Земляничный бриз

С криком, вырывающимся из горла, я села на кровати, и прикрыла ладонями рот, будто это могло как-то приглушить уже прозвучавшее. Едва ли не сразу же я услышала стук в дверь. Пытаясь утихомирить, сходившее с ума сердце, я пошла открывать, и так зная, что там Эйден, который сейчас завалится ко мне спать. — В чём был смысл отдельных номеров, когда ты всё равно спишь в моей кровати? — стараясь звучать недовольно, проговорила я. Я прочистила горло и попыталась высмотреть во тьме стакан с водой, чтобы избавиться от противной сухости в горле. — А может я за неделю привык спать с тобой? — парень по-хозяйски прошел в номер. — Ты чего орёшь? Или это пение? — Стараюсь подражать Билли. — Боюсь тебя расстроить, Делакруа... Я ловко подняла ногу и ступнёй ударила его по заднице. И сразу же пожалела. Вчера после ночной тренировки в тренажерке с прилётом в Гренобль в номере отеля у меня случилась судорога. Не такая сильная, как бывало, но отходила я от неё практически час, а боль при движении оставалась и сейчас. С трудом можно вспомнить крайний день, когда у меня ничего не болело — боль стала хронической и ничерта не излечимой, хотя миостимуляция, вакуумная терапия, компрессоры и попытки в здоровое питание и полноценный сон пытаются способствовать уменьшению боли. И тем не менее — она постоянный спутник. В детстве судороги были большой нашей проблемой. Моей, отца и остальных, кто прикладывал руку к нашей с Луи спортивной карьере. Сейчас же это только моя проблема. — Ау, ау, ау! — зашипел Эйден. — Там и так синяк на каждом квадратном сантиметре! — Тише ты, — прошептала я, залезая обратно в кровать, оставив место для парня. Я знала, что у него начались какие-то мутки с Джейсоном Брауном. Сначала я своим глазам не поверила, когда они отдельно от нас сели в столовой на первом этаже отеля, а потом я начала замечать того Эйдена, который появляется, когда тот поуши влюблён: внимательный ко всем, практически без язвительных шуток, и что более важно — без остатка отдающийся на льду. Ничто так не влияет на экспрессию, как влюблённость или разбитое сердце. Два плюс два сложить не трудно. Трудно только осознать, что Джейсон Браун реально может встречаться с кем-то как наш Эйден. Это то же самое, если бы я встречалась с Женей Медведевой — немножко сюрреалестично. Но тем не менее, у них что-то происходит. Я не задавала вопросов, но очень хотелось узнать, как реагирует Джейсон, когда Эйден сбегает каждую ночь спать со мной. Объясняет ли он, что у меня с головой не всё в порядке? И... Будут ли в этом сезоне слухи про наши отношения? Если Эйден и Джейсон скрываться не станут, то о нас слухи вряд-ли появятся. Но тогда для СМИ больше разгона будет тема меня и Билли, что не намного лучше. Каждый мой кошмар был об отце. Акклиматизация в Гренобле прошла быстро и успешно, и я быстро смогла восстановить режим сна, но легче спать от этого не стало, казалось, вообще только хуже. Я так ждала возвращения во Франции, и так ненавидела это место сейчас. Единственное, что меня занимало в эти дни — жажда победы. Я просто хотела порвать ту российскую пару. Я хотела, чтобы о нас говорили. Я хотела, чтобы нас фотографировали. Чтобы мне было, что сказать после «Меня зовут Эйвери Делакруа, я действующая спортсменка сборной США по фигурному катанию». Все говорят о них, о Мишиной с Галлямовым, они едва вышли из юниоров и сейчас будут покорять вершины, а нас даже как их потенциальных конкурентов не упоминают. Я хочу заявить о себе. Эйден только присел на кровать. Я вздёрнула бровь, но в темноте он бы этого не увидел. — Ты ведь не пила таблетки в туре? — Нет. — И как ты спала? — С Билли. — Как сейчас со мной? — Нет. Мы были ближе. Я почувствовала как мои щеки загорели. Намного ближе. Я еле сдержала порыв рассказать ему обо всём — решила сейчас просто заткнуться, а потом над этим подумать. Но для начала было бы неплохо и самой разобраться, что происходит. Это был максимально плохой выбор — сбегать тогда из гримёрной. Ну увидела бы она, что я плачу... И что бы изменилось? Наоборот, она бы поняла, как сильно я волнуюсь за наши отношения с её братом. И за мою работу. Я сбежала, не желая показывать свою слабость, но в предыдущую ночь я показала почти всю себя. Привычка быть сильной и доминирующей... Изничтожает меня. Она ведь мне нравится... Я влюблена, чёрт возьми, я влюблена в эту девушку, тогда не стоит ли научиться доверять? Хотя бы ей? Иногда кажется я на такое никогда не буду способна. Может я всё-таки придумала свою влюблённость? Как я могу хотеть быть с человеком, но бояться плакать перед ним или открыто говорить о чувствах? Утром первого ноября прошла первая — и последняя — тренировка парников на льду, а вечером мы уже заняли второе место после короткой программы с 73.77 в турнирной табличке. Мишина и Галлямов обошли нас почти на три балла, но тем не менее... Не было смысла скрывать мой восторг. Всё ощущалось будто фестиваль: люди, плакаты, билборды у входа в арену. На общем сборе в конференц-зале я чуть не запрыгнула Кевину на шею, когда увидела его черноволосую макушку. Эйден не выпускал из рук камеру, а сам не отходил от Джейсона; милашки. Из тренерского штаба с нами прилетели двое — мама Эйдена и Раф. На сезон было заявлено два тренера и три хореографа. Одним из хореографов был папа. Вторым — Раф, бывшая партнёрша папы. По-сути она принимала активное участие в постановке программ, поэтому было бы нечестно не внести её. И третий — Паскуале, штатный хореограф LAFSC, который общался с Раф и папой, собирал программы по кусочкам, но в отличие от тех двоих имел возможность дать нам подзатыльник, когда мы из раза в раз «выводили недостаточно лёгкости из кончиков пальцев». Мамы на арене не было, да это и не так удивительно. Их с отцом билеты заняли два друга Хьюдсона — сидели с такими лицами, будто тот их насильно притащил, но если это так и есть, то это очень мило. Сам же Хьюдсон то сидел как снеговик втянув голову в пуховую куртку, то кричал и махал флагами, подбадривая абсолютно всех фигуристов. Социофобия его боялась. Арена была заполнена едва ли наполовину, поэтому фигуристов без вопросов пропускали посмотреть на другие категории: мы с Кевином приходили посмотреть на танцы на льду, где я равно болела и за Мэддисон с Эваном и за Габриэллу с Гийомом, а Эйден с Джейсоном, казалось, приходили вообще на всё, куда только успевали. А меня узнавали на трибунах. И это безумно приятно. Боже! Я такая тщеславная... Утро второго ноября началось со стука в дверь и взъерошенных кудряшек Эйдена. Мы собирались в моей комнате, где он выпрямлял волосы, а я красилась и подбирала одежду на тренировку, будто это на что-то сильно влияло. Но на тренировках тоже присутствуют репортёры, а мне хотелось, чтобы мы с Эйденом сочетались. Природа одарила нас приятной внешностью, его ещё и харизмой, а меня упорством, так что осталось это всё умело подчеркнуть и мы станем брендом. — Мне больно смотреть, как ты убиваешь свои волосы, — сказала я, пока, отвернувшись, переодевалась в тренировочную одежду. Эйден махнул своими розовыми локонами в негодовании. — Если их не выпрямлять они выглядят как хаос. — У Джейсона тоже кудряшки, тебе не нравятся? — Меня вообще не волнуют, как выглядят люди, но меня волнует, как выгляжу я, — сухо ответил он. И это правильно. Лучше пусть чрезмерно заботится о своей внешности, чем имеет стрижку школьника как у Галлямова. Не нам судить, но мы обсудим. — Как прошёл вчерашний вечер? — спросила я. — Мило, — ответил парень. Они с «компанией» ходили в бар при отеле отметить успех после короткой программы, но, как я слышала, там чуть не завязалась потасовка, и что-то мне подсказывает одним из её участников был мой розововолосый партнёр. — Ничего интересного не произошло? — Нет, — кратко ответил он. — Или ты хочешь все подробности ночи услышать? Я отрицательно промычала и начала скидывать вещи в спортивный чемодан. Шторы были завешены, но Эйден включил лампы на стене. Я подошла к столику, за которым разместился парень и начала затягивать волосы в тугой высокий хвост. Чем бы я ни занималась, я постоянно думала о том, что мне делать, когда вернусь домой. Возможно, стоило бы ей сейчас написать. Что-то, что бы дало ей понять, что я не просто воспользовалась ей. Это ужасно. Я так боялась, что она будет мной играть, что по сути поступила точно так же. Мы взяли наши костюмы, вещи и встретились с остальными парниками внизу, после чего трансферный автобус доставил нас до арены. Эйден, казалось, за два дня здесь подружился со всеми фигуристами — со всеми парниками уж точно. Я же по возможности ни с кем не разговаривала. Меня начинало потрясывать. Утром тренировка на арене, потом обед там же, подготовка к соревнованиям и сами произвольные программы — у нас не будет времени вернуться в отель, а значит мы сейчас заходим внутрь, а выйдем уже с медалями. Я начала перебирать пальцами в призрачных попытках успокоиться, но в итоге Эйдену пришлось накрыть мою ладонь своей, чтобы я не устроила истерику прямо в автобусе. У меня защемило сердце от того, как мне с ним повезло; был бы ещё немного потише — цены бы не было. Ноябрьский ветерок пробирался за ворот кофты team usa, и мне пришлось остановиться, чтобы задёрнуть молнию; Эйден на ходу подхватил ручку моего чемодана и покатил за собой в сторону арены, не отрываясь от разговора с Раф. Я думала её присутствие будет меня успокаивать, всё-таки старый друг семьи как-никак, но, казалось, меня сейчас ничего кроме таблеток успокоить не могло. Огромный груз ответственности придавил меня, не позволяя ни вдохнуть, ни отключиться, и я просто текла по течению. Несколько раз порывалась написать Билли; боже, как же мне хотелось просто к ней... У Эйдена, хоть тот и выглядел самым уравновешенным из нас всех, казалось, тоже начинали сдавать нервы. На тренировочном льду мы едва ли не столкнулись с — какая неожиданность — Мишиной и Галлямовым, и девушка, тормозя, чуть не прорезала мне леггинсы, а вместе с тем и ногу. Такое случается, бывает, честно. Но через секунду после того, как убедился, что я цела, Эйден подъехал к бортику, где остановилась российская пара у своих тренеров, и, ухватившись двумя руками за воротник футболки Александра, зашипел что-то ему в лицо. Я поспешно отвернулась, стоя у другого края борта рядом с хореографом, пока Марта побежала помогать разрешать конфликт; из-за реакции Эйдена у меня и у самой гнев начинал нарастать, но я заняла себя растиранием мышц, которое периодически переходило в тихое, но не менее агрессивное избиение своих ног, но никто не обращал внимания. В какой-то момент моё предплечье крепко сжали — это был партнёр; его лицо дёрнулось, и я выпрямилась — видимо, ему были не по душе мои методы массажа. Марта продолжала причитать, а я легко оттолкнулась зубцом и, чуть подъехав к парню, обняла его. Тот обхватил мои плечи в ответ и легко уткнулся носом в мои волосы. Если внутри него сейчас ярость — то её можно снять только объятиями от правильного человека. Наверное. Мне так кажется. Я легонько ударила кулаком ему по спине, чтобы самой выпустить гнев. — Они меня выводят, — сказал Эйден матери. — Играла наша музыка и мы тренировали прокат. Какого чёрта они лезли под ноги? Марта ничего не ответила, а Раф на французском промормотала нам, чтобы мы «няшились» после и без того короткой тренировки, поэтому я отстранилась и мы продолжили наматывать круги по периметру, уже ловля на себе косые взгляды. Ура. Так даже веселее. Наверное. Друзей в сборной найти можно разными способами. Первый: вы из одного города или хотя бы штата. Так у нас есть Старр, которая, кстати говоря, тоже участвует на этом этапе. К сожалению, кроме Старр во всей Калифорнии больше не набралось фигуристов. Второй способ: вы попали в сборную в одном сезоне и у вас обоих не было друзей. Так мы подружились с Алисой. И третий, самый надёжный: иметь безумно экстраверного партнёра, который сам найдёт вам подругу и подружит вас. Так я начала общаться с Мэдисон и Эваном. Эйден ещё на прошлых национальных затащил нас на что-то наподобие двойного свидания, только свидание было у Мэдисон и Эвана, а мы так, за компанию. И тем не менее, сейчас в моей гримёрке, пока я замазывала татуировки тональным кремом, была команда поддержки в лице ребят, которые уже час назад взяли своё серебро в танцах на льду. На всю играли песни Тейлор Свифт, а я старалась не подавать виду, что меня сейчас стошнит от волнения. На арене гремела музыка, а под плотную ткань форменной кофты пробирался бодрящий холод. У выхода на лёд сняв с лезвий защитные чехлы, я их поцеловала на удачу, рассеянно слушая что-то, что говорила Марта. «Соберись, Делакруа, твой отец тебе не простит провала» — меня тряхнули эти слова Раф, но привели в чувство. Не жалость, а удар мне нужен. — Пожалуйста, поприветствуйте! — произнёс комментатор, и нам пришлось отлепиться от бортика. — Представляя Соединённые штаты Америки: Эйвери Делакруа и Эйден Корнелл. Наше замысловатое рукопожатие на удачу — удивлена, что я от страха его не забыла. Так. Теперь на центр. Заметила ямку во льду, и по спине пробежала дрожь от иррационального страха, что лезвие попадёт в эту ямку и я сорву прыжок или того хуже — упаду на ровном месте. Соберись, Делакруа. — Мы на Гран-при, бейб. Мы уже крутые, — проговорил Эйден. Мы встали в начальную позицию, и я уже не успела ему ничего ответить. Но я и не хотела ничего отвечать, мне всегда такие мотивационные речи казались нелепыми. Мы ещё вообще не крутые. Крутыми мы будем, если сегодня обойдём главных фаворитов. Заиграла композиция, и всё, что заняло мою голову — программа. Поворот, ровная спина, выкрюк назад-наружу и тройной флип, выброс тройной лутц... Помарка, неровность, едва нащупала ладонь Эйдена на поддержке. Поворот, ещё... Хореографическая часть. Я снова вижу лицо Эйдена и сразу спокойнее, и спокойствие сохраняется пока мы делаем шаги в вальсовой позиции. Выпрями спину, мать твою, Делакруа, ты вальс танцуешь. Одна часть музыки сменяется другой; склейку делал Финнеас. Снова приходится разделиться. Синхронность? Надеюсь мы синхронны... Боже, пожалуйста. Раф так права, меня не для того растили, чтобы я продула у себя дома. Мы практически здесь, я пахала столько времени... Финальный аккорд, музыка замолкает и мои кулаки взлетают в воздух, Эйден что-то радостно кричит, а я вплетаю пальцы в туго затянутые волосы. Мне надо побыстрее всё это смыть, и в кровать — я сегодня сплю победительницей. Мы сделали реверансы — тоже замысловатые, будто бы в 18 веке; мы хотели чтобы нас запомнили. — Твою ма-а-ать, никто ни разу не упал, мы нахуй разнесли всех, Эйвери, мы сегодня самые крутые, я отвечаю. Дыхание перехватило, и я не сразу осознала, что это не от радости — я не могла дышать, и наклонила лицо вниз, максимально ненавязчиво спрятавшись от камер, пытаясь вдохнуть или выдохнуть. Не получалось. Паника. Несильно ударила ладонью в грудную клетку, но, казалось, почти не помогло. Паника наростала, пока Эйден не прошептал мне, чтобы ехали к выходу, а то дадут дедакшн. Не знаю, когда и кто заметил, что мне нехорошо, но первее чехлов на коньки мне в рот попал ксанакс. Теперь уже не важно, соревнования окончены. Баллы лучшие в нашей карьере, пока это большее на что можно рассчитывать. Но я забыла радоваться; таблетки подействовали быстро, и во время оглашения баллов я смотрела только себе в колени, даже не подняв взгляд на экранчик перед нами. — Теперь всё зависит от Мишиной и Галлямова. Но мы уже забили себе серебро. Только сейчас у меня от радости начало щемить сердце, когда мы уже сидели на диванчиках у льда. Это так сюрреалистично... Серебро этапа Гран-при в двадцать один год, когда в шестнадцать я была уверена, что больше не зайду на лёд... Эйден растирал мне икры. Павлюченко и Ходыкин сидели на соседнем. Вероятно, мы их сдвинули на третье место; мы всё равно пожали друг другу руки. Меня начинало клонить в сон; я потерла глаза основанием ладони. Эйден отпустил мои ноги и, судя по тому как резко диван наклонился назад, откинулся на спинку. Я потеряла равновесие и устроилась рядом с ним. Мишина и Галлямов уже катали свою программу, и, в отличие от их соотечественников и Эйдена, я на лёд не смотрела. — Ты нормально себя чувствуешь? — спросил он. — Давай не здесь. — Почему? — Тут камеры. — Не думаю, что нас будет слышно. — Тут всегда всё слышно, Эйден, — я заставила себя посмотреть на парня. Он не выглядел обеспокоенным, но скорее всего это была просто игра на камеру — у нас есть картинка, которую надо поддерживать. И первый крупный пролёт был уже пять минут назад, когда мне подали ксанакс прямо из жёлтой баночки, не скрыв её ни в сумке, ни среди кофт. Хотя, скорее всего первый крупный пролёт — это всё ещё невынесенный приговор по делу, когда мой кулак преднамеренно прилетел в нос одному уебку. О чём, кстати, не забыл упомянуть Джонни Вейр пока комментировал на государственном телевидении нашу разминку перед короткой программой. Эйден обнял меня за плечо и притянул к себе. — Ты пойдешь на пресс-конференцию? — уже намного тише спросил он. — У меня есть выбор? — Конечно у тебя есть выбор, Эйв. Я склонила голову. Меня ужасно клонило в сон, но я не могла пропустить свою первую конференцию на этапе Гран-при. Я прикрыла глаза и устроилась поудобнее на его плече; только сейчас я почувствовала, что ноги накрыты мягким пледом. — Мне дадут пизды, если я тут подремлю пять минут? Над моим ухом послышался тихий смешок. — Потише. Тут же камеры. — Ты сам говорил, что тут ничего не слышно, — парировала я. — Боюсь у тебя нет пяти минут, — сказал Эйден, одновременно с прозвучавшим голосом комментатора на арене, который призывал слушать баллы спортивной пары. — Я и не заметила как музыка закончилась, — пробормотала я. — Redressez votre dos et asseyez-vous bien, — полышался сзади голос подошедшей Раф; за ней к нам шла и Марта. — Живот втяни, — перевела Эйдену я, парень покосился на женщину, а я не смогла сдержать широкую улыбку. — А ты не лыбься, как психопатка, — наигранно обиженно прошипел мне он. — За произвольную программу Анастасия Мишина и Александр Галлямов получают 129.97 баллов, занимая третье место по итогам произвольной программы, и в сумме — 206.56 баллов, что распологает их на втором месте, — раздалось эхом над ареной. Эйден подскочил с дивана с радостными воплями. Я тупо хлопала глазами. — Мы первые? — Мы первые! В голове было пусто. Блин, точно придётся идти на пресс-конференцию. Ночью у меня случилась ещё одна паническая атака. Таблетки остались у Марты в сумке. Эйден всю ночь отмечал наше золото и был недоступен. Я в тонком отельском халате прилегла на кафельный пол ванны, уткнувшись лбом в холодный камень, и пыталась вернуться в человеческое состояние. Остальную часть ночи я не спала. Мне нужны были ещё таблетки, наверное мне дали слишком маленькую дозу, поэтому я и смогла отсидеть пресс-конференцию и даже отвечала на вопросы. Но сейчас мне надо было больше. Успокоившись и сев на коврик у ванны, я начала прокручивать в голове события вечера. Мы прилетели за медалью, а взяли золото. Я забыла смотреть программу русских — они сильно лажали? Или это мы просто были очень круты? Повторится ли такое ещё когда-нибудь? Чёрт... Если бы мы не пропустили этап в Америке, мы бы вышли в финал, чёрт, чёрт, чёрт. Телефон лежал рядом со мной, а в голове крутилась навязчивая мысль посмотреть, что мне писали родные. Брат там... Билли, например. Я сложила руки на груди, а потом задумалась, почему я сижу под ванной, а не лежу в ней. Скинув с себя халат я быстро ополоснула с себя весь пот, вымыла волосы от лака и только после этого набрала полную ванну воды, и добавила пену. Под головой у ванны был удобный выступ, и я даже прикрыла глаза. Мерный шум струящейся воды уносил мысли, куда-то далеко от сегодняшнего дня. Я пролила несколько слезинок, когда моё сознание только прикоснулась к воспоминаниям об отце. А сегодня он бы мне гордился, сегодняшний день он бы праздновал, как Рождество... А в конце сказал бы, что я лохушка, что пропустила первый этап Гран-при. Но пропустила я этап как раз из-за папиной смерти. Лёжа в ванне я пересмотрела наши прокаты с американского телевидения и с французского, просмотрела прокаты Мишиной и Галлямова, отметила, что они вполне синхронно упали с тройного сальхова, хотя он был в каскаде, и оставшийся прыжок никуда не прицепили. Это и стоило им первого места. Отель предоставил кучу уходовой косметики, и я за ту ночь, все её испробовала, пытаясь улучшить самочувствие. Упорно не заходила в мессенджеры, но закинула в истории в Инстаграме пару фотографий, которые стырила с фанаккаунтов прямо с вотермарками фотографов. Буду я ещё им платить за мои же фотографии, пусть они сами мне платят... В какой-то момент я всё-таки зашла в мессенджер. Рядом с именем Билли горела циферка 1. Одно сообщение? Их было намного больше, я видела в уведомлениях... Жаль не читала. Но я думала, что прочитаю всё позже... Видимо, она всё удалила. Я равно вздохнула. Если она думает, что я ее использую?.. Блять. Я не знаю, что ей сказать. Я хочу разобраться с этим лицом к лицу. Я вернусь в Лос-Анджелис, утром буду с кофе в руках стоять у её дома, откинувшись спиной на дверь машины, потом мы проведём неловкий рабочий день, а вечером, сидя в той же машине, поговорим. Или вечером, когда мы только приземлимся, Мэгги позовёт нас с Эйденом на торт, как это было после национальных в прошлом году. И тогда я зайду к ней в комнату, и у нас тоже будет возможность поговорить. Я зашла в чат с ней. Единственное сообщение было: «поздравляю с победой. я горжусь тобой». Видимо, я не полностью успокоилась после недавних слёз, потому что одного «я горжусь тобой» хватило, чтобы снова пробить меня на эмоции. Я опять заплакала и отложила телефон на тумбу. Больше к телефону я не притрагивалась до самого вечера следующего дня, когда мы с Эйденом, Джейсоном и Старр в моём номере готовились к банкету. У меня было подготовлено чёрное обтягивающее платье в пол и украшения, которые мне прислали для рекламы. Я думала надеть что-то, что отдала мне мать, ведь её ожерелья выглядели намного дороже того, что прислал мне какой-то инстаграм-магазинчик на 90к подписчиков, но лишний заработок никому не мешал. А ещё я не хотела, чтобы она видела на мне свои украшения. Эйден выпрямлял волосы Старр, пытаясь объяснить ей, что её природные кудри это дар, а я пыталась сделать качественные селфи под светом заходящего солнца. Хьюдсон ждал меня у входа в отель — он мой «плюс один» на это мероприятие. Все фигуристы могли пригласить «плюс один», но не у всех были знакомые из Гренобля. Банкет проходил в ресторане отеля. Официальная часть была очень долгой, но я никогда раньше не присутствовала на банкетах после международных соревнований, поэтому с ровной спиной и изящно вздёрнутым подбородком я всё это время разглядывала спортсменов в красивых костюмах и старалась не выдать своё волнение. Зал был просторный, но достаточно теплый, и я сняла пиджак, обнажив мускулистые плечи и тонкие шёлковые бретели платья. Хьюдсон комментировал мне на ухо внешность фигуристов, а я сдерживалась, чтобы не ударить его, за некоторые его изречения. Единственная интересная мысль, которую я от него услышала — Косторная похожа на Билли. А ведь и правда что-то общее есть. В помещении было темно, но эта тьма меня успокаивала. В дальнем углу от входа стояла фотозона — единственное светлое пятно, — и именно туда меня потащил Эйден. Мой брат тоже поплёлся за нами, но проходя по залу, Эйден встретил какого-то знакомого — я даже без понятия кто это, — и отпустил мой локоть, поэтому я поплелась рядом с Хьюдсоном. — Эйден так лицемерит насчёт своих кудряшек, — заговорила я. Хьюдсон вздёрнул бровь; у нас это семейное, видимо. — Сам их выпрямляет, а другим говорит, что это их особенность и отличительная черта. Как ты думаешь? — Милый, — кратко ответил он. — Кто? — Эйден. — Я про его волосы спрашиваю. — Тоже милые. Я вздохнула. — Что ты сегодня ел? — Что-то ел. На завтраке в отеле. И потом ещё в вашем отеле в кофейню зашёл. — Хорошо, — я взяла его под локоть. Он накрыл мою ладонь своей. — Ты чего так трясешься? — Дни насыщенные. Он сжал мою ладонь и я подняла на него свои глаза. Парень улыбался. Мне нравилось, что сейчас у нас с ним одинаковые волосы — наш натуральный цвет. А ещё от него вкусно пахло одеколоном, неужели он научился пользоваться одеколоном... Я натянуто улыбнулась в ответ. — Хочешь напиться? — спросил Хьюдсон, останавливаясь в очереди фотозоны. Эйден по дороге где-то с собой подхватил и Нэйтена, видимо, уговорил запечатлеть этот день. Они стояли рядом, но мы с братом говорили по-французски. Нэйтен обернулся на меня, и я неуверенно помахала. Я всё ещё сомневаюсь, что достойна внимания таких людей. Слишком быстро это все развивается. — Нет. Нам завтра возвращаться в штаты. Лететь и так тяжело, с похмельем будет ещё труднее. — Ладно. Но если что, я всегда к твоим услугам. Эйден и Нейтан стояли в пол оборота к нам; я очень хотела влиться в разговор, я хотела, чтобы меня запомнили. Мы фотографировались с Нейтаном в прошлом году на национальных, но я боялась, что такого больше не произойдёт, что бы больше никогда не встретимся, поэтому та фотография была обусловлена моей паранойей. Сейчас же я хотела привлечь к себе внимание медиа, но обратив их взор на что-то положительное. Например, на дружбу с Нейтаном Ченом. Все эти схемы веками отрабатывались в сфере развлечений, и годами их применение я их наблюдала на Билли и Финнеасе. Я достаточно знаю, чтобы быть в состоянии самостоятельно вырастить из нас кого-то большего, чем просто спортивную пару сборной США. И если я поднапрягусь — всё будет нормально... По периметру зала распологались столы на шесть человек; за нашим посадили нас с Эйденом, пару канадских танцоров на льду, пару польских танцоров на льду, Николаса Надо и Хьюдсона по левую руку от меня. Но в таком составе мы отсидели только официальную часть, а как только все пошли фотографироваться, есть, пить и танцевать, все перемешались и потерялись. Сначала Хьюдсон сидел со мной, потом пошел «познавать культуру». Его блондинистая макушка мелькала то рядом с выходом в курилку, то вокруг Эйдена. В какой-то момент я упустила его из вида, а вновь нашла его — когда он обратился ко мне со сцены. С микрофоном. Он произнёс душещипательную речь, поздравляя меня с медалью на таком крупном соревновании, желая здоровья, везения, и упомянул отца, чем вызвал на моих глазах слёзы. Я за последний месяц плакала больше, чем за предыдущие три года... Пока он говорил, в зале стояла совершенная тишина, хотя французскую речь понимали далеко не все. Но это уважение... Меня поразило. Закончив, брат отдал микрофон молодому организатору, и спустился со сцены, направляясь ко мне. Тот организатор объявил, что сейчас самое время найти себе партнёршу для вальса, и Эйден ретировался, бросив Хьюдсону краткое «почему не на английском?» Хьюдсон обнял меня и пробурчал на ухо: — Потому что в школе хуево учился. — Как ты выпросил микрофон? — Да я особо и не выпрашивал. Объяснил ситуацию, построил глазки... Я снова хмыкнула, взяла его под локоть и повела к нашим столикам; по пути прихватила с подноса официанта два бокала шампанского. Мы присели, я поправила подол своего платья. Свет приглушили и снова заиграла музыка, и мы, как и все остальные сидящие, обратили своё внимание на тех, кто не ленился потанцевать. Я бы тоже может повальсировала, но Хьюдсон классические танцевать не умеет и не любит, а Эйден уже во всю кружился по залу с Алёной Косторной. Не удивительно, на меньшее он никогда не зарится. — Как у тебя с Билли? Я вздрогнула. У меня с Билли? — Ты о чём? — О твоей работе? О её ноге? — он потягивал шампанское, не отрывая взгляда от танцующих пар. — Весь интернет гудит о том, что у неё трабблы с лодыжкой. Всё ок? — Всё нормально, — я не знала чем занять руки, потому что взяла шампанское просто для видимости, поэтому достала телефон и начала просмотривать недавние сообщения. — Не существует полностью здоровых людей. — А её брат как? Кстати... — Тебе не о чем поговорить? — прервала его я. Хьюдсон сомкнул пальцы перед моим носом, попросив этим жестом замолчать. — Альбом Финнеаса. Я всё послушал... — Ты же попсу не слушаешь... — Много ты обо мне знаешь... — Я тебе скидывала песни Финнеаса, и ты сказал, что такое оценить не можешь, потому что не твои эмоциональные ценности и уровень... эрудиции? — я закатила глаза, а брат ухмыльнулся. — В готовом альбоме всё выглядит намного гармоничнее. Итак, я послушал и пришел к выводу, что все песни — любовная лирика, а лирический герой в них Финнеас, так? — Не так. Парень повернулся передом ко мне, облокотившись на спинку стула, а в левой руке держа уже почти пустой бокал. Он указал пальцем на меня. — Не так, потому что ты не хочешь признавать, что он сох по тебе? — Хьюдсон был явно горд своей догадкой. — Там в песнях трёх как минимум мелькает твой образ. Повисло молчание. Я смотрела на брата. Он на меня, с улыбкой. — Что ты от меня хочешь услышать? — Ты просила их релизнуть? Я вздёрнула брови. Я?! — С чего бы? — Драма-а-а, — протянул парень, копируя Криса из норвежского скама. — Мне хватает в жизни драмы. — И всё же? — Я просила их не выкладывать. Он не послушал. У нас был спор на этот счёт. — Видимо, твои аргументы не были достаточно сильны, раз он всё равно выложил. — Спор был после релиза альбома. Я не занимаюсь менеджерингом Финнеаса, я не знаю, что и когда он выкладывает. I don't miss you at all настолько искренняя и идиотски очевидная, что Клаудия не могла не заметить, что она про меня. Финнеас когда-то назвал нас с ним партнёрами по преступлениям, имея в виду нашу работу с его сестрой, и теперь меня не покидает мысль, что и Partners in crime тоже про меня... Ненавижу его за это. Сколько у него ещё таких песен про меня написанных в стол? Я ещё, идиотка, снималась в массовке в клипе Shelter, так как хотела внести какой-то вклад в создание альбома. Оказалось, я и без этого внесла немаленький вклад. — Because no, I can't recall your scent... Jasmine, Tuberose and Lily. Or your silly french accent... — напел Хьюдсон. — Закройся, — прошипела я. Финнеас эгоист чёртов. Хьюдсон наклонился к моему плечу, а через мгновение разразился смехом. — Мне кажется, самое время поменять тебе духи. Я задумчиво склонила голову, и втянула аромат. Жасмин, тубероза и лилия. Чёртов Финнеас. А Хьюдсон всё ещё заливался смехом.