Вмазался

— Господи, да ты влюбился! — восклицает Ямагучи и смотрит с таким восторгом, что сводит скулы. — Нет, — коротко отрезает Кей. Потому что он что угодно, но не влюбился. Цукишима предпочитает «вмазался», но даже в голове это звучит настолько пошло, что вслух он это ни за что не произнесет. Кей не думает, что практика будет простой. Если бы все было просто, ему не пришлось бы тратить несколько лет в университете, чтобы прийти к преподаванию математики. Математику Цукишима искренне любит, детей — не особо. Поэтому он с облегчением выдыхает, когда ему дают только старшие классы на те полгода, что он должен проработать для получения диплома. Со старшеклассниками хотя бы не придется нянчиться — у них на носу подготовка к экзаменам и поступление. Еще больше он выдыхает, когда Ямагучи берут практикантом в ту же школу. Так будет проще им обоим. Ямагучи после первой недели заливисто смеется и говорит, что, возможно, хочет попробовать остаться в этой школе после практики: он нравится ученикам, а они — ему. И дело, естественно, не в наполовину русской очаровательной преподавательнице по истории, на которую Ямагучи засматривается, открыв рот. Цукишима после первой недели говорит, что работать в школе сносно. И это лучшая похвала, на которую он способен, поэтому Тадаши искренне радуется такой оценке. Ученики Цукишиму не то чтобы любят, скорее трепетно побаиваются, и потому не шумят, пока он зачитывает материал или объясняет, как использовать логарифмы. Некоторые девочки пару раз подкидывают ему записки с признаниями вместе с домашними заданиями и потом строят глазки на уроках, но Кей считает себя достаточно профессиональным и квалифицированным, чтобы игнорировать такие моменты собственной работы. И совершенно не понимает, как все доходит до того, до чего оно в итоге доходит. Куроо Тецуро не кидает ему записок с признаниями, зато с удовольствием принимает участие в уроках и пару раз даже смеется с математических шуток, которые Кей вкидывает мимоходом в процессе объяснений, но ученики не понимают их из-за недостатка знаний. Куроо Тецуро дышит свободой, общается со всеми на переменах, носит слишком короткую для соблюдения школьных правил юбку и криво завязывает галстук, из-за чего пару раз получает замечания от Кея за неподобающий внешний вид на занятиях. Короткие черные волосы скорее напоминают гнездо, и Цукишима без понятия, знает ли Куроо вообще о том, что такое расческа. Полнейшая катастрофа с жуткой жаждой знаний и идеальными отметками по, Кей проверял в учительской, всем предметам. Цукишима пропускает тот момент, когда начинает выделять ее среди остальных учеников. Возможно, это начинается тогда, когда она единственная решает в контрольной квадратные уравнения по Виета, а не через дискриминант. Возможно, когда подходит после урока, чтобы спросить про математическую индукцию, которую Кей мельком упоминает во время объяснения новой темы. Возможно, когда он слышит ее отвратительный, похожий на крик гиены, абсолютно не женственный смех на перемене. Цукишима пропускает момент, когда начинает выделять ее, и замечает капкан только тогда, когда не может оторвать от девчонки взгляд. К сожалению, замечает не он один — Ямагучи слишком хорошо знает своего друга, чтобы пропустить такое. Цукишима заходит в бар вечером среды. В портфеле аккуратно разложены непроверенные тетради, учебный план и незаполненные отчеты для администрации, которые надо сдать к пятнице, но он устал и хочет выпить. Кей садится за бар, упираясь коленями в стойку и секунду медлит, прежде чем заказать напиток. Обычно он бы взял молочный калуа, чтобы расслабиться и насладиться вкусом. Сейчас настроение только повеситься и жесткий комок в горле, который срочно нужно запить чем-то горько-противным. Он заказывает себе большую кружку темного пива и кривится с первого же глотка. То что надо. Завидев знакомую черную макушку среди посетителей, Кей протирает глаза под очками и думает, что сходит с ума, раз Куроо видится ему уже везде. Но видение не растворяется даже после этого. Видение широко ухмыляется и подсаживается на соседний стул, ставя на стойку бокал с чем-то явно крепким. — Пьете посреди недели, Цукишима-сенсей? — лукаво спрашивает она, откинувшись на стуле. Кей думает, что Куроо ничуть не похожа на школьницу. Броский макияж — отчетливо подведенные глаза и ярко-красные губы — определенно прибавляет ей пару лет. Неформальная одежда — растянутая футболка с какой-то рок-группой, черные джинсы в обтяжку и массивные берцы — идут куда больше школьной формы. Цукишима замечает пирсинг: несколько украшений в ушах, кольцо в губе и шарики в брови — в школу Куроо их не носила, только самые обычные сережки. Куроо высокая, всего сантиметров на пятнадцать ниже него, а в берцах и того меньше. Кей не удивлен, что с ее кошачьей харизмой у нее даже не спросили документы, да он и сам, впервые встретив здесь, скорее принял бы за погодку. — А тебе нет двадцати. — Настучите родителям? — хмыкнув, спрашивает Куроо, и подносит бокал ко рту, чтобы сделать очередной глоток. Цукишима совершает над собой усилие, чтобы отвести взгляд от ее шеи. — Да, — коротко отвечает он, абсолютно точно понимая, что никому он стучать не будет. А определенно стоило бы. — Врете, — тут же парирует она и ставит стакан с ярким отпечатком помады на стойку. По щекам разливается пьяный румянец, а ее улыбка становится чуть более искренней, чем обычный оскал. — С чего бы? — Кей поправляет очки, думая, что попался. Слюна вязко перекатывается во рту, комком опускаясь в горло, и Цукишима чувствует острую нужду запить происходящее. Горький алкоголь трезвит, потому что градусов в Куроо Тецуро явно больше, чем в пиве. — Я вам нравлюсь, — нагло заявляет она, облокачиваясь на стойку и подпирая подбородок кулаком. Кей едва не давится пивом, лишь на чистом упрямстве сохраняя лицо. В глазах у Куроо танцуют бесы. — С чего ты взяла? — Цукишима приподнимает одну бровь, стараясь выглядеть невозмутимо. — Больше с вами на уроках никто интегралы не обсуждает, — и смеется. Кей выдыхает, успокаивая себя тем, что просто все неправильно понял. Глаза у Куроо горят так, будто все он понял правильно. Сидеть у барной стойки вместе с несовершеннолетней ученицей абсолютно недопустимо по всем нормам морали и закона, но кажется настолько естественным, что Кей позволяет утянуть себя в разговор. Во всем виноват алкоголь — убеждает он себя и отпивает еще, лишь бы видение не закончилось. Он абсолютно трезв, но сознание плывет, как от бурбона. Куроо показывает ему язык на очередное саркастичное замечание, и Цукишима чувствует, как у него перехватывает дыхание. Он не может оторвать взгляд от шарика пирсинга в языке и шумно сглатывает. Сознание бьет тревогу, а сердце колотится, потому что нельзя, нельзя сексуализировать несовершеннолетних учеников. Куроо ловит его обескураженный взгляд, будто это самая естественная вещь на свете, нагло ухмыляется и начинает изредка облизывать губы, выставляя пирсинг на обозрение. Когда помада стирается почти полностью, Кей переводит панический взгляд на часы и бросает деньги за двоих на стойку. — Уже поздно, а завтра нам обоим на занятия. Идем, я тебя провожу, — и тут же мысленно материт себя за идиотское предложение. Это все алкоголь — повторяет он себе. Это все алкоголь — повторяет он себе, когда Куроо утягивает его в темный переулок, прижимает к стене, хватает за галстук и целует так, что из глаз сыплются звезды. Портфель падает к ногам, когда он зарывается пальцами в короткие лохматые волосы и отвечает, размазывая остатки помады по своим губам. Куроо сплетает языки, прижимается ближе, и Кей чувствует привкус металла от пирсинга и виски. Цукишима кажется себе глупым мальчишкой, попавшим в лапы пантеры, потому что получать болезненный стояк в двадцать два от одного поцелуя — точно ненормально. Куроо только сильнее прижимается бедрами и едва не стонет, когда Кей кусает ей нижнюю губу. Не до крови, но достаточно болезненно, в наказание. Куроо в восторге, хочет большего и царапает плечи сквозь рубашку короткими ногтями. Очки мешаются, воздуха не хватает. Цукишима понятия не имеет в какой момент сам начинает прижимать Куроо к стене, когда она закидывает ноги ему на бедра, а он подхватывает. Из-за дополнительной опоры — бетонной кладки — вес на руках чувствуется не так сильно, но целоваться гораздо удобнее, потому что лица наконец находятся на одном уровне, и Куроо больше не надо стоять на цыпочках. Ее руки жадно гуляют по спине, шее, треплют волосы, будто стараются охватить все сразу, и Кей теряется в ощущениях, позволяя делать с собой все что угодно. Будто раньше он мог ей отказать. Когда они наконец отстраняются, Куроо, слегка пошатываясь, встает на ноги и улыбается настолько счастливо, что у Кея возникает ощущение, что она вот-вот начнет мурчать. — Не забудь про тест на следующей неделе, — хрипло выдавливает из себя Цукишима, и Куроо смеется. Пронзительно, искренне, совершенно не женственно. — Если напишу плохо, вы назначите мне дополнительные занятия? — игриво тянет она и подмигивает, снова разражаясь смехом. — Только попробуй, — хмыкает Кей, подбирая с земли портфель. — Значит, напишу на высший балл и приду за вознаграждением, — она зеркалит усмешку, а затем подходит ужасно близко и большим пальцем вытирает отпечаток помады у самых губ Цукишимы. Он замирает, завороженный, чувствует, как по спине бегут мурашки. И не успевает среагировать, когда пальцы ловко переходят на галстук и срывают его, ухватив за узел. Лишь ошарашенно моргает. — А это заложник, — она победно машет жертвой, затем быстро целует в щеку и убегает, напоследок крикнув: — До завтра, Цукишима-сенсей! Кею остается только покачать головой с глупой улыбкой на лице и пойти домой. Следующий тест Куроо действительно пишет идеально. Приходит на занятия в его галстуке, за что ее едва не отстраняют от уроков, ухмыляется и всю контрольную вызывающе играет с тканью, то накручивая на кулак, то поправляя узел. Цукишима улыбается уголками губ, выводя на листе сотню красной пастой, и с нетерпением ждет следующей встречи с катастрофой. Его катастрофой.