***
— Я скоро уйду. По делам… — неловко пробормотал Нашимура, аккуратно складывая в стопочку своё немногочисленное имущество. Смотреть на гробовщика почему-то было неловко и стыдно, будто он не по делу был вынужден отлучиться, а признавался в походе к любовнице. — Угу, — на автомате откликнулся Азума, рассеянно перебирая струны гитары. Он прекрасно знал, куда и против кого, но после бессонной ночи мучительных раздумий и безуспешных убеждений себя, что так гуманней, пребывал в унынии. Он пытался, искренне пытался следовать своим же правилам, уговаривал себя, что так надо, но не смог ни пристрелить это недоразумение, ни сообщить ему правду, которую все знали ещё сутки назад. Ему было тошно и противно. Не только от взгляда на это нескладное лицо с непропорционально огромными глазами, но и от самого себя. И последнее было непривычно и паскудно в крайней степени. Тамаки не мог не знать о происходящем за дверьми этой прокуренной до последнего атома комнаты, но ранее не высказывал ни малейшего неудовольствия. Однако сейчас почему-то передумал, надеясь на неизвестно какой результат. Вот чего он добивается? Проверяет? Боится, что преданный подчинённый настолько привязался к нелепому пацану, что решится на побег, наспех спланированный на коленке за ночь? Или, как всегда, просто хочет насладиться первоклассным шоу «несчастных влюблённых»? А может, всё ещё проще, и к ним это не имеет никакого отношения, а единственный мотив — стравить сильнейших? Вот только Стервятник уже не сильнейший. Он проиграл Жаворонку, причём глупо и по-детски. Вот если б он и там выиграл… Внезапная мысль заставила Азуму истерично расхохотаться. Не думает же Тамаки, что, стоя у края арены, лидер гробовщиков вдруг наплюёт на свои обязанности и попытается спасти это недоразумение ценой собственной жизни? Устроит шоу похлеще того, что на арене, и начнёт отстреливаться, дабы сохранить жизнь своему питомцу? Это звучит смешно. Даже сейчас, когда подобные мысли и правда мелькают в голове. — Я… Это… Скоро вернусь, — сдавленно вякнул мальчишка перед тем, как выскользнуть из комнаты, чем вогнал Генкаку в несвойственное ему злобное оцепенение. Никогда в жизни он не слышал столь беспардонной лжи от своего питомца, и новизна впечатлений заставила его застыть статуей. Вернётся. Вернётся?! Первым в стену полетел столик, жалобно зазвенев поскакавшими по полу осколками. Диваны, вешалка, входящая в стандартный набор интерьера, барные стулья… Не помнящий себя от ярости бывший монах очнулся лишь спустя несколько минут, тупо разглядывая опустевшее пространство за подобием барной стойки с угрюмо покосившимися полочками и треснутым в нескольких местах зеркалом. Уцелевших бутылок было чуть меньше, чем полторы, а из стаканов не пережил эту вспышку ни один. Выбрав из осколков чудом сохранившуюся последнюю бутылку, Генкаку запрыгнул на единственный избежавший его гнева предмет мебели (барную стойку, отделавшуюся легким испугом). Брезгливо поджимая ноги от растекающейся лужи алкоголя всех сортов и видов и отпивая прямо из горла, гробовщик закурил. Последние слова проклятого смертника бились о череп, возмутительным образом не утопая в поглощаемой текиле. Вернется он, как же. После боя с Пересмешником. Да если он переживёт эту схватку, то Шоу Неудачников всё равно не оставит мелкому идиоту и шанса. Один-то раз его пережить уже чудо, но два… Сигарета в тонких мозолистых пальцах гитариста дрогнула, осыпавшись пеплом в благоухающую спиртом лужу. Два, три, четыре… Сколько раз измученный мальчишка сможет бегать от неизбежной смерти? Даже если он нарушит все законы реальности и выживет, что ждёт его дальше? Бесконечная вереница однотипных дней, каждый из которых явно не лучше предыдущего. И этому не будет конца, пока в один из боёв удача не повернётся к нему задницей. Прямо как тогда… Пушистая мордочка с отрешённым, пустым взглядом. Несмотря на готовность умереть, в мягком тельце ещё теплится жизнь. Скорее инстинкт, нежели осознанное желание. Но надежда ещё есть, и он не может пройти мимо. Для него всё решено, но у существа, лежащего перед ним, шанс есть. И он пытается что-то исправить, пока не гремят первые отголоски взрыва, который, будто в насмешку, отчетливо даёт понять, что единственное спасение от мук — это смерть. И ничего нельзя изменить, можно лишь спасти. — Нет. Короткое слово вырывается инстинктивно, заставляя вздрогнуть. Раньше ему бы и в голову такое не пришло, но… неужели он слабак? Единственная неудача позволила смириться с происходящим, принять правила игры этого жестокого мира, перестать сопротивляться и надеяться. Но почему ОН мог идти на смерть с широко открытыми глазами и неизменной улыбкой, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что делает и насколько это бессмысленно? Наплевав на все попытки сломать его и подстроить под себя. Отлично зная, что о нём забудут, но до конца придерживаясь своих понятий о правильном. И он типа сильнее? Всего лишь из-за дурацкой веры в несуществующие чудеса? Что за бред! Опустевшая бутылка с дребезгом разбилась о стену. Он уже не вернётся. Чудес не бывает.***
Приоткрыв знакомую до каждого винтика дверь, Йори растерянно застыл на пороге, внимательно вглядываясь в творившийся хаос, высвеченный тусклыми коридорными лампами. Свет был выключен, а выхваченный скудным освещением участок навевал мысли о набеге варваров или тотальном шмоне помещения. Жутко воняло алкоголем и сигаретным дымом, что вселяло надежду, будто владелец этого свинарника находится где-то внутри. Однако при всём своём пофигизме Генкаку никогда не доходил до того, чтобы терпеть подобный срач, когда от входа видны осколки, необъятная лужа и странно изломанные силуэты опрокинутой мебели. Первым делом, переступив порог и направившись к выключателю, Нашимура споткнулся о поваленную вешалку и со сдавленным возгласом растянулся на полу, каким-то чудом не переломав себе конечности и почти не порезавшись. В ответ на это из дальнего угла донеслась подозрительная возня и, к облегчению мальчишки, знакомый прокуренный голос, проседающий на каждом звуке. — Уябывайте нахер откуда пришли. Стервятник с тоской покосился в то место, где должны были находиться его книжки, и уныло вздохнул, послушно пробуя подняться. Будь тут светло, он бы, может, ещё попытался свистнуть своё имущество, невзирая на недовольство хозяина комнаты, дождавшись, пока тот отвлечётся на выпивку или гитару. Но проворачивать это вслепую, зная, что Генкаку сперва стреляет, а потом… опять стреляет, не размениваясь на мелочи вроде «подумать», это самоубийство похлеще пережитого боя. Он уже почти добрался до двери, когда его вновь остановил до боли знакомый командирский голос. — А ну стоять. Йори послушно замер в крайне неудобной позе, как раз пытаясь перешагнуть подлую вешалку, дабы повторно не растянуться. Услышав ещё пару ругательств, он впервые разобрал в речи непробиваемого гробовщика искреннее недоумение. — Чёртов смертник? — устроив беспредел и вдоволь выплеснув злость, Азума совершенно не помнил, как вырубился, рухнув в углу, не дойдя до комнаты. И сейчас всё ещё пытался понять, является ли мутный силуэт в дверях галлюциногенным последствием стресса, бессонницы и пьянки или реально существующим знакомым идиотом, выжившим вопреки здравому смыслу. — Мгм! — поспешил подать голос Нашимура, вжимая голову в плечи и для верности зажмуриваясь, как нашкодивший кот. Он и сам не особо верил в то, что сегодня вернётся, однако не подозревал, что для сожителя его появление будет ещё более невероятным. Куда уж невероятней. Спустя пару минут отборного мата нашаренный выключатель наконец щёлкнул, явив хозяину помещения изумительную картину в виде нелепо раскорячившегося парня посреди разгромленной гостиной. Это было настолько сюрреалистично и нелепо, что вызвало нервный смешок. — Дверь закрой, придурок, — сжалившись, произнёс гробовщик, наблюдая, как мальчишка с облегчением оттаивает, торопясь выполнить новый приказ. Довольно быстро взяв себя в руки, он хотел было уточнить, как этот организм ухитрился выжить вопреки законам мироздания, однако, наткнувшись на ошалелый взгляд обернувшегося мальчишки, невольно расхохотался. Впервые за долгое время не злобно, не торжествующе, не в припадке безумия, а совершенно искренне, прекрасно понимая весь идиотизм ситуации. Это было безумно смешно. Два совершенно противоположных человека, стоящих посреди разгромленной комнаты, переживших очередной ненормальный день. Может, лишь потому, что они сами ненормальные? Каркающий смех оборвался так же резко, как и начался. — Эй. Генкаку так и не удосужился выяснить имя своего постояльца и даже прозвище его вспоминал через раз. В том числе сейчас, когда ему впервые захотелось позвать придурка по имени, память лишь пожимала плечами и расписывалась в собственном бессилии. Впрочем, это не имело значения. Похрустывая на каждом шаге осколками стекла, смертник неуклюже подошёл и с виноватой улыбкой ухватился за властно протянутую руку. Как маленький ребенок, с таким же искренним и чистым доверием, которое никогда не оправдывалось. Он не ждал ласки и сочувствия, утешений и вопросов. Как и Азума, он жил только здесь и сейчас, принимая любой исход как данность, но почему-то всегда оставаясь рядом, несмотря ни на что. И это стало последней каплей. Йори только растерянно хлопнул глазами, когда его сперва сгребли в неуклюжие объятия, а потом подхватили на руки, занося в святая святых, спальню, большую часть которой занимала низкая кровать с жёстким матрасом. Остальное пространство оказалось вопиюще пустым, а расположенные под потолком длинные лампы давали настолько мало света, что силуэт закрывшего дверь гробовщика скорее угадывался, нежели виделся. Но лишь расслышав в этом полумраке насмешливый смешок подходящего мучителя, Нашимура внезапно почувствовал острую резь в глазах. Он не должен здесь быть. Его место там, за дверью, на засыпанном осколками полу, среди луж алкоголя и раскуроченной мебели. Впрочем, наверное, он не заслуживает и этого, как и жизни, но почему-то… он всё ещё дышит. Ничтожный огрызок искалеченного во всех смыслах человека, существующий не иначе как в насмешку куда более достойным, но мёртвым людям. За что? Чьё место он занимает и почему смерть с таким упорством обходит его, предпочитая убивать медленно, но мучительно? Лучше бы его «спас» Азума… — Ты чё, плачешь, что ли? — ошарашенно поинтересовался бывший монах, вслушиваясь в судорожные всхлипы и пытаясь понять, что произошло. Нет, он уже видел, как Стервятник роняет слёзы, но обычно это было беззвучно, с отрешённым видом, будто мальчишка и сам не замечал бегущих по щекам солёных капель. Даже дыхание не сбивалось. Но никогда до этого он не ревел так горько, судорожно всхлипывая, дрожа всем телом и пытаясь утереть лицо обеими руками. — Да блять, чё случилось-то?! Вместо ответа получив жалкий стон, лидер гробовщиков потерял терпение, которого и так у него было отнюдь не в избытке. Плюнув на утешения, Генкаку повалил рыдающего собеседника на матрас, собираясь привычно наплевать на его скудные переживания и отвлечь чем-нибудь более приземлённым вроде грубого секса, после которого тот соображать не сможет, но, впившись в дрожащие губы, почти моментально отстранился, наконец догадавшись почему гадёныш за всё время не сказал ни слова. — Так ты… из-за этого, что ли? — тихо пробормотал Азума, невольно отводя глаза. На угадываемое в полумраке, знакомое до последней чёрточки лицо впервые в жизни было неуютно смотреть. Нет, вовсе не потому, что он внезапно преисполнился жалости. Просто как-то внезапно понял, о чём думает этот бестолковый ребенок, с раннего детства оказывающийся не в том месте не в то время. Что нога и язык это только начало. Что это чудное заведение отберёт у него всё, цинично отпиливая по кусочку от души и тела, пока не наиграется или не оставит беспомощный огрызок, который выкинут на помойку, как сломанную игрушку. Что хорошего ничего нет, а лучше уже не будет. И что даже сдохнуть тут ему спокойно не дадут, потому как его смерть уже кем-то распланирована и анонсирована для широкой публики. Ещё и ставки сделаны. Йори затих внезапно, как-то резко замолчав, и будто выключился, обмякнув безвольной тушкой. Всё ещё нависающий над ним Генкаку вздрогнул от неожиданности, увлёкшись собственными непривычными мыслями. Сперва подумал, что мальчишка потерял сознание, но, разглядев безучастные, поблёскивающие в полумраке глаза, понял, что ошибся. Впрочем, ничего удивительного. Человек с эмоциональным диапазоном табуретки на длительные истерики не способен. — Ты выберешься отсюда. Обещаю, — неожиданно даже для себя произнёс Азума, крепко обнимая затихшего пацана и утыкаясь носом в тонкую шею. — Не сегодня и не завтра, но ты выберешься отсюда, чёртов смертник. Даю слово. Нашимура не ответил. Да никто и не ждал.***
— Ну чё опять? — привычно огрызнулся лидер гробовщиков, неприязненно смотря на сияющего начальника. Об идеальном, спланированном до мельчайших подробностей плане побега, не предусматривающем участие третьих лиц, Тамаки знать никак не мог. Некому было рассказать. Даже сам пришибленный жизнью Стервятник об этом не знал, благо его роль сводилась только к беспрекословному подчинению организатору сего безобразия, а уж это он умел в совершенстве. Сам Генкаку тоже светлой идеей ни с кем не делился. Значит, этот вариант отпадает. Да и не стал бы Тамаки проводить с предателем увещевательные беседы. Позволил бы попытаться, погонял, как крысу по лабиринту, и «уволил» вперёд ногами, напоследок позволив прочувствовать всю наивность задуманного. Так на кой же ляд ему понадобилось поговорить, ещё и вызвав прямо с вечернего обхода? — Побеседовать захотелось, — как всегда дружелюбно улыбнулся промоутер, хитро поблёскивая глазами из-под модной оправы очков. — Смею надеяться, что за всё время, прошедшее с нашей последней встречи, ты ещё не забыл, что я твой начальник? — А есть сомнения? — нахально ухмыльнулся непочтительный сотрудник, продемонстрировав клыки. — Проблемы какие-то? — Это ты мне скажи, — в тон ему ответил босс, посмеиваясь. — Ведь ты у нас неофициальный начальник охраны и главный блюститель порядка. — Вроде всё норм, — уклончиво отрапортовал бывший монах, безразлично пожимая плечами и всё меньше понимая смысл происходящего. Обычно всё было наоборот. Тамаки вызывал его, отдавал приказы на устранение или советы, к кому приглядеться повнимательней, но никогда не спрашивал о положении дел у подчинённых, предпочитая узнавать обо всём первым, с компьютера. А то мало ли. Сотрудника и перекупить можно, и на жалость надавить, и нейтрализовать — масса вариантов. А вот техника непредвзята, и взять под контроль бесчисленные камеры не под силу и самому башковитому взломщику. — Это радует, — довольно кивнул промоутер, чуть откидываясь на кресле. — Тогда можешь идти. Азума уже дошёл до двери, когда до него донёсся беспечный голос: — Ах да, забыл сказать. Стервятника больше можешь не ждать, он не появится. — С чего меня вдруг это должно волновать? — спустя несколько секунд небрежно бросил парень через плечо, очень надеясь, что звучит достаточно правдоподобно. Пусть мир треснул и осыпался осколками у его ног в этот момент, но проклятый Тамаки не должен об этом даже догадываться, не то что видеть. — Ну, он же вроде с тобой жил, вопреки всем правилам. Я подумал, мало ли ты начнёшь к нему привязываться или он решит воспользоваться ситуацией и убьёт тебя во сне. В общем, понаблюдав немного за мальчишкой, я принял решение о его временном отстранении. Когда я удостоверюсь в твоей полной лояльности и в его психическом здоровье, тут же верну. Сам понимаешь, я предпочитаю перестраховываться и при столь мизерных вероятностях. — Мне, конечно, насрать, но я б его сразу пристрелил. Этот чёртов смертник и психическое здоровье — несовместимые понятия, — хмыкнул Генкаку и, не намереваясь продолжать эту беседу, вышел за дверь. В комнате, куда он вернулся неспешным шагом, было так же пусто, как и в душе. На удивление не хотелось ни орать, ни устраивать погромы, ни выкидывать шмотки невезучего мальчишки. Это был не просто конец, это был финал. Всё, нет никакой надежды, да и не было никогда. Не для него, не для них. Стоило ли вообще на что-то рассчитывать? Не зря он так долго отрицал свою идиотскую привязанность к мелкому идиоту, как знал, к чему все приведёт. Как будто с первого раза не уяснил, чем заканчивается его привязанность к питомцам, будь то кошка или её человекоподобный аналог. Такой же беспомощный, безропотный и бесполезный. Даже если этот придурок ещё жив, когда они увидятся в следующий раз, гробовщику уже будет на это наплевать. Тамаки проследит непременно. Поэтому… Пройдясь по комнате, бывший монах рассеянно цапнул первую попавшуюся бутылку с отремонтированных полок за барной стойкой, достал из ящика многообещающий пакетик с белым порошком и, прихватив пепельницу, уселся на диван, с непривычной тщательностью разложив перед собой все предметы. Итак, промоутеру нужен прежний Генкаку Азума. Бешеный психопат на коротком поводке, подчиняющийся только тому, в чьей руке этот поводок и находится. Значит, чтобы вернуть Йори, он должен стать именно таким, причем искренне, ни на что больше не надеясь. Так что выход только один — дать ублюдку желаемое. Забыться в наркотиках, алкоголе и родном сумасшествии, которое нетерпеливо шаркает ножкой, ожидая его возвращения. — Ну что, суки, держитесь за воздух, — отчётливо произнёс гробовщик и, прикурив, безумно расхохотался. Больше его рассудок ничто уже не удерживало, а это значило, что будет весело.