне очень помог, — сказал Сириус. — Дал мне правильный ключ, когда я попросил его. — О да, для меня еще не все потеряно, — сказал Ремус, закатывая глаза. — В любом случае, мне надо выкинуть компост, а это то, в чем я очень и очень хорош. Оставляю мастера и подмастерье наедине с их ремеслом, — он криво усмехнулся Сириусу и, развернувшись, ушел. Сириус смотрел ему вслед, пока тот направлялся к дому. Затем Хоуп прочистила горло, и Сириус резко обернулся. Она была занята вычищением грязи из-под ногтей, но Сириус подозревал, что делала она это исключительно для того, чтобы избежать неловкости с его стороны. — Пойдем-ка, — сказала она, мотнув головой в дальний угол гаража. Один уголок ее губ приподнялся. — Я хочу кое-что тебе показать. Сириус последовал за ней, пробираясь сквозь лабиринт картонных коробок, мешков с удобрениями, старых велосипедов и прочего хлама, который обитал в гараже вместе с машиной Thunderbird. В дальнем углу, под пыльным окном, сквозь которое слабо пробивались последние лучи вечернего солнца, стояло что-то крупное. Он раньше не замечал этот предмет, так как тот был накрыт брезентом, цвет которого сливался с цветом стен. — Я понимаю, что всего пару дней назад начала учить тебя пользоваться четырехколесными транспортными средствами, — сказала Хоуп, когда они подошли к нему, — так что не знаю, как ты относишься к идее о двухколесном, но… Сириус открыл рот, чтобы заявить о своей растерянности, но тут Хоуп стащила брезент с предмета, и вопрос застрял у него в горле. Она бросила брезент на землю, подняв облако пыли, закружившееся вокруг, а затем осевшее на сверкающий мотоцикл черно-серебряного цвета. — Это "Нортон Коммандо", — сказала Хоуп, когда Сириус протянул руку, чтобы коснуться фары. — Я нашла его на блошином рынке в Кардиффе лет восемь - десять назад. Это была, что называется, импульсивная покупка. — Он великолепен, — выдохнул Сириус, проводя рукой по кожаному сиденью. Он не мог отвести от него глаз. — Ты часто на нем ездишь? — Ну, в этом-то все и дело, понимаешь? В общем, не часто — как оказалось, я больше по четырехколесному транспорту, — она улыбалась во весь рот. — Но ты уже и так знаешь. Сириус медленно обошел мотоцикл, чтобы осмотреть его с другой стороны. Туманный солнечный свет, струящийся из окна, отражался от серебра яркими пятнышками света. — Я хотела поинтересоваться, может, ты бы захотел его забрать, — сказала Хоуп. Сириус оторвал взгляд от мотоцикла и уставился на нее. Она подняла брови, ее лицо застыло в ожидании, хоть на лице была ослепительная улыбка. — Ты шутишь. — О, вовсе нет. Ремус таким не интересуется, а я предпочитаю свой Thunderbird, так что он все равно будет просто стоять здесь и ржаветь. Сириус смотрел на нее, разинув рот, но уже чувствовал, как его улыбка превращается в радостную усмешку. — Черт возьми, — пробормотал он, проводя рукой по волосам. Он протянул руку, чтобы коснуться металла, и ему показалось, что тот вдруг стал теплым под его пальцами. — Однако, я отдам его тебе с одним условием. Точнее, с двумя, — Хоуп скрестила руки на груди и, кажется, попыталась придать лицу строгое, родительское выражение. Сириус выпрямился и посмотрел ей в глаза, показывая, что жадно слушает. — Первое: ты заберешь его с собой домой не сегодня вечером, хотя бы потому, что я сомневаюсь, что тебе позволят взять его в волшебный автобус, — плечи Сириуса поникли, но он решил, что это вполне резонное замечание. — Сначала тебе нужно сделать домашнее задание. У меня есть несколько книг, которые ты сможешь забрать домой - я хочу, чтобы ты знал о мотоциклах столько же, сколько узнал от меня о машинах. Узнай, как ухаживать за ними, изучи теорию вождения - и в следующий раз, когда ты приедешь в гости, на Рождество, Пасху или следующим летом, мы с тобой поедем получать права. — Идет, — введение крайнего срока одновременно подняло его настроение и стало повышением мотивации - он всегда был готов ответить на вызов, особенно когда на кону стояло это. — Второе, — сказала Хоуп и замолчала. Сириус почувствовал, что слегка напрягся. — Носить шлем. — О, — Сириус разразился лающим смехом. — Да-да. Я обещаю. — Это правило для вас обоих. — Я... что? — Сириус бросил взгляд на мотоцикл. — Оу, — на длинном кожаном сиденье явно нашлось бы место для двоих. Незваный образ возник в его голове: он мчится по зеленой валлийской сельской местности с Ремусом: руки того обнимают его за талию, подбородок лежит у него на плече. Сириус почувствовал, как его лицо покраснело. Хоуп снова сделала вид, что ничего не заметила, а Сириус снова подумал, что этот трюк был очень щедр с ее стороны. — В этом отношении Ремус и сам окажет хорошее влияние, — сказала она, и Сириус усмехнулся, вспомнив, как Ремус отказывался сдвинуть Thunderbird с места, пока Сириус не пристегнул ремень безопасности. — Но я все равно хотела установить это правило официально. — Я буду носить его, — сказал Сириус, а затем неуверенно посмотрел на нее. — Я...да. Мы оба будем. Она кивнула один раз, будто его слова было достаточно, чтобы скрепить сделку, и Сириус почувствовал прилив нежности к ней. Он поспешил к ней и заключил ее в объятия. — Спасибо, — сказал он, зарывшись лицом в ее серебристые волосы. Ее глаза слегка блестели, когда он отстранился, но он ответил ей любезностью на любезность и притворился, будто не замечает. Она протянула руку и нежно коснулась его щеки. — Ладно, — сказала она через некоторое время, закатывая глаза и смеясь, словно уже исчерпала свой дневной лимит сентиментальности, — теперь можешь пойти к нему и все рассказать. Сириус улыбнулся ей и повернулся, чтобы уйти. — Да, и еще Сириус, — она задумчиво посмотрела на него, уперев руки в бока, — просто чтобы сейчас расставить все по полочкам.... Не делай мотоцикл более опасным, чем он есть, хорошо? Ты знаешь... с помощью магии. Никаких заклинаний, увеличивающих скорость или...даже не знаю. Пламени, вырывающегося из выхлопной трубы. Всего в этом роде. Сириус на мгновение поджал губы, размышляя - но скорость и огонь были не совсем тем, о чем он подумал. А то, о чем он действительно задумался, наверняка не могло быть опаснее квиддича, скажем, или беготни с оборотнем раз в месяц. — Договорились, — сказал он, наигранно преувеличенно подмигнув ей. Она рассмеялась и выпроводила его прочь. Когда Сириус вышел из гаража, солнечный свет уже начал угасать. Он глубоко вдохнул летний воздух: теплый, еще не прохладный от наступающего сентября. Тут из леса появился Ремус, вытирая грязные руки о джинсы и размахивая пустым ведром из-под компоста. Он помахал Сириусу с другого конца двора. Сириус побежал ему навстречу.